Моя живая юность

Выводя изогнутые линии печали, Ноги перестали слушаться танцора. Они вроде бы всегда танцевали, Что же сейчас поспособствовало позору? Усталость и слишком частые тренировки? Может последний звонок мамы? Может не та пуант шнуровка? Но вроде бы все как всегда, все четко.. Пытается прыгнуть прыжок, Но ноги стоят непоколебимые прямо. Может быть сделать хотя бы шажок? Но они не идут жестокие упрямо. Это ведь хлеб, любовь и работа, Что умеешь кроме как прыгать пред залом? Может быть всему виною гаррота, Что завязалась вокруг души овалом? Помимо ног перестают слушаться руки, Безвольно, уныло свисают с станка. Сердце танцора режут жестокие муки, Неужели, его нить в балете так коротка? Делать, выходит, нечего. Танцор уходит из людного зала. Какая-то девушка касается его печального, узкоплечего, Но этой поддержки ему к сожалению, чертовски мало. Танцоры потерявшие страсть Запирают в комнате души. Им уже тяжело даже с кровати встать, Что уж говорить о том, чтобы прыгать снаружи. Тихо безымянные, списанные, Они остаются одни в закулисном мире, Где ничего уже не пописано, Где их страсть когда-то «они» отправили.