Тернистый путь/thorny path

       Гермиона резко подорвалась с кровати, вырвавшись из цепких лап сна. Глаза с бешеной скоростью начали прочёсывать местность вокруг, чтобы понять, где она находится.       Голова раскалывалась, маленькие противные молоточки постукивали изнутри по черепу, создавая пульсирующую боль. Гермиона схватилась за волосы, пытаясь унять неприятное чувство, но это практически не помогло. Мышцы ослабли, всё тело ощущалось как тяжёлый мешок, который необходимо волочить за собой.       На улице темно, ни малейшего лучика света, лишь непроглядное чёрное полотно. Сколько она спала? Несколько часов, дней, недель? Было раннее утро, когда она оказалась в этой комнате после тех жутких событий, сейчас же ни намёка на рассвет. Где её палочка? Ладони начали судорожно шарить по постели, в поисках вещи, что уже стала продолжением собственной руки. Поиски не дали никаких результатов и тогда она сползла с кровати, утопая голыми ногами в мягком ворсе ковра.       Стоило сделать лишь один шаг, как левую ногу пронзила острая боль. Стиснув зубы, Гермиона начала двигаться на ощупь, выставив руки вперёд, как щит. Ковёр сменился на холодный каменный пол, Гермиона присела на корточки и начала водить руками, стекло тут же заскрежетало под подушечками пальцев. Как только она коснулась древка, ванную комнату озарил свет люмоса. Последствия её истерики сейчас предстали перед ней во всей красе: разбитое стекло, кровь, грязь, вещи в углу; картина совершенно нелицеприятная.       Воспоминания прошедших дней мелькали перед глазами, всё больше погружая в их события…       Тогда началась неразбериха. Гермиона испугалась — это первая нормальная реакция, но внутри она всё равно осудила себя. Потом возникли мысли о Гарри и Роне, они ведь тоже могли быть в ужасной опасности. Она не знала сколько простояла парализованная, а когда отмерла увидела свой отряд. Три пары глаз, впившихся в неё по привычке, в поисках дальнейших инструкций и объяснений. Ответственность ощущалась как камень, тянущий тебя на дно.       После известия о захвате министерства нужно было занять каждого. Важно в такие моменты действовать быстро и слаженно, как единый организм. Гермиона распределила свой отряд по зонам работы, а сама отправилась вместе с Падмой помогать колдомедикам переносить раненых и оказывать первую помощь. Правда, долго этим заниматься ей не пришлось, многих командиров отрядов наступления собрали для другого: убрать трупы пожирателей и допросить тех, кто остался в живых. Когда к ней подошёл Говард и озвучил распределение, у Гермионы не осталось сил даже на обдумывание предстоящего. Она лишь потянулась за второй дозой бодроперцового зелья в сумку и осушила его одним махом. Гермиона видела взгляд Падмы в этот момент, она и сама знала, что нельзя принимать это зелье чаще, чем раз в двое суток. Оно слишком сильно влияет на нервную систему. Но она не спала уже давно и на тот момент ей нужно было зачерпнуть хоть самую небольшую искусственную горстку сил. Самой справиться не получалось.       — Ты не должна их жалеть. Сейчас ты идёшь со мной лишь для того, чтобы знать, как делать это самой, — произнёс Говард, пока они приближались к одной из камер подземелья.       Гермиона помнила, как сильно стягивало кожу и как сырой воздух немного ослабил мучения.       А дальше лишь лязг решётки, привязанный человек в чёрном и неумолкающие крики.       Тогда ей казалось, что это она привязана на том стуле, потому что выносить всё это было слишком тяжело. Она заставляла себя смотреть, порой запрещала лишний раз моргнуть, чтобы уловить каждый кадр агонии врага, в процессе которой тот начинает говорить. А изнутри её сердце будто получало раз за разом всё больший заряд выстрелов и скоро не останется и клочка неповреждённого места.       Её больше не тошнило, когда в уголках глаз начали собираться слезы, она не давала им сорваться с ресниц. Грубый голос Говарда, порой с насмешкой, а порой с яростью, требовал ответов.       