ОСЕННИЕ СКАЗКИ

      Такой стужи эти места не помнили. Наверное, она не случалась с этими местами никогда, а если и случалась, уже ушли те поколения, которые были ей свидетелями.       Толстые стены защищали дома от трескучего мороза, но на улице от его острых игл некуда было спрятаться.       Чимин не мог остаться дома под защитой стен и слабенького обогревателя. Ему нужно было отнести отцу на станцию горячий обед. Из-за аномального холода станция работала в три мощности, и начальник лаборатории не мог уйти домой даже на ночь — спал тут же, в кабинете, укрывшись двумя пледами из конференц-зала, и даже во сне следил, чтобы показания датчиков не пересекали тревожной красной отметки.       Чимин, пробегая трусцой мимо остановки, окинул тоскливым взглядом совершенно не тронутый снег вокруг железных скамеек: автобусы, конечно же, в такую погоду просто не вышли из депо. Придется до самой станции чухать пешком, вернее, вот так потихонечку и бежать, чтобы хоть немного согреться.       Отец встретил сонным взглядом, привычно чмокнул сына во вспотевшую макушку, проглотил обед, кажется, даже толком не поняв, что он ест, и отставил термос в сторону — потом доест.       Обратно Чимин отправился налегке, поэтому сначала заскочил в теплую уютную булочную, чтобы немного погреться и заодно выпить кружку сладкого кофе с сиропом. У этой булочной было два бесспорных плюса: во-первых, они подавали кофе исключительно в настоящих керамических огромных кружках, а не в пластиковых или бумажных стаканчиках, как это сейчас модно. Кружек в булочной было много, и все они были совершенно не похожи друг на друга. И очень весело было гадать, какая кружка попадется в этот раз.       Вторым плюсом булочной было то, что здесь работал закадычный бро Чимина Тэхен, поэтому кофе Чимину здесь всегда наливали бесплатно. — Замерз? — потер другу щеки теплыми, пахнущими ванилью ладошками Тэхен, страшно элегантный в этом своем хрустящим белом фартуке. — Иди за тот столик у окошка, я принесу тебе кофе. — Только не в снеговике, — попросил Чимин, раздеваясь. — Только не в снеговике, — кивнул Тэхен и отвернулся, чтобы достать чашки.       Он подошел к столику с двумя кружками кофе, на одной из них ехидно скалился мультяшный снеговик в точно такой же шапке, как у Чимина. — Из снеговика я выпью сам! — хихикнул Тэхен и поставил перед Чимином кружку с ярко-красными вишнями. — Я же не боюсь снеговиков.       Чимин покраснел, больше от возмущения, чем от обиды: он и правда боялся снеговиков, но застарелая детская травма — не повод для насмешек.       Из булочной уходить не хотелось, но дома еще ждал реферат по античным басням, поэтому расслабляться не стоило. — Как думаешь, когда эта стужа уже уйдет? — задумчиво спросил он, натягивая пуховик. — Когда Снежная Королева покинет город? — глубокомысленно предположил Тэхен. — Ладно, беги, мне еще фасовать булочки по пакетам на доставку.       До дома оставалось еще пара кварталов, но на сытый желудок бежать было тяжеловато. Поэтому, принимая решение немного погреться в пафосном подъезде огромного дома на центральной улице, Чимин руководствовался исключительно чувством самосохранения. И его стремление быстрее заскочить внутрь вполне можно понять.       Человек, которого Чимин чуть не сбил с ног, заскакивая, так, наверное, не считал. — Извините, — пролепетал Чимин, касаясь человека своей мохнатой варежкой. — Я не специально. Случайно так получилось. Там, на улице, так невыносимо холодно… Когда уже закончится этот ужасный ледяной холод, да? Ну вот не было его у нас долгие годы, ну и вот зачем он, правда?       