Пациент

18.09.2020 <Опоздал-таки. Вид при этом имел счастливейший и искренне извинялся, врал, что сломался автобус, ждал такси, бла-бла-бла... И почему я всегда спускаю ему с рук абсолютно всё, начиная с таких вот опозданий и заканчивая откровенными рофлами надо мной в коллективе, где больше никому такое не позволяется? «Арс, - говорю, - раз уж ты принципиально не хочешь иметь дело с автомобилями, купи себе мопед. Или электросамокат. На худой конец скейт, он лучше всего подойдёт к твоим рваным джинсам». Ворчу просто, и Арс знает это. Посмеивается. Вчера до двух ночи просидели с ним над срочным контрактом, переделывая его под желания наших дурных головой клиентов. Подвёз его потом и умолял не проспать утром – сегодня встреча с этими болезными - «Я без тебя к ним не сунусь, так и знай». Был уставший, но просиял от моих слов, вылезая из машины.> 30.09.2020 <Йу-ху, мы сделали это! Сделка года удалась! Мы были на грани, если честно. Чуть не вылетели из тендера, вот был бы позор, департамент такое не прощает… Наши сейчас откупоривают шампунь в опен спейсе, а я вот отрабатываю моральный долг перед Дмитрием Темуровичем… О, ну конечно, кто это у нас тут волнуется, куда пропало начальство, и лезет своим курносым носом в дверь... Главный виновник торжества. Всю последнюю неделю не вылезали с ним из офиса. Этот наивреднейший клиент, которого нам всё-таки удалось получить, в случае удачной раскладки обеспечит безбедное существование нашей параллели на год минимум. Что уж там натрещал ему Арс, я не знаю, но контракт наш, и остальное не ебёт! Арс смог, это главное! Обожаю! Меня, правда, всё ещё держит в напряжении та история с внезапным демпингом. Благодаря Илье и его связям в региональном правительстве Алтайского края мы смогли задушить этот процесс в зародыше и вернуть почти всех клиентов обратно. Но главных зачинщиков нам так и не удалось до сих пор вычислить. Наша служба безопасности, разумеется, всё ещё роет, но шансов с каждым днём всё меньше - они действовали через подставные фирмы, транзакции которых отследить очень трудно.>       Я зашёл проверить, не уснул ли мой пациент после обеда. Нет, ждал меня, завозился, увидев, что я вхожу в бокс. - Сними с меня рубашку, по-моему, я заслужил, - говорит. - Тогда, - отвечаю, - мне придётся пригласить к нам в компанию моего стажёра. Я не могу находиться с вами один на один, если вы без стяжек, а делать свидетелями нашей беседы санитаров у меня нет никакого желания. - В прошлый раз ничё, так, получилось, - язвит. - В прошлый раз мы в принципе общались неформально, - замечаю, - и, как мне кажется, договорились о чём-то.       Молчит, соглашаясь. Я вызвал интерна и, предупредив его о крайне конфиденциальном содержании нашей беседы, всучил ему мой айфон - пусть следит за записью, так ему будет легче. - Нам с вами сейчас крайне важно понять, какая цепочка событий привела вас сюда. Я прошу вас рассказывать всё как можно подробнее. Мы остановились на том, что коллега - ваш подчинённый, к которому вас сильно влекло, отдалился от вас после той ночи, когда вы овладели им, накачав наркотиками до беспамятства.       