Это враг. Враг. Никакой жалости. Гермиона отчётливо помнила, как вырезала эти слова на подкорке собственного мозга, как повторяла их, подобно молитве, которая должна помочь, облегчить страдания и дать надежду.       — Когда смотришь на него, вспоминай, что ты сейчас не с родителями по их вине, вспоминай, что умирают люди, Грейнджер. Не забывай на чьей ты стороне.       Это ей было сказано уже после допроса. Похоже от Говарда не укрылось её состояние. Наверно, Гермиона завидовала ему, его способности обретать над собой подобный контроль, и она определённо стремилась к этому. Говард буквально за руку тянул Гермиону к этой цели, что позволяло ей удерживаться на плаву. Девушка с большим и открытым сердцем, готовая всегда прийти на помощь, должна спрятать его и заморозить, иначе именно оно станет её концом.        Гермиона была уверена в одном: она знает за что воюет. Поэтому готова была сломаться изнутри, чтобы стать ещё крепче.       А дальше было собрание.       В воздухе царила такая концентрация недоверия, что каждый вдох давался с трудом. Орден был предан, это очевидно, только вот Гермионе и в голову не приходило, что она попадёт под подозрение. Веритасерум. Его вкус был сладким, как ложь, которую скармливали тебе под соусом «во благо». От такой сладости оставалась горечь.       Грюм никогда не церемонится, его можно понять, руководить целой армией — это совсем не то же самое, что маленьким отрядом.       От сыворотки правды голова пустеет, поток мыслей из огромного водопада превращается в маленький, но невероятно точный ручей, а все эмоции отходят на второй план.       Просто машинальные действия: вопрос — ответ и так пока не выведают всё, что им было нужно.       А затем Грюм говорил об неразглашении информации даже между собственным отрядом и именно в этот момент эмоции начали постепенно возвращаться.       Гермиона была не согласна с таким положением дел, их отправляют на новое задание, но при этом ей нельзя ничего разглашать, да ещё нужно относиться к каждому с подозрением. Своих людей она старалась отстоять, идя на дело они доверяют ей жизни, а значит скрывать от них значимые детали было бы преступлением против совести и здесь договориться с ней не вышло бы, сколько не пытайся.       Она помнила, как взгляд упал на руки, что всё ещё были в крови и те начали трястись. А потом эти глаза Говарда в которых так и читалось «выключи эмоции» и пустота.       Гермиона тихо вздохнула и облокотилась на стену. Палочка вычертила нужные руны в воздухе, и ванная комната начала принимать свой изначальный вид: осколки, подобно пазлам, собрались в красивое зеркало, возвышающееся над раковиной в серебряном обрамлении. Разводы крови и грязи окончательно стёрлись и узоры на полу предстали во всей красе. Свет от люстры делал ванну немного желтоватого оттенка, хотя сама по себе она была слишком белой, лишь небольшие детали голубого и серебряного встречались в нескольких местах.       Ей нужно было умыться, привести себя в порядок, выяснить что произошло за то время, пока она тут отлёживалась, но Гермиона просто стояла неподвижно и смотрела на зеркало, в котором отражался белый шкаф у противоположной стены и боялась сделать шаг.       Она помнила, как увидела в нём девушку, с такими же кудрями как у неё, с тем же цветом глаз, но это была не она. Та девушка выглядела разбитой, испачканной в крови, от неё буквально разило страхом и потерянностью, потухший взгляд не выражал ничего, а глаза постоянно слезились. Она смутно помнила то утро целиком, но этот образ въелся в память до последней морщинки и капельки грязи.       В голове начали достраиваться кирпичик за кирпичиком воспоминания, они заставили Гермиону замотать головой, постоянно причитая «нет, нет, нет».       Её глаза метнулись в сторону душа, где всё так же лежало скомканное нижнее белье.       Мерлин, какой позор.       Это был Малфой. Человек, которому не посчастливилось застать Гермиону в самый разгар слабости, переходящий в истерику, был Драко Малфой.       