
Пэйринг и персонажи
Описание
Особое внимание стоит уделить деталям. [Сборник работ на #Душкотобер 2021]
Примечания
https://vk.com/wall-150668226_3963
В тексте могут встречаться опечатки, потому что над этим сборником я работаю без беты и в довольно упадническом состоянии.
13. Конспект
13 октября 2021, 05:00
— Ты думаешь, я во всё это поверю? — спросил Антон. Посмотрел внимательно на Диму; Дима пожал плечами.
— Ты можешь поверить и помочь, а можешь не поверить и уйти.
Антон сжал тетрадь. Тетрадь была тонкая, потёртая, со следом от ножки посреди тетрадной груди. Тетрадь была шершавая и болотно-зелёная, и держалась на глупых завитушках из алюминия. Завитушки уже грозились развалиться — нижнее колечко превращалось в острую змею. Антон мизинцем тронул её хвост — укололся.
— Заткнись, — шикнул Дима. Повернулся к Антону, объяснил, словно маленькому ребёнку: — Твой парень пытается выгородить твой тупняк.
— Если это спектакль, то ты очень хороший актёр, Дмитрий.
Всё это было похоже на шутку. Существование призраков, перерождений, и существование Олежи — где-то в этой комнате, где-то в виде невидимой сущности. Где-то тут, где-то здесь, слышащего, наблюдающего. Антон пытался уложить осознание в голове. Осознание не укладывалось.
Верить Диме было сложно. Дима мог шутить, вполне мог.
Но даже Дмитрий бы не стал шутить так жестоко. Много кто в университете думали, что Антон с Олежей встречался; много кто думал, что Олежа покончил с собой из-за этих отношений. Антон — признаться — тоже допускал эту мысль. Но верил, всем сердцем верил, что Олежа бы не стал. Знал только то, что друзья самоубийц постоянно говорят подобный вздор: он бы не поступил так. он бы такое с собой не сделал.
Мог ли Олежа? Антон начал сомневаться. Последний месяц Антон сомневался. Потому что так говорило расследование, так говорила экспертиза, так говорила полиция — которой не было дела до очередного погибшего студента. Наверняка это сессия. Которая уже кончилась. Наверняка это диплом. Который Олежа успешно защитил. Наверняка это наразделённые чувства — которыми Олежа переболел в старшей школе, и поэтому переносил с лёгкостью, на ногах. Даже с той оговоркой, что иногда Антон ловил себя на мысли: я тоже. тоже люблю.
Но если это было убийство, то Антон не сомневался — это вина Дипломатора.
Дима, кстати, откуда-то знал.
— Если это спектакль, то откуда я знаю реплики?
Дима повернулся куда-то вправо, посмотрел — осуждающе. Олежа под этим взглядом сжался, обнял себя руками, и виновато отодвинулся. Подлетел к Антону, «сел» с ним рядом на кровать.
Антон фыркнул.
— Допустим, ты смог вычислить, что я — Дипломатор, — Антон поднял на Диму взгляд — и посмотрел очень и очень пристально. Дима посмотрел в ответ — хмурясь, куда-то на плечо Антону.
— Ну, я… — Дима замялся, потёр шею. Ссутулил плечи. — Не вычислил я. Олежа мне сказал.
Всё это звучало абсурдно. Антон подумал: Олежа с Димой при жизни не общался. Пару раз только писал ему доклады. Говорить об Антоне Олежа бы ему не стал — не сглупил бы так. Олежа не болтал и тайны хранил ответственно.
— Ты же в курсе, что он тебя не слышит, бздых? — Дима, наверное, рассчитывал, что это будет звучать грозно. Рассчитывал, что Антон не примет это на свой счёт.
Антон хотел было сказать, что это всё глупо. Что игра у Димы неубедительная, и что всё это представление ему надоело. Хотел бросить конспект на кровать, встать и уйти — вместо этого взял кончиками пальцев край обложки.
— И что Олежа тебе говорит? — полюбопытствовал. Вполне спокойно и сдержанно; видимо, дрожь в голосе существовала только в его воображении. Видимо, пустота в груди и трясущиеся руки — это всё показалось.
