Эффект Конкорда

Все эти новомодные технические приблуды, призывно выставленные на центральных полках сетевых магазинов с режущими глаз яркими вывесками о круглогодичных распродажах, Олега никогда не впечатляли. Он предпочитает по старинке: кастрюля, сковорода, духовой шкаф. Да он и в печи смог бы полноценный ужин состряпать, но Серый упрямо настаивал на приобщении Волкова к цивилизации. И вот перед ним стоит она. Мультиварка. Та же чертова кастрюля, которую при этом нельзя мочить перед использованием, тереть алюминиевой губкой, ронять, мыть в посудомоечной машине и желательно вообще не трогать и сверху не дышать. Но на днях Разумовский с горящими глазами притащил это чудо техники, выставил перед Олегом и заявил: будем готовить здесь. Еще и книгу с рецептами победоносно вручил, которую Олег брезгливо закинул в дальний ящик. Еще не хватало, чтобы «умная кастрюля» учила его готовить. Вот уже пятнадцать минут он пытается разобраться с набором кнопок, пока внутри уже второй раз маринуются ребра в ожидании своей бесславной участи быть, наконец, запечёнными. Тушение, выпечка, варка на пару, плов, молочная каша… — Какого… какая каша… — Волков хмуро смотрит на названия кнопок. — Где тогда кнопка «хреновы ребрышки для любителя выпендриться»? — Что говоришь? — незамедлительно раздается со стороны гостиной. — Ничего. Олег жмет кнопку наугад, проверяя, что будет, и игнорирует шаги за спиной. — Что ты пытаешься сделать? Разумовский высовывается из-за плеча, разглядывая обстановку. — Пытаюсь справиться с этой бесовской посудиной, — мрачно отвечает Олег. — Я бы сейчас за пять минут разложил бы ребра на противне и запек без заморочек. — Тебе не нравится? Олег чувствует, как Серый пытается извернуться, заглянуть ему в лицо, и вынужденно отвечает на внимание. — Да, блин, мне не нравится, я не привык к… Договорить он не успевает. Разумовский одним резким движением просто сносит мультиварку со стола. Та с грохотом ударяется об пол, содержимое кастрюли оказывается разбросанным по кухне, а брызги от маринада долетают аж до противоположной стены, безжалостно пачкая белые панели. Волков ошарашенно смотрит, как Серый переступает через теперь уже точно непригодную в быту утварь и равнодушно удаляется обратно в комнату. Необоснованные срывы повторяются регулярно: сломанная техника, разбитая посуда, гиперболизация насущных неприятностей вроде пропавшего интернета — и те приводят Разумовского в состояние ярости или отчаяния. Последнее особенно напрягает в тот момент, как Олег застает Серого в спальне на кровати со старой маской Чумного Доктора в руках. Точнее, выглядит-то она так же, но сейчас, вероятно, представляет собой обычный сувенир, приобретенный на Невском, таких там в специализированных лавках полно было. Легенда, чтоб ее. Все бы ничего, если бы не злые слезы, которыми тот поливает хренову маску, кажется, уже довольно продолжительное время. Эта картина вгоняет Олега в ступор. Серый всегда был патологически эмоциональным, но чтобы рыдать от ностальгии… Заметив нежеланного зрителя своей личной трагедии, Сергей вскидывает голову, шмыгает носом и сводит брови, пытаясь придать себе суровый вид. С опухшим лицом получается паршиво. — Кем бы ты ни был, верни Серегу, — бросает Олег, осторожно проходя в комнату. В самом деле первая его мысль была в сторону давно затаившейся в подсознании личности Разумовского, но то, как спустя пару секунд вышеупомянутая маска прилетает прямо ему в голову, побуждает отречься от этого предположения. — Нихрена у нас не выйдет! — кричит Сергей, всплескивая руками. — Вот то, что будут видеть в Чумном докторе! Вытянутой вперед рукой он указывает на упавшую на пол маску. — Больного ублюдка! Террориста! И Лера попадет под удар из-за меня! Потому что я всем запомнился таким! Волков, с минуту наблюдая за этой тирадой, просто делает то, что первое приходит на ум: садится рядом и обхватывает напряженное тело руками, притягивая к себе. Устраивает голову Серого на своем плече, прижимая ладонь к затылку. И не отпускает, пока каменные от напряжения мышцы под его руками, наконец, не расслабляются. В детдоме это работало. Как ни странно, работает и сейчас. Сидеть так они могут долго, не произнося ни звука. Олег просто ждет, пока Серый придет в себя, сам осознает ситуацию, сам настроит себя на нужный лад. Какие тут советы: Олег привык быть исполнителем, не более. Это то, что у него хорошо