Undertale

      Фриск как обычно сбегает из дома. Эта дорога выучена уже наизусть. Долгая дорога сквозь руины, битва с Ториэль за возможность покинуть ее дом, встреча с первым монстром. И…Чонхо его не убивает. Осознание того, что именно он сделал, обрушивается на голову. Это получилось неосознанно, машинально, как будто он всегда так играл. Тихий смешок со стороны двери вывел его из оцепенения и он встретился взглядом с братом. — Не привычно, да? — Ёнджун подошел и потрепал младшего по голове, всматриваясь в экран компьютера, — пойдем, мама звала ужинать. — Я не голодный. — Эта женщина будет злиться.       Ёнджун был прав. Их мать была одержима семейными ужинами, пытаясь создать видимость любящей и дружной семьи. Как будто это могло изменить реальность. Нехотя поднимаясь с дивана, Чонхо следует за своим братом на кухню, пытаясь мысленно подготовить себя у ужасу. — Только у меня одна просьба, — Ёнджун остановился у входа на кухню и перевел взгляд на брата, — не мешай мне, когда начнется все веселье, — он улыбнулся и потрепал младшего по волосам, после радостно заходя на кухню. Ему бы не мешало дать Оскар за столь правдоподобную актерскую игру. Отец как всегда сосредоточил все свое внимание на Йене. Малышка играла с едой и отказывалась есть, пока папа не подыграет ей. — Ну где вы ходите, вас пока дождешься, вся еда остынет, — Миён грозной тучей стояла около стола и смотрела на сыновей. Ёнджун только ещё больше улыбнулся и поцеловал женщину в щеку, садясь рядом с сестрой. Он подмигнул Чонхо и покосился на мать, что все ещё стояла. Когда все устроились за столом, улыбка старшего превратилась в очень едкую ухмылку, но заметил это только Чонхо, — как прошёл первый день в школе, Чон-чон? — Я же просил меня так не называть, — младший Чхве сморщился на детское прозвище и с раздражением посмотрел на неё. Как будто она не знала как может пройти его первый день в школе, — нормально он прошёл. — Уже познакомился с кем-то? — Ты издеваешься? — Чонхо резко отбросил столовые приборы, чем спугнул сестру. Его глаза медленно наполнялись злостью, но мать как будто этого не замечала, — сначала ты устраиваешь тот цирк, из-за которого вокруг меня построили не очень то и приятные слухи, а теперь спрашиваешь познакомился ли я с кем-то? Серьезно? — Я хотела как лучше, дорогой, не стоит кричать на свою мать, — Миён улыбалась, протягивая руку к руке сына, чтобы успокоить его. Но внезапно раздался дверной звонок. — О, это ко мне, сейчас вернусь, — Ёнджун за долю секунды исчез из поля зрения семьи и также быстро вернулся. С парнем под руку, который не переставал махать всем, — мам, пап, Йена, познакомьтесь. Это Бомгю, мой парень! — Что? — мать неверяще уставилась на них, пытаясь осознать сказаное сыном, — это же шутка, да? — Нет, мам, это не шутка. Я гей. — Этого не может быть. Это все шутка. Ты же нормальный! Что вдруг произошло? — А я и остаюсь нормальным. Или ты считаешь, что нормальностью проявляется только в том, встаёт у меня на девушек или нет? — Ёнджун непринуждённо сел за стол и продолжил есть. Бомгю пристроился у него на коленях и иногда воровал еду с вилки, приближаясь опасно близко к его лицу. Вся эта картина выводила Миён из себя, она уже плохо держала себя в руках. Отец семейства, предвидя начинающуюся ссору, взял Йену на руки и направился в сторону ее спальни. — Куда ты пошел, Джонхан? Ты ну можешь просто так уйти, когда твой сын заявляет такое!       Но Джонхан ее не слушал. Ему куда важнее было сохранить психику дочери, чтобы она как можно дольше оставались беззаботным ребёнком. Чонхо не ожидал такого. Он не думал, что его брат решит признаться родителям в своей ориентации. Да ещё и таким образом. Его мучал вопрос, зачем он это все устроил. Но по взглядам двух парней он понял, что это все ради него. Ради Чонхо. Ёнджун хочет его защитить, быть старшим братом, на которого можно положиться. Перестать прятаться за мамину юбку и начать действовать. Осознание этого факта приятно отзывалось где-то в глубине. Он хотел было вмешаться в их спор, помочь брату, как он помогал ему, но Бомгю жестами показал, что не надо. У них все схвачено, беспокоится не о чем. — Знаешь, это довольно ужасно. То, что ты считаешь своих детей больными только потому, что им нравится кто-то своего пола. Это низко. Ты унижаешь нас только из-за этого факта, пытаешься отгородится от нас. Но мы твоя семья и ты никак это не изменишь. В чем сложность просто