Пациент

      Я помню тот разговор с Добровольским. Выспрашивал меня, сколько времени я веду Антона. Какие симптомы, факторы, сдвиги в процессе, - короче, всё, что было на тот момент, рассказал. Поделился со мной, что динамика процесса напрягает - физиология восстанавливается, а нервная система, наоборот, к чертям летит - реакции непредсказуемые – то сильные эмоциональные всплески, то отстранённость, будто выпадает человек. Я сказал, что, возможно, Антону сейчас нужен доступ к людям. «К людям вообще или к какому-то конкретному людю?» - усмехается. Рассказал, как «один его коллега» целыми днями ошивается возле отделения, а недавно пробрался через приёмный покой, мгновенно взлетел наверх, в реанимацию, и успел навести там такого шороху, что Антон отъехал на несколько дней – он и так был слаб, а тут ещё психологический шок - «Убил бы, паразита!»       Я посоветовал тогда лечить подобное подобным – организовать им встречу намеренно. Возможно, Антону будет достаточно короткого разговора... Пообещал, что сразу, как позволит его состояние, вернусь к нашим с ним сеансам.       И впервые тогда задумался о возможно в корне неверном моём подходе в терапии Антона. 25.12.2020 <Меня перевели в отдельную палату! Со всеми удобствами, это Макар, я знаю. Теперь есть связь с миром и возможность видеть кого-то кроме медперсонала. Сразу же заявилась Ирина - по праву первенства. Выглядела расстроенной, сказал, чтоб не парилась, я в порядке. Мне действительно лучше в последние дни – в обмороки больше не падаю, меня усиленно кормят, а ко всем прочим процедурам добавили массаж, чему я несказанно рад. Поблагодарил. Искренне. Она вправду могла забить, но не забила. Просил не рассказывать маме, сказала, что не дура и пугать пожилого человека не собиралась. Поболтали. У неё новая работа. Общается с нашими общими друзьями. Держится, в общем. Попросил прощения. Посмотрела, кивнула. Взял её за руку, глажу. "Я, - говорит, - знаешь, чему рада? Что детей у нас нет, им тяжело пришлось бы... ну, принять тебя такого..." Я побоялся спросить, о чём она. Вдруг бы ответила. Так и молчали оба. Ушла.> 26.12.2020 <Сегодня были все. С утра влетел Макар, обнял, обматерил, в общем, всё, как обычно. Сказал, что даёт мне времени до конца недели, а потом установит мне видеоконференцию с высшим руководством, и тогда я сам предпочту отсюда съебать. Да, в гипсе, да, в шлеме из бинтов на голове, но это не причина отказывать себе в таком удовольствии, как работа… В обед пришли ребята, и с ними всё ожило. Серёжа сразу предупредил, что Арсений зайдёт позже, поэтому я не волновался, хотя волновался, кому я вру. Развлекали меня байками про новых клиентов, и какая вкусная оказалась та фруктовая корзина (и поэтому принесли мне такую же), про то, как нарушают режим и курят прямо в опен спейсе... Ждут. Вот она - моя семья, чёрт возьми! Арс пришёл вечером. Я ждал и был максимально сосредоточен. Но всё равно потерялся, когда увидел. Всё так же красив. До мурашек. Маску сразу с лица стянул, как зашёл. Тонкий свитер. Жилка на шее бьётся… Подходит, остановился возле кровати и спрашивает: "Ты снова отключишься, если я обниму тебя?" Абсолютно трезвый. Глаза ясные. На "ты"... "Давай попробуем?" - говорю. Голос срывается, предатель... Садится на край постели, наклоняется, я подаюсь к нему. Опять этот запах, эти руки... Не даю себе воли, отстраняюсь, шепчу: "Я напугал тебя тогда?" - "Ты про что? Про то, как дважды сознание терял, когда меня видел? Или как в кому впал после операции? Или когда мне про аварию сообщили, и я не знал, жив ли ты вообще? - и не давая мне ответить, - Ты понимаешь, в каком пиздеце я живу всё это время?! Понимаешь?" Я теряюсь от его голоса, от такого требовательного тона, не знаю, как реагировать вообще. Он ведь всё это время был возле меня. Наплевал на свою жизнь, работу и от больницы не отходил. "С заказами проблемы?" - лепечу неуверенно, - "С тобой проблемы!" – с рваным