Кукла

Сначала не было причин задуматься об этом. А затем он увидел приращённую лапу зверя вместо человеческой руки. С ним долго билась Гранат и на тысячу слов – звери к людям ближе, чем она – не произнесла ни одного. И теперь в каждой туше подбитого в бою зверя Лакрица замечает потенциальный набор частей: какие зоркие глаза, настолько острые когти, не схватившиеся трупным окоченением мышцы. И первыми он выбирает глаза, надрезав связочную петлю – удобная анатомическая схожесть – и положив в смоченный холщовый мешок. Заклинанием вправляет их трупу – всё та же схожесть, Лакрица ей рад – взамен замутненным блёклым белкам. Оно помогало ему для сращивания оторванных конечностей – в самом начале, когда выбор ограничивался единицами, а не десятками-сотнями. Желтая выпуклая радужка смотрит на него. Он в ней отражается, мучающийся почти первобытным страхом: это же не зверь, ха-ха, что это… неспокойно. Звери не поддаются разложению так скоро, есть в них что-то магическое. Глаза продолжают зорко резать тусклую комнату, пока Лакрица рассекает кожу и мышцы от грудины к лобку. Извлекает кишечник, разрезав брыжейку как старый лоскут ткани – в петлю и лезвием вверх. Дурно пахнущий и пронизанный чернотой некроза ливер любят собаки. Те же звери, но готовые за подношения из подобного дерьма служить. На вкус это в лучшем случае как повидавший виды сапог. Лакрица тоже рад служить за такое дерьмо. Он скидывает в железный таз внутренности: влажно чавкает оставшаяся жидкость, несвернувшаяся кровь – и отпихивает ногой ближе к двери. Подшивает печень к диафрагме. Забивает брюхо соломой, грубо сшивая нитью из жил живот. А о соломе не сразу догадался. Не сразу, – Лакрица тянет губы в улыбке и ловит тихий смешок. – Сначала клал камни, от тяжести они падали, расходились швы, раскрывалось изувеченной искусанной пастью нутро. Затем набивал тряпками, тянущими все оставшиеся в трупе соки, становился ссохшейся мумией, неповоротливой. Но, – Лакрица достаёт с полки куклу, сжав в измазанной ладони, почерневшими ногтями. – Даже из личных проколов можно выдавить толику опыта. И труп со звериными глазами в самом деле видит в темноте. И труп со звериными глазами в самом деле пугает не только его: Гранат отшатывается, как от яркой вспышки, собравшись в напряженную крепкую стойку. Тогда Лакрица срезает цветастую бронированную шкуру, ломает череп, добираясь до острых крепких рогов. Дергано и торопливо пихает ногами лапы упавших на землю зверей под нетерпеливые взгляды: Сумасшедший. Выполняй свою работу. Куда лезешь. Распиливает твердую грудину, разводит ребра – скрипят хрящи у позвонков, – вскрывает плотный мешок сердца с пучком пустых, зачищенных родниковой водой сосудов. Тёмная Королева снисходительно-заинтересованно смотрит на его тварей. Но просит не переусердствовать, когда он показывает очередную химеру с натужно бьющимся звериным сердцем. Лакрица готов поклясться о мелькнувшем в её глазах смятении, непонимании – чужеродном и новом. – Я подарю тебе новое сердце, я подарю тебе новое сердце, – не унимается весь день Лакрица. Измеряет грудную клетку Гранат, надежно защищенную одеждой: здесь нужно вычесть два, а тут вычесть три. Гранат раздраженно вздыхает, но не отпихивает. Звериные сердца не подвластны Тёмной Королеве.