получается. У Разумовского хорошо получается думать — вот пусть этим и занимается. Впрочем, одно собственное решение Олег все-таки принимает. Оно и без того давно зрело в его голове, покуда выходки Серого все сильнее выходили за грань адекватности. Поглаживая влажные волосы на затылке друга, он тихо проговаривает: — Я звоню Кравцову. Тело в его руках снова напрягается, и Олег в ответ чуть усиливает хватку, не позволяя произойти потенциальному срыву. — Зачем, — почти шепчет Разумовский. Олег тоже понижает голос. — Пусть посмотрит. Сергей удивительным образом в спор не вступает. Проверенными надежными медиками, к тому же падкими на валюту и при этом придерживающимися определенных принципов, не разбрасываются. Виталий Кравцов, пристрастившийся к регулярно пополняемой кормушке за молчание и оперативную помощь, отлично соответствовал этим критериям. Врач общей практики с хорошими связями и безусловным талантом, бывший хирург, которого в любое время дня и ночи можно было дернуть с просьбой о помощи. Прививать ему мысль о том, что Разумовский жив, Олег старался постепенно. Заново копался в его биографии, в конце концов заключил сделку, основой которой стали, как водится, деньги и угроза. Даже «продажные мрази», как регулярно именовал Разумовский людей, подобных Кравцову, пекутся о родных, о которых посторонним вдруг становится известно недопустимо много. В любом случае у них есть пара более-менее надежных санитарных рук, и Олег не чурается этим пользоваться. Мужчина в возрасте опрятного вида с легким запахом непозволительно дорогих для работника госучреждения сигарет появляется на пороге оперативно снятой уже на следующий день квартиры спустя час после первого же звонка. Как всегда при своем кейсе с набором на любом случай, разве что дефибриллятор туда, вероятнее всего, не поместился. Взгляд — простецкий на вид, замотанный, на суровость Олега, всем своим видом источающего потенциальную угрозу в случае неверного шага, никакой реакции не проявляющий. И не таких видал в бесплатной-то поликлинике. — Если психоз или что-то в этом роде — я тут не помощник, — предупреждает Виталий, предусмотрительно разуваясь у двери. — Это понятно, — отвечает Волков, пропуская того вперед по коридору. — Просто глянь, мало ли. Аутоиммунное что-нибудь… — Хоть знаешь, что это такое? — док останавливается у двери, оборачиваясь. — Понятия не имею: гуглил по симптомам, — честно признается Олег и заходит первым. Серый, сидящий все в том же кресле, в котором Олег его оставил, флегматично переводит внимание на мужчину с кейсом. От чего-то морщится. На вид не спит уже который день, и, к сожалению, это не так уж далеко от истины. — Доброго дня, — док ставит свой чемодан на стол и только сейчас снимает куртку, оставляя ее ближе к себе. Олег хмыкает, понимая: не доверяет. В карманах ключи, документы… А в квартире — два состоявшихся террориста. Он занимает место в углу на старом табурете, подальше, чтобы не мешать, пока Виталий делает свою работу. Серый на все вопросы отвечает удивительно спокойно, видно, и сам устал от вечного сбоя в настроении. А уж как устал Олег… – Возьму кровь на биохимию и… Да все посмотрим, — поднявшись со стула, мужчина стягивает с шеи стетоскоп и укладывает его обратно в кейс, попутно шелестя какими-то упаковками. В его руках мелькает желтый резиновый жгут, новая пара перчаток. В воздухе распространяется резкий запах спирта. А ведь сегодня будет неплохо угоститься чем-нибудь сорокоградусным… — Выйди, — вдруг раздаётся голос Разумовского. Олег лениво переводит на него взгляд, видя, как док затягивает жгут выше локтя. — Волков, выйди! — повторяет он уже громче, настойчивее. Олег хмурится, поднимаясь с табурета. Но быстро вспоминает, по какой причине они вообще здесь собрались, фыркает и покидает комнату, не желая уточнять, что стало причиной резкой смены настроения. Как будто что-то интимное, ей-богу. Так и хочется ляпнуть, что за столько лет и не такое видел, но третировать сейчас Серегу не самая лучшая идея. Тот и так уже на пределе. — Дверь закрой! — почти выкрикивает Разумовский, и Олег захлопывает ее с долей раздражения. Спустя несколько секунд с удивлением слышит звук защелки с той стороны. — Какого хрена? Волков несильно бьет кулаком по двери. — Займись уже чем-нибудь! Голос Серого с каждой фразой все сильнее разбавляется нотками зарождающейся истерики: едва уловимая дрожь, повышенный