Дневник памяти

— Мы пришли, мистер Гарри Поттер, сэр. Гарри кивнул, но даже не попытался войти. Ему нужно было пару минут, чтобы собраться с духом. Накануне, едва прочитав название места, которое Драко предлагал посетить, он бросился писать Нарциссе письмо, не посмотрев на время. Руки дрожали так, что Гарри забрызгал кляксами половину пергамента, но переписывать не стал, отчаянно боясь, что каждая минута промедления будет стоить ему чего-то важного. Своей совы у него не было; пришлось мчаться в общественную совятню, благо, та работала круглосуточно. Ответ, на удивление, пришёл довольно быстро — ещё до полуночи. Нарцисса Малфой написала, что готова принять его на следующий день, в полдень, и откроет один из каминов. Чтобы не маяться всю ночь от бессонницы, Гарри выпил зелье Сна без сновидений, а утром, подскочив ни свет ни заря, долго крутился перед зеркалом, выбирая мантию, будто собирался не на встречу с матерью бывшего школьного врага, а на свидание. У камина его встретил эльф в белоснежной наволочке, чопорно поклонился и повёл за собой. Гарри внутренне напрягся, опасаясь, что они пройдут через комнату, в которую их приволокли Пожиратели и где так страшно кричала Гермиона, когда её пытала Беллатрисса, но то ли в мэноре сделали капитальный ремонт, то ли Нарцисса спланировала их маршрут особым образом, неприятного места удалось избежать. Хозяйка поместья ждала его в небольшой, ярко освещённой жарким полуденным солнцем и оттого необычайно уютной комнате с эркером. В ответ на его сбивчивое приветствие она с поистине королевской грацией кивнула и указала на одно из свободных кресел: — Чаю? — Не откажусь, — жалко улыбнулся Гарри. Бесшумно появившийся эльф быстро накрыл на стол и, поклонившись, испарился. Гарри, уткнувшись в свою чашку, лихорадочно пытался придумать причину для визита: в письме он не упомянул об этом ни слова, лишь подчеркнул, что это очень важно, и он будет премного благодарен и прочее, и прочее, а утром, занятый сборами, совершенно об этом забыл. Врать не хотелось, но и правда казалась настолько ужасной, что произнести её у него просто не хватало духу. «Я так сильно раскаивался в том, что убил вашего сына, что придумал, будто он жив, написал себе дневник от его имени, в котором попросил себя наведаться в Малфой мэнор», так, что ли? Это даже в его голове звучало отвратительно. — Мистер Поттер, — прервала затянувшееся молчание Нарцисса. — Просто Гарри, — поправил он, не смея поднять на неё глаз. — Гарри, — охотно исправилась Нарцисса, — вы попросили о встрече… — Я… — Гарри поставил чашку на столик и спрятал горящее лицо в ладонях. — Я не знаю, зачем я здесь. Простите. Мне просто нужно было… — Басти вас проводит. Гарри едва не застонал вслух: он всё провалил! Сейчас его выставят за дверь, и он не узнает, зачем так отчаянно рвался сюда. Что такого важного ему предстояло «вспомнить» здесь? Последний кусочек странной головоломки. Кто бы ни играл с его разумом — он сам или неизвестный, если Гермиона всё же ошиблась, и происходящее — чья-то изощрённая месть, этот путь следует пройти до конца, куда бы он ни привёл его. — Миссис Малфой, пожалуйста! Гарри, подскочив с кресла, бросился было за Нарциссой, но замер, наткнувшись на её необычайно тёплую и понимающую улыбку. — Чувствуйте себя как дома, Гарри. А если не будете знать, куда идти, доверьтесь своему сердцу. Она ушла, тихо притворив за собой дверь. Гарри молча смотрел ей вслед; в голове пойманной птицей билась единственная мысль: его не выгнали! Более того, разрешили свободно перемещаться по дому. И теперь он может пойти… А, собственно, куда? Гарри скосил глаза на замершего в стороне домовика: — Ты не мог бы… Я хотел… — Куда мистер Гарри Поттер, сэр, хочет, чтобы Басти проводил его? — пришёл на помощь эльф. — В комнату Драко, — решился Гарри. Надо же, в конце концов, с чего-то начинать, и этот