выдохом подаётся вперёд и накрывает мои губы своими. Я опять проваливаюсь куда-то, но чувствую его вкус и начинаю болезненно отвечать, притягивая его за плечи, как будто они мой спасательный круг. Он обхватывает моё лицо руками и углубляет поцелуй. Я всё осознаю и ничего не понимаю одновременно, мне страшно, но не могу остановиться, лишь глаза зажмуриваю сильнее. Ощущаю его язык у себя во рту и так же проталкиваю ему свой. Арс стонет тихонько, и тут я понимаю, как же сильно я возбуждён. И дело не в моём вынужденном воздержании в последнее время. Дело в нём – в его дыхании прерывистом, и как ресницами сейчас дрожит на моих щеках, как прижался трепетно всем телом, как носом по шее ведёт, а потом прикусывать начинает легонько. Как смотрит на меня глазами своими небесными, как улыбается, как брови смешно сдвигает, когда злится. Как петь не умеет и двигается охуенно на танцполе. Как иногда сидит весь сосредоточенный и важный за своим ноутом и как, дурачась, носится по опен спейсу, огребая от ребят. Как касается меня робко и краснеет… Да, определённо, всё дело в нём, и уже давно, а я, долбоёб, ничего бы так и не понял, если бы не авария. "Я долбоёб!" - шепчу ему в макушку, не открывая глаз. Он тянет меня за мочку уха зубами и щекотно пыхтит, соглашаясь. Потом начинает стягивать с меня футболку и мне приходится раскрыть глаза. Он тут же ловит мой взгляд, и я мгновенно заливаюсь краской. Арсений по очереди целует оба глаза, вынуждая снова закрыть их и успокаивающе гладит по животу. У меня начинает кружиться голова, и я предпочитаю лечь, утягивая его на себя. Но мне больше невмоготу ощущать его поцелуи - внизу всё болезненно набухло. Он тоже чувствует и лезет рукой под одеяло. Я понимаю, что вот сейчас случится что-то непоправимое, мы перейдём последнюю черту, меня охватывает паника, шепчу: "Арс …", но он лишь снова находит мои губы и лишает меня возможности говорить. Чувствую его пальцы на мне через ткань и меня трясёт. Это слишком. Слишком откровенно. Слишком смело. Но он пролезает под лямку боксеров и аккуратно берёт в руку мой член, уже готовый разрядиться только от этих его касаний. Слишком ярко. Слишком настойчиво. Мне ужасно стыдно от того, как я начинаю скулить и поддавать бёдрами, но ничего не могу с собой поделать - я уже не контролирую себя. Слишком стремительно... Он двигает ладонью очень трепетно, но властно, и от осознания полной беспомощности сейчас в его руках меня буквально через минуту невыносимо сладко и больно пронизывают разряды тока, я не могу вдохнуть и выгибаюсь дугой, сжимая его плечи - снова в отчаянной надежде спастись. Арс, на свою беду, начинает меня целовать, но я в мучительном спазме сильно прикусываю его губы. Он дёргается от боли, но продолжает медленно водить рукой, продлевая мою агонию и постепенно успокаивая. Наконец, судороги стихают, и я отпускаю его, ощущая привкус крови. "Прости", - шепчу. Арс молча целует меня в лоб и тут же стирает с него свою кровь. "У меня давно не было", - бормочу. Арс смеётся: "Мы это поправим". Откидывает одеяло, и я снова, в который раз за сегодня, краснею, когда он абсолютно буднично приподнимает мою ногу в гипсе и начинает стягивать с меня мокрое бельё. Шипит в ответ на мой протест. Идёт в ванную - спасибо, все удобства в палате – стирает мои трусы, вешает сушиться и приносит влажное полотенце, чтобы обтереть меня. "Я бы сам..." - пытаюсь возразить, но он лишь смеётся: "У тебя постельный режим, дай поухаживать!" Я хватаю его за руку и укладываю к себе на грудь, прижимаю, когда ложится, и чувствую, как у него стоит. "Арс, - говорю, ты сильно возбуждён". Он усмехается: "Естественно, ты же рядом!" - и пресекает мои попытки добраться: "Не сейчас, всё нормально". Целует и тут же охает, морщась. Я хватаю его за подбородок и пытаюсь рассмотреть, насколько сильно покусал. Боже, обе губы искромсаны, что ж я за зверь... Я привлекаю его к себе и крепко держу за шею, пока он