тон. Волков делает шаг назад от двери, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Хорошо бы док вколол ему вдобавок какое-нибудь долгоиграющее успокоительное без особых побочек. Сейчас, правда, это воспринимается как читерство. Остается только дождаться, каковы будут результаты. Волков с ужасом представляет, что будет, окажись Серый физически в норме. За лекарствами для мозгов придется еще помотаться: пара лишних ушей в процессе поиска — и вот уже все в городе в курсе существования одной из самых известных психически нездоровых персон Петербурга. Последователей и помощников с каждым годом становится все меньше, к тому же на кону теперь судьба не только их двоих. Олег ощущает странную тяжесть на сердце, вспоминая о Макаровой. Как бы Серый ни намекал, сосуществовать с ними в одном доме Лера тактично отказалась, приведя в пользу своего решения ряд весомых аргументов и избежав одного, главного: нежелание сидеть на поводке. А вот Олег сидел и не жаловался. Был рядом, когда необходимо, и позволял себя прогнать, когда необходимость в этом отпадала. Шум за дверью отвлекает от беспокойных мыслей. Слышатся разговоры, суть которых не разобрать, если ухом не припасть к двери. Зато грохот и звук бьющегося стекла он слышит отчетливо и моментально дергает дверную ручку. — Открой. Живо. Впрочем, исполнять его желание явно никто не торопится. Шум повторяется, короткое и строгое «Хватит!» вызывает недоумение: это был голос дока. — Я снесу эту дверь к херам, если сейчас же не откроете, — предупреждает Олег. Но честно выжидает почти минуту, прежде чем его требование выполняется. Виталий встречает его мрачным взглядом, на ходу скручивая в руках жгут. Олег рефлекторно подставляет руки, когда тот вручает ему использованный шприц и несколько салфеток. — Что тут? — он заглядывает в комнату, обнаруживая, что стоящий рядом с креслом столик перевернут вместе с содержимым. — Неустойчивый, — как-то быстро бросает мужчина, замечая интерес нанимателя. — В любом случае, я закончил. Он возвращается к кейсу, собирая свои вещи. Прихватывает куртку, просто вешая ее на руку. — Результаты пришлю по электронке. Не провожайте. Олег пользуется этим предложением, тут же подходя к Сергею, что сидит с низко опущенной головой, прижимая выданный врачом кусок ваты к месту укола с такой силой, что белеют пальцы. — Ты чего? Серый? Олег поднимает чужую голову, поражаясь бледности его кожи. Подозрительно сбитое дыхание вызывает беспокойство. Сергей все еще находится в каком-то полусознательном состоянии. Волков сжимает его за плечо, выжидает. Его глаза немного проясняются, взгляд становится осмысленнее. Разумовский будто медленно отходит от анестезии, с трудом возвращаясь в неуютную реальность. — Я знаю, что ты ему не доверяешь, — проговаривает Волков. — Не сдаст он. Крепко сидит на крючке. Давай... Олег кивает в сторону лежащих на подоконнике ключей. — Поехали домой. Я хочу выпить. *** Его будит телефонный звонок в районе восьми утра. Знакомое имя на дисплее способствует мгновенному пробуждению. Олег садится на кровати, прижимает ладонь к груди в ожидании скорой ноющей боли, тяжело кашляет пару раз, а затем просто дышит несколько секунд, расправляя легкие. Неизменная утренняя процедура, чтобы не звучать после сломанным двигателем, тем более в чужом динамике, и без того искажающем голос. — Слушаю, — хрипло произносит он, приняв звонок. — Прости, что рано, — сразу проговаривает док. — Надо было успеть до открытия. Результаты у меня на руках. Готов слушать? — Говори. Олег откидывается на подушку, прикрывая глаза, но, вопреки желанию заснуть, сосредоточенно внимает. Виталий проговаривает вещи совершенно ему непонятные, особенно спросонья, и Волков просто ждет пояснений. — В общем, дефицит B12 — то, о чем надо всерьез тревожиться. Остальное и полноценным сном вылечить можно. — Хуйня пройдёт сама, понял, — протягивает Волков, растирая ладонью заспанное лицо. — Делать-то что? С дефицитом этим. — Я тебе название препарата пришлю, купишь. Колоть надо будет раз в неделю, внутримышечно. Я могу приезжать в выходной, но пока не скажу точно... — Я умею, — обрывает его Олег. — Сами справимся, только дозировку напиши. — Напишу. Док выдерживает паузу, что-то обдумывая. — Если что — звони, — добавляет он. — Но лучше вечером. — Непременно, — отвечает Волков и нажимает отбой, отбрасывая трубку на другой конец кровати. Вот ведь иронично: столько проблем от нехватки чего-то. Витаминов, денег, времени. Инстинкта самосохранения… Олег снова заходится кашлем, надавливая ладонью на грудь, чтобы хоть немного обмануть мозг и отвлечь его от боли. Телефон пиликает, оповещая о приходе нового сообщения. Серый еще спит. Ему дай волю — будет дрыхнуть до обеда: дурная привычка еще с юношества, когда, наконец, появилась возможность отсыпаться вволю. Остановившись около неплотно закрытой двери, ведущей в самую большую спальню в доме, Олег долго думает, решаясь. И заходит внутрь. Разумовский всегда спит… уютно. Как в кино: натянув одеяло до самого подбородка и разбросав по подушке взъерошенные рыжие волосы. Лицо расслабленное, спокойное, заметно убавляющее ему возраст. Глядя на это зрелище, Волков невольно вспоминает, как тот спал в детдоме, также ранним утром, еще до восхода солнца: Олег тогда собираться старался как можно тише, чтобы тот после очередного домашнего задания, доделанного до победного, поспал подольше, хотя бы на пятнадцать минут. А потом уже сам будил. Аккуратно так, касаясь руки и наблюдая, как Серый сначала морщится, а потом медленно вздыхает, выныривая из своего кокона. Поддавшись внезапному порыву, Олег присаживается на край кровати, аккуратно собирает рыжие пряди, убирая их с лица Сережи. У того губы во сне поджимаются, забавно. Волков невольно улыбается, почему-то видя сейчас перед собой того же мальчишку, которому просто надо поспать лишние пятнадцать минут. А рука все же тянется к чужому запястью. Разбудит — и бог с ним. Просто хочется снова ощутить эту опьяняющую беспечность, когда впереди еще вся жизнь, и проблем, в сущности, нет. Даже плохие оценки кажутся ерундой. Грубые пальцы проводят вдоль линии вен, ощущая умиротворенный пульс. Серый напрягается, морщится. — Ну Лер… — вдруг выдает Разумовский, и Олег, будто ошпарившись, отдергивает руку. Усмехается нервно, наблюдая, как так и не проснувшийся Сергей переворачивается на другой бок. Хорошие, должно быть, сны... Олег поднимается, умело подавляя в себе неуместное и, кажется, совершенно необоснованное чувство обиды, и покидает спальню. *** Разумовский отвлекается на брошенный Волковым на стол пакет, замирая с вилкой в руке. — Это что? — равнодушно интересуется он, возобновляя трапезу, пока Олег стягивает с себя свитер. — Тебя лечить, — отвечает он и отходит вглубь кухни, занявшись приготовлением кофе. — Так уже сказали, чего там? — идя на поводу у собственного любопытства, Сергей залезает в пакет, перебирая его содержимое. — Черт… — М? — Олег оборачивается, глядя, как Разумовский быстро засовывает ампулы и набор одноразовых шприцов обратно в паркет. — Я купил все, что док велел. Проколем тебя — будешь в норме. — Проколем? — уточняет Сергей, косясь на Волкова с раздражением. — Это ты что ли собрался колоть? — А что не так? –выставив на стол кружку со свежезаваренным напитком, Олег садится напротив. — Я еще с армии умею. — Одно дело уметь, а другое — иметь руки, которое не дрожат! — выпаливает Серый на эмоциях. Волков даже кружку ко рту поднести не успевает, застывая. Коротко кашляет и ставит кофе на место. — Думаешь, не попаду? Там и целиться не надо. — А я тебе не подушка для булавок! — Заколебали твои истерики, — тихо цедит себе под нос Волков и все же делает пару глотков. В голове немного проясняется, остается дождаться, когда необходимая доза кофеина встряхнёт, наконец, вымотанный организм. — Ну тогда тебе повезло, что у нас есть персональный медик, — объявляет он. — Поедим — и наберу Валеру. Пусть практикуется. Он усмехается в ответ на проступившее на лице Разумовского раздражение, но ответа так и не слышит. Сергей просто утыкается взглядом в стол, продолжая молча жевать. Даже за телефон до конца завтрака так и не берется. *** Лера, которую с некоторых пор в этом доме неизменно ждали не только ради тренировок и планерок перед заданиями, как назло в этот период только и успевает, что носиться с кендо на учебу и домой на 3-4 часа сна. Необходимость вклинить в ее плотное расписание еще и медицинские процедуры, пусть и всего раз в неделю, ее не слишком радует: те не всегда совпадают с заданиями или тренировками, а значит приходится лишний раз тащиться через весь город по очередному велению Гиппократа. — Чего угодно ожидала, но витамины… — выдает, запыхавшись, Макарова, передавая снятую куртку Олегу в руки. — Там ничего сложно, я тебе покажу, как. — Уколы