вариант казался самым логичным. Они поднялись на третий этаж, остановились перед дверью в конце коридора. Эльф, зайдя внутрь вместе с ним, скромно замер в углу, а Гарри медленно прошёлся по комнате, осматриваясь. Она оказалась небольшой — по сравнению с теми размерами, которые он успел себе навоображать — и чем-то неуловимо похожей на его спальню: та же простота и строгость обстановки, те же благородные оттенки синего и серого цветов, то же необычное сочетание тяжеловесной мебели и воздушного тюля. Единственным выбивающимся из монохромной гаммы пятном был игрушечный красный дракон, лежащий на кровати. Гарри осторожно погладил его по плюшевому животику и выглянул на улицу, чуть сдвинув занавеску — отчего-то нарушать царящий здесь идеальный порядок казалось почти кощунством. Окно выходило в сад. На зелёной лужайке за белым ажурным столиком на одной ножке сидела Нарцисса, с лёгкой улыбкой следящая за играющими в волан домовиками. За её спиной полукругом располагались клумбы с нарциссами разных цветов и размеров, явно выращенных магическим путём; Гарри казалось, что даже сквозь закрытое окно он чувствует их тонкий травяной аромат. А ещё внутри медленно набирала силу уверенность в том, что в верхнем ящике письменного стола лежит папка с акварельными рисунками, в которых под неумелой детской рукой оживали самые неожиданные и красивые мечты. И что он влёгкую найдёт дорогу на тот самый, закрытый обычными и магическими замками чердак, где до сих пор живёт «сломанный» боггарт — его так и не удалось изгнать, потому что он не подстраивается под каждого, а выдаёт какую-то абстрактную мерзость. Однако сейчас Гарри хотелось попасть в совершенно другое место. — Басти, проводишь меня до калитки? — Куда мистеру Гарри Поттеру будет угодно, — поклонился эльф. Они вышли в коридор, но повернули не к главной лестнице, а в другую сторону, и через спрятанную в стене нишу потайным ходом спустились вниз. Потом пришлось продираться сквозь густо растущие у входа кусты, за которыми их встретила едва заметная в траве тропинка. Вильнув пару раз между деревьями, она привела к обвитой плющом калитке. Гарри, стараясь не помять листья, развёл ветки в стороны, любовно огладил изогнутую медную ручку. — Спасибо, Басти, дальше я сам. Домовик молча поклонился и с едва слышным хлопком исчез. Гарри потянул калитку на себя — та неохотно, с натужным скрипом поддалась — боком пролез в образовавшуюся щель. Дальше тропки не было, но он и так знал, куда идти — ноги вели его. Гарри старался не думать, откуда ему так много известно о поместье, если письма, как утверждала Гермиона, написал он сам. «Потом, всё потом, — шелестели над головой деревья. — Ты знаешь, где найдёшь ответы на свои вопросы, просто дойди туда». Ещё несколько метров, и лесок закончился. Впереди, насколько хватало глаз, расстилалось дикое поле. Гарри, прикрыв глаза, вдохнул полной грудью аромат разомлевших на солнце трав и, спустившись с пригорка, медленно направился к виднеющемуся вдалеке вязу с расщепленной молнией кроной — рассказ о страшной грозе, в которую пострадало дерево, тоже прятался где-то глубоко в памяти. Под резной раскидистой сенью было прохладно. Гарри предплечьем стёр со лба пот, тяжело опёрся о шершавый ствол, пытаясь отдышаться — не в его возрасте по такой жаре променады совершать! Пальцы, неосознанно гладящие кору, вдруг нащупали нечто странное — узкие гладкие углубления. Гарри внимательно вгляделся и почти не удивился, увидев чем-то выжженную на стволе до боли знакомую Д с двумя палочками и всю будто сделанную из петелек Н. Уже зная, чем это закончится, он накрыл их ладонью, с радостью ныряя в ставший привычным омут видения. Июль был ласковым, тягучим, как патока, умеренно тёплым — именно таким, как любил Гарри. Не приходилось плавиться от жары, завидуя русалкам из Чёрного озера, или в сотый раз проклинать набивший