Aut vincere, aut mori.

*** Октябрь — такое время, когда не знаешь, хочешь ли ты валяться в хрустящих опавших листьях, или утонуть в бездонной луже отвратительного кислотного дождя. И тот, и другой вариант кажется безрассудным, и ты идёшь дальше в школу. Это обрывок моей жизни вне. Это так, просто, к слову получилось. Я не слишком хорошо себя чувствую, и уже какой день подряд мне кажется, что я засну на ходу. Стыдно, потому что учебный год только лишь начался, а меня уже что-то отчаянно пытается разломать на несколько кусочков, это нечто хочет бросить куда-то и наблюдать за этим. Я привыкла обращать предельно мало внимания на свои недомогания, плохое самочувствие, на то, что обычно помогает пропустить какой-нибудь нудный урок или проверочную работу, я привыкла превозмогать все эти пустяки, и пока здравый смысл Альмерии лез на стенку, она спрягала очередной глагол на латыни, глаза ее слипались, бросало то в жар, то в холод, уже было непонятно — от волнения или потому, что у неё температура. Ратия осторожно тронула меня за плечо, пока я пыталась закончить с velle и перейти к fieri. Я делала вид, что ничего не заметила. Тогда она прошептала: « с тобой точно все в порядке?» — я и забыла, что вместе со всеми ее причудами, она ещё и боялась как огня любой заразы. Именно поэтому Ратиа без конца все протирала салфетками перед использованием, тетради носила в обложке, и на каждой перемене ходила мыть руки. Не знаю, как бы она отреагировала, узнав, что я заболела. Я ничего не ответила, всем своим видом показывая, что очень сильно хочу доделать задание, а уже потом буду делать все, что заблагорассудится. Ратиа тогда немного отстранилась и не стала дальше ничем интересоваться. Я поставила галочки в последнем, каком-то несуразном тестовом задании и сдала его на край стола. Я слышала шепот: «Когда-нибудь Альмерия сдаст не первой?». Скажу так, это была моя привычка. И в конце-концов это именно я сдала первой. Ратиа уже успела найти себе какое-то занятие: она строчила что-то в своём блокноте очень усердно. Она постоянно держала при себе его.Это был чёрный кожаный ежедневник, самый обычный, который можно купить в любом газетном киоске. Никаких вычурных обложек, которые так и привлекают взгляд, когда проходишь мимо, никаких надписей и ярких рисунков, скромный, аскетичный, строгий ежедневник, в целом, отлично соответствующий имиджу Ратии. Мне она говорила, что записывает туда свой план на день и домашние задания, «чтобы быть организованной и не метаться от одного к другому, от третьего к четвёртому, от пятого к десятому». Но иногда я краем глаза замечала, что она нет-нет да запишет туда что-то ещё, что-то, совершенно непохожее на «Hausaufgaben: Seite 11, übung 5,6,7», но, до поры до времени, меня это не сильно интересовало. К примеру, я сейчас вообще пишу повесть, мало ли что? Каждый имеет право на то, чтобы доверить бумаге нечто сокровенное, может быть, даже спорное и предосудительное. В какой-то момент жизни, я думаю, каждому это право должно понадобиться. Нельзя все мысли накапливать в себе — иные даже вредно. Когда я села на место, она резко захлопнула записную книгу и подозрительно посмотрела на меня. И этот жест убедил меня в том, что Ратиа как раз и доверяет блокноту какой-то секрет. Звонок. Привычная суета тех, кто не успел доделать работу- а можно остаться на перемене, подождите, я не дописала только последнюю строчку, шёпот на задних партах- ради ответа. Ратиа быстро вышла из класса, оставив все на своём месте. Следующий урок у нас был в том же кабинете, и так можно было сделать, но Ратиа обычно так не делала, omni mea mecum porto, все у неё было с собой. Я уныло осталась сидеть за партой, прямо до начала второго урока, потому как мое самочувствие оставляло желать лучшего. Мой взгляд бегал по классу, останавливался на случайных предметах, на случайных людях, я одновременно думала обо всем и ни о чем, не находила себе места, мне хотелось вылезти из собственной кожи и убежать от себя далеко, спастись от чего-то обязательно настигающего, от чего-то пугающего. В то же время я понимала, насколько это невозможно. Это было похоже на бред, а может быть, им и было. Мимо ходили люди, со звонком вернулась Ратиа и, наверное, она поняла, что я не ищу ее общества, в этот раз она не обратила внимание