я делать умею, — перебивает ее Волков. — Но не делаю по той же причине, по которой не стреляю. — Так не в вену же, — она смотрит на мужчину с сомнением, закатывая рукава свитера и скрываясь в ванной, оставляя дверь нараспашку, чтобы не обрывать разговор. — Уж попал бы куда-нибудь. — Я ему сказал. Но, видимо, твои руки ему милее. Не поднимая головы и продолжая возиться с мылом, Лера едва заметно улыбается. Олег невольно отмечает, что та будто преображается в этот момент. И уже не так сильно усталость отражается на молодом лице. — Лекарства — в комнате, на столе. Я буду на кухне. Зайди потом — чаю выпьем. — Не могу, — Макарова прихватывает из ванной полотенце, вытирая руки на ходу. — На пары надо. Но если дадите что-нибудь в дорогу перекусить — будет отлично, позавтракать не успела. — Приготовлю что-нибудь, — отвечает Олег, кивая, и сторонится, пропуская Леру вперед по коридору прямо до спальни Разумовского. А у самого мысли сразу о том, как удивить, порадовать, поощрить. Серый уже давно не рассыпается похвалами в части кулинарных способностей Волкова, а Лера уж наверняка оценит. Жаль, времени не так много для чего-то по-настоящему изысканного. Она входит без стука, пользуясь тем, что дверь приоткрыта. Сергей моментально реагирует на ее приход: лежа на кушетке, запрокидывает голову, засовывая в рот какой-то хрустящий снек из пакетика. — Привет, будешь? — интересуется он и вытягивает руку с пачкой в ее сторону. — Я бы предпочла что-нибудь посущественнее, — честно признается она. — Еще с сыром есть. Уголок ее губ дергается в желании усмехнуться. Проигнорировав предложение, она находит взглядом пакет с лекарствами, заглядывает внутрь, проверяя, и приступает к подготовке. Все точно и быстро, как на практике: без суеты и лишних телодвижений. Обсуждать новости у них как-то не принято, и заводить разговор Лера не спешит. Просто нет подходящей темы. А ведь нахождение здесь все еще неимоверно смущает. Сейчас только обернуться, продемонстрировать румянец на скулах — и от едких комментариев никуда не денешься. На стене — все та же Венера, смотрит на неë, кажется, с насмешкой. Мол, столько всего здесь произошло, а все еще поджилки трясутся и ноги подгибаются. Сколько раз она задавалась вопросом: будь у нее шанс начать все сначала, повторила бы она все то, что сейчас вот так время от времени выбивает из колеи? И все тянет с ответом. — Может, к нам на выходные? — спрашивает Сергей, и Лера застывает со вскрытой ампулой в руках. Стоит, покусывая губу, думая, как бы не слишком быстро согласиться. Чересчур рано тот перестал прикрывать желание провести время вместе тренировками. — Может, — бросает она, постаравшись сделать это чуть небрежнее, чем хотелось. Набирает лекарство и поворачивается к солнцу, всматриваясь в шкалы. — Обсудим ближе к выходным. Кофту лучше снять, наверное. Сергей без слов стаскивает с себя верхний элемент одежды, садится, свесив ноги, и поворачивается боком, подставляя плечо. Лера отмечает непривычную молчаливость Разумовского, ставя в голове пометку: поинтересоваться его состоянием позже. Острый запах от пропитанных спиртом салфеток наполняет помещение, пока Макарова обеззараживает, пожалуй, слишком напряженное плечо. — Тебя что-то беспокоит? — спрашивает она, снимая с иглы колпачок. Серый поворачивает голову, и Лера на секунду замирает, ожидая ответа, но тот смотрит на ее руки совершенно нездоровым взглядом, хмурится, сжимает зубы, так, что на висках почти проступают вены. Она сама выдыхает, силясь собраться и завершить процедуру, подносит шприц к чужой руке… И в этом момент ее просто отталкивают. Грубо, с применением силы, так, что Макарова спиной врезается прямо в картинную раму, проезжаясь по ней всем позвоночником, теряя равновесие. Ожидала бы — смогла бы сгруппироваться. — Черт! — выкрикивает она, задирая голову и сталкиваясь с не менее ошарашенным взглядом Серого. — Лер, я не хотел! — восклицает он, вцепившись руками в край дивана, даже не сообразив оказать помощь. — Серьезно, я не собирался этого делать! А самого трясет. Такой грохот не может не привлечь внимание того, кто уже не первый год пребывает в состоянии бесконечной готовности. Олег незамедлительно врывается в комнату, с секунду оценивает обстановку и подлетает к Лере, подхватывая ту под руки и фиксируя девушку на ногах. Сергей все так же сидит на месте, прижимая ладонь к губам. Смотрит ошалело, качает