Беспросветное солнце Бажен

— Ты точно не убежишь, увидев меня? — Нет. Открывай, — как в замедленной съёмке я увидел, что его лоб и брови расслабляются, и он медленно поднимает веки. Хорошо, что я заранее погуглил, как выглядит эта катаракта! Всë-таки вживую это зрелище намного страшнее безликих картинок. Конечно, я бы в любом случае не убежал, как боялся Женька, но всё же хотелось отреагировать, ни на секунду не потеряв лица. Радужку красивого шоколадного оттенка уродовали светлые зрачки. Один был полностью белый, с расплывающимся жëлтым пятном вокруг, второй просто мутный, словно разведëнное в воде молоко. Боже, как же он плохо, должно быть, видит! Непривычные светлые зрачки придавали лицу мальчишки нереальное, сюрреалистичное выражение. Я бы не назвал это уродством, но при этом понял, почему его однокурсники расклеили по колледжу Женькины фото — эти глаза слишком отличались от привычных. — Посмотрел? Раньше чуть лучше было. А сейчас мне кажется, что с каждым днём всё становится только хуже. Скажи, стрëм? — от количества затаëнной боли в этих словах хотелось кричать. — Непривычно. Но уж точно не стрëм. Тем более, это лечится. Для меня ты всё тот же Женя. Только без очков — и так гораздо лучше. Не прячься больше. Я хочу видеть тебя, — рассмотреть облегчение в его глазах, ничем больше не скрытых, бесценно. — Тогда я могу…? — я кивнул, и Женька закрыл глаза, поднимая к моему лицу руки. Я тоже прикрыл веки, подумав, что сейчас я и сам условно ослеп. Двое незрячих, которые изучают друг друга. Как же много человек теряет, просто лишаясь зрения! И насколько обостряются другие органы чувств. Женька робко положил свои пахнущие мылом ладони на мои щёки. Мыло, кажется, земляничное? Я помню такие серо-розовые бруски, братьев «Хвойного» и «Банного». Понимаю, что эти мысли бредовые, но они помогали поддерживать связь с реальностью, потому что близость юного тела изрядно туманила голову. Подушечками пальцев Женька невесомо провёл по моей вчерашней щетине против роста, и она издала едва слышный шелестящий звук. Тëплые пальцы скользнули выше, осторожно изучая мои скулы, виски и лоб. Кожа на ладонях была нежной, смягчившись от длительного пребывания дома. Совсем не как в первый день нашей встречи, когда его руки были шершавыми от осенних заморозков и ветра. Женька аккуратно разгладил мои брови и, едва прикоснувшись к векам, вернулся к щëкам, продолжая медленно ощупывать меня. Вот только с каждым движением это больше походило на ласку, а не на эксперимент. Мальчишка нежно поглаживал меня, переходя с лица на шею и, словно испугавшись, обратно. А моë тело и душа отзывались горячей волной, предшествующей настоящему, острому возбуждению. Я открыл глаза. Мальчишка стоял совсем близко, болезненно нахмурив брови и прикусив щёку изнутри. Такой невинный и нежный, что хотелось немедленно прикоснуться к этой чистоте. Подушечкой большого пальца он робко провëл по нижней губе, а я инстинктивно дëрнул ими в ответ, нелепо поцеловав. Женька ошарашенно распахнул больные глаза и беспомощно на меня уставился. Нет, всë же таких нереальных космических глаз быть не должно! Но мне все равно. Это же мой Женька. Это он так тяжело дышит и не отодвигается ни на миллиметр. Я решился проверить, насколько он готов отозваться на то, что чувствую я и, подтянув его за ремень джинсов ближе, подался вперёд, по очереди невесомо целуя его прикрывшиеся веки. Мальчишка замер, прислушиваясь к себе, и, видимо сделав какие-то выводы, поднял лицо, распахивая полыхнувшие безумием глаза. — Макс… — умоляюще выдохнул он и перевел взгляд на мои губы. Вместе со временем остановилось биение сердца, и загустевшая кровь замерла в венах. Я приблизился к его лицу и целомудренно поцеловал, лишь слегка прикоснувшись губами. Женька приоткрыл рот, подавшись навстречу и меня повело. Подцепило под рëбра невидимым крюком и рывком дëрнуло навстречу. Я властно обнял Женьку за пояс и притянул его ближе, а второй рукой зарылся в волосы на затылке. Наконец-то я поцеловал его так, как давно хотел — толкнулся языком в горячий рот, услышав прерывистый вздох через нос. Умерив пыл, я целовал его