Человек, который выслушивал Чимина молча, пристально глядя на мельтешащую возле его лица варежку, слабо кивнул и прищурился. — Вы же не сердитесь? — Чимин состряпал максимально милую физиономию из имеющегося у него арсенала и заглянул человеку в лицо. — Нет, — отрезал человек, и по его лицу было довольно трудно понять, говорит он правду или нет, скорее, выражение его лица свидетельствовало о том, что ему все равно.       Он сделал шаг в сторону, намереваясь обойти Чимина и пройти к выходу, но у Чимина, то ли с мороза, то ли от смущения, вдруг совершенно отмерло чувство меры и такта. Иначе чем объяснить тот факт, что он, схватив человека все той же мохнатой варежкой за рукав, вдруг потянул к себе и начал горячо и убедительно отчитывать его: — А вы куда собрались в таком легком пальто? Там же жуткий мороз! И туфли у вас на совершенно тонкой подошве! Разве носят такую обувь в стужу, да еще когда на улице снег? Нет, так дело не пойдет. Мне вот еще бежать домой два квартала, а я уже совершенно отморозил себе ноги… Возвращайтесь-ка к себе домой, да оденьтесь потеплее…       Где-то на периферии сознания Чимин подумал, что надо будет уточнить у Тэхена, с какими такими добавками он делал сегодня кофе, потому что обычно Чимин так себя никогда ни с кем не вел. И вообще-то, он — скромный мальчик, чего, конечно, на данный момент о нем никто не сказал бы.       А губы его, видимо, опьянев от внезапного тепла, продолжали нести полную ахинею: — Имейте в виду, сейчас не ходят даже автобусы. Если вы вдруг замерзнете посреди улицы, вас даже не сразу найдут спасатели. Мало ли сейчас таких же вот замерзших на улицах людей? Правда, я, конечно, ни одного такого не видел, но, я уверен, что они там есть — лежат себе посреди нечищеных тротуаров… — Не думаю, — вдруг произнес человек и посмотрел Чимину прямо в глаза. И это была вторая фраза, которую он произнес за все это время.       Чимин, честно сказать, не ожидал, поэтому сначала замолчал, захлопал ресницами, а потом осторожно переспросил: — О чем?       Человек, не отводя глаз, пояснил: — Что замерзшие люди лежат посреди нечищеных тротуаров.       У человека была очень белая кожа и две родинки: одна — на щеке, а другая — чуть повыше крыла носа. Пока одна часть мозга Чимина соображала, зачем ему эта информация, другая переваривала то, что сказал человек. — Думаете, не лежат? — почти шепотом переспросил он, постепенно приходя в себя. — А я все бежал и боялся, что споткнусь, упаду в сугроб и замерзну насмерть.       Чимин понял, что больше сказать не сможет ничего, все его странное кипучее вдохновение куда-то улетучилось вместе с дрожью, колотившей попавший в тепло озябший организм. — Подвезти? — вдруг хрипловато спросил человек, аккуратно отцепляя варежку Чимина от собственного рукава. А потом счищая с рукава налипшие от мохнатых перчаток ворсинки.       Почему-то при виде этих ворсинок стало жутко стыдно. — Что? — переспросил Чимин, пытаясь помочь убрать ворсинки, но рука, все в той же варежке, только усугубляла ситуацию. — Я могу подвезти, — пояснил человек. — Я на машине.       И Чимину вдруг очень сильно захотелось, чтобы этот странный человек в своем жутко неподходящем пальто подвез его на своей машине. И Чимин закивал.       Оказалось, что «подвезти» — это не сесть на переднее сидение рядом с сидящим за рулем этим странным человеком и тыкать пальцем, показывая дорогу. Оказалось, что «подвезти» — это выйти из подъезда и попасть прямиком в огромный салон пафосного лимузина и оказаться лицом к лицу с этим, довольно красивым, странным и, судя по всему, богатым человеком и наконец-то получить возможность его разглядеть, но не сметь этого делать из-за клубка внезапно зашевелившихся в голове мыслей и подозрений. — Хм, — прокомментировал роскошь, в которой он вдруг оказался, Чимин.       