ОСЕННИЕ СКАЗКИ

      С этим орешком сразу явно что-то было не так.       Во-первых, ветка орешника, на конце которой пристроился этот настырный засранец, постоянно хлестала Чонгука по макушке. Так что у ребенка было вполне обоснованное желание сорвать ее к чертям собачьим и откинуть куда-нибудь подальше.       Во-вторых, ветка не срывалась. Не обламывалась и не отпиливалась. И этого с обычной ореховой веткой происходить явно не должно. Особенно, если в руках у Чонгука пила или, к примеру, секатор.       Но ветка не поддавалась, и Чонгук даже Сокджина привел, чтобы продемонстрировать: — Вот, учитель, никак не справлюсь.       Сокджин внимательно оглядел ветку и приказал оставить орешник в покое.       Чонгука это, конечно, не угомонило.       Тогда он привлек Юнги, чтобы второй учитель тоже произвел осмотр. Юнги осмотр произвел сильно издалека: со своего кресла-качалки на террасе, так что вряд ли вообще понял, о какой конкретно ветке идет речь. Впрочем, ожидать от Юнги другого и не стоило. — Тебе, блять, заняться нечем? Чего ты до дерева доебался? — вынес Юнги вердикт и снова уснул. — «Терпение и невозмутимость» — процитировал Намджун в ответ на метания мелкого начало первой главы Устава «Школы движения энергий» и покачал головой. — Прекрати будоражить школу своей беготней по палисаднику, сядь и задумайся о бытии.       Чонгук сел.       Задумался.       Долго сидеть не смог: шило в заднице мотивировало к поискам приключений. Поэтому он в итоге ничего лучшего не надумал, чем срубить орешник целиком. Отправился к орешнику и саданул ногой по дереву в раздражении, потому что вторая глава Устава «Школы движения энергий» гласила, что нельзя просто так прерывать жизнь ни одному элементу Вселенной. Точная цитата звучала, конечно, без слов «просто так», но Чонгук предпочитал везде вносить свои собственные коррективы.       Саданул ногой по дереву, и блядский орех, сорвавшись с ветки, прилетел ему прямо в лоб. Было довольно больно, между прочим. На что Чимин захихикал: «Так тебе и надо!», а Хосок унесся за аптечкой.       В свою комнату Чонгук с пластырем через весь лоб попал уже к вечеру. Уселся на кровать и тут же подскочил от дикого крика: — Эй, больно же! Слезь с меня сейчас же!       Этот крик в абсолютно пустой комнате прозвучал довольно зловеще, между прочим. Это основная причина того, почему Чонгук подскочил как ужаленный. И заозирался. И замер. И только потом почувствовал шевеление в заднем кармане штанов.       В кармане лежал орех. И звуки эти странные, теперь похожие больше на вой, чем на человеческую речь, издавал тоже он.       С орехом, лежащим на ладони, совершенно точно что-то было не так!       Хотя с виду — обычный грецкий орех, только чуток надтреснутый. — Поможешь выбраться мне или нет? — раздалось из ореха, и Чонгук (не из страха, а исключительно из чувства самосохранения! — отбросил эту странную хрень в угол комнаты. — Еще и дерется… — донеслось из ореха.       Что делать с говорящими орехами, в школе, совершенно точно, не учили. У Чонгука были, конечно, варианты, но раздавить орех ногой не позволил усилившийся писк: «Совсем с ума сошел? Куда ты ноги задираешь, ты же раздавишь меня насмерть!».       Пришлось орех аккуратненько вскрывать. Хотя бы из любопытства: кто же там крикливый сидит.       Чонгук ожидал увидеть говорящего червяка (хотя говорящих червяков не бывает), ожидал, что выскочит говорящий жук или, скажем, блоха… хотя тоже это было бы вряд ли в порядке вещей… Но то, что из ореха вдруг появится вполне себе обычный паренек размером с Чонгука, он, конечно, не ожидал. Поэтому завис на пару минут, раздумывая, как этот пацан мог в такой маленький орех вместиться.       За эти пару минут пацан успел отряхнуться, пригладить волосы, вытянуть из того же ореха помятую панамку и мобильный телефон и сожрать принесенный из столовой чонгуков вечерний бутерброд. — Ты… это…. кто? — предсказуемо поинтересовался Чонгук, наблюдая, как исчезает в пасти пацана бутербродный хвостик. — Тэхен — невозмутимо ответил пацан, дожевывая последний кусочек ветчины. — Не могу сказать, что приятно познакомиться, но золушек, как известно, не выбирают.       