От моего взгляда не укрылось, как дёрнулся от моих слов интерн, но в этом и состоял мой план - ввести его в курс дела быстрым и беспощадным способом. - Это клофелин был, не наркотики. Я помню всё до мельчайших подробностей, не волнуйся, - заверяет пациент, - всё, что с ним связано, записано на подкорке моего мозга до конца жизни! Я действительно был в замешательстве, как подступиться к нему снова после всего случившегося. Казалось бы, я должен был радоваться уже тому, что он не бросил всё к чертям и не сбежал, однако я понимал, что им могут двигать просто корыстные мотивы - наш филиал один из лучших в разветвлённой структуре, работать в нём дорогого стоит, и при всей его трепетной натуре он банально мог не захотеть лишать себя будущего, отказываясь от карьеры в компании с таким именем. Оставалось теперь приручить его к себе заново, прикормить и дать привыкнуть снова. Я действовал постепенно и крайне аккуратно - сначала стал проявлять искреннюю заинтересованность его работой, помогал, давал советы, выделял его с коллегами на планёрках и в отчётности, просил для них у высшего руководства премии, в конце-концов. Сначала он сторонился, конечно, на контакт шёл крайне неохотно, но я видел, как он постепенно оттаивает и расслабляется. Я стал для него идеальным начальником! На это ушло дохуя времени, конечно, но оно того стоило. Потом я начал разбавлять наши рабочие взаимоотношения совместным досугом, это ведь объединяет, - пациент хитро щурится, - стали ходить на спортивные матчи - у меня своя ложа, - выставки, концерты какие-нибудь... И если сначала мы собирались обязательно большими компаниями, то под конец я мог пригласить, например, в театр его одного, он больше не боялся меня. С ним было интересно, кстати, - у него любопытные взгляды на жизнь, он много знает и всегда увлечённо спорит, - пациент улыбается, вспоминая что-то... - То есть, вы допускали, что ради прибыльной должности и успешной карьеры он готов был жертвовать своими принципами, но всё равно хотели его? - а стажёр-то всё схватывает на лету и уже не стесняется влезать в наш разговор. Пациент меряет его надменным взглядом и, чеканя каждое слово, медленно произносит: - А держателю телефона слова не давали. Интерн краснеет, но взгляда не опускает. Молодец, мальчишка! Незаметно сжимаю его руку. - Для завершения моего плана, - продолжает пациент, - мне нужно было сначала отбыть ненадолго в командировку, чтобы дать ему время соскучиться без моего каждодневного внимания и порефлексировать о наших отношениях в принципе. По приезду я ожидал увидеть податливого и счастливого от моего присутствия человека. Я заранее организовал небольшой фуршет у себя дома, за городом, - решил не размениваться на рестораны с их многолюдной толпой, сославшись на усталость после поездки. Чтобы ему было комфортно, пригласил несколько его коллег, с которыми мы плодотворно работали, и заказал кучу еды. Вечер прошёл великолепно: я рассказывал об итогах выездных переговоров, мы пили хорошее вино и обсуждали планы развития нашего филиала, в общем, атмосфера была самая располагающая. Когда около полуночи все стали расходиться по домам, я попросил его остаться, чтобы обсудить один давний вопрос по работе. Он, конечно, согласился - не потому, что я его начальник, а потому, что он всегда идёт навстречу просьбам людей, - пациент вдруг начал волноваться. Я оглянулся на стажёра, тот невозмутимо отслеживал запись. - Когда мы остались с ним наедине, я признался, что привёз ему небольшой подарок. Он смутился, но я не дал ему возможности возразить и сам надел на его шею цепочку с золотым кулоном в форме креста тамплиеров. Он поднёс кулон к лицу, внимательно рассмотрел и сказал, что подарок слишком дорогой, и ему неудобно его принять. Тогда я похлопал его по плечу и говорю: "Ну, ты ведь не чужой мне человек, я хочу, чтобы он был у тебя. И чтобы ты, глядя на него, думал обо мне". Он покраснел и начал бормотать, что при всём желании не думать обо мне он физически не может - мы практически 24/7 вместе в последнее время. И что я уважаемый всеми руководитель и отличный парень за пределами офиса, и ему с коллегами интересно со мной. Нет, вы слышали? - "ему с коллегами"!.. Можно