От этого ещё больше хотелось раздобыть маховик времени и повернуть всё вспять.       И зачем он ей помог?       В сознании всплыло одно воспоминание — его тихий шёпот, когда он прижимал её к себе и просил сделать вдох, — оно ощущалось как настойка бадьяна, которая щипала, стоило поднести к ране, но уже через минуту дарила долгожданное облегчение.       Гермиона не могла объяснить для себя почему он так поступил, не получалось разобрать собственных мыслей по этому поводу: только она на него злилась, а спустя мгновение ищет утешение в этом человеке. И почему она так легко ему доверилась?       Гермиона вырвалась из потока размышлений и всё же приблизилась к собственному отражению. Теперь там точно была она: пускай с синяком на пол-лица, что тянулся откуда-то из самых волос, с потрескавшимися губами, но пока в глазах есть огонь, она себя не потеряет. Из крана потекла ледяная вода, которая быстро отогнала остатки тумана, заполнившего разум.       Гермиона привела свои вещи в порядок и зашагала прочь из ванной. Ей просто нужно собрать все мысли в кучу и разложить каждую на нужную полочку, удержать её там и не позволять смещаться ни на сантиметр. Камин, что находился между двух окон, издавал приятное потрескивание, комната больше не выглядела такой пугающе-большой, тёплый свет добавлял уюта этому месту. Раздался тихий стук, и Гермиона инстинктивно потянулась за палочкой, но это уже было бессмысленно, Джинни никогда не дожидалась разрешения войти.       — Ну ты как? — спросила Уизли и её глаза расширились от удивления, она словно не веря сделала шаг вперёд. — Что это на тебе?       Гермиона не сразу поняла, о чём говорит её подруга, сейчас она успела натянуть только одну штанину и сверху была… ну конечно, футболка.       — Джинн, подожди…       — Слизерин? Только не говори, что это Малфоя.       По правде говоря, Гермиона не знала кому футболка принадлежит, но всё же догадывалась, что владелец именно Малфой. Рассказывать о том, что с ней творилось вчера не хотелось совершенно, в голове даже родилась идея соврать о том, во что эта рыжая бестия поверит скорее всего, но всё же ни одна из версий не была нормальной.       Лучше сказать правду, не всю, хотя бы частично.       — Не знаю если честно, но дал мне её он.       Джинни отмерла, будто слова Гермионы были своего рода контрзаклятием.       — А тут куда симпатичнее, чем в полигоне, — усмехнулась Джинни, подходя к камину.       Она обогнула кровать и улеглась на неё поперёк. Гермиона окончательно оделась и устроилась рядом с подругой, вид у той был очень потерянный, что не укрылось от нее, несмотря на напускное веселье.       — Меня не искали? — тихо поинтересовалась Гермиона, рассматривая хрустальную люстру на потолке. Она не была похожа на ту, что висела в холле, размер куда меньше и помимо прозрачного хрусталя свисал ещё чёрный, который создавал необычный контраст.       — Нет, Малфой сказал мне, что ты ушла спать, а я уже передала остальным. Нас быстро отпустили, так что пропустила ты немного.       Это явно дарило облегчение, правда Гермионе казалось странным, что Джинни не расспрашивает о том, почему сказал об этом именно Малфой и ещё эта футболка… хотя, после вчерашнего наверняка ей не до этого. Интересно, она знает о том, что произошло в этой треклятой ванной?       — Джинни, ты как?       — Особо не задело, у нас у всех синяки, да ссадины, только Дин умудрился руку сломать, — она показательно закатила глаза, а потом закрыла их вовсе.       Гермиона спрашивала не об этом, хотя это дежурный ответ после различных задний, операций, вылазок.       — Я поцеловала Томаса, — выпалила Джинни, — или он меня, без понятия.       Повисла тишина. Гермиона не знала, что на это ответить, она была готова сейчас услышать многое, но точно не это. За окном начинало светать, солнце ещё не поднялось, но тьма рассеивалась.       — Это нормально, вы с Гарри расстались.       — Я не знаю, не понимаю, как это произошло. Просто всё слишком сложно. Дин ведь меня раздражает, нет ну правда, он иногда душит своей заботой, но только это мне помогло не чувствовать себя одинокой. Мне кажется, я ужасный человек, — заключила Джинни и устремила взгляд в потолок.       — Я не думаю, что ты ужасна, — тихо сказала Гермиона,       — Я делаю больно сразу двоим.       — Троим. Ты страдаешь не меньше.       Они разговаривали ещё по меньшей мере час, не затрагивая тему парней, войны, скорее ни о чём и обо всём сразу. Гермиона чувствовала, как с каждым новым словом камень в душе становится легче, иногда ей казалось, что они отдалились с Джинни, но сейчас об этом даже подумать смешно.       — Осталось семь минут до общего сбора, — сказал Гермиона, поглядывая на наручные часы. — Сходи за Падмой и Дином, а я попробую найти Малфоя. Его комната наверняка где-то здесь. Встретимся у лестницы.       — Хорошо, — потягиваясь согласилась Джинни.       Когда Уизли ушла, Гермиона прибрала беспорядок, который уже успела тут развести, сунула палочку в задний карман джинс, взяла мантию под мышку и направилась к выходу. Стоило только открыть дверь и сделать пару быстрых шагов, как она врезалась в спину парня.       — Ох, извините, — бегло бросила Гермиона, но как только её взгляд поднялся до платиновых волос в животе тут же почувствовался резкий спазм. Она стояла и тупо пялилась на Малфоя, пока тот тоже не произносил ни слова.       Гермионе было не по себе, она даже не помнила толком, говорила ли вчера что-то, но вот состояние, в котором нашёл её Драко она не забыла. Щёки начали гореть, её организм так и норовился выдать хозяйку с потрохами.       Малфой сделал шаг назад. Спасительный шаг. Воздух вокруг них словно выкачали, и вот сейчас способность дышать снова появилась.       — Эм, Малфой, у нас общий сбор.       Драко приподнял правую бровь и наклонил голову влево. Он смотрел на неё странно, не так, как обычно и его взгляд на секунду скользнул вниз, на уровень груди, а после снова вернулся к её глазам. И тут до неё дошло… Футболка. Мерлин, он наверняка теперь её сожжёт, учитывая кто носил эту вещь. Гермиона расправила мантию и накинула поверх, пытаясь спрятать то, что и так известно им двоим.       — Грейнджер, я в курсе.       Прошла, наверное, целая вечность с того момента, как они столкнулись, а он заговорил только сейчас.       На секунду Гермионе почудилось, что он именно о футболке и лишь спустя мгновение она поняла, что это про собрание. Два зелья бодрости приостанавливают способность мыслить? Если нет, то она не могла объяснить свою реакцию.       Драко уже развернулся, чтобы уйти, но тут Гермиона схватила его за предплечье и потянула назад.       — Слушай, по поводу вчера, — ей хотелось провалиться под землю, после этих слов, но ещё сильнее хотелось, чтоб он этого не заметил. — Я просто устала и…       — Я понял, — от него веяло спокойствием, голос был тихий и мягкий.       Это так не похоже на Малфоя, он всегда отстранённый, грубый или надменный, сейчас же это прозвучало просто безэмоционально.       — Ты… ты мог бы не говорить, ну, об этом?       Драко закатил глаза и покачала головой, а после произнес:       — Грейнджер, ты думаешь мне заняться нечем?       — Спасибо и я верну футболку после собрания, совсем забыла о ней.       Малфой уже отвернулся от неё и сделал пару шагов, а после лишь бросил «оставь себе» и двинулся в сторону лестницы.       Это ужасно. Гермиона ненавидела быть слабой. На протяжении стольких месяцев ей твердили, что это непозволительно и она свыклась, так что сейчас противное ощущение того, что она провалилась, неприятно проскальзывало по всему телу.       Ничего не было. Она заверила себя, что просто сделает вид, хотя Малфой и может отыграться на ней, припомнить это и ударить, но она не пойдёт на поводу.       