брыкается. Наконец, успокаивается и просто лежит. Я тянусь к тумбе возле кровати и достаю мою заживляющую мазь – после аварии было много порезов от разбившегося стекла, мазь стала моим давним соратником. Начинаю дышать ему в макушку - чувствую, как он покрывается мурашками и становится мягким... В этот момент обмакиваю пальцы в мазь и осторожно касаюсь его губ. Он вздрагивает от неожиданности и широко распахивает глаза, потом замирает на секунду и снова расслабляется, пока я пальцами по его губам вожу, мазь размазывая. Не могу сдержаться от вида, целую в самый уголок, где не больно. Перекладываю его удобнее, под себя, снимаю с него свитер, прикасаюсь губами к шее и ключицам - он произведение искусства со своей мраморной кожей и родинками! Рассматриваю всего, трогаю пальцами его кожу, сползаю вниз, по животу до тазовых косточек. Мне больше не страшно. Внезапная близость Арса кажется вдруг такой естественной, такой единственно правильной, будто других вариантов и быть не может. Он охает в ответ на мои поцелуи внизу и несмело приподнимает бёдра. Мне другого приглашения не надо - сразу же расстёгиваю ремень и спускаю с него джинсы вместе с бельём . Мне больше не стыдно. У него охрененный член! Ровный, весь венками рельефными опутан, головка набухла и, чёрт, смотреть на него дольше невыносимо – прильнул губами, на вкус пробую, мне нравится. Арсу, наверное, тоже – он голову откинул и скулит тихонько. Обхватил сильнее, начал медленно ртом насаживаться. Ужасно боюсь задеть не так или закашляться. Он меня порывается за волосы взять, но натыкается пальцами на бинты и спускается на шею, касается щёк. Стонет так откровенно, что у самого снова вставать начал. Обхватил его за бёдра поудобнее и двигаюсь, иногда рукой помогаю. Арс дрожит, телом всё сильнее ко мне подаётся, шепчет «Антон!», и я чувствую, что сам уже на грани. Тут он выгибается, руками в простынь вцепившись, и дышит часто, крик в себе глуша. Потом стал голову мою от себя отталкивать. А я не даю ему оторваться, только сильнее рот прижимаю. Сперма сладкая на вкус, с примесью горечи, но сладкая. Я как остатки слизал, смог оторваться и на него, наконец, посмотрел. А он лежит, распластанный, чёлка взмокшая ко лбу прилипла, рот приоткрыт, и взглядом расфокусированным в потолок смотрит... Я не выдержал, прикоснулся к себе – мне всего лишь дотронуться надо было, и меня второй раз до звёзд в глазах пробрало. Это было уже слишком, и последнее, что помню, - как успел уронить голову Арсу на живот, прежде, чем отключился.> 27.12.2020 <Проснулся ночью, чистый, в трусах. Арс… Опять накрывает ощущением, что мы всю жизнь вместе... На телефоне сообщение мигает: «Ты обалденный, ты знаешь об этом?» Пишу: «И это говорит человек, от которого я регулярно теряю сознание?». Не спит, прочёл. Отвечает: «Отдыхай, пока можешь, я скоро приеду». Шутник. А я не могу спать больше. Меня трясёт сейчас сильнее, чем накануне. Эмоциональный дроп, не иначе. Слишком много всего случилось в последнее время, и как-то всё по нарастающей шло... И в довершение всего - Арс как кульминация. Высшая точка моего психологического стресса. Я сейчас думаю о том, что не могу для себя решить, в какой момент мне всё стало ясно про нас. Неприятно осознавать, что ты не хозяин своих душевных порывов и ни хрена не видишь, что тебя уже ведёт, оказывается. А я не видел до последнего. Пока Арс в мои губы не впился требовательно. Но ведь до этого был его набег в реанимацию, от которого я буквально оцепенел и на некоторое время потерялся в своих ощущениях. Разве я тогда уже не знал? А ещё раньше – его письма, которые я боялся из рук выпустить. Права была Юля, я терял контроль, когда читал их. Но я тогда отходил от комы и мог не отдавать себе отчёта в своём состоянии. Но до этого всего – до аварии – где были мои глаза, когда мы в офисе в обнимку спали и он мне почти в открытую обо всём говорил? Почему я ничего не заподозрил, когда он всю