Открывать конспект не хотелось. Было страшно и жутко. Словно открыть шторку примерочной, приподнять одеяло над спящим, расстегнуть рубашку и положить руки на голую грудь — точно также ощущалась попытка бесцеремонно вторгнуться в оставшийся от Олежи, надорванный и потасканный внутренний мир.
— Да не буду я… — пробормотал Дима. Потом сказал, громче и увереннее: — Что-то там он ворчит тебе на ухо, мне слышно плохо.
— На ухо? — Антон быстро поднял взгляд. — Где?
Рациональность говорила: брось это всё. Рациональность говорила: привидений не существует. Тебя обманывают. Рациональность молила на коленях встать и уйти — не ковырять конспект как рваную рану, не наблюдать за этим спектаклем и не думать об Олеже больше никогда. Рациональность смотрела на то, как по стене ползёт монетка, и отрицала происходящее.
— На плечо тебе лёг, — буркнул Дима.
Дима не спешил садится — возвышался над Антоном башней, только башней невысокой — вжавшей в плечи голову и угрюмо сверлившей взглядом. Дима следил за руками, Дима отвлекался на что-то у Антона на плече (ощущение сквозняка, затёкшие мышцы — определённо точно не чужая щека), Дима качал головой туда-сюда иногда.
— Хватит ныть, — буркнул Дима. Вдохнул через рот и выдохнул через нос. — Этот голубой просит передать, что его убили. Мы тебя, типа, поэтому и позвали.
Антон резко открыл конспект, решительным движением — словно содрал пластырь с раны. В конспекте Олежиным почерком звенел список. Похожий на список дел.
— Это типа... штуки, которые Олеже надо сделать, чтобы... э… саннигилировать... как пушка, типа... аннигиляторная, — попытался объяснить Дима.
— Саннигилировать?
— Переродиться. Перестать быть призраком здесь или типа того. Вот.
Под пальцами у Антона пульсировала чёрным надпись: «Найти убийцу».
— Кто это писал?
— Хрен знает. Олежа сказал, что оно тут просто появилось. Раньше этого списка вообще не было, — Дима, наконец, сел на соседнюю кровать. Видимо, решил, что победа над рациональностью Антона наконец одержана. Антон бы с этим не согласился.
— И ты... в смысле, вы думаете, что его убили, только на основании этого конспекта?
Дима тяжело вздохнул. Запустил руку в волосы.
— Тяжело быть единственным человеком в мире, который видит призраков. Я как экстрасенс, но типа крутой экстрасенс, но это полная жопа. Тем более, что я вижу только одного призрака.
— Надеюсь, ты всё это не выдумываешь. А то это больно странные правила.
Антон захлопнул конспект. Посмотрел на Диму.
— Смешно вам, да? Этот хмырь смеётся, чтоб ты знал.
Антон почувствовал непреодолимое желание накрыть свою левую руку правой. Тыльная сторона ладони была очень холодная.
— Ты так и не ответил на вопрос.
— Он голубой! Вот и ответ, блин!
— Дмитрий!
У Антона внутри что-то рухнуло. Рациональность взвыла: тебя позвали только чтобы над тобой посмеяться! вставай и уходи подальше; не дай ему продолжить этот цирк. Но Антон прижал себя к месту. Если уж решил выслушать это — то до конца. Надо было вытерпеть, выстоять — может быть, потом будет легче. Или наоборот — ещё больнее; но так он снова ощутит себя живым. Может быть, ему этот цирк был нужен. Ходят же люди к экстрасенсам только затем, чтобы послушать, как умерший любил их и как просил с того света: не сдавайся, живи своей жизнью, я хочу тебе самого лучшего. Олежа, может быть, тоже хотел Антону самого лучшего — если всё ещё был здесь.
Антон тоже хотел Олеже всего самого лучшего. Но жизнь рассудила иначе. И сейчас было поздно что-то менять.