головой. — Я не хотел! — повторяет он, повышая голос, и встает, хватаясь за свитер. Мелькнувший в синих глазах испуг быстро сменяется раздражением. Он рывком натягивает на себя одежду, едва попадая в рукава. Лера, собравшись, быстро обводит взглядом пол и наклоняется, поднимая упавший шприц. — Эй, я не уколола! — заявляет она. Олег шагает Серому навстречу, предотвращая побег. — Что ты опять вытворяешь? Разумовский поджимает губы, хмурится сквозь упавшие на глаза волосы. — Ерунда это все. Звони своему этому доку, пусть выписывает капли, таблетки. Последнее, чего я хочу, это подвергать Макарову опасности. Волков смотрит мрачно, нетерпеливо. Выдержка уже истончается, будто канат от трения, еще немного — и оборвется. Он видит, как Лера быстро заменяет иглу, приценивается к ситуации. — Ничего ты ей не сделаешь, — объявляет он, обойдя Разумовского со спины и крепко, почти болезненно сжимая его в тисках рук, сцепив ладони на груди. — Лер, давай по… — ОТПУСТИ! — Сергей, теряя самоконтроль, резко расслабляет ноги, использовав собственный вес, чтобы вырваться из незамысловатой хватки. Олег, не сумевший удержать его в таком положении, разжимает руки, и Разумовский отскакивает в сторону, разворачиваясь и затравленно взирая на друга. Выставляет вперед руку, указывая на Олега дрожащим пальцем. — Не смей больше так делать! Или я сломаю тебе руки. Спокойствия самому Олегу это не прибавляет. — А ты попробуй. Давно в ногах у меня прощения не просил? — выдает он звенящим тоном на грани ярости, снова намереваясь схватить беглеца. — Уймись, чтоб тебя! Человек в универ опаздывает. — Олег, подожди. Лера тянет его за плечо, побуждая прекратить борьбу. — Не надо, не трогай. — Хватит его защищать, — цедит Волков, и вопреки ее просьбам, не перестает наступать. — Вымотал мне все нервы, и так все его капризы в избытке поощряются! — Олег… — Просто сделай все, что нужно, — Олег снова хватает Сергея за руку, предотвращая попытку отступить назад, тянет на себя. — В этот раз буду держать намертво. Разумовский сопротивляется. Даже ничего не говорит, не кричит — просто силится ударить, извернуться змеей, выскользнуть прочь. Пыхтит напряженно, дергает рукой так, что, кажется, вот-вот сам себе вывихнет суставы. — Олег, он боится! Все трое застывают, едва дыша, и тиканье часов еще несколько секунд разбивает тишину. Только Серого все еще заметно колотит от чужой хватки. Глаза распахнуты, шокированные, болезненные. То ли злится, то ли нервничает, а Олег пытается по лицу читать: по напряжённой челюсти, сжатым в тонкую линию губам. Он отпускает. И Разумовский отступает назад. — Черт. Лера опускает взгляд в пол, будто сама не верит, что попала в точку. — Должен быть какой-то триггер, — проговаривает она, лишь бы разбавить затянувшуюся паузу. А у Волкова горло спазмом сдавливает от собственного ублюдочного поведения, от желания вечно искать пути проще: те, что напрямик, и пусть болезненно, и пусть по головам. — Он есть, — мрачно отвечает Олег. — А я просто идиот. Этот разговор, состоявшийся спустя несколько дней после вызволения Серого из тюрьмы, Олег хорошо помнит. Тот с содроганием вспоминал о каждых сутках, проведенных за решеткой. Об издевательстве, о бессчетных избиениях. И о ежедневных дозах лекарств, делающих из него овоща. Олег помнит, как Серый слишком подробно описывал сам процесс: как чужие пальцы стискивают плечи, шею, руки. Как игла, пробиваясь сквозь тюремную робу, протыкает кожу, вонзаясь в мышцы. Всякий раз — куда придётся. Испытывая нервы на прочность. А потом почти сразу — ощущение, будто кровь в желе превратили и мозг вместе с ней. Абсолютная беспомощность. Унизительная, закрепленная в памяти, вырезанная в подкорке. Он забыл. Отнесся к этому беспечно, не замечая, как собственноручно ухудшил чужое самочувствие. Волков снова делает шаг, ловя Серого до того, как он успеет сбежать. Но на этот раз обнимает. Крепко, но совершенно безопасно. Так, как надо было сделать еще в самом начале всего этого кошмара. Разумовский все еще напряжен. Упершись подбородком в чужое плечо, смотрит на Леру, девшую куда-то шприц. Медленно расслабляется, выравнивая дыхание. — Серый. Слышишь? — Олег обхватывает ладонями его лицо, поднимая на себя голову. — С доком по той же причине дрался? Сергей не отвечает, даже эмоций никаких не проявляет. Кожа на лице покраснела в процессе борьбы. Несмотря на хватку Олега, он поворачивает голову