ночь держал мою голову на коленях, охраняя мой сон… В конце-концов мой стояк в кабинете у Темурыча при упоминании Арса ни о чем мне не сказал, да? Поздравляю, Шаст, ты вероятно ко всем прочим диагнозам имеешь ещё и задержку в развитии. Хотя… Если подумать, я мог всё понимать и чувствовать, но запретил себе делать выводы. Не разрешил себе умозаключения ни под каким видом. Играл в инфантила. Что это? Сбегание от ответственности? Нежелание принимать тот факт, что вляпался в «запретные» отношения? Господи, теперь я ещё и трус. И паникёр – что зашёлся-то, как истеричка?! Да, моя самооценка грозится сейчас слететь нахрен, но, с другой стороны, если бы не вся эта ситуация с больницей, возможно, Арсений тоже бы ещё не скоро решился на какие-то шаги. Так что, вероятно, моя позиция с покер-фэйсом была внутренне обоснованной – нам стоило дорасти до чего-то бОльшего, чем просто симпатия, нам стоило дать себе время убедиться в правильности того, что происходит, и мы были правы, что не торопились. Арсений пришёл в восемь утра, во время пересменки персонала. Зашёл, как обычно, стремительно, снял маску привычным жестом. «Я уже помыл руки на входе», - говорит. Садится у меня в ногах. «Как ты?» - спрашивает. А я не знаю, как правильно начать. Слишком много всего – в голове, и случилось прошлой ночью. Того, что просится с языка, и тревожно разгоняет сейчас сердце. Он видит моё замешательство, поэтому наклоняется и трётся кончиком носа о мой – ну ты чего? Я внезапно понимаю, в чём моя проблема в эту минуту, и немедленно, просто мгновенно сграбастываю его в охапку и затаскиваю к себе под одеяло –он только и успевает, что скинуть обувь вместе с бахилами. Мне непременно нужно его обнимать сейчас, касаться каждым сантиметром кожи, ощущать его дыхание где-то возле своего уха. Он понимает это, и позволяет себя сжимать до синяков и лёгкого удушья. Целовать я его не решаюсь – скоро должна прийти медсестра с лекарствами, а до потери контроля мне не хватает уже очень немногого. Конечно, вчера нас не сильно волновало, что палата, пусть даже коммерческая, вряд ли закрывается изнутри, но мы были совсем не в себе, и это стоит списать со счетов... «Я не отвечал тогда, потому что не знал, как...» - мои мысли, наконец, находят выход. Арсений пытается заглянуть мне в глаза, но не может – он прижат к подушке, весь обвитый моими конечностями и закинутой сверху загипсованной ногой. «В тебе ноль милосердия, ноль! Ты знаешь?» - дышит громко и говорит, непонятно про что. Потом всё-таки изворачивается и смотрит на меня: «А теперь?» - «А теперь ты всё сам видишь». Улыбается. Целует. Нет, нельзя это делать! Пытаюсь снова уложить его под себя, но лишь запутываюсь в полах его медицинского халата, который он с постоянным упорством не застёгивает. В итоге, нависаю над ним, сжимая его рёбра. Арс упирается мне в грудь и отчаянно шепчет: «Я сломал твой ноутбук!» - «Что?» - я ошалело смотрю на него, не понимая, - «Твой рабочий ноут. В твоём кабинете – я ведь постоянно там ошивался. Знаешь, гонял твою кофе-машину, вертелся на твоём кожаном кресле. А он упал...» Уголки его губ начинают ползти вверх. Я вспыхиваю от одного вида его смеющихся глаз: «Мой Lenovo за пол ляма??? – ложусь на него всем своим весом, заставляя задержать дыхание, - Да мы с тобой сгниём на галерах, отрабатывая долг департаменту!.. А база данных?! Все клиенты там были!» - «Антонуспокойсябазадублироваласьнасетевойдиск!» - Арс краснеет и облегчённо выдыхает, когда я приподнимаюсь над ним. Тут же начинает мстительно щекотаться. За этим занятием нас и застают. Вошедшая медсестра слишком резко останавливается, ойкнув, и с её подноса с инструментами что-то звонко падает на пол. Мы синхронно подкидываемся на кровати и смущённо сидим, не зная, что сказать. Арс приходит в себя первым, стекает с постели, нашаривая ногами свои ботинки, и, на ходу продевая руки в сползший халат, спешно выходит из палаты, выразительно