И вот Чонгук сидит с этим пацаном в комнате и снова подвисает, потому что Тэхен этот какой-то странный, весь неправильный и слишком уж… выразительный, что ли? Как будто кто-то его здесь, в комнате Чонгука, нарисовал. Грубо говоря, нарисовался он, конечно, сам, но ощущение того, что его выдернули из другой реальности и поместили в привычный чонгуков мир, не пропадает. — Извини, — выдавливает из себя Чонгук пристыженно, — я не планировал на тебя садиться. Я же не знал, что ты там… в орехе… Как ты там оказался вообще? — Да как, обычно… — пожимает плечами Тэхен, — по студенческой программе. — По какой программе? — Чонгук никогда не отличался отсутствием ума и сообразительностью, но сейчас ему прискорбно сознавать, что он вообще ничего не понимает. — Студенческой, — поясняет Тэхен. — Я на четвертом курсе, у нас сейчас производственная практика. Я вот в орех попал. Мой друг Богом — в лампу. — Ты прикалываешься? — на всякий случай уточняет Чонгук. — Нет, — качает головой Тэхен, и на лице его довольно обидное сожаление насчет чонгуковой тупизны. — У меня и направление есть. Вот.       Он достает из кармана сложенный вчетверо сиреневый листок и протягивает Чонгуку.       В самом верху страницы сложный золоченый герб и подпись: «Академия измененной реальности».       А ниже, под датой и штампом: «Студент Ким Тэхен, 4 курс, направление «Управление судьбами и энерготранспланторная мотивация». Направлен в модуль 4.237.12 по муниципальной программе «Орешки для Золушки». Срок прохождения практики — 4 недели». — Это точно какой-то прикол, — бормочет Чонгук и на всякий случай фотографирует бумажку на телефон. — Да? — Я уже ответил на этот твой вопрос, — вздыхает Тэхен. — Давай следующий.       Приходится тащить Тэхена к учителям, хотя он предлагает сначала где-нибудь подкрепиться. И это после сожранного бутерброда, дармоед!       Сокджин встречает новость о новоявленном практиканте традиционной истерикой: — Ребенок, ты сколько в этом орехе просидел? Божечки, голодный, наверное? Там же тесно, неудобно, сыро…       Тэхен расцветает, наверное, думая, что вот к этому заботливому товарищу следует держаться поближе, что-то бормочет про то, что «за двое суток внутри ореха не сильно проголодался», потому что «первым делом выел ядрышко, а оно, как известно, калорийное, да у него и печенье с собой было», но съедает весь ужин в двойном количестве, из чего все присутствующие делают вывод, что слухи о калорийности грецких орехов сильно преувеличены. — Значит, — заключает, внимательно ознакомившись с направление, Намджун, — Чонгук у нас — Золушка. — В смысле? — возмущается Чонгук. — С какой это стороны я Золушка? — Золушка — общепринятое в параллельной реальности метафизических феноменов собирательное понятие, термин, — поясняет сонно Юнги из своего кресла-качалки. — Так называют представителей человекомира, нуждающихся во вмешательстве сверхъестественной для этого мира силы, чтобы достичь своей высшей цели в данном мире, потому что в силу разных жизненных обстоятельств сами решать поставленные перед ними судьбой задачи они не в состоянии. — Эй, — возмущается Чонгук, — я все в состоянии сам решить! — Тогда поясни, почему ты до сих пор не сдал мне контрольную работу по ведической кулинарии? — оборачивается Сокджин, помешивая в стеклянном заварочном чайнике какие-то свои очередные страшно целебные листья. — Я… — смущается Чонгук. — Был занят… я занимался… — Он занимался вандализмом по отношению к орешнику, — напоминает Чимин из своего угла. — Ему было страшно некогда. — Значит, если я правильно понимаю, — с хрустом разрывает упаковку с чипсами Хосок, поэтому его слова слышно очень плохо, — тебя, Тэхен, прислали на практику в этот орех с целью помочь Чонгуку решить поставленные перед ним его судьбой задачи? — Какие задачи? — хлопает ресницами Чонгук. — Не, это слишком долго, это только специалистам поручают, — поясняет Тэхен. — Вот если по окончании Академии распределение меня пришлет к Чонгуку на постоянку, тогда — да. А на практику нас присылают только к тем, кто еще с такими задачами не определился. Мы помогаем с этим: понять, какое направление в собственной жизни избрать. — Какое направление? — снова хлопает глазами Чонгук. — Вот, — тычет в него пальцем Тэхен. Хотя пальцами тыкать, вообще-то, нехорошо. — О чем я и говорю. Эх, вот Богому повезло: ему даже особо напрягаться не пришлось: он попал к парню, который играет на скрипке с четырех