в сторону, смотрит, как ладонь Леры сжимает плечо. Сам поднимает руку, чтобы коснуться чужого запястья. — Я не сумасшедший, — шепчет он. Так, будто сейчас ему во что бы то ни стало нужно убедить в этом тех, кто рядом. Пока они еще здесь, пока он снова не оттолкнул хоть кого-то, кому действительно важен. — А кто ты? — вдруг спрашивает Волков с легкой насмешкой и, стискивая ладонями щеки Сергея, вновь вынуждает посмотреть на себя. — Давай, приходи в себя. Мне в лицо смотри, Серый. Видишь что? — Идиота, — спустя пару секунд невнятно выдает Разумовский из-за плотно сжимающих его щеки чужих рук. — Очень хорошо, — одобрительно кивает Волков и поворачивает чужую голову в сторону Макаровой. — А тут? Разумовский хмурится, все еще пытаясь коситься на Олега. — Ну Леру. — Молодец, — Олег расплывается в улыбке, ловя на себе недоуменный взгляд девушки. — Это я его в детстве так успокаивал, когда ему кошмары снились. До сих пор работает. — Да иди ты, — Разумовский отталкивает от себя чужие руки, но уже без намека на агрессию. Педантично поправляет на себе свитер, волосы прибирает. — Я… В общем, давайте. Лер… — Давай-ка сядем, — Волков уже собирается тянуть Разумовского за собой, но тот решается сам. Садится боком на кушетку, растерянно ведет руками по собственным коленям, не зная, куда их деть. — Волков, — зовет он, и Олег без лишних слов понимает: садится напротив, сжимает чужие запястья грубыми пальцами, сначала чуть крепче, затем — немного ослабляя хватку, создавая иллюзию комфорта. Лера тоже понимает все без указаний, и Волков ощущает, как напрягается Серый, пока Макарова закатывает рукав свитера наверх. — Что на ужин готовить? –спрашивает Олег, пытаясь отвлечь, но Серый молчит. Сжимает губы, глубоко дышит, глядя в сторону. — Лазанью будешь? Давай сегодня в столовой накроем? Сергей не слышит, не воспринимает. Обратился в один оголенный нерв, и все его внимание — на конце иглы, соприкосновение с которым он ожидает, будто пронзания плоти мечом как минимум. Останавливать Леру, просить дать ему фору, придумывать, как вернуть внимание Сережи, бессмысленно. Он хватается за мысль, засевшую в голове еще с этой бестолковой игры «узнай, кто перед тобой», единственную приемлемую на данный момент. Олег отпускает его руки. Серый, на миг приходя в себя, дергается, хочет возмутиться, потребовать удержать его снова, но Волков вновь обхватывает его голову, почти прижимается лбом ко лбу. — Помнишь, как я тебя целоваться учил? — спрашивает он. Разумовский распахивает глаза: реакция, по которой Олег понимает, что позже может и до скандала дойти. Но не отступает. — Покажи, чему научился. Волков целует его впервые за 16 лет. Прихватывает губы теперь уже взрослого мужчины, бесцеремонно просовывает язык ему в рот, пользуясь тем, что тот обездвижен глубоким недоумением, почти шоком. Олег не останавливается, напирает, подталкивает ответить. Отпустив руку, поглаживает пальцами по тыльной стороне ладони, затем берет чужую кисть, сжимает, растирает так, как делал еще подростком. Прижимает подушечки пальцев к запястью, чувствуя, как отдаются в кожу частые пульсирующие удары. Сергей неуверенно отвечает. Сначала рукой, переплетаясь с Олегом пальцами. Затем — губами, подаваясь вперед, чтобы сильнее прижаться. И, наконец, языком, точно отрабатывая технику… Или не точно, Олегу наплевать. Он и сам уже не помнит, как делал тогда. Разумовский вздрагивает, сжимает его руку, почти перехватывает инициативу, будто ведомый инстинктами. И тут же резко отстранятся, моргает, облизывает и без того влажные губы. Олегу эта картина кажется до болезненности восхитительной. Лера рядом: прижимает кусок ваты к чужому плечу, пунцовая до самых ушей, не смотрит на них, нарочно избегая взглядов. — Сергей, сам прижми, — просит она. — Мне в универ надо. На ее голос Разумовский очухивается мгновенно. Выполняет ее просьбу, встает с кушетки, наблюдая, как она собирает в одном месте остатки ампулы и два вскрытых шприца. — Лер! Лер, ну ты злишься? — нагло вторгаясь в ее личное пространство, как требующий внимания избалованный кот, Сергей заглядывает ей в лицо. — Как спина? Порядок? Можно посмотреть? Макарова не может подавить смешок. А спустя несколько секунд и вовсе тихо смеется, качая головой. Разворачивается, но смотрит мимо, за спину. На Олега. С немой просьбой утихомирить неугомонного, пока ей так неловко от увиденного. Олег натянуто улыбается