Игра в одиноком октябре-2021

Пройдя сквозь вращающиеся стеклянные двери, Убар невольно остановился. В этот раз дело было даже не в привычке оценивать помещение, прежде чем войти в него — привычке, давно ставшей основой натуры. Это происходило практически против воли Убара, само по себе — сознание ещё только обрабатывало увиденное, а где-то в голове ставились отметки: вот тут выходы, здесь укрытия, на случай, если будут стрелять, тут удачное место для засады, эти люди представляют опасность, с ними надо справиться в первую очередь, а эти относительно безопасны, могут подождать минутку… Убару редко требовалось больше пары минут. Но в этот раз он встал столбом, не только чтобы оценить ситуацию, но и потому что увиденное его захватило. Он никогда прежде не бывал в подобных местах. Огромный холл распахнулся перед Убаром просторным и стерильно чистым. Мраморный пол, белоснежный с вкраплениями антрацитово-чёрного, невидимые светильники, заливающие пространство светом из ниоткуда, со всех сторон. Мебель из стальных изогнутых трубок, словно из фильмов о будущем. Всё здесь выглядело неестественно угловатым и глянцевым, как будто искусственным, только белизна, яркий свет и прохлада. И насколько понимал Убар, стоило это всё просто безумных денег. Тот, кто построил это здание, мог себе позволить купить целую страну, и даже не самую бедную. Даже воздух здесь, казалось, вымыли начисто, выжали и высушили, оставили пустым и лишённым вкуса. Ни пылинки, ни намёка на запах, даже звук тут не выживал, растворялся в пустоте. Убар не слышал шагов приближающейся к нему девушки. Она тоже была монохромной: чёрный брючный костюм, белая рубашка, об уголки воротника, казалось, можно порезаться. Её смуглая кожа на фоне всего этого искусственного великолепия смотрелась единственным проблеском жизни, кусочком реального мира. Убар заглянул в её глаза — и на него пахнуло жаром пустыни, сверкнули звёзды с тёмного покрывала неба, пробежали по лицу отблески костра ночной стоянки. И ещё отозвалось внутри тяжёлым тёплом. Да это же карина, осознал Убар. Будь он проклят, это же карина, пустынная демоница! Кем надо быть, чтобы сластолюбивая тварь нацепила на себя строгий костюмчик и безмолвно тебе прислуживала?! — Господин Убар? Меня зовут Бадия, — представилась карина. — Пойдёмте, вас уже ожидают. Шагая за ней, глядя на её строгий шаг, без намёка на покачивание бёдрами или ещё какое проявление женственности, Убар продолжал недоумевать. Он терялся в догадках — кто и зачем пригласил его в это царство мрамора и металла, что ждёт дальше? Бадия завела его в лифт и даже не нажала на кнопку — не было кнопок. Лифт поехал сам, будто знал, куда везти гостя, и когда он тронулся с места, у Убара засосало в животе. Было бы в разы проще, если бы он чувствовал угрозу. С этим Убар привык иметь дело, знал, как поступать, к чему готовиться. Он мог бы почувствовать себя спокойно. Но внутренний голос молчал, здесь никто не желал Убару зла. Лифт взмыл к небесам, затем остановился с мелодичным звоном, распахнул свои двери, выпуская Бадию и Убара из своего чрева. Ноги моментально утонули в ковре едва ли не по щиколотку, грязь с ботинок Убара впиталась в ворс, и он сразу почувствовал себя грубым и неотёсанным бедняком, заявившимся в шахский дворец. Впрочем, Бадия и бровью не повела, ничего не сказала — то ли не обратила на это внимания, то ли не стала смущать гостя. Как и тот, кто поднялся из глубокого богатого кресла ему навстречу. — Господин Айюб, ваш гость прибыл, — отчиталась строгая Бадия. Если говорят о том, что глазам своим можно не верить, то именно это сейчас с Убаром и происходило. Он