на мое состояние. — Альмерия — сквозь этот густой туман непонятно чего я услышала голос нашей учительницы латыни, — у тебя ошибка в persona secunda pluralis: vultis, а не voltis. Я уже ничего не понимала, что к чему, просто озадаченно посмотрела на неё и затем на работу, которую она все возвращала мне, услышала смех, прокатившийся по рядам, к сожалению, я плохо написала, позор, обычно у меня самые лучшие в классе результаты по латыни, и задание было легким, ну что сегодня вообще за день такой? Я уже подумывала о том, чтобы пойти к медсестре и все-таки отпроситься домой, но тогда бы я точно расклеилась на целую неделю и пропустила ещё несколько предельно важных событий. Нет, я так рисковать не буду — решила я. Спрятав, или от себя, или от внимательных глаз Ратии, неудачную парадигму, засунув ее между страницами учебника, я вяло открыла тетрадь, записала « verba deponentia «, даже подчеркнула заголовок снизу красным карандашом и принялась, оперевшись о кулак, слушать долгие разговоры о том, что эти глаголы из себя представляют и как образуют императив. К счастью, на следующей перемене я чувствовала себя намного лучше — из-за того, что я себя в этом убедила, или из-за того, что она была перед последним уроком, а на финишной прямой обычно уже легче перед конечным рывком. И именно тогда Ратиа снова убежала куда-то, а у меня опять проснулось любопытство по причине того, что ежедневник в этот раз… она оставила открытым. Да, я признаюсь в том, что залезла в чужую жизнь, нарушила личное пространство, как ещё это можно назвать, но Глупо искать оправдание там, где его нет. Я более чем уверена, что, закрыв бы Ратиа свою окутанную мрачными тайнами тетрадь, я бы и не смела к ней притронуться. А ещё я не исключаю того факта, что она вообще намеренно не стала его скрывать. Хотела мне этим что-то сказать. Как выяснилось потом, на языке, который я как-то ещё не до конца понимала. Сначала я аккуратно подошла, склонилась над записями, опершись о парту, время от времени поглядывая на дверной проем- а вдруг внезапно придёт, вернётся Ратиа? — на меня никто не обращал внимания, я прищурилась, потому что у Ратии был невыносимо мелкий почерк, может быть, чтобы умещать на одной странице больше информации, когда пишешь конспект, а не заводить новый каждые полчетверти. Мне точно нужно было взять это на заметку. Я увидела бесчисленное множество заметок на полях. Они накладывались друг на друга, слова были написаны вдоль и поперёк, в общем, так, чтобы разобрать было практически невозможно. Тарабарский язык во всей его красе. Взгляд зацепился за даты, которые мелькали среди этого чернильного месива и за какие-то трехзначные числа: 500,300,450… некоторые из них были зачеркнуты, некоторые — нет. Что они значили — мне было совершенно непонятно. Еще где-то неподалёку Ратиа расписывала ручку, или вымещала свой гнев на бумагу… Тоже поверх каких-то надписей. На английском языке. Чтобы никто не понял? Она недооценивала своих потенциальных читателей. Подумав об этом, я поняла, что зашла слишком далеко. Я поймала себя на перелистывании страницы за страницей этого ежедневника, поймала себя на разбирании почерка Ратии и ее дневниковых записей. Я не должна была так поступать, я знала. Но что-то тянуло меня дальше в дебри того, что скрывает Ратиа. На некоторых страницах не было никаких планов, таблиц, домашних заданий- сплошной текст, и можно было подумать, что это какое-то сочинение для урока английского, но я начала переводить строчку за строчкой: « 5 сентября. Я ненавижу себя. Сегодняшний день идёт наперекор всем моим планам, и это раздражает. Началось все с того, что я встала на десять минут позже и не успела сделать ничего, даже собралась кое-как. Об утренней пробежке и речи быть не может — значит, займусь этим после школы. Какая же я тупая и никчемная. Я не могу так больше — постоянно быть в погоне за лучшим результатом везде. Это выводит меня из себя. За сегодня — 356. » 6 сентября. « Безвольная уродина. Каждый раз, когда я смотрю в зеркало — я повторяю это. У кого-то есть восхищающая красота, у кого-то в башке всего предостаточно. А у меня — ни то, ни это. Мерзко от самой себя и от того, какая я безмозглая. Я всего недостойна. Как бы мне хотелось быть другим человеком. За сегодня- 473. Ужасно много для такой, как я.»