Топот шагов звучал в унисон, словно все сговорились маршировать строем по особняку. Портреты кругом молчали, их глаза бегло следили за происходящим, а губы оказались сжаты в неестественной позе, ей сразу стало понятно, что тут не обошлось без магии, похоже, они многих успели выбесить за такой короткий срок, а может это просто новый указ, впрочем, это не так важно, наверняка из-за них гул голосов, который сейчас буквально давил на перепонки, стал бы совсем невыносимым.       Гермиона шагала вслед за Малфоем, держа бессмысленную дистанцию. Остальные уже ждали у лестницы, у Дина она заметила перевязанную руку, а у Падмы разбитую губу, но по большей части все выглядели неплохо. По огромной лестнице спускалась толпа людей, внизу их оказалось ещё больше: чёрные мантии и красные повязки — они выглядели безлико, но при этом значили слишком много. Гермиона кинула взгляд в сторону теперь уже одинокого столба, и это место больше не окунало её в панику, вот только ком в горле всё ещё стоял. Она смотрела, не отрываясь, нельзя позволять воспоминаниям контролировать разум. Нога неловко соскользнула со ступенек, и Дин придержал её здоровой рукой.       В холле было тесно, Гермиона чувствовала прикосновения плеч других людей, от чего приходилось съёживаться. Скорее всего, здесь находилась не вся армия, но наверняка бо́льшая её часть. С лестницы больше никто не спускался, кругом слышались перешёптывания, с каждой секундой становилось всё жарче от тепла чужих тел. Раздались шаги, слишком громкие, они сопровождались мерным постукиванием, которое сразу выдавало владельца.       Грюм вышел на лестницу и остановился примерно на середине ступенек. Наступила мёртвая тишина, почему-то даже Гермиона задержала дыхание на мгновение, словно в предвкушении новой порции воздуха.       Грюм выглядел величественно, но при этом не выделялся, сейчас на нём была такая же форма, как на каждом из них и даже это не мешало почувствовать власть и силу, исходящую от него.       — Приветствую членов Ордена Феникса, которые сейчас присутствуют здесь, — громкий голос разнёсся по всему периметру, доходя до каждого. — Мы одержали важную победу, приобрели новый штаб и смогли расширить наши возможности. Эти трусы надеялись противостоять нам, но они даже не представляли, с какой силой могут столкнуться. Каждый солдат, что стоит здесь сейчас, исполняет задание, находится в одном из лазаретов — это великие люди, которые сражаются с честью и достоинством.       Раздались аплодисменты и Грюм затих, позволяя общему ликованию вылиться наружу, он приподнял подбородок, гордо взирая на свою армию.       Гермиона тоже аплодировала, в такие моменты общая волна ликования захватывает тебя с головой, что невозможно остаться равнодушным. Это их небольшая победа. Она отбивала ладошками так сильно, что уже через несколько секунд почувствовала жжение, и именно в этот момент Грюм поднял руки вверх, тем самым призвав к тишине.       — Сейчас наш враг вероломно захватил министерство и подчинил себе газеты. Он не показывает своего лица, лишь пытается переубедить людей руками других, что его политика стоит хоть что-то. Так поступают только ничтожные существа. Я хочу, чтобы каждый из вас помнил, против кого мы сражаемся. Эти нелюди убивают ради забавы, им чужды любые ценности, которых вы придерживаетесь. Каждый из них не задумываясь может пытать, мучить, уничтожать ваших любимых, друзей, семью, сжигать ваши дома дотла, бесцельно и беспощадно. Но мы им не позволим, мы будем защищать наш мир до последней капли крови, потому что нам есть за что сражаться, есть за что жить и за что умирать!       Грюм сделал паузу, и поднял палец вверх.       — Нас ждут непростые времена, — тихо сказал он, а затем рука Грюма дотронулась до красной повязки. — Но мы как фениксы, что бы ни случилось, сможем восстать из пепла, ибо наша армия несокрушима!       Эти слова Аластор практически прокричал. Гермиона завороженно дотронулась до своей повязки, и трепет внутри разгорелся ярким пламенем. Вокруг послышались радостные и решительные возгласы, толпа буквально взревела, заглушая своими криками любые посторонние звуки. Так ощущалось единение.

