Someone like you

Громкий крик нарушил ночную тишину просторной квартиры. Пытаясь отдышаться, Т/и сидела на своей постели. По спине россыпью прошлись мурашки ужаса, а ладони мгновенно вспотели. Где-то в коридоре загорелся свет и быстрые шаги стали приближаться к спальне. Дверь осторожно распахнулась и на пороге появился темный силуэт. В одно мгновение он пересек расстояние до кровати Разумовской, опускаясь на ее край. — Что случилось? — обеспокоенный бархатный голос обратился к девушке. Тонкие холодные пальцы прикоснулись к разгоряченному лбу Т/и, поправляя с лица прилипшие от пота т/ц/в пряди волос. Дыхание сбилось и восстанавливаться не спешило, сердце бешено колотилось, а кровь застыла в жилах. Дрожь прошлась по всему хрупкому телу, а глаза пытались уловить в сумраке темной комнаты знакомые черты лица. — Пап, мне кошмар приснился, — голос дрожал, а на глазах появились слезы. — Ну, тише, тише, все в порядке, я рядом, — Разумовский притянул в свои объятия дочь, гладя ту по спине, пытаясь хоть немного успокоить. Зарывшись носом в рыже пряди, Т/и вдыхала приятный аромат шампуня отца, пытаясь унять дрожь. — Давай пойдем к нам спать? С нами теплее и совсем не страшно, — предложил Сережа, замечая насколько холодные у дочери руки. Получив кивок, он подхватил ее на руки и понес в свою с Олегом спальню. Разумовская прижималась к нему, никак не понимая, мерещится ей он, или все вполне реально. Пытаясь надышаться его запахом, она утыкалась носом в изгиб молочной шеи, покрытой веснушками. Сергей хотел было опустить Т/и на большую кровать, на которой уже лежал Олег, откинув одеяло в приглашающем жесте, однако девушка так крепко вцепилась в плечи отца, что его кожа под ее пальцами сначала побелела, а потом покрылась красными пятнами. В ее голове появилась навязчивая мысль, что если она сейчас его отпустит, то он точно исчезнет навсегда. — Т/и, отпусти меня, пожалуйста. Я здесь, я не уйду никуда, — пытался оторвать от себя цепкие руки Сережа. — Солнышко, ты чего? Иди ко мне, — вмешался Волков, помогая стащить Разумовскую с рук возлюбленного. Но она так просто не сдавалась. За своих родителей она была готова сражаться с кем угодно, цепляться и держаться за кого угодно и сколько угодно, только бы не расставаться с ними никогда. Она не хотела, чтобы они исчезли из ее жизни. Они слишком много для нее значат, слишком много места занимают в ее сердце, слишком сильно ее любят. И она их любит безмерно. — Малышка, я прошу тебя, отпусти хоть на мгновение, я просто лягу рядом, даже отходить никуда не буду, — рыжеволосый отчаянно пытался уговорить дочь разжать мертвую хватку. — Папа Олег тут тоже, мы никуда не денемся от тебя, слышишь? Первая горячая слезинка капнула из т/ц/г глаз на оголенное плечо Разумовского. — Посмотри на меня хотя бы, — взмолился он, беспокоясь за состояние Т/и. Девушка подняла голову и взглянула в лицо Сережи, но руки так и не разжала. Даже в темноте можно было разглядеть полные слез, боли и страха глаза бедной девочки. Что же так сильно напугало ее? — Я здесь, все хорошо, — Разумовский поцеловал дочь в лоб своими горячими сухими губами. — Тебе, может, водички принести? — Нет, не уходи никуда, пожалуйста, — новые соленые ручейки скатились по бледным щекам. — Я не уйду, нет, я останусь с тобой, — поспешил заверить ребенка Сережа. — Олег, принеси, пожалуйста, воды и успокоительного, на всякий случай. Волков незамедлительно встал с постели и направился в сторону кухни. — Помнишь, как в детстве я тебя на руках таскал каждую ночь почти что? — Сережа улыбнулся воспоминаниям. — Мы тогда тебя только забрали из «Радуги», и ты боялась спать одна. У нас тогда был еще маленький старый неудобный диван, и мы втроем не помещались на нем. Вот и приходилось тебя укачивать, а потом к себе в кровать относить. — Смутно, но помню, — прошептала Т/и. — Когда мы в нашу квартиру в Питере переехали и купили ту огромную кровать, ты только с нами и спала. Мы так старались над твоей комнатой, делали там все красиво, кровать классную купили, стол, игрушек море, а ты все равно в нашей постоянно сидела. И спала тоже с нами. А потом выросла, стала одна спать, бояться перестала. А сейчас вот опять нашей маленькой девочкой стала. Расскажешь, что случилось? — Мне приснился очень плохой сон, — тихо сказала Разумовская. Трогательный монолог отца, навеявший им обоим общие воспоминания о ее детстве, немного успокоил, заставив слегка расслабить руки на мужских плечах, но не отпустить их до конца. — Это всего лишь сон, не стоит так переживать, — Сереже очень хотелось поскорее снять с себя дочь лишь потому, что руки от постоянного напряжения начинали дрожать, грозясь выронить ту, обессилив. Если бы не его физические способности, часть которых он растерял, сидя в кресле целыми днями, то он никогда в жизни не захотел бы отстраняться от дочери. — Давай мы в кроватку ляжем, и ты все расскажешь, хорошо? — Только не отпускай меня, — поставила условие Т/и. — Конечно, дорогая. Никогда не отпущу, — пообещал Разумовский. Аккуратно опустившись на край кровати, он уложил дочь на середину, укрывая большим пушистым одеялом. Девушка с еще большей силой вцепилась в его запястье, испуганными глазами глядя на рыжие волосы, единственное, что можно было разглядеть в кромешной тьме. Тем временем Олег вернулся в спальню со стаканом воды и двумя таблетками успокоительного. Двумя, потому что слишком хорошо знал свою семью. Сначала Т/и выпьет и уснет, а затем и Сережа проглотит таблетку, чтобы унять собственную дрожь от волнения за дочь и уснуть беспробудным сном до самого утра. Все трое улеглись на большой кровати, укрываясь одним теплым одеялом. Разумовская держала обоих родителей за руки, долго борясь с наступающим от таблетки сном. Меньше всего ей хотелось сейчас закрывать глаза. Страх того, что никого из отцов не окажется рядом, когда девушка проснется, все еще владел ею, не отпускал из своих когтистых ледяных лап.