Человек смотрел на него внимательно, сидя напротив и свободно откинувшись на спинку. — Мне недалеко, — спохватился Чимин. — 47-я возле Старбакса. Первая арка.       Водитель кивнул, бросив взгляд в зеркало заднего вида. — Я еду ужинать, — вдруг проговорил человек, и как-то неуловимо изменилось выражение его лица, как будто на нем треснул тончайший невидимый лед. — Хотите со мной? — Зачем? — смутился Чимин, буквально залив краснотой лицо, шею и, кажется, даже уши, хотя под шапкой не видно.       Человек пожал плечами: — Одному невкусно. — А куда? — осторожно уточнил Чимин, отмечая краем глаза, что автомобиль уже подвозил их к знакомому Старбаксу. — Сюда? — мотнул головой человек в сторону кофейни, за панорамными окнами которой мягким теплым желтым светом разливался уют.       Они заняли столик у самого окна, так, чтобы видна была сумеречная улица и все огни, которые зажигались на ней один за одним, вспыхивали, многократно отражаясь в зеркале стекла и вторили свету горящих на потолке ламп.       Чимин аккуратно стянул варежки, шапку. Человек посмотрел поверх чиминовой головы, и уголки губ его, до этого момента капризно опущенные, вдруг потянулись вверх. Чимин спохватился, обернулся на свое отражение в стекле и бросился приглаживать торчащие копной волосы. — Извините, — пробормотал он, снова краснея. — Меня зовут Юнги, — вдруг представился человек.       Работник кофейни поставил перед ними два стаканчика с кофе и большую горячую пиццу. — Вы будете кофе со льдом? — удивился Чимин, кивая на один из стаканов.       Но человек по имени Юнги смотрел на него выжидающе, и Чимин тоже представился.       С животом, набитым пиццей, он чувствовал себя, выйдя на улицу спустя полчаса, совершенно подобревшим и сонным. Разговора совсем не клеилось, но с этим Юнги было так уютно просто сидеть и молчать, что Чимин не испытывал неловкости ни секунды из этих тридцати минут. — Я ведь совершенно не собирался сегодня ни с кем знакомиться и есть пиццу, — с улыбкой поделился он своими мыслями с Юнги. — А вот как все случилось.       Он опустил взгляд на легкие туфли Юнги и спохватился: — Ой, да вы же замерзнете совсем! Садитесь скорее в машину, мне здесь недалеко…       Юнги вздохнул как-то немного нетерпеливо и сунул руки в карманы. И эта поза сразу убавила ему лет десять и сделала похожим на совсем юного пацана в чересчур взрослом пальто. — Я завтра приеду сюда обедать тоже, — сообщил он и взглянул немного исподлобья, будто наблюдая за реакцией Чимина. — Ага, — кивнул Чимин, — здесь вкусно, конечно. Приезжайте.       Потом спохватился: — В том смысле, что… так прозвучало, как будто вы у меня разрешения спрашивали, и я, такой, разрешил… ага…       И смутился снова, глядя, как уголки губ Юнги снова едва поехали вверх.       И снова спохватился: — В смысле? Вы меня приглашаете опять что ли?       И покраснел снова как морковка. — Приглашаю, — сказал Юнги и вдруг улыбнулся.       И вот эта улыбка разделила весь сегодняшний день Чимина на до и после нее.       Улыбка светилась. Одновременно как солнце и ослепительный белый снег — такое бывает в чистый студеный день на фоне лазурного небосвода без туч и снегопада в сильный искрящийся мороз. Светилась как новогодний фейерверк, подсвеченный елочными гирляндами. Светилась как лучшие чувства самого доброго в мире человека. — Я приду, — кивнул Чимин и тоже заулыбался. Потом совсем смутился и нырнул в подъезд. Закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и замер. И гул колотящегося сердца мерно отражался от эха под сводами его старенького подъезда.       