смотрел, видел — но не мог уложить увиденное в голове. — Наконец-то! Убар, мой дорогой друг! Нет, не друг, брат! Проходи, проходи скорее! На нетвёрдых ногах Убар шагнул навстречу распахнутым объятиям. Гостеприимный хозяин крепко обнял его, провёл к низкому дивану, заваленному множеством подушек, почти силой усадил. Перед Убаром из ниоткуда возник поднос, уставленный фруктами, готовыми лопнуть от наливающего их сока, рассыпчатой пахлавой, лукумом, прозрачным, словно драгоценные камни, прочими сладостями... Небрежным взмахом руки отослав Бадию прочь, хозяин дома уселся напротив Убара, налил тому чаю и бережно передал в руки пиалу. Механически сделав глоток, протолкнув кипяток сквозь горло, Убар смог, наконец, справиться с эмоциями. И только теперь понял, что не оценил привычно помещение на предмет опасностей и преимуществ, так что спешно закрутил головой, оглядывась по сторона. — Нравится? — неправильно оценил реакцию Убара хозяин. Пришлось всё-таки пересилить себя и посмотреть на него. — Как ты смог заставить карину служить себе? — спросил Убар. На самом деле, великое множество более важных вопросов крутилось у него на языке, но он пока не мог подобрать для них верных слов. — О, — щелчок языком, хитрый взгляд, — это было несложно. Со всеми можно договориться, надо лишь найти, что предложить. Неприятно это было сказано. Словно прозвучал в словах намёк, что и у него, Убара, есть цена, за которую его можно купить. Или продать. — Я рад приветствовать тебя в моём доме, брат Убар! — торжественно сообщил ему хозяин дома. — А я рад находиться у тебя в гостях… Айюб. Всё-таки не удалось Убару сказать “брат”, язык не повернулся. — Вижу, ты чувствуешь себя неловко, не съел ни виноградинки, ни кусочка халвы, — Айюб смотрел слишком проницательно. — Впрочем, я ценю то, что ты вежливо наслаждаешься моим гостеприимством. Может, оставим все сладкие речи и перейдём сразу к делу? Ты ведь наверняка к этому привык? — Твоя правда, — кивнул Убар. — Я не мастер высоких речей. Айюб взял с подноса сладкий персик, откинулся на спинку своего кресла. — Когда я узнал, что ты объявился в городе, сразу попросил мою верную Бадию разыскать тебя и пригласить сюда, — сообщил Айюб и впился в персик ровными, наверняка искусственными зубами. — Я знал тебя многие века назад, когда стены Ирама ещё гордо вздымались над пустыней, когда караваны из Пасаргады с радостью встречали во всех уголках Азии, когда сам мир был моложе и проще, чем теперь, — прочавкал Айюб. — Тогда ты был могучим воином, рождённым из упавшей на песок капли крови невинно убитого. Ты был сильнейшим! Никто не мог скрыться от твоей мести, беги не беги — Убар настигнет тебя. Он облизал пальцы и с удовольствием выговорил: — Убар-хищник. Убар-зверь. Убар-убийца. Звуки собственного имени из уст Айюба звучали до абсурдного неприятно. — Но теперь всё изменилось, наступили другие времена, сложные, — Айюб ухватил гроздь винограда, начал обрывать по одной ягоде. — Больше не надо вбивать гвоздь в каждую каплю крови, чтобы сдержать рвущегося в мир ифрита. Теперь есть металлические пули и безвкусные яды, способные уничтожить каждого из вас. Ком встал в горле Убара, на лбу выступил холодный пот. Он глянул на пиалу, из которой отхлебнул. Неужели?!.. Айюб заливисто расхохотался. — Не переживай, брат Убар, в чае нет яда! Хочешь, я сделаю глоток, чтобы тебе стало спокойнее? — Не надо, — сухо бросил Убар. Если до этого момента происходящее его скорее сбивало с толку, то теперь начало откровенно напрягать. Несмотря на сладкие речи Айюба, от него так и веяло чем-то неприятным. — И всё же, как бы то ни было, ты один из сильнейших