лет и точно знает, кем собирается стать и чего добиться… А мне… как всегда… — Ну уж извините, — упирается руками в бока Чонгук. — Я тебя вообще не приглашал… — А вот мне интересно, — отвлекается от своей игрушки в телефоне Чимин, — а если бы орех сорвал не Чонгук? Если бы я, к примеру, сорвал бы? — Кто попало такие орехи с практикантами не срывает, — смеется Намджун. — Система распределения срабатывает всегда четко: орешки всегда выпадают только конкретным золушкам. Вот ты, Чонгук, сколько раз пытался ореховую ветку сломать? А ведь не смог! А орешек просто сам к тебе в руки прыгнул. Это означает, что тебе предназначался именно орех, а не палка. — Я бы ему и палку тоже предназначил бы, — ехидно замечает Юнги. — Дисциплина в последнее время — так себе… Чонгук, конечно, краснеет, но это остается незамеченным, поскольку Сокджин задает сакраментальный вопрос: «А где же Тэхен будет спать?», и всё в столовой приходит в броуновское движение. Еще с полчаса суетятся, перетаскивают кровати, решая поселить Тэхена к Чимину, у которого — самая просторная комната, и Чонгуку за эти полчаса даже становится как-то немного обидно: орех же для Чонгука, почему это Тэхен должен с Чимином жить? С Чонгуком бы и жил бы… — И как ты собираешься со мной работать? — уточняет он, когда Тэхен, приняв душ и переодевшись в школьную спортивную форму, приходит к нему в комнату, открывает новенький Дневник прохождения практики и аккуратно ставит цифру «1» в графе «День практики». И дописывает: «Знакомство с подшефным». — Сначала мы поговорим, — немного неуверенно кивает Тэхен и начинает рыться в конспектах. — Вот у меня тут есть бриф…. Ну, знаешь, анкета такая… Я буду вопросы задавать, а ты на них отвечай первое, что приходит на ум.       Чонгук смотрит на Тэхена и думает, что он, вообще, довольно симпатичный, только неугомонный. И еще у него красивые губы и крохотная родинка на носу. И еще волосы — красивые радужные волосы, подсвеченные вечерним солнцем из окна.       Поэтому на вопросы он отвечать затрудняется: попросту не слышит их, погрузившись в эти наблюдения. — Ну вот что ты любишь делать? — нетерпеливо ерзает Тэхен, — сосредоточься, у меня еще сорок восемь вопросов, нам бы к полуночи управиться… — Рисовать, — отвечает Чонгук неожиданно сам для себя. И думает, что вот Тэхена, он, наверное, нарисовал бы… — Странно слышать это от человека, который учится в данной школе на факультете энергии звука и вокала, — ехидно замечает Тэхен, но все-таки вносит соответствующую пометку в дневник. — Следующий вопрос: «Какие вы можете назвать свои самые главные достижения в указанной области?».       Чонгук думает о том, что в комнате находиться наедине с этим странным Тэхеном довольно уютно, потом снова смотрит на скорлупу ореха, все еще лежащую на письменном столе, и вздыхает: — Не знаю… нет таких… пока… — Пока, — кивает Тэхен и снова что-то там записывает. — Значит, самые главные достижения еще впереди, да?       Чонгук слабо улыбается и думает, что портрет Тэхена он нарисовал бы обязательно мелками, мелкими штрихами, сливающимися в единое целое. И обязательно в пуху одуванчиков: чтобы радужная челка Тэхена на портрете была облеплена этими маленькими пушистыми парашютиками, а глаза смеялись и лучились. У него даже кончики пальцев начинают чесаться в нетерпении — так хочется приступить к написанию этого портрета. Но Тэхен продолжает сыпать своими странными вопросами, и Чонгук ляпает первое, что приходит на ум. — Итак, — заключает Тэхен, когда время переваливает за полночь и все графы в брифе заполнены, — завтра у нас с тобой, Чонгук, любящий черный цвет, небо после дождя и жареные в соевом соусе мидии, практический семинар на природе. Есть у вас тут уютная полянка, где можно было бы нам уединиться?       Чонгук краснеет как первоклассник и пожимает плечами: — Наверное… А зачем… уединиться? — Прислушиваться будем… к тебе… к твоему внутреннему я… — Ты тоже прислушиваться будешь? — уточняет Чонгук и краснеет еще больше. — А как же, — улыбается Тэхен. — В смысле? — Чонгук настораживается. — Ты мысли читать случайно не умеешь? — Естественно, умею, — уже откровенно хихикает Тэхен. — С моим портретом мелками — прекрасная идея, между прочим. И, кстати, уединиться — это не то, о чем ты подумал. Но ход твоих мыслей мне нравится.