подумать, он не понял, о чём я! Говорю ему: " Ты же понимаешь, что я сейчас не про работу, и не про коллег..." Молчит, крест в пальцах теребит. Поднимает на меня глаза и произносит: "Зачем вы снова про это, мы ведь обсудили всё полгода назад?" - "С тех пор много воды утекло, - отвечаю, - я ведь вижу, как ты ко мне изменился, значит, понял, какой я на самом деле и как много готов для тебя сделать. Ведь понял?" - подошёл к нему ближе, а он вдруг цепочку на шее расстегнул и кулон мне обратно протягивает: "Я очень дорожу вашей дружбой и наставничеством, но если я приму подарок, это будет означать для вас слишком многое, я не могу, простите". Я кулон из его рук не принимаю, стою, спрашиваю тихо: "Ты же не мог не догадываться, что всё, что я делал в последнее время, было не ради работы и сплочения коллектива? Или ты реально думал, что мне с вами, ебланами, по театрам нравилось ходить?". Смотрит неуверенно: "Мне казалось, что так вы избавляетесь от своего одиночества". Блять! "Да, - говорю, избавлялся, думая, что получаю тебя! Привязываю тебя к себе за всё новые ниточки день за днём, по чуть-чуть!" Злость зарождающуюся стараюсь унять, ведь если сорвусь сейчас, всё потеряю. "У тебя кто-то появился за это время?" - осеняет вдруг. Мотает головой - нет. Вид виноватый вдруг становится - это мой шанс. Делаю к нему последний оставшийся шаг и заключаю в объятья: "Тогда почему ты отказываешься от человека, который так долго и так сильно хочет сделать тебя счастливым?" - шепчу в ухо. Он стоит в растерянности, не пытаясь выбраться из моих рук. А мне и этого хватает, чтобы начать надеяться. Я прижимаю его к себе сильнее, запах его дурманящий впитываю, руками оглаживаю спину, потом кладу ладони на шею, чтобы отстраниться всего на мгновенье и тут же прижаться к его губам, но в этот момент он перехватывает мою правую руку и кладёт в ладонь цепь с крестом, зажимает мне кулак и начинает медленно пятиться. "Я не хочу вас обманывать, - говорит, - я не испытываю тех же чувств. Вы замечательный человек. Но это на уровне химии - у нас ничего не получится." И взгляд, сука, такой... извиняющийся и жалостливый, что ли. Я на ненужный подарок в руке смотрю и вижу в нём ненужного себя. И мечты свои ненужные, и старания, и время. И всё, что мог бы дать, но никому на хуй не упёрлось... Чувствую, слёзы душат и одновременно ярость нутро разрывает - кто, блять, ему позволил так со мной обращаться, кем он себя возомнил, что отказывает мне! И время бесценными мгновениями передо мной проносится, я почти физически ощущаю - вот ещё совсем чуть-чуть, и станет поздно, упущу. Мысли панически мечутся в голове и вдруг яркой вспышкой в слова собираются: "На уровне химии, говоришь? - вслед ему, уже почти ушедшему, кричу, - А ты спроси своё тело, что ОНО думало про уровень химии, когда ты в голос стонал и в оргазме подо мной бился!» Он замирает и медленно ко мне поворачивается. Побледнел на глазах, взгляд будто бритвой режет. "Это всё-таки был ты". До меня в этот момент доходит, что в своей отчаянной попытке что-то доказать ему я просто сложил его пазл, и пощады мне не будет теперь. Даже злость на время в сторону отошла. Он в это время обратно ко мне уже подошёл и в глаза смотрит. На лице каменное спокойствие, и ни в ком столько презрения я ещё не видел. "Я ведь помню, - говорит, - видел твоё лицо тогда, размыто, но видел. Как ты надо мной склонялся, как просил тебя не делать этого, а ты не остановился..." - он нащупал позади себя стул и почти наощупь сел, закрывая лицо руками: "Я до последнего верить не хотел, слышишь, сволочь?" - вздох из-под ладоней смешался со стоном. Отнял руки от лица, глаза лихорадочно