оскомину дождь, ливший весь май и половину июня. А ещё они наконец-то были свободны — от всего: войны, судов, вновь поднятой в прессе шумихи в честь первой годовщины победы, школы и экзаменов. До начала занятий в аврорской академии оставалось почти полтора месяца, и можно было в полной мере насладиться ничегонеделаньем. И не думать о предстоящей учёбе. Гарри с удовольствием приняли бы в Аврорат и без неё, но Драко убедил его, что так будет лучше: «Военный опыт — это, конечно, хорошо, но дело ведь не только в том, чтобы умело махать палочкой, выкрикивая нужные заклинания. Есть ещё планирование и стратегия, и, поверь, гораздо эффективнее сначала разработать в теории план операции, а потом целенаправленно действовать, чем рваться наобум, как вы, гриффиндорцы, любите». — «Но я потеряю два года! — ныл Гарри. «Не потеряешь, а потратишь с пользой, набираясь знаний и опыта», — спокойно возражал Драко. «Пока я буду их набираться, всех преступников переловят», — уже совсем по-детски бурчал Гарри. Драко раздражённо выгибал бровь: «Не навоевался? Этого добра во все времена хватает, устанешь ещё в засадах сидеть да по рейдам бегать». — «Ты зануда хуже Гермионы!» — «Не трожь Грейнджер, она святая — семь лет тащить вас с Уизли на себе. Напомни мне послать ей цветы». — «Я просто боюсь за тебя, — преувеличенно тяжело, чтобы пронять-таки невозмутимого, как удав — вот же змеиная натура! — Драко, вздыхал Гарри. — Если что-то случится, у меня как у аврора будет больше полномочий и возможностей, чем у стажёра». — «Не прибедняйся, — кривил в усмешке тонкие губы Драко. — Тебе достаточно просто назвать своё имя, и весь Аврорат будет к твоим услугам». Гарри бухтел ещё с полчаса, придумывая отговорки одна нелепее другой, хотя на самом деле согласился уже после первого же аргумента — ему просто нравилось спорить с Драко, неважно, о чём. Тот не давил своим интеллектом, как Гермиона, и не сдавался так же быстро, как Рон. Прежние школьные перепалки перешли на другой уровень — вместо злого сарказма наполнились тёплой иронией, но при этом не утратили того будоражащего кровь азарта, что всегда заводил их обоих. Они спорили — с переменным успехом — по любому поводу, даже о том, как провести сегодняшний день, но в этот раз победил Драко и притащил их на свой любимый луг за мэнором. Кстати, чем он там занимается вместо того, чтобы пользоваться удобным моментом и приставать к собственному парню? Секса на лоне природы у них пока не было. Гарри решительно поднялся — если, как говорят магллы, какой-то Магомет не идёт к горе, то ему придётся стать той самой ходячей горой, волшебник он или кто? — и, подкравшись к Драко, сосредоточенно рассматривающему ствол вяза, обнял его за талию. — Что ты делаешь? — Желаю уподобиться глупым магллам, — не прерывая движение палочки, ответил Драко. — Они часто оставляют такие послания на камнях и деревьях, правда, я так и не смог понять почему. Да и пишут к тому же совершенно безвкусные записки. — И зачем тогда? — Что — зачем? — Зачем ты хочешь уподобиться глупым магллам? — Ну… — Драко очаровательно заалел скулами, и Гарри едва сдержался, чтобы не наброситься на него с поцелуями. Остановило его только то, что Драко ещё не закончил и очень расстроится, если работа будет загублена. — Мне понравилась сама идея, а не надписи. У меня определённо выйдет лучше. Готово! Смотри. Гарри подошёл ближе. На тёмной шершавой коре чётко выделялись две буквы — чуть пузатенькая Д с двумя палочками и вытянутая, сплетённая из петелек Н. Они были ещё тёплыми, когда он провёл по ним пальцем. Гарри, в отличие от Драко, знал, зачем «глупые магллы» оставляют эти послания, и то, что его уже два месяца официальный парень, даже не понимая их смысла, решил сделать такую же, да ещё и в своём любимом месте в мэноре, показалось ему необычайно романтичным. Но вслух он этого говорить не стал: Драко пока стеснялся открыто проявлять свои чувства, и Гарри опасался, что, сказав правду, загубит и те жалкие ростки, что уже успели проклюнуться. Поэтому он просто улыбнулся и сказал: — Мне нравится. Драко, довольно усмехнувшись, отошёл в сторону — подальше от выпирающих из земли корней, опустился на траву и похлопал рядом с собой: — Иди сюда. Гарри не заставил себя дважды просить: он любил поваляться на траве, тем более что здесь она была густая и мягкая. — Знаешь, почему я люблю это место? — негромко спросил прижавшийся к его боку Драко. — Помнишь, я рассказывал тебе, кем мечтал стать, когда вырасту? Гарри, кивнув, закусил щёку изнутри, чтобы не улыбнуться. Они много чем уже успели поделиться друг с другом — постыдным и смешным, страшным и милым — но это признание до сих пор было его любимым. Он нещадно доставал Драко просьбами вспомнить ещё какую-нибудь мечту, пока тот не пригрозил наложить на него Обливиэйт. — Отец тогда просто посмеялся, а мама зачаровала для меня это место. Теперь облака здесь всегда принимают какую-нибудь причудливую форму. Гарри посмотрел на небо. Действительно, облако слева напоминало слона, а плывущее рядом с ним — двухголового дракона. Через несколько секунд слон, расплывшись, превратился в бабочку. Дракон же разделился; одна его часть стала цветком, вторая — стоящим на задних лапах зайцем. — Здорово! — восхищённо выдохнул Гарри. — И так всегда? — Всегда, — хмыкнул Драко. Что-то в его голосе заставило Гарри отвлечься от неба. Драко смотрел на него странно — пристально и нежно, и от его серьёзности, от необъяснимой открытости и уязвимости у Гарри перехватило дыхание. — Я тебя люблю, — буднично — в противовес своему красноречивому взгляду — сказал Драко. А потом так же спокойно отвернулся, будто пожаловался на погоду, а не впервые признался в любви. Но растёкшийся по щекам яркий румянец и дрожащие в улыбке губы отчётливо выдавали его волнение. Гарри вдруг почувствовал себя необычайно лёгким, как наполненный гелием воздушный шарик. Ему казалось, стоит ветру подуть чуть сильнее, и его унесёт в небо, к волшебным причудливым облакам, что сейчас, сбившись вместе, приняли вид Хогвартса. Но Гарри не хотел никуда улетать от Драко, поэтому он сжал его пальцы и прошептал: — Я тоже тебя люблю. Злость и обида непонятно на кого полоснули по нервам: как же много у него украли! Это же было всё его, настоящее, самое лучшее, единственно правильное. Бережно спрятанное у сердца, отвоёванное у мира, выстраданное, выпестованное... — Драко… Сегодня Большой зал буквально утопал в цветах: собранных в длинные гирлянды, развешанные по стенам; плавно, наподобие крупных снежинок, падающих с потолка; стоящих в напольных вазах; благоухающих на лацканах парадных мантий юношей и в волосах девушек — так бывших выпускников, собравшихся на первую встречу после окончания школы, можно было отличить от остальных гостей. Подобное мероприятие оказалось первым в истории Хогвартса — ну кто бы стал поддерживать в магической школе маглловские обычаи? — поэтому директриса Макгонагалл, решившая — с подачи Гермионы, конечно же, — что это не просто отличный повод собрать вместе восьмой курс и тех, с кем они учились семь лет, но и способ поддержать новые тенденции в магическом мире, устроила празднество с размахом. Привлечённые многочисленные спонсоры — в основном из чистокровных семей, таким образом доказывающие свою лояльность — оказались необычайно щедры, так что сама школа не потратила ни кната и даже под шумок обзавелась новыми пособиями — об этом «по секрету» шушукались по всем углам, и Гарри всерьёз задумывался над тем, чтобы сбежать, если кто-нибудь произнесёт слово «деньги». Он медленно потягивал свой напиток, на самом деле больше делая вид, что пьёт, чем по-настоящему глотая подозрительного вида пунш, и старательно ныкался по углам, особенно когда начались