Моя живая юность

Губы пухлые, накрашенные сладкой матовой, Грудь закрытая, защищеная кружевом, Она все ещё незапятнанная, Она все ещё верит в «суженного». Каблуки семь делений от пола, Чулки новые, только из пачки, Шляпа чёрная с полями широкими, В сумке женской открытая мальборо пачка. Глаза стрелками подведённые: Голубые, стеклянные — нет, лучше, преданные. Ноги тонкие, впалые чашечки, Несколько вен — все работа тяжёлая. Ее взгляд — взгляд обиженной женщины. Ее мысли — мысли хитрой чертовки. Ее волосы коротко резаны, А походка полна злорадной издевки. Руки в перчатках, в сеточку — Двигаются плавно, отточено. Шарф по-старому, чертовски невежественно, Свисает с шеи сосредоточенной. Ручка двери прохладная — Ничего, не вернётся больше. Эта квартира больше не главная, Сегодня она сгорит до основания полностью. Чемодан лёгкий — смысла нет брать какие-то вещи. Чтобы с прошлым не связывать верёвкой То что уже не будет безупречным. То, что уже назвалось «уловкой».