Блестящий черный автомобиль Юнги мягко тронулся и отъехал от кофейни. Проехав примерно квартал, он притормозил у высокого офисного здания, и в салон к Юнги подсел похожий на него человек, только немного младше и смуглее. — Итак, когда твой самолет? — спросил человек, откидываясь на сидение и разматывая шарф. — Пока останусь, — тихо сказал Юнги, наблюдая за бегущими мимо окна автомобиля городскими огнями.       Человек выпрямил спину и встревоженно вскинул глаза на Юнги. — Как это останешься? — спросил он строго, понижая голос. — Мы же договаривались: максимум неделю и ты уезжаешь. — Обстоятельства переменились, — отрезал Юнги и внимательно посмотрел на человека напротив. — Нужно остаться. — Зачем? Господи, Юнги, ты же знаешь… Этот город не выдержит такого! Уже сейчас мы едва справляемся, но если ты задержишься еще… Ты обещал! — человек потряс шарфом в руке, он был на грани отчаянья. — Это мой город, — сухо сказал Юнги. — И я давно здесь не был. Неделя ничего не решит. — Неделя решит многое, — покачал головой человек. — Уже сегодня появились первые жертвы обморожения. И если морозы будут усиливаться и усиливаться… начнут гибнуть люди… — Я. Хочу. Остаться, — отчеканил Юнги. — Ты не маленький, — продолжал уговаривать человек. — Ты знаешь, что каждый раз, когда ты или кто-то из семьи по фамилии Сноумэн посещает человеческие города или селения, это оборачивается природной катастрофой. Да, этот город — твой, но я — тот, кто охраняет его от тебя. Ты приехал, побыл, решил все свои дела, а теперь должен уехать. Иначе… иначе… Здесь никто не выдержит твоей силы, Юнги.       Юнги отвернулся к окну снова. — Этот парень… Чимин… Он, знаешь… ему было тепло… Такое может быть, Намджун? — наконец спросил он и опустил глаза на собственные руки. Увидел ворсинки от пушистой варежки, оставшиеся на рукаве, и улыбнулся.       Человек по имени Намджун вздохнул. — Только однажды, насколько я знаю, — сказал он тихо. — Я читал, что однажды такое было возможно: у человека из семьи Сноумэн была семья и даже дети, и это была человеческая девушка, и она была особенной… Но, Юнги, в роду Сноумэнов — десять тысяч имен, и такое было только однажды… Один раз на десять тысяч…       Юнги помолчал.       Автомобиль мягко въехал под арку частной подземной парковки. — Если ему не было холодно рядом со мной, значит ли это, что он — особенный? — вскинул Юнги взгляд на собравшегося было выходить из машины Намджуна.       Намджун снова сел и задумался. — Я не знаю, Юнги, — наконец проговорил он. — Я могу поискать в архиве, еще раз проверить летописи, но, Юнги… есть ли шанс, что такое повторится? — Я должен проверить, — кивнул Юнги. — Дай мне всего один завтрашний день. Один. Я просто хочу… понимаешь? — Понимаю, — улыбнулся Намджун. — Но только один день. Большего ни этот город, ни люди, живущие в нем, просто не выдержат.       Звезды в морозном прозрачно-черном небе казались особенно яркими и улыбчивыми. Чимин думал о том, что звездам, скорее всего, конечно, не холодно: они ведь горячие изнутри. Он думал, что этот человек, Юнги, наверное, тоже изнутри очень горячий, раз ему не холодно даже в таком тонком пальто и туфлях. Чимин думал, что завтра ему стоит надеть свой голубой пушистый свитер — Юнги наверняка такой свитер должен понравиться. Чимин думал, что если он обнимет Юнги — он не представлял себе, как и при каких обстоятельствах он мог бы, но — то на его черном пальто наверняка останутся голубые ворсинки от его голубого свитера.       Чимин засыпал и думал, что рядом с Юнги очень тепло и спокойно, что он пахнет кофе и горячей пиццей, и что эта аномальная зима когда-нибудь обязательно закончится, и Чимин будет вспоминать ее как что-то очень красивое и странное — такое же, как улыбка Юнги.