насколько мог ласково и нежно. Я хотел заставить его забыть обо всех своих комплексах и заботах, заставить думать сейчас только обо мне. И, судя по его сбитому дыханию и отчаянному отклику, удалось мне это успешно. Его руки робко оглаживали мои плечи, словно Женька боялся или стеснялся делать это открыто. И тогда я прижал его ещё ближе, буквально вдавливая его в себя. Подхватив это движение, мальчишка вцепился в меня, как обезьянка в лиану, и отпускать явно не собирался. В моё бедро упëрся стояк. С трудом оторвавшись от Женькиных губ, я вопросительно посмотрел на него, но веки моего фокусника были прикрыты, и только зрачки под ними беспокойно перемещались. Женька снова потянулся ко мне, и я не смог устоять. Я целовал, гладил и сжимал всë, до чего дотягивался. Ощупывал выпирающие позвонки и обхватывал бока ладонями. Разминал напряжённые плечи и проводил пальцами по ключицам. Собирал в горсть его волосы на затылке и оттягивал их назад, заставляя откинуть голову и обнажить беззащитную шею, на которой судорожно билась венка. Я дышал его тихими стонами и не мог этим насытиться. Мальчишку начало потряхивать, когда он стал тереться о меня стояком. Он впился в мои плечи судорожно сжатыми пальцами и резко выдохнул. — Макс… я больше не могу! — проскулил он, задыхаясь. От его голоса кровь натурально вскипала. Нет, Макс, стой! Возьми себя в руки! Понятное дело, Женька подросток, но ты-то взрослый мужик! Вся ответственность на тебе! Не сейчас… и не тут… Но тут Женька протяжно застонал, зажав себе рот и нос ладонью, чтобы приглушить звук, и я капитулировал. С рыком я развернул его и прижал ягодицами к столу. После клацанья пряжки вжикнула молния. Не отрываясь от вновь начатого поцелуя, я осторожно запустил руку внутрь и достал его горячий член. Женька заскрëб пальцами по полированной столешнице, задыхаясь от эмоций. Я сжал ладонь, слегка натягивая нежную кожу, и Женька с тихим стоном уткнулся лбом в моё плечо, беспомощно всхлипывая. От этих звуков накрывало не хуже, чем от наркоты. Все вокруг стало полу-реальным, а на периферии зрения расползлись разноцветные пятна. Я размазал по атласной головке каплю выступившей смазки и провёл пальцами по всей длине ещё раз, слушая глухой Женькин стон. Мальчишка изо всех сил старался вести себя потише, чтобы не разбудить бабулю. Конечно, одной капли смазки оказалось мало, а с собой я ничего не захватил. Пришлось смачно облизать свою ладонь, ведь так будет мягче и нежнее. Скольжение всегда приятнее трения. Женька дëрнулся в моих руках, и чашка с недопитым чаем опрокинулась, гулко прокатилась по столу и с оглушительным звоном упала на стоявший рядом металлический обогреватель. Осколки и чай брызнули в разные стороны, но думал я не об этом, а об острой боли, которая обожгла моë плечо. Женька, в попытке сдержать свой стон, укусил меня через футболку, с силой сжав зубы. Цапнул, как волчонок! Наверняка на этом месте останется синяк. Рядом с теми, что оставили его пальцы. Но и это было неважно, потому что тут мне в ладонь брызнули горячие капли, смешиваясь с моей слюной. Ох уж эти семнадцать лет… Я, конечно, тоже возбуждëн, но всё-таки для того, чтобы кончить, мне будет мало двух-трёх движений ладонью. Хочется отдаться близости полностью, раствориться в другом человеке, без оглядки на соседей. Я зарылся носом в торчащие вихры на макушке, вдохнул травяной запах дешëвого шампуня и прикоснулся губами к виску, который покрывала испарина. Мальчишка начинал приходить в себя. — Прости, так неудобно, — пробормотал он, отводя взгляд и явно не зная, как теперь нам общаться. — А как же ты? Я… а что я? Я потерплю… Вдох-выдох… Здесь не время и не место. Единственный вариант — успокоиться. Вдох-выдох… — Бáжечка! Бáжечка, ты дома? Что-то упало? — послышался из-за двери слабый голос. — Ой. Бабуля проснулась, — тихо произнес Женя. — Ба, всë в порядке! Я иду, подожди две минуты! — уже крикнул он, повернув голову ко входной двери. Женька быстро застегнул ширинку с ремнём и, вытащив из шкафа маленькое застиранное полотенце, дал мне вытереть руки. — Мне нужно подойти к бабуле. Если хочешь, пошли со мной. У нас не бывает