обернувшись на меня перед дверью. Я, понимая, что ничем более палёным здесь никогда так не пахло, укладываюсь поудобнее на подушки и говорю примирительно: «Вот что с ним делать, а? Всю отчётность мне запорол, заместитель называется! Придётся его тоже... выпороть», - последняя фраза вылетела неожиданно и оказалась фатальной: во-первых, картина перед глазами встала моментально и тут же позвала с собой в компанию моего дружка, а во-вторых, только начавшая было улыбаться девушка снова зарделась и с очень серьёзным видом поставила мне самый болючий укол в жизни… Арс, если не зассышь, возвращайся прямо сейчас, умоляю! Через две минуты после ухода медсестры ко мне, воровато озираясь, проскользнул Арсений и свистящим шёпотом сообщил, что выпросил у старшей сестры-хозяйки ключи от двери моей палаты. Я охренел, конечно, но радоваться было всё ещё слишком больно – в мою мышцу будто под напором вкачали раскалённый металл. Безжалостно, надо сказать, вкачали. Так мы и дожили до обеда – я скуля, лёжа животом на коленях Арса, он – оглаживая мой зад и иногда целуя меня в затылок. Я расчувствовался и сказал ему, что буду всегда хранить его письма ко мне. А его скетч, когда обзаведусь собственной квартирой, повешу на стенку. «Знаешь, - я вдруг не узнаю его потрескавшийся голос, - в какой-то момент всё было настолько зыбко, так тонко балансировало... Что опустись пылинка не на ту чашу весов...» Я нащупываю его ладонь и, поднеся к своей щеке, трусь, а потом целую костяшки пальцев: «Перестань, не думай об этом, всегда есть варианты хуже и лучше задуманного. Мы ведь, в итоге, с тобой неплохо устроились?». Молчит. Слишком долго. Оборачиваюсь на него. И замираю в немом крике. Мне так жутко ещё никогда не было – он, не мигая, смотрит как будто бы на меня, но на самом деле сквозь, а в его глазах – не пойму. Боль, тревога, жалость, отчаянье – если есть концентрат смеси этих душевных состояний, передающийся взглядом, то это был он. Я повис на этом взгляде, как на крючке, без опоры, чтобы слезть, отвернуться. Пока он сам не отпустил меня, вдруг резко сморгнув и захлопав ресницами – «извини, я задумался». Еда утешает, чё уж там... Она разглаживает в нас морщины негатива. Когда принесли обед, я прямо с умилением смотрел, как Арс уплетает мою порцию, сетуя, что в последнее время плохо питался. Ещё бы – месяц под окнами больницы ошивается... Хотелось обнять, прижаться крепко, сказать, что мне так жаль. А есть не хотелось – сильные обезболивающие и антибиотики убивают аппетит напрочь. Я никогда столько не писал. Видимо, просто боюсь забыть, случайно затереть в памяти что-то. Хотя, вру, конечно. Такое разве забывается? – оно, чувствую, разноцветными чернилами выбито на коже, хрен сведёшь! Снаружи - на каждом отрезке моего тела – что-то нежное и манящее, дерзкое и похотливое, томительное и разрывающее. Изнутри – что-то дремучее, глубинное, таящееся в тёплой темноте и обязательно влекомое светом. Неизвестный мне мастер приступил совсем недавно, и на мне, надеюсь, ещё много нетронутых мест... Значит, пишу, чтобы не сойти с ума, оставаясь один на один с самим собой и своими тревогами. Хотя больше я не один, наверное. Сейчас на моём плече спит человек, без которого я с трудом представляю дальнейшего себя. Да, вот так, практически за сутки. Слишком быстро всё получилось. Слишком медленно мы к этому шли. И всё дело в том, что он не пытается встроить меня, выбившегося, обратно в старую колею, он, сука, роет подземный тоннель для нашего локомотива. ...Он уснул сразу после обеда – вымотан до предела. Я уже час смотрю на него… Когда спит, ресницами вздрагивает, будто снится что-то беспокойное. Иногда дышать начинает торопливо. Его надо обнять покрепче в этот момент, и он успокаивается. Меня мутит от мысли, что всего этого могло не случиться. Что не увидел бы его, не встретил... Нет, Арсений, с тобой мои страхи только множатся, и без дневника мне сейчас точно не выжить.>