— Да нет, типа… физически… Он как призрак — голубой. Знаешь, как в киношках дурацких. Голубой призрак. Ну, представил?
— Представил.
— Они такие от убийства. В плане, если кого-то убить, его призрак будет голубой. Если там случайно умереть — серый, вроде. Если ручкой проткнуть — фиолетовый.
— Ой, отвянь, смысл-то в другом, — добавил Дима, отмахиваясь. Антон был уверен, что ничего не говорил.
Может быть, у Димы запущенная стадия галлюцинаций. Шизофрения — развилась на фоне историй о призраках в этой комнате. Антон одёрнул себя тут же — шизофрения от такого точно не разовьётся. А вот галлюцинации от сильного недосыпа и нагрузок на организм случиться вполне могут. В урне Антон уже заприметил баночку из-под энергетика. Да и однажды Дима уже почти умер — сердце от энергетиков остановилось. Ручка тогда из горла торчала…
— И как давно ты Олежу видишь? — аккуратно спросил Антон. Если причина была в клинической смерти — это многое бы объяснило.
— Ну, это... помнишь, кароче... — тут Дима скривился.
Антон терпеливо ждал. Дима выдохнул — снова через нос, — завёл руки за шею, пробурчал что-то и сказал, уже громче и увереннее:
— В общем, помнишь, ты меня… Спас, — на последнем слове Дима скривился, словно от кислого. — Ручка у меня в горле торчала. Это короче всё твой ненаглядный. Воткнул. Думал, мне очень не хватает ручки в горле.
— Произвёл тебе трахеостомию, — подсказал Антон.
— Да, трахнул меня.
Затем Дима кивнул, словно самому себе.
— Оттрахмеостомил.
— Тогда ты начал его видеть?
— Если ты всё ещё мне не веришь, подумай: зачем мне себе ручку в горло втыкать? Во время сраного сердечного приступа.
Рациональность замолчала. Рациональность прислушалась. Антон попытался защитить честь своей верной подруги-рациональности и несмело предположил:
— Ты... упал на ручку…?
— Ага, она вертикально стояла на столе и я прямо на неё рухнул. Так всё и было.
Дима резко подорвался с кровати. Насмешливый тон, которым он сопровождал предыдущую фразу, сменился на раздражённый:
— Олеж! Задолбал уже хныкать. Чо ты улёгся на него?
— Дмитрий! Успокойтесь.
Рациональность устало вздохнула. Сложила ручки и повернулась к Антону спиной.
— И не кричите на него.
Хотелось добавить — «Если он правда здесь». Антон не добавил. Потому что если Олежа правда был здесь — сидел рядом, комментировал, держал за руку — то нужно выбирать выражения. Нужно держать язык за зубами. Нельзя показать Олеже, что он не верит.
Антон спросил себя: а ты веришь? Серьёзно веришь? Что всё это правда? Что на самом деле призраки существуют, и призрак твоего. Друга, помощника, возлюбленного — кем бы Олежа ему на самом деле ни был (Антон не нашёл ответ на этот вопрос до сих пор; возможно, пора было признаться себе, что он малодушный трус. Возможно, пора было признаться себе, что он влюбился. Влюблённость раньше не имела значения — потому что было поздно. Но сейчас, возможно, самое время признаться — да, влюбился. Да, поздно. Но, может, для Олежи это было бы важно — для Олежи это точно было важно) сейчас сидит рядом с тобой. Олежа держит тебя за руку. Олежа положил голову тебе на плечо — потому что Олежа…
— Что ещё он сегодня сказал?
— Ну, всякое гейское дерьмо…
— Дмитрий!
— Что любит тебя и всё такое прочее.
— Что ещё?
— Что скучает.
Антон выдохнул.
— Я тоже люблю. И тоже скучаю.
Дима, наверное, слёз не увидел. Дима Антону в лицо не вглядывался — да и вряд ли бы он там что-нибудь нашёл. Диме были интереснее собственные ботинки и точка стены за левым плечом Антона.
— Хорошо, Дмитрий. Так что мне нужно делать?..