принять, как это сделал отец? — Ёнджун ещё никогда не выглядел таким взрослым, как сейчас. Он не кричал, не ругался, а просто вёл беседу. Пытался, по крайней мере, потому что Миён не хотела успокаиваться. — Да как-то принять? Это же противоестественно! Ни детей, ни нормального существования! Это все ваши извращения, попытка выделится! Через пару лет вы поймёте, что это все было ошибкой! И когда это я унижала хоть кого-то из вас? — Чонхо, на постоянной основе, как узнала, что он целовался с парнем. И вот только не надо делать вид, что этого не было. Я помню как он плакал, пока ты орала на него. Назвала педиком, ошибкой природы, уродом. Как ты говорила, что он больше тебе не сын. Если ты думаешь, что нацепив улыбку после этого и начав вести себя мило, ты забудешь об этом, то ты ошибаешься. — Да если бы Чонхо тогда не поцеловался с парнем, то все было бы с ним нормально! И друзья бы были! И он не был таким затворником! Это все этот Хёнджин со своим братом! Мой сын был нормальным до их появления! — Ты серьезно считаешь, что во всем этом виноват поцелуй? Именно он, а не ты? — Чонхо устал просто наблюдать за этим, особенно когда речь пошла о нем. Особенно когда мать опять начала обвинять в нынешнем состоянии всех, кроме себя, — А может это все-таки ты виновата? Всем было все равно, что я целовался с парнем. Им было плевать. А я первый раз почувствовал себя любимым. Счастливым в конце концов. И именно ты все испортила. Когда обвинила его в совращении меня, когда отправила лечится в церковную секту. Когда каждый день твердила, что я нормальный, что это было секундное помутнение. Так вот, любимая мамочка, я не нормальный. Я люблю парней, сюрприз. И затворником я стал, потому что ты своими действиями ввела меня в депрессию. Пожинай плоды своего воспитания!       Чонхо не хотел больше слушать все то, что ещё будет сказано, поэтому направился в сторону своей комнаты. Ёнджун все это затеял, так что пусть он и продолжает. Как только его руки коснулись ручки двери, Бомгю окликнул его. — Собери вещи, которые тебе нужнее всего. Ён не собирается заканчивать это все так быстро и так просто. А если судить по его разговорам о вашей матери, она смело может выставить вас из дома. Так что лучше будет, если ты уже будешь подготовлен, и уйдёшь сам. Сегодня. Ён собирается первое время пожить у друзей, если тебе не к кому будет идти можешь остаться у меня. — Мне есть к кому пойти, — быстро, смело, даже не подумав. А действительно ли есть? Уже чуть тише, менее уверено Чонхо продолжил, — ну я надеюсь на это. — Если что, напишешь. Двери моего дома всегда открыты для тебя. Родителям все равно, они даже дома практически не бывают. — Почему Ён не идёт к тебе тогда? — Считает, что это слишком быстрое развитие отношений. Но не волнуйся, я затащу его к себе в дом.       Попрощавшись, каждый пошёл в разные стороны. Бомгю обратно на кухню, поддерживать любимого парня и спорить с его матерью. А Чонхо пошёл собирать необходимые вещи. Мысль о том, что их мама действительно могла выгнать их из дома только из-за того, что они любят парней, не покидала его. Они ведь ее сыновья, не дети. Разве так можно? Предательские слёзы начали собираться в уголках глаз, но Чонхо держался. Он не собирался плакать, только не сейчас.       Портфель оказался полупустым. Чхве не знал, что именно ему нужно взять, поэтому бросил немного сменной одежды и пару книг. Проходя мимо кухни, он прислушался к происходящему. Миён продолжала кричать, срываясь на истерику и грозясь выставить их из дома. А Ёнджун все таким же спокойным голосом отстаивал своё. Изредка слышался голос Бомгю, в ответ на который мать кричала ещё больше. Никто не услышал, как хлопнула входная дверь и один человек покинул этот дом. Чонхо шёл, не обращая внимания на внешний мир. Он был полностью погружен в мысли, а его ноги сами вели его. Он боялся, что если сейчас он позволит себя опять быть счастливым, то мать как всегда все испортит. Но если он не собирается больше оставаться дома, то значит можно? Когда он поднял взгляд и осмотрел окружающую его обстановку, слёзы все же потекли по замёрзшим щекам.       Он стоял посреди заброшенной баскетбольной площадки. Стоял там, где чувствовал себя максимально в безопасности. Руки на автомате потянулись к телефону, и на автомате набрали давно выученный номер. Три гудка и столь любимый голос, слегка сонный, отчего звучащий еще милее. — Сан, ты можешь забрать меня, пожалуйста?