блестят. "Как же ты, сука, живёшь с тех пор?" - спрашивает. А я сказать ничего не могу, потому что меня сковало всего - от его вида, от воспоминаний, от понимания того, что исправить ничего нельзя. И от осознания того, что сделанное тогда я исправлять не стал бы. И это силы мне вернуло - подхожу к нему вплотную, смотрю сверху вниз и беру его за подбородок двумя пальцами, поднимаю, чтобы на меня смотрел: "Так и живу, - говорю, - с воспоминаниями о том дне и надеждой, что ещё не раз так же тебя разложу и выебу в разных позах. Что будешь сам бегать за мной и член мой выпрашивать. Что стонать подо мной будешь, как сучка текущая, и рот свой под мою сперму подставлять с готовностью..." Тут его кулак мне в нос и прилетел. Как он это, сидя на стуле, сделал, ума не приложу. Но он, вообще, прыткий, изловчился как-то. Я в первые секунды оцепенел от неожиданности, а он воспользовался и с ноги мне в пах заехал, это стоя уже, конечно. Я согнулся от боли, а он под дых тут же бьёт, да так, что перед глазами чёрные точки заплясали. Я на колени упал, дышать пытаюсь, но не даёт - со спины на меня запрыгнул и локтем в захвате душит. Я, как могу, его руки от своей шеи оторвать пытаюсь, но он ещё сильнее за меня цепляется и захват сжимает. Откуда силы только взялись - ведь худющий и ростом меньше меня. Рычит мне в ухо: "А я ведь, дурак, ещё жалел тебя, скотину... что выбор тебе трудный пришлось делать... что принимал себя тяжело... что детство всратое у тебя было из-за этого.." - запыхался, уставать начал. А я, наоборот, в себя уже пришёл и позиции возвращаю: резко на спину перевернулся вместе с ним, и вот он уже лежит, придавленный мной к полу, и от боли замер - это я ему локтем в солнечное сплетение заехал. Пока дышать не начал, я успел с него скатиться и на бёдра ему сел - он ртом воздух поймать пытается, а на лице одна ненависть. "Сука" - беззвучно шепчет. А меня трясёт всего, я его с размаха кулаком в лицо бью и за шею схватил, кричу: "Жалко тебе меня стало?! Себя пожалей теперь!" и головой его об пол приложил со всей силы. У него от боли из глаз слёзы брызнули, лицо в крови всё - я ему ударом губу рассёк и нос. Но брыкается ещё, не сдаётся. "Ты жалкий, - шипит, - я после той командировки свалить хотел сразу, а потом вспомнил, как ты за жизнь свою несчастную ныл и с чувствами своими плакаться лез, и решил остаться, чтобы тебя, долбоёба, одного не бросать..." Резануло прямо по живому, по мясу. Бывало вот у тебя хоть раз, когда одновременно и тянет, и череп раскроить охота? - пациент смотрит на меня испытующе. Я молчу - вопрос ведь риторический. - Не справился я тогда. Душить его начал, а сам в губы целую, похер, что весь в крови измазался. Меня до костей его слова проняли - что остался он из-за меня, хоть и подозревал, сука. Но вот с жалостью я не мог смириться, только не от него! Я хотел, чтобы он смотрел на меня восхищённо, а не как на жизнью обиженного! Злоба скрутила до зубовного скрежета, а сам горю весь - желание обладать им в тот момент мозг просто выключило, и я мало что помню вообще. Помню, как он дрожал и вырваться пытался, когда я к полу его сильнее прижимал и пахом о него тёрся. В губы мои мычал и укусить пытался, матом крыл, когда я от него отрывался, чтобы воздуха в лёгкие набрать. А я набирал и снова целовал, кровь слизывая, которая сочилась из губ - вкус солёный, металлический. Все чувства на пределе были. Чтобы джемпер с него снять, пришлось ещё дважды ему по скулам съездить, а пока он, оглушённый, в себя приходил, успел ещё и брюки с него стащить. А вот бельё с него стягивал, когда он уже взгляд мог на мне сфокусировать - забился сразу подо мной, а я руки ему над