ифритов, кто когда либо ходил по земле, — вернулся Айюб к своей мысли. — Поэтому я хочу предложить тебе служить мне. — Ты?! — Убар не удержался от смешка. — Не торопись, брат Убар, — покачал головой Айюб. — Сначала подумай хорошенько… — Ты сказал правду, я знаю тебя многие сотни лет! Презренный силат, Айюб-преследуемый! Ты жалок и слаб, ты достоин лишь валяться у ног сильных и жрать пыль! И ты предлагаешь мне, ифриту, служить тебе?! Голос Убара гремел, отражаясь от гладких полированных стен и усиливаясь стократно. В комнате стало темнее, наползла пелена, отблеск непроглядной безлунной пустынной ночи, в которой кровь летит на песок и взмывают с её упавших капель кипящие злобой и жаждой мести ифриты… — Вот! — хлопнул в ладоши Айюб. — Вот именно то, чего я жду от тебя! Стань ужасом врагов моих! Стань страхом в их костях! Стань трепетом в их венах! Пусть от одного твоего вида, от звука твоего голоса, от имени твоего они трясутся! Пусть никто даже не подумает причинить мне вред! Он ещё несколько раз хлопнул в ладоши, радуясь, словно ребёнок. Убар медленно выдохнул, вместе с воздухом отпуская из сердца гнев. Взгляд немного прояснился, кровь уже не била так заполошно молотками в висках. — Ты прав, брат Убар, — улыбнулся Айюб. — Я был рождён силатом, слабым и жалким. Одним ударом деревянной палки можно было убить меня. Именно поэтому я прятался, скрывался и наблюдал. Я валялся у ног сильных и разглядывал их снизу внимательнее, чем они могли представить. Я жрал пыль и думал, как продать её тем, у кого нет даже пыли. Я учился, набирался ума, пробовал и добивался успеха. Как я и сказал, теперь всё изменилось. Может, моя сила джинна ничего не стоит, но я нашёл другую силу — деньги! Он обвёл рукой свой дом, подтверждая сказанное. — Здесь ты не найдёшь ни одной деревянной палки, — доверительно сообщил он Убару. — Ни ножки стула, ни ветки дерева, ни даже карандаша. Ничего, что может убить меня. Я хорошенько защитился. Убар моргнул, и отражение в полированном мраморе мигнуло ему в ответ. — Ты больше не можешь бездумно сеять хаос и смерть, брат Убар, — мягко напомнил Айюб. — Люди стали сильнее и умнее, и даже ифрит вынужден оглядываться на них. Но рядом со мной — сможешь. Я укажу тебе на своих врагов и позволю порезвиться всласть, а потом устрою всё так, что никто не задаст лишних вопросов. Любой, кто попытается напасть на меня, станет твоей игрушкой. У меня есть именно та сила, которой не хватает тебе, а ты способен помочь мне. — Никогда! — рыкнул Убар. — Никогда ифрит не будет служить силату! Он вскочил с места и безумно огляделся по сторонам, выплюнул сквозь зубы: — Не надо мне было приходить! Если бы я знал!.. — Что ж, заставить тебя я не смогу, — развёл руками Айюб. — Уговаривать не буду… Бадия! Верная помощница-карина тут же возникла, словно из ниоткуда. — Проводи нашего гостя к выходу, — попросил Айюб. И за секунду до того, как дверь лифта закрылась, небрежно бросил Убару: — Возвращайся, когда передумаешь. Спускаясь вниз, Убар чувствовал, как снова кипит и клокочет внутри ярость, как захлёстывает его ненависть и презрение, как пылает огненное ифритское сердце. Он сжимал кулаки и стискивал зубы, сдерживаясь, чтобы не начать крушить всё вокруг. Он проигнорировал вежливое прощание Бадии, шагнул в круглые вращающиеся двери и с наслаждением вырвался прочь из этого стерильного чёрно-белого мира — без единой частички дерева, разумеется — наружу, в жаркое марево, под испепеляющее полуденное солнце. Но ненависть и презрение всё ещё не отпускали его, терзали сердце, рвали на части. Ненависть и презрение к себе. Потому что Убар уже знал, что вернётся.