танцы, стойко игнорируя призывные взгляды женской половины гостей. Гарри сейчас предпочёл бы просто побродить по замку, наведаться в их комнату, спуститься к Чёрному озеру… Но Драко, как назло, куда-то запропастился, оставив с ним в качестве то ли охраны, то ли заложницы Панси Паркинсон, уже полгода как миссис Нотт. И надо сказать, это оказалось правильным решением: один вид саркастично ухмыляющейся Панси в ярко-красном платье, хищно вцепившейся в его локоть длиннющими ногтями, отбивал охоту подходить к ним любому, а не знающий жалости острый язычок по-слизерински метко (учат их там этому специально, что ли, или от Драко нахваталась?) описывал бродящих по залу людей. В общем, Гарри не скучал, но всё равно с нетерпением ждал возвращения Драко, не желая отказываться от планов на вторую половину вечера. И собирался всерьёз обидеться, когда тот, выскочив откуда-то сбоку, как боггарт из шкафа, сунул в руки Гарри свой такой же полный бокал и повернулся к Панси: — Дорогая, наш танец. Я уже договорился с оркестром. — Танец? — переспросил тут же забывший про обиду Гарри, переводя заинтересованный взгляд с Драко на Панси и обратно. — Мы придумали его на четвёртом курсе после Рождественского бала, а потом всё лето репетировали — родители отправили нас во Францию, чтобы под ногами не мешались, и нам было жутко скучно, вот мы и развлекались. — Это ты развлекался тем, что без конца ныл и стрелял вишнёвыми косточками по мишеням с… — Панси покосилась на Гарри и, весело фыркнув, продолжила: — Неважно, с кем. А я цивилизованно скучала в компании с Ведьмополитеном. — Ты сделал мишени с моим лицом? — Гарри вопросительно изогнул бровь. Кажется, не только бывшая мисс Паркинсон нахваталась разных привычек от своего друга. — Они ещё и тарантеллу танцевали, если в них попасть, — наябедничала Панс. — И часто танцевали? — Мне ни разу не удалось полюбоваться этим занимательным зрелищем. — Я ловец, а не охотник, — пожал плечами Драко, протягивая Панси руку. — Ну же, идём! Не заставляй меня напоминать тебе о проигранном желании. — Я тебя ненавижу, — скривилась та, вкладывая холёные пальчики в его ладонь. — Я знаю, — расплылся в шальной улыбке Драко, увлекая её в середину почти пустого зала. Едва они заняли позицию, музыка, словно по невидимой отмашке, сменилась с заунывно-печальной, от которой неудержимо тянуло в сон, на быструю и лёгкую. Гарри не представлял, как под неё можно танцевать — настолько мелодия была стремительной, но эти двое как-то умудрялись попадать в бешеный ритм, ни разу не сбившись. Сделав два полных круга по залу — к этому моменту даже самые стойкие покинули танцпол — они и вовсе начали творить что-то невообразимое. Сначала их движения были нежными и почти робкими — как у влюблённых, только-только открывших сердца новому чувству, но с каждым тактом страсть захватывала танцоров всё сильнее и сильнее, пока не закружила бурным потоком. И вдруг что-то будто сломалось между ними — движения стали резче, отчаяннее, в конце концов оборвавшись расставанием: Панси и Драко разошлись в разные стороны, но в последний миг обернулись друг к другу с надеждой, и вот уже Панси взмыла райской птичкой — или волшебным цветком? — над полом в надёжных мужских руках. И они снова вместе, ещё нежнее, ещё увереннее отдаваясь партнёру, пропитывая взгляды, прикосновения чувственной романтикой. Это был не танец, а воплощённая в нём история любви, от которой невозможно было оторвать взгляда. — Ревнуешь? — раздалось сбоку. Гарри не стал поворачиваться — он и так знал, кто сейчас стоит рядом с ним. — Любуюсь. Недоверчивое фырканье всё же заставило его на секунду оторвать взгляд от прекрасной пары в центре зала и посмотреть на подругу. — Гермиона, не заставляй меня повторять — да, я полностью доверяю Драко. Да, я очень его люблю. И да, я не устану это повторять ни через год, ни через пять, ни через