в ответ. — Хочешь выпить? — интересуется он. — У Серого в загашнике есть отличное коллекционное вино. Думаю, он будет не против, если мы его откроем. — Я против! — резко и возмущенно выдает Разумовский. — Это не для распития… — Он не против, — улыбается Олег. — Он очень хочет компенсировать нам нервотрепку, да, Серый? В ответ тот лишь недовольно что-то бурчит себе под нос, складывает руки на груди, демонстрируя свое недовольство. — Я опоздаю, — с явным сожалением в голосе произносит Лера. — Может, потом… — Идем, — Олег встает с места и берет ее за руку, уводя к двери. — Поешь, выпьешь. Я потом тебя отвезу: все быстрее, чем на метро. Сергей даже не успевает возмутиться. Не сдвинувшись с места, наблюдает, как двое скрываются за дверью. И чувствует на себе действие какого-то наказания, которое не заслужил. Он опускает руку с ватой, бросает ее к шприцам и нервно одергивает рукав свитера вниз. Снова проводит кончиком языка по губам, пытаясь уловить последние крохи давно забытого чувства спокойствия. Еще немного почувствовать жар от чужих ладоней на щеках. Он ведь не просил об этом, почему он должен испытывать вину? Особенно перед Лерой. Эти чувства воплощаются мрачными мыслями, угнетающими своими крайностями. Такое поведение Олегу — нынешнему Олегу — давно не свойственно. А устраивать спектакли до сих пор было лишь его прерогативой. Волков застает его сидящим на кровати с низко опущенной головой. Прикрывает за собой дверь, подходит ближе, несколько секунд просто молча стоит рядом, выжидая. Сергей сдается первым, задирая голову. — Я по твоему лицу не могу определить, презираешь ли ты меня или просишь повторить, — в полушутливой форме проговаривает Волков, на что Сергей фыркает и снова утыкается взглядом в свои колени. — При ней-то зачем… — выдавливает из себя Сергей. — Маленькая месть за ваш эстетический стриптиз в спортзале, — просто отвечает Олег. — Серый, не воспринимай это серьезно. Сработало же. Не строй из себя оскорбленную невинность: мы оба знаем, что это не про тебя. — Лера там не опоздает? — цедит он с недовольством. — Одевается. С нами поедешь? — Нет, — отсекает он и укладывается на кровать, поворачиваясь к Волкову спиной. — Езжайте. Олег ненавидит такое пренебрежение, ненавидит избегание разговоров. Когда болтливый Разумовский замыкается в себе — жди проблем. Сейчас самым верным решением было бы вызвать Лере такси, но с ней тоже предстоит отдельный разговор. Ситуация в целом требовала обсуждения. И речь шла не только о сегодняшнем инциденте. Скрепя сердце, Волков направляется к двери. — Кстати… Что это было за вино-то? — спрашивает он, остановившись у порога. — На вид ничего особенного, а хранил, как «Каберне» сороковых. Сергей отвечает не сразу, переворачивается на спину, уложив руки на живот, долго задумчиво смотрит в потолок. Олег уже решает, что тот просто оградился от общения, но Серый все же подает голос: — Оно стоило 340 рублей на тот момент. Мы на это вино деньги откладывали специально, с тобой покупали перед тем, как ты в армию свалил. Договорились, что ты вернешься, и мы его разопьем вдвоем. Олега пробрало от этих слов. Почему-то даже не екнуло от мысли, что Сергей не стал бы так защищать какую-то материальную ценность, сколько бы она ни стоила. Если это правда, и Сергей каким-то образом сумел сохранить ее, доставить сюда, сберечь после того, что с ними происходило… — Олег, время! — слышится отчаянный голос Леры со стороны прихожей. И вроде надо ехать, обещал ведь. А вина все равно будет нарастать коррозией на собственной совести, потому что не исправишь уже, не компенсируешь. Он судорожно перебирает в голове варианты, понимая, что в таком состоянии оставлять Серого просто опасно. — Минуту! — выкрикивает он так, чтобы Макарова его услышала, и возвращается к кровати. Присаживается с краю, нависая над Разумовским. — Бутылка почти целая. К черту лазанью — закажем пиццу. Здоровую. Две. И без столовых: устроимся на диване с вином и закуской и будет смотреть «Чикаго». — Ты не любишь «Чикаго», — растерянно выдает Сергей. — Но ты любишь. А я — тебя. Сергей не шевелится первое мгновение, застывая изваянием. Затем приподнимается на локтях — и вдруг расплывается в улыбке, почти смеется в ответ на такую издевку. Волков не помнит о вине, но отлично помнит, как на комичные признания в любви еще в детдоме Серый хохотал и звал его придурком. Что ж… И это до сих пор работает.