гостей, и она будет рада. Вдох-выдох… Вот так… Ещё минута и я, и моя ширинка будем в норме. Я, помедлив, кивнул и направился за хозяином, на ходу приглаживая волосы. Конечно, особого желания навещать больную незнакомую старушку у меня не было. Но это — важная составляющая жизни Женьки. А значит, я в этом буду участвовать. Вдох-выдох… И ещё раз. В крохотной комнатушке помещалась только кровать и самодельно сколоченная из ЛДСП стенка, состоящая из двух шкафов, стола, на котором стоял ламповый телевизор, и антресоли. Специфический запах лежачего больного был едва заметен в отличие от профильного отделения больницы, где мне однажды довелось побывать. На кровати лежала тщедушная старушка с белоснежными, как пух одуванчика, волосами. Еë тельце было почти незаметным под байковым одеялом, застеленным посеревшим от времени пододеяльником с ромбовидной прорезью по центру. — Бабуль, всё хорошо. Просто кружка упала со стола случайно. Ты хочешь пить? Или что-то ещё? — Принеси, пожалуйста, воды. Бáжечка, у тебя гости? — Да. Это Максим. Он мой друг, — Женька назвал меня другом уверенно, ни на секунду не замявшись. — Я сейчас! — Здравствуйте! — Здравствуй, Максим. Ты, наверное, близкий друг моего внука? Перед посторонними он всегда носит очки. — Д-да, я его близкий... друг, — всё-таки неловко говорить с единственной родственницей мальчишки, который пять минут назад кончил в твоих объятиях, брызгая горячей спермой в твою ладонь. — Бáжечка очень хороший мальчик! И я рада, что ты у него появился. Если есть возможность, пожалуйста, помоги ему. Я бы всë, что есть, отдала за его зрение, только вот отдавать к концу жизни уже нечего. Я почти пятьдесят лет честно проработала на фабрике, ветераном на пенсию вышла, а в старости не могу наскрести со всех выплат внуку на операцию, — на почти прозрачные голубые глаза навернулись слëзы. — Максим, если можешь, хоть чем-то, пожалуйста… Он ещë глупый ребенок, сам пытается что-то сделать, к метро вот пошёл позориться. Но время идёт, и с каждым днём он видит всё хуже, хоть и пытается это скрыть, — бабуля заплакала, закрывая глаза заскорузлыми пальцами. — Он никогда не попросит, гордый очень, а мне терять нечего, могу и в ногах у людей поваляться, лишь бы появился шанс, — еле слышно прошептала она. У меня мороз пошёл по коже. На такое я как-то не рассчитывал. Блин, надо еë как-то успокоить, ведь это всë неправильно! А я даже имени её не знаю… Я так и не успел ничего сказать, как послышался звук спешно приближающихся шагов. — Бабуль? Ты чего? Чего случилось? Болит что-то? — Женька бухнулся на кровать, пытливо заглядывая в испещрëнное морщинами лицо. — Нет, Бáжечка, всë в порядке. Простите, дуру старую! Это всё возрастное… — всхлипнула бабуля и попыталась улыбнуться внуку, вытирая глаза запястьем. Я смотрел на двух Красновых с одинаково тщедушным телосложением. Пожилая старушка и почти слепой мальчишка, а так трепетно заботятся друг о друге. В горле встал неприятный ком. — Ну, успокойся, бабуль! Держи платок. Давай я тебе сразу и таблетки принесу, раз уж ты проснулась? — Женька снова выскочил за дверь. — Можно спросить? Почему именно «Бажен»? — мой голос осип, а в голову пришёл только такой вопрос. Честно, снова слушать еë мольбы не хотелось, это доставляло изрядный дискомфорт. Особенно учитывая то, что я уже решил оплатить эту факоэмульсификацию, только пока не придумал, как заставить Женьку взять деньги. — Потому, что когда-то Анечка, моя дочь, со своим мужем были очень счастливой обычной семьёй. Первая любовь, студенческие отношения, свадьба… Они очень хотели ребëночка, очень его ждали. Когда-то была идеальная семья. Никто не знал, что случится всё именно так. Никто ни от чего не застрахован… Я посмотрел в окно. Через одиннадцать дней у Женьки день рождения. И на своё совершеннолетие он получит конверт с деньгами. Надеюсь, такой праздник станет достаточным поводом, чтобы принять подарок. А машина… да и хрен с ней. Поезжу на метро ещё, со временем накопится. А родителям на баню вышлю с годовой премии. Учитывая выполнение годового плана по сделкам, сумма должна быть неплохой. Зато у Женьки появится шанс.