головой поднял и рычу: "Смотри, сейчас я покажу тебе химию", - и ноги ему своими коленями раздвигаю. Я себя в этот момент не помню совсем: вместо меня там были оголённые нервы, злость, возбуждение, - пациент, не мигая, смотрит в одну точку на потолке, словно хочет оградить себя от лишних визуальных раздражителей и вспомнить всё до мельчайших деталей. - Он хрипит: "Пусти, паскуда", а я одну руку вниз опустил - второй-то запястья его наверху сжимаю - и член свой, давно уже смазкой саднящий, пытаюсь в него протолкнуть. Но не получается - он не подготовленный и узкий слишком, к тому же сжался весь от напряжения. Пришлось мне запястья его отпустить, и уже двумя руками схватил его за бёдра, приподнял и на себя тяну. Тут он снова извиваться подо мной начал и руками меня отпихивает, выхода не было - пришлось придушить слегка - схватил за горло и сжимал, пока он в агонии биться не начал, а как размяк и глаза закатились, отпустил и сразу, пока податливый, вошёл резко, насколько смог. Пробиваться в нём начал, чувствую, легче пошло, а потом смотрю, там в крови всё - порвал... Сзади что-то упало, я оборачиваюсь: телефон лежит на полу, а интерн, опираясь рукой о стол, пытается восстановить дыхание, расстёгивая верхние пуговицы халата. Я подскочил к нему, вывел под руки из бокса и довёл до ближайшего поста. Медсестра сразу поднесла к его носу нашатырь, вижу, оклемался вроде, смотрит на меня виновато. Потрепал его по плечу, говорю: "Не раскисай, Ванька, считай это своим боевым крещением!" - "БоЛевым крещением", - бормочет. "Всё равно засчитано", - говорю и в бокс возвращаюсь. Поднял с пола айфон - не разбился, прикрепил к стене, подхожу к пациенту. - Что, - говорит, - не осилил? - смеётся, а в глазах боль. - Молодой ещё, - отвечаю, - привыкнет. Все привыкают. - А вот тебе лично на хуй оно сдалось, слушать всё это? - Работа. - Не пизди, твоя работа - психов вроде меня колёсами накачивать и следить, чтоб не сгнили. - Ок, личный интерес, устраивает? - С чем связан? - смотрит проницательно, и в глазах почти нет всех тех лекарств, которые ежедневно принимает. - Давай, сначала ты мне всё рассказываешь, а в конце я тебе? Типа, это стандартная схема работы психиатров, - говорю. - Я, блять, мало тебе рассказал? - спрашивает, - У тебя, вон, стажёры в обмороки падают от моих откровений... - Да, - отвечаю, - мне мало, мне нужно знать, что ты сделал с ним потом. Пациент молчит: то ли вспоминает, то ли собирается с мыслями. Наконец, решается: - Думаешь, кровь могла меня остановить? - зло усмехается, - я же говорил, я был будто под дозой, мне было всё равно, меня интересовало лишь его тело. Я продолжал вдалбливаться в него, несмотря ни на что. Он уже очнулся, но находился в какой-то прострации и больше не сопротивлялся. Даже когда я почувствовал приближение разрядки и впился в его окровавленные губы, кусая, он не пошевелился. И даже не пикнул, когда я, кончая, насадил его особенно глубоко. - Ты мог его убить, ты в курсе? - спрашиваю я. - Теперь да, а тогда я ни о чём не думал, ты помнишь? - пациент сверлит меня взглядом и продолжает, - когда отлежался на нём, встал, вытер с себя его кровь и просто по наитию решил фото сделать - ну, знаешь, как с советским флагом над Рейхстагом? - экран навожу и вдруг вижу всю экспозицию: глаза закрыты, на лице кровь запеклась, а внизу вообще месиво, но руки раскинуты, будто летит... Поверженный, но не сломленный. Я сохранил, но, веришь, нет, ни одна живая душа этот снимок не видела, - пациент смотрит куда-то в сторону, не на меня, - кроме него. Я знаю, что время заканчивается и спрашиваю главное, что меня сейчас волнует: - Что с ним было, когда он пришёл в себя?