Беспросветное солнце Бажен

Я не представлял себе реакцию человека, который только что понял, что он ослеп. Так же, как не представлял, чем ему помочь. Когда я постарался Женьке намекнуть, что в комнате более, чем светло, он резко сел на кровати и поднес к глазам растопыренные пальцы правой руки, то приближая их, то отдаляя. Больные глаза смотрели безучастно, без единой эмоции.  — Я не вижу. Я не вижу свою руку, — очень спокойно произнёс он. Настолько спокойно, что у меня все волосы на теле встали дыбом. Но Женька просто откинулся обратно на подушку и закрыл глаза. — Нет у меня, оказывается, полутора лет. Я не успел, — убито пробормотал он и, закрыв лицо ладонями, гортанно застонал в бессильной ярости. А мне почему-то вспомнились тоскливо воющие на луну волки. Внезапно Женька убрал руки от лица и начал яростно молотить кулаками по дивану.  — Сука! Полтора года! Где?! Где они?! Прошло каких-то пять месяцев! Пять, сука, месяцев! Да что я такого натворил в своей никчëмной жизни, а? За что? — заорал он в отчаянии. Его лицо скривилось от злобы, но ослепшие глаза так же выражали полное равнодушие. И этот крик наконец-то вывел меня из прострации. Я навалился на мальчишку, сдерживая его руки и начал легко целовать плечи и лицо. Как мне успокоить его? Чем утешить, если я не знаю всей картины, рисков и перспектив? Могу ли я обещать, что всё будет хорошо? Дëрнувшись пару раз, Женька затих, его грудь тяжело вздымалась. В мрачном молчании прошло несколько ужасных минут. Я так и не смог найти нужных сейчас слов.  — Макс, могу я тебя попросить? — хрипнул почти ослепший фокусник. — Отвези меня, пожалуйста, домой. Я же на метро теперь не доберусь, — если вырвать эту фразу из контекста, то и не скажешь, что она принадлежит человеку, только что потерявшему один из органов чувств — настолько она безэмоциональна.  — Нет.  — Не хочешь? Кхм… Ладно, я понимаю. Извини. Я сам доберусь, — Макс, да ты просто гений переговоров!  — Я не про то. Сейчас мы с тобой поедем в больницу, а не домой. Нужно узнать, что случилось, а потом делать выводы. Адрес клиники помнишь? И паспорт у тебя с собой?  — Да. Да. Макс… Ты думаешь, есть надежда? — Женька повернул ко мне голову, смотря чуть выше моих глаз, а я тяжело сглотнул. Как я могу обнадëжить его, если сам обмираю от страха?  — Надежда всегда есть, — да, пожалуй, такой лояльный ответ будет лучше всего. — Жень, ты совсем ничего не видишь?  — Только размытые контуры и какие-то пятна. Как будто в темноте всë мимо летит и смазывается. Сложно объяснить, — отозвался он.  — Ясно. Кхм… тогда давай быстро в душ, позавтракаем, и я вызову такси до больницы. Идёт? — я встал с постели и пошёл к шкафу. Нужно сразу припасти на видном месте документы, кошелек, деньги, зарядку для телефона на всякий случай. Что ещё может потребоваться? А, и начальнику надо черкнуть смс, что я не приду сегодня. Оформлю день за свой счёт задним числом. Пофиг. Справятся без меня. Женьке я сейчас нужнее. Волна беспокойной деятельности подхватила меня, и требовалось делать хоть что-то, создавая видимость контроля над ситуацией. Я написал смс и повернулся к дивану, собираясь спросить, идёт Женька в душ или нет. Хорошо, что я не успел открыть рот, потому что обнажëнный мальчишка сидел на краю дивана и не решался встать. Макс, ты придурок! Как он пойдет в душ, если он не видит? На ощупь? В чужом доме? Жалко шаря по стенам под взглядом хозяина квартиры?  — Кхм… Жень. Я предлагаю сходить помыться вместе. Как ты на это смотришь? — я неспеша приблизился к нему, и мальчишка повернул головой, ориентируясь на мой голос.  — Кажется, у меня вариантов нет, — буркнул он и протянул руку, но не мне, а чуть в сторону. Наверное, ещё не привык ориентироваться на звук, а потому немного терялся в пространстве. Не желая смущать его, я сделал шаг в сторону протянутой руки, как будто я там и стоял, и крепко сжал холодные пальцы. Добраться до ванны заняло в два раза больше времени, чем обычно. Я медленно вёл Женьку, пытаясь направить его ровно по центру коридора, а он неуверенно ступал, стараясь незаметно от меня ощупать ногой пол перед собой. Подождав минуту, пока сольëтся холодная вода, я аккуратно проводил Женьку в душевую кабинку и залез следом, прикрыв створки. Хорошо, что когда-то я выбрал продолговатую модель, и теперь мы свободно умещались тут вдвоём. Тут ещё есть разные навороты, вроде радио, боковых струй воды и красно-синей подсветки для цветотерапии, но первые две функции нам сейчас не нужны, а красивый эффект третьей мальчишка просто не увидит. В горле встал ком.  — Сделай, пожалуйста, потеплее, — Женька покрылся мурашками и встал боком под верхний душ. — И подай, пожалуйста, гель. Спасибо. И мочалку. Спасибо, — блядь, он же полностью беспомощный! Блядь! Блядь! Не должно так быть! Я с болью смотрел, как мальчишка неловко открывает пузырёк и льёт синий гель на самый край мочалки, частично проливая его на пол душевой. Конечно, можно было бы сделать всё самому, но не воспримет ли мальчишка это как унижение? Хотя я и так не представляю, что он сейчас чувствует. Я взял свои зубную щëтку и пасту.  — Я хочу намылиться везде. Отвернись пожалуйста, — попросил Женька, намылив верхнюю часть тела. Понятно, стесняется подмыться при мне. Я отвернулся и сплюнул мятную пену под ноги. — Ты не смотришь?  — Нет.  — Точно?  — Да, — а через секунду я почувствовал робкое прикосновение к лопаткам — мальчишка проверял на ощупь, правда ли я отвернулся. — Я отвернулся, Жень. Мойся спокойно, — я мог бы оскорбиться из-за такого недоверия, но не сейчас. Всë и так хреново, не хватало ещё моих обидок. Мы помылись под шум воды, почти не разговаривая. Только по его просьбе я передал пасту и новую зубную щётку, которую купил для него на всякий случай вместе с мочалкой ещё в прошлый раз. Правда, я не думал, что этот случай наступит именно при таких обстоятельствах. Почистив зубы, Женька протянул мне зубные принадлежности и отпустил их чуть раньше, чем нужно. Тюбик и щётка упали под ноги в лужу. Я наклонился, чтобы поднять их, а когда выпрямился, у мальчишки уже дрожали губы, а глаза наливались слезами. Такой пустяк, как упавшая зубная паста, стал спусковым крючком для всего напряжения этого утра.  — Женька! Женечка! — я прижал его к себе и покрывал поцелуями мокрое лицо, не обращая внимания на воду, льющуюся из верхнего душа. — Всё будет нормально! Не плачь, хороший мой! Ну, Жень? Перестань. Не бойся, я рядом. Всё будет хорошо! Жень… — я приговаривал успокаивающие глупости и шарил руками по горячему телу, чувствуя, как мои внутренности, словно кислотой, разъедает отчаяние. Горло перехватил спазм, а голос задрожал, заставляя перейти на шëпот. Интересно, давно ли в городском водопроводе солëная вода? *** Насколько логично то, что за отличной ночью следует ужасное утро? С нами это сработало на сто процентов. Когда Женька закончил плакать, а мои глаза покраснели окончательно, как у наркомана, мы всё-таки выбрались из душа на кухню. Я по-быстрому соорудил бутерброды с маслом и колбасой и заварил чай. Женька попросил сахарницу и ложечку, желая сам подсластить чай и не стал просить сделать это за него. А я не стал настаивать, чтобы не унижать его своей заботой. Мальчишка предварительно обвел пальцем окружность чашки, чтобы понять еë границы, но всё равно частично просыпал мимо. Звук рассыпавшегося песка он явно услышал, потому что моментально покраснел до кончиков ушей. Он хотел взять бутерброд, но вляпался в масло, сдвинул пальцем кусочек колбасы и, не успел я его поправить, поднял бутерброд. Масляная колбаса свалилась в его чашку, плеснув горячим чаем. Женька дëрнулся от неожиданности и задел рукой кружку, опрокинув еë на себя. Струйки горячего чая весело забарабанили по ламинату.  — Блин! Жень, обжëгся? — я подскочил к нему, планируя стянуть намоченное сладким чаем полотенце, в котором он остался после душа.  — Я свинья, — еле слышно прошептал он.  — Чего?  — Я свинья, Макс! Я даже поесть нормально не могу! Я весь уляпался, да? Тебе, наверное, противно! — его голос снова опасно завибрировал. Твою мать…  — Жень, это просто завтрак! Тупой бутерброд и дурацкий чай! Я, бывает, спросонья и не так отжигаю! Ну, чего ты? Хочешь, я покормлю тебя? Или что-то другое придумаем? А по поводу «противно» — не говори ерунды! Давай, всего тебя намажем маслом и обложим колбасой — я готов позавтракать прямо с тебя, только хлеба подпихивай, — я молол чушь, лишь бы хоть на секунду отвлечь его и, к счастью, дождался насмешливого фырканья.  — Всë равно. Если ты поел, может поедем? Я что-то больше не хочу. Я согласно кивнул и тут же произнес своё согласие вслух. Мне тоже кусок в горло не лез, а самым большим желанием было вытрясти из доктора наши перспективы. *** В такси Женька прижался ко мне, как больной воробушек, и трогательно схватил за ладонь. К счастью, таксист, дородный мужик лет пятидесяти, никак на это не отреагировал. Не хватало мне ещё косых взглядов или того хуже, намёков и порицания. По дороге мы с Женькой тихонько переговаривались, о том, куда в клинике нужно идти, в какой стороне регистратура и подробностях о том, что сказал врач в прошлый раз. Мне нужно вникнуть в ситуацию, чтобы взять еë в свои руки, раз всё так случилось. Помимо всего этого в моей голове крутились посторонние мысли. Наверное, Женькина бабушка переживает. Надо еë предупредить. И как она будет справляться одна? И, наверное, на операцию потребуется еë согласие, ведь Женька ещё несовершеннолетний. Но она вряд ли сможет добраться до клиники. Тогда, может, пригласить нотариуса к ним домой? Заверенная нотариально бумажка должна сгодиться в больнице. Блин, надо с юристами обсудить. Но сначала с врачом — что он скажет?  — Ну красавцы, а? — восхищëнно выдохнул водитель, затормозив на светофоре.  — Вы о чём? — машинально отозвался я, выныривая мыслями из кабинета врача.  — Ну вон же… Байкеры едут. Почти все на Харлеях! А хотя нет, вон пара Ямах. Вот это техника, а? — восторженно заохал он, буквально прилипнув носом к ветровому стеклу, чтобы рассмотреть детали. Перед нами и правда неспешно проезжала целая группа крутых ребят в кожаных куртках на офигенных байках, но я смотрел не на них. Женька, услышав о потрясной технике, вскинул было голову, но тут же закусил губу и отвернулся в сторону, словно рассматривая что-то в окне.  — Ого! А это, что, XR-1000, восемьдесят третьего года?! Обалдеть! Вот я мужикам в гараже расскажу! Это же…  — Следите лучше за дорогой, — оборвал я его. — Нам не интересно.  — Так всё равно ж на красном стоим, — обиженно буркнул водитель и наконец-то замолчал. Да, это было невежливо. Но уж лучше так, чем смотреть на расстроенное Женькино лицо. *** В больнице сначала всё завертелось довольно стремительно. Женьку почти сразу забрали на осмотр, а я попытался поговорить с врачом. То ли от волнения, то ли ещё от чего, но мне было сложно воспринимать то, о чём лечащий врач, Ирина Михайловна, мне говорила.  — Понимаете, Максим Викторович, общее состояние Бажена… только после рефрактометрии мы сможем более уверенно… Внешние травмы могли привести… Сокращение срока… Осложнения… Мультифокальные линзы… капсульный мешок… или градиентная асферическая линза… как для дальнего, так и для ближнего расстояния… показатели преломления… — общий смысл я понимал, а вот значение отдельных терминов оставались загадкой. Хотелось встряхнуть окулиста и заставить сказать еë то же самое, но простым языком. В итоге я уяснил, что подробности будут только после осмотра. Стремительная слепота могла быть связана как с травмами, когда Женьку били, так и с осложнениями. И даже улучшившееся вчера после удара по голове зрение — довольно частое явление перед значительным ухудшением. Попытавшись донести до меня всё это, Ирина Михайловна выставила меня в коридор, напоследок указав рукой на кофе-автомат, и сказала ждать результатов осмотра. Почти два часа я провёл возле еë двери, наливаясь по очереди капучино, латте и американо. На пятый стаканчик меня уже мутило от нервного напряжения и запаха кофейных зерен. Сосредоточиться на читалке в телефоне, новостях или хотя бы соцсетях не получалось. Только открыв приложение, я мельком что-то просматривал и убирал телефон в карман, чтобы достать снова через пару минут.  — Максим Викторович, зайдите, пожалуйста, — я на ватных ногах ввалился в кабинет окулиста. Вот сейчас должно всё решиться, а в моей голове только густой туман. Не успел я присесть на стул, как открылась дверь, и медсестра вкатила Женьку, сидящего на коляске. Я сразу подорвался к ним, как будто меня подкинуло на пружине.  — Эй, ты как? — я взлохматил его волосы и с тревогой заглянул в больные глаза.  — Нормально, — отозвался он, поворачивая лицо на звук моего голоса.  — Что с глазами? — я повернулся к медсестре и, наверное, не сильно ласково взглянул на нее, потому что девушка насупилась и сделала шаг назад.  — Это специальные капли, их применяют для осмотра. От них зрачок расширяется. Не переживайте, эффект пройдет через пару часов. И это совсем не больно. Кстати, пациент дал на них согласие, — буркнула она и вышла из кабинета. Блин. Спокойнее, Макс. Спокойнее…  — Извините, — крикнул я ей вслед, но в ответ только хлопнула дверь. М-да… Неловко получилось. Ирина Михайловна взяла из шкафа одноразовую повязку на глаза и протянула мне.  — Сейчас глаза чувствительны к свету. Лучше прикрыть их на время, — произнесла она и углубилась в бумажки, которые оставила медсестра. Я кивнул и аккуратно надел повязку на Женькины глаза, стараясь не задеть свезëнную скулу. Я даже умудрился ободряюще погладить его за ухом и пригладить волосы. Окинув его взглядом, я подкатил коляску к стоявшей возле стены кушетке и пересадил мальчишку на неё. Уж лучше на кушетке, чем в инвалидном кресле. Женька ссутулился, и его тщедушная фигурка стала выглядеть совсем маленькой в этих белых равнодушных стенáх. Я сел рядом, одной рукой приобняв его за плечи, а второй взял его ладонь и переплел наши пальцы. Ирина Михайловна по-прежнему изучала записи, а потому я украдкой поцеловал жавшегося ко мне Женьку в макушку. А потом ещë раз и ещë. Подняв голову, я увидел недоуменный взгляд доктора из-за очков. Да и пофиг. Пусть думает, что хочет. К счастью, окулист ничего не сказала, а сразу приступила к расшифровке осмотра. Всë оказалось не совсем так плохо, как мы все думали. Женькино состояние вполне предполагало операцию — это главное. Конечно, нужно было сделать дополнительные анализы, чтобы убедиться в этом, но шансы на успех были велики. Женьке предложили лечь в стационар на два дня, чтобы сдать эти самые анализы и сделать дополнительные процедуры, и только потом рассматривать вопрос с операцией.  — Я денег на операцию не накопил, — буркнул он, — всех моих сбережений только и хватит, что на эти анализы.  — Да, к сожалению, операция платная, но точную… — начала Ирина Михайловна, но я перебил еë, жестом попросив замолчать. Надеюсь, она не обидится.  — Жень, давай сдадим это всё. Посмотрим, что и как, ну? Зато точно будем знать, — спустя две минуты и нескольких невинных поцелуев мне удалось уговорить его лечь в больницу. Старательно отводящую от нас взгляд Ирину Михайловну я старался игнорировать. Женьку увезла в палату та же медсестра, а я остался в кабинете и задал интересующие меня вопросы. К счастью, согласие бабушки на операцию не требовалось, потому что подростки старше пятнадцати лет сами вправе соглашаться или отказываться от медицинской помощи. Кстати, именно поэтому со мной вообще разговаривали на тему Женькиного здоровья — потому что он попросил. Сумму операции доктор смогла назвать лишь примерно — и к счастью, моих накоплений должно было хватить. Осталось уговорить Женьку принять эти деньги, сделать операцию и этот кошмар закончится. Конечно, пришлось рассказать доктору про ситуацию с деньгами. Более того, пришлось дать ей обещание сегодня же, максимум завтра, убедить мальчишку согласиться на то, что я оплачу его операцию. В противном случае, если он не даст согласие, вся работа будет зря. Из кабинета окулиста, а после и из больницы, я вышел с гудящей головой.