Во мгновение ока

      — …Восемнадцать, девятнадцать, двадцать, — сосредоточенно считал Лукас, сгибая и разгибая локоть. В его кисти была зажата двухкилограммовая гантель, тренироваться с которой он начал сравнительно недавно. Упражнения помогали хоть сколько-нибудь отвлечься от тревог, но, по правде говоря, на тот уровень стресса, который приходилось переживать Лукасу, нужны были не гантели, а марафонская пробежка вдоль всей береговой линии Рио или часов семь изнурительной работы в тренажерном зале.       — Достаточно, вы можете отдохнуть, — прервала его Малу, следившая за ходом тренировки.       — Я уже обзвонил все больницы, все морги, — в смятении сказал Лукас, вернувшись мыслями к исчезновению Жади. — Не имею ни малейшего понятия, куда пропала Жади.       — Я не сомневаюсь, что она жива и здорова, — заверила его сиделка, делая какую-то пометку в записной книжке, — но вряд ли ваша подруга все еще в Рио. Она могла уехать куда угодно.       — Ей некуда ехать, Малу, это исключено, — возразил Лукас, и внезапно его посетила догадка: — Если только она не достала билеты в Фес. Точно, она могла найти деньги на билеты и улететь в Фес!       — Этот вариант имеет место быть, — согласилась Малу. — Человек ведь не может провалиться сквозь землю, так?       — Это все моя вина, — корил себя больной. — Знаете, Малу, чего я не могу простить себе? Того, что в самые решающие моменты своей жизни я делаю идиотский пас назад и расплачиваюсь потом за это годами.       — У вас будет возможность это исправить. Решающие моменты в жизни еще не закончились.       — А я в этом не уверен, — хмыкнул Лукас. — Жади, должно быть, очень зла на меня. Я опять ее подвел, хоть и не хотел этого, клянусь.       — Вы предлагали ей более рациональный способ решения проблемы, — пожала плечами Малу. — В чем же ваша вина, сеньор?       — Впервые я оставил Жади, когда мне было двадцать, — проигнорировал ее замечание Лукас и пустился в воспоминания юности. — Мой отец был категорически против нашего союза, ее дядя собирался выдать ее замуж, ситуация казалась безвыходной. Но все же нашелся один человек, который согласился помочь нам с Жади — Иветти. И нужно-то было всего лишь прийти в условленный час в условленное место с вещами. Она ждала меня там, Малу, ждала, а я…       Сиделка с сочувствием покачала головой, искренне сопереживая подопечному.       — А я струсил, — продолжал тот. — Лег на диван и лежал так целый час, может, два — уже не помню. Мне просто нужно было встать и пойти навстречу счастью. Вместо этого я упустил его, и теперь, похоже, навсегда.       — Вы не можете знать этого наверняка. Возможно, вас тогда ждало счастье с этой женщиной, но, возможно, и нет. Все равно уже нельзя вернуться назад и проверить. Несбывшиеся мечты имеют весомое преимущество над реальностью именно по причине своей несбыточности.       — Малу, даже вы в меня не верите, — усмехнулся Лукас.       — Я не говорила этого. Представляю, какую досаду вы испытывали и испытываете, но сейчас ваша первоочередная задача — это реабилитация. Направьте все силы на выздоровление.       «Было бы ради чего выздоравливать», — с тоской подумал Лукас. Их разговор прервала Далва, по растерянному — что случалось нечасто — виду которой нельзя было предположить ничего хорошего.       — Лукас, там пришел… — замялась она, делая забавные жесты руками, будто пыталась таким образом описать гостя. — Пришел арабский сеньор, который был у нас на празднике, помнишь?       — Кто? — широко распахнул глаза Лукас.       — Его зовут Али.       — Сеньор Али?! Пригласи его сюда.       — Может, не надо, сынок?..       — Далва!       — Хорошо, хорошо. Если что, я буду рядом, только позови.       — Что ж, сеньор Лукас, продолжим тренировку позже, — поднялась на ноги Малу, оправила подол униформы и вышла вслед за Далвой.       — …А он не переутомляется от этих занятий? — донеслись до Лукаса обрывки их разговора.       Минуту спустя на пороге комнаты больного появился сид Али в своем коричневом костюме свободного кроя. Он вошел, широко улыбнулся Лукасу и протянул ему руку:       — Ас-саляму алейкум, Лукас! Как поживаешь, как твое здоровье?       — Сеньор Али! — улыбнулся тот в ответ. — Как видите, мне уже гораздо легче, чем сразу после падения.       — Машалла! Я очень рад, что тебе стало лучше. Желаю скорейшего восстановления, Лукас.       — Спасибо, но вряд ли это возможно. Неважно, присаживайтесь, — перевел разговор на другую тему больной. — Вы хотели что-то сообщить мне или о чем-то спросить?       — И то, и то, — с некоторой неловкостью начал Али. — Вопрос довольно деликатный, он касается…       — Жади? — закончил за него Лукас.       — Да, моей племянницы Жади. Она исчезла почти неделю назад вместе с дочерью, если точнее, сбежала. Так она сообщила в записке, которую оставила для мужа. Тебе известно об этом? — испытующе взглянул на собеседника марокканец.       — Понимаю, вы думаете, что я помог им с побегом. Я не буду вас обманывать, я действительно хотел укрыть Жади от Саида, но когда узнал о том, что она не одна, а с дочерью, то попытался ее отговорить.       — Вот как… — задумчиво покачал головой Али. — И что же Жади?       — Разозлилась на меня и повесила трубку. С тех пор я ее не слышал и ничего о ней не знаю, — поведал Лукас. — Мой водитель долго искал их с дочерью по ночному Рио, но не нашел ничего, что помогло бы обнаружить Жади.       — Да уж, скверная ситуация, очень скверная, — обреченно вздохнул Али. — Аллах, Жади моя вечная головная боль! А ты, Лукас, разве ты не знал, в каком положении может оказаться женщина-мусульманка, сбежав от мужа? Зачем ты потворствовал ей?       — Но я слышал от нашей общей знакомой, что Саид жестоко с ней обращался! — не сдержал возмущения Лукас.       — Брак — это дело двоих. Иногда ближайших родственников, семейного совета или шейха. Никак не посторонних людей, — вкрадчиво сделал акцент на последней фразе марокканец.       — Сеньор Али! — с горькой улыбкой помотал головой Лукас. — Вы же обо всем прекрасно знаете. Если бы со мной не случилось несчастье, сейчас бы я уже просил руки вашей племянницы.       — Просить руки замужней женщины?! Да ведь ты и сам женат!       — В мире существует такая вещь, как развод.       — Знаю, Лукас, зна-аю. Развод для вас, как и брак, значит очень немного. У нас все иначе, мы относимся к этим вещам крайне серьезно. Одной прихоти, чтобы заключить или расторгнуть брак, мало.       — Любовь — это не прихоть, — возразил Лукас. — Почему вы отрицаете любовь?       — Кто тебе сказал? — по-доброму усмехнулся Али. — Мусульмане считают любовь мужа и жены священной, именно поэтому мы допускаем разводы с большой осторожностью. Ведь любовь не может гореть постоянно: иногда она, как костер, горит ярче, иногда затухает на время, и нужно постараться, чтобы разжечь ее вновь. Вы же, женившись, спустя несколько лет понимаете, что страсти улеглись, и считаете, будто любовь умерла. Бежите за новыми ощущениями, хотите снова испытать те чувства, что были поначалу, но уже с другими людьми. Это как всю жизнь проучиться в начальной школе, Лукас, не желая взрослеть и постигать новые высоты.       — Ах, вы совсем не понимаете, о чем я говорю.       — Ты тоже не хочешь взглянуть на ситуацию со стороны, — укорил его марокканец. — Нельзя полагаться на одни чувства, ведь есть еще ответственность перед людьми и Аллахом. А если бы, женившись на Жади, через некоторое время ты бы влюбился в другую женщину, ты оставил бы мою племянницу?       — Это невозможно, сеньор Али! — оскорбленно воскликнул больной.       — Откуда тебе знать? — лукаво пожал плечами Али. — Чувства не подчиняются разуму. Именно поэтому разум должен руководить чувствами, а не наоборот.       — Мне кажется, вы просто никогда не любили, — поддел его Лукас.       Трижды женатый Али лишь задумчиво улыбнулся, вспомнив о чем-то или о ком-то.       — Лукас, давай договоримся. Если вдруг тебе станет известно что-нибудь о Жади, сообщи мне.       — Чтобы вы передали это Саиду? — насторожился Лукас.       — Нет, вовсе нет. Но я очень волнуюсь за нее и за Хадижу. У меня сердце обливается кровью, когда я подумаю, что они могут находиться в опасности, или голодать, или нуждаться в чем-либо. Я должен иметь возможность хоть как-то им помочь.       — Хорошо. Если Жади выйдет на связь, я дам вам знать.       — Спасибо, Лукас, — с благодарной улыбкой сказал Али и, попрощавшись и пожелав больному выздоровления, покинул дом семьи Феррас.