двадцать лет. Джинни меня поняла, пора бы и вам уже принять наши отношения. И глядя на идущего к нему Драко, смеющегося, растрёпанного, раскрасневшегося, такого красивого сейчас, Гарри как никогда знал, что каждое его слово — правда. Зачем кому-то понадобилось лишать его столь дорогого? То, чем он жил, что ощущалось важнее работы в аврорате, его миссии спасителя магической Британии и всех преступников вместе взятых — даже их он ловил исключительно для того, чтобы любимому грозило меньше опасностей. И пусть Гермиона в сотый раз твердит, что нельзя так зацикливаться на одном человеке, пусть, ему плевать! Драко — его жизнь, его воздух, его всё! — Драко. Малфой мэнор был необыкновенно красив ранней осенью. Монолитный и строгий, на фоне низкого сумрачного неба замок выглядел ещё солиднее, от него ощутимо веяло мощью, древней, как сама магия. Унылый на первый взгляд пейзаж разбавляли ещё сочная тёмно-зелёная трава лужаек, усыпанная красно-жёлтыми листьями. «Вышло довольно символично, — подумал Гарри, скользя рассеянным взглядом по аккуратным рядам изящных белых стульев, на которых уже чинно расселись гости, — и вполне естественно, так, что и при желании не подкопаешься». — О чём думаешь? Талию крепко и уверенно обвили чужие руки, сзади прижалось твёрдое, знакомое до последнего изгиба тела, и Гарри по уже укоренившейся привычке откинул на плечо Драко голову. — О том, что ты был прав, предлагая сыграть свадьбу осенью в мэноре. Здесь очень красиво и ну… правильно? Чтобы никого не обидеть. — В каком смысле — правильно? — Цвета — красный, зелёный, жёлтый и серый вместо золотого и серебристого. Слизерин и Гриффиндор. Знаешь, будто это не просто наша свадьба, но и момент объединения факультетов. Будто мы сегодня зарыли топор войны — окончательно и бесповоротно. — Действительно похоже. — Драко коснулся губами его виска и отстранился. — Пойдём, пора. Они решили не ждать друг друга у алтаря, а дойти до него вместе, взявшись за руки. И так же синхронно шагнули под увитую цветами свадебную арку. Пожилая ведьма — представительница министерства — скупо улыбнулась им и хорошо поставленным голосом начала церемонию. Гарри почти не волновался — ни накануне, когда на мальчишнике друзья по-всякому подтрунивали над ним, предрекая семейные трудности одна страшнее другой, ни утром, попав в цепкие ручки женской половины семейства Уизли с Гермионой во главе, которая своими нравоучениями могла заставить трястись любого. Но когда подошло время клятв, растерялся. — Я… Мне бы хотелось… Да как же там было-то?! — Гарри? — встревоженно окликнул его Драко. — Что случилось? — Я забыл! — горестным шёпотом ответил Гарри. — Я забыл клятву. Зубрил её неделю, а сейчас всё вылетело из головы. Гермиона меня убьёт. — Успокойся. — Драко сжал его дрожащие пальцы в своих. — Это не конец света. Просто скажи, что чувствуешь. — Что чувствую… — повторил Гарри, поднимая глаза на своего почти-Мерлин-наконец-то!-мужа, и уже увереннее продолжил: — Что люблю тебя. Что хочу провести с тобой всю жизнь — эту и последующие, если они будут. Неважно, кем — другом, врагом, братом, кем угодно, правда, лишь бы рядом, до самого конца. Хотя любимым и любящим мужем всё же предпочтительнее. — Вау! — выдохнул, улыбаясь, Драко. — Кратко, но самое главное. Отличная речь. Мне понравилось. Но теперь, кажется, я забыл свою. Со стороны гостей послышались сдержанные смешки. Драко шагнул ближе, почти вплотную, и сказал: — На самом деле, нет, но мне совершенно не хочется её говорить, потому что я бы с удовольствием повторил твою. Слово в слово. А потом наклонился и поцеловал. Ведьма, проводящая обряд, быстро протараторила: «Властью, данной мне Министерством магии, объявляю вас супругами, можете поцеловаться. А впрочем, вы и так…» — но Гарри её уже не слышал. Судьба когда-то крупно задолжала ему. Но Гарри не стал выставлять счёт — сколько там этих проклятых сребреников, и на год не хватит — а сейчас сам готов был платить, лишь бы смотреть неотрывно в иронично прищуренные серые глаза, целовать без устали смеющиеся тонкие губы, не вдыхать — дышать запахом кедра и бергамота, чтобы там, у сердца, не ширилась мерзкая чёрная дыра размером с половину галактики. — Драко! Когда он аппарировал в мэнор, всё уже закончилось. Гарри быстро шёл по дорожке, крепко сжимая кулаки и как никогда ненавидя Аврорат, новую должность, тупых подчинённых и бывшего начальника, решившего именно сейчас подать в отставку, хотя они договаривались отложить её до Рождества! Который, к тому же, оставил в делах такой бардак, что разгребать его придётся полгода минимум. На самом деле Гарри любил свою работу и с нетерпением ждал, когда сможет занять место главного аврора — Робартс давно занимал его чисто номинально, всё приходилось делать Гарри и только за подписью и последней отмашкой идти к начальству, а это невероятно раздражало — но как же эти изменения сейчас были не вовремя! Дорожка привела к семейному кладбищу. Первой в глаза отчего-то бросилась Нарцисса у свежей могилы, её осунувшееся за последние месяцы лицо, казавшееся ещё бледнее из-за чёрных траурных одежд. Гарри в два широких шага оказался рядом, осторожно прижал к себе: «Соболезную. Если я что-то могу…» Нарцисса, ставшая в его объятиях хрупкой, как её любимая фарфоровая чашка с голубыми ирисами, улыбнулась ему уголками губ: «Вы и так много сделали, Гарри». Она чуть сжала его плечо, а потом мягко оттолкнула: «Идите к нему». Гарри послушно отступил, но к Драко подошёл, лишь когда они остались одни; уткнулся лбом в мягкие влажные волосы на затылке, переплёл свои пальцы с чужими — холодными, безвольными, хрипло выдохнул: — Прости. Я знаю, что должен был быть здесь… — Ты сейчас здесь, — перебил его Драко, — остальное неважно. Они постояли у могилы, пока Басти не сообщил, что стол к поминальному обеду накрыт. Людей было немного — Малфои пожелали обойтись только самыми близкими — да и те задержались недолго. Нарцисса сразу же, извинившись, ушла к себе. Они остались вдвоём, и Драко неожиданно прорвало: он то рассказывал, как отец учил его летать на метле или готовить простейшие зелья, то вспоминал войну, то сетовал, что так и не смог уговорить родителей перебраться во Францию, где теплее и нет унылых туманов. Его голос сорвался на середины фразы, и Драко беспомощно спрятал лицо в ладонях. — Я знаю, он сильно болел в последнее время и мы были готовы, мы знали, что это вот-вот случится, — прошептал он, когда Гарри обнял его. — Но мне… Я так скучаю по нему. Он мой отец, и я любил его, несмотря на все его ошибки. Я бы хотел быть для него лучшим сыном. — Ты был, Драко. Он очень гордился тобой. Они просидели так до глубокой ночи. Драко заснул у него на плече, а Гарри, не сомкнувший до утра глаз, под угрозой увольнения выбил у министра неделю отпуска — сейчас он нужен своей семье. Картинки — и новые видения, и те, что посетили его во время других путешествий — сменяли друг друга, как цветные стёклышки в маглловском калейдоскопе — такой был у Дадли, но избалованный мальчишка сломал игрушку уже на следующий день, а Гарри откопал детальки в мусоре, собрал, обмотав скотчем, и долго потом любовался, пока та совсем не развалилась. Но, в отличие от деталек калейдоскопа, воспоминания — это были именно они, Гарри был абсолютно уверен — не складывались в цельное полотно: они вспыхивали блестящими звёздочками в темноте его памяти, и множились-множились-множились… От их количества и яркости к горлу подступила тошнота; боль запульсировала в затылке, растеклась горячей волной по шее, сдавила виски, нарастая с каждой минутой, пока, наконец, перегруженное сознание не отключилось. На самой грани небытия ему почудился давно забытый, нужный, как воздух, голос: — Я здесь, родной. Я рядом.