***

      Сборы были недолгими, бо́льшую часть дня отобрали собрания, написания докладов и инструктирование. Время клонилось к закату и отправляться в Ракушку нужно уже через двадцать минут. Гермиона уселась на кровать и раскрыла свою записную книжку на пустой странице. Ей так хотелось написать мальчикам, узнать, как у них дела, предложить встретиться, жаль это запрещено.       Она посмотрела в окно, где серые облака обволакивали небеса и вычертила первое, что пришло в голову. «Скоро должен пойти снег…       Ладонь дёрнулась от воспоминаний, что были слишком дороги сердцу. Они с мальчиками всегда встречали первый снег вместе, дурачились, лепили снежки. Мысль о том прекрасном времени вызывала горечь, не от того, что тогда было плохо, а от того, каким невозможным это казалось теперь. … я надеюсь мы застанем его будучи вместе. Берегите себя. ГГ. »       Листок беспощадно вырван из блокнота и сложен пополам, осталось только передать его Грюму и надеяться, что доставят его как можно скорее.       Вся команда собралась в холле, Гермиона подоспела как раз вовремя. Малфой сидел на подоконнике вместе с Падмой и Дином, а Джинни ходила из стороны в сторону как заведённая. Каждого из них подлатали, на руке у Томаса больше не было повязки, синяки пропали с тела, и даже нога у Гермионы больше не болела. Колдомедицина действительно способна творить чудеса, жаль только, этого чуда не всегда достаточно.       — Отряд Тонкс уже должен быть на месте, так что давайте поторопимся, — бросила Гермиона, подходя сразу к огромным дверям из стали, слегка почерневшим внизу от огня.       — Успеем, командир — шутливо ответил Дин, но всё же прибавил шагу.       На улице бушевал ледяной ветер, этой ночью был небольшой мороз, так что все лужи под ногами создавали настоящий каток. Весь отряд двигался по тропинке к лесу, в окружении живой изгороди, возле ворот их встретил патруль и после пары вопросов пропустил.       — Падма с Дином, Джинни с Малфоем, я одна. На опушку возле дома.       Водоворот трансгрессии в этот раз не вызвал тошноту, возможно это из-за того, что ела она последний раз прошлым вечером.       Здесь оказалось гораздо теплее, солнце ещё не опустилось за горизонт. Недалеко виднелся океан, от которого воздух в округе был таким влажным, что волосы Гермионы тут же начали виться сильнее.       В своих чёрных мантиях и грубых ботинках компания совершенно нелепо смотрелась на фоне этого тихого местечка, казалось, что здесь не может быть войны — это место словно создано для мирной, уютной жизни.       Двигаться по песку было непросто, преодолев небольшое расстояние до коттеджа, Гермиона четыре раза ударила в дверь и вытащила из сумки пергамент. Он зачарован таким образом, что увидеть информацию на нём станет возможно после специального заклинания-пароля. Гермионе и не нужно было знать, что там — это их назначения и оно исключительно для Флёр.       Флёр Уизли открыла дверь, тыча палочкой в гостей и разрешила войти только после изучения бумаги. Гермиона была здесь совсем недавно, так что с того времени особо ничего не поменялось: просторная гостиная, обставленная мебелью песчаного и жёлтых оттенков. Дверь на кухню оказалась закрыта.       — Ваша комната наверху справа, ванная есть на обоих этажах, кухня тут, — сказала Флёр, указывая на закрытую дверь. У вас десять минут на то, чтобы устроиться, потом собираемся в гостиной.       Все поплелись наверх, откуда уже доносились голоса. Из двери слева вылетел Симус, а следом за ним полетела подушка.       — Будешь спать на полу, Финниган, — послышался смех Джорджа.       — Симус, время идёт, а ты не меняешься, — сказал Дин, обнимая друга.       Джинни побежала в спальню и напрыгнула на своих старших братьев, чуть не сбив их с ног. Гермиона и Падма тоже решили поздороваться со всеми и теперь в небольшой комнате, практически полностью заставленной кроватями, было очень тесно. Тонкс, Фред, Джордж, Симус, Лаванда — были теми, с кем приходилось работать уже ни раз. Чему Гермиона очень обрадовалась.       Близнецы увлечённо начали рассказывать об очередном своём изобретении, а Симус жаловался, что на нём это изобретение чуть не испытали.       — Драко, а ты чего не заходишь, даже не поздороваешься? — крикнула Тонкс, которая, по всей видимости, заметила его через открытую дверь.       На мгновение все затихли, атмосфера словно накалилась, всё веселье испарилось в считанные секунды. Никто не ожидал такого приглашение, Малфоя здесь не сильно жаловали, но перечить Тонкс не решились. Драко крикнул через дверь «привет» и скрылся в противоположной комнате. Должно быть, он понял по реакции остальных, что видеть его здесь не желают и Гермиона впервые задумалась над тем, как он одинок.       — Он сейчас заберёт себе лучшую кровать, — попытался разрядить обстановку Дин и это немного помогло.       — У нас осталось минут пять, чтобы разложить вещи, — напомнила Гермиона, глядя на часы, — так что встретимся внизу.       Джинни и Падма побежали первыми, Дин стартанул за ними, потому что конкуренция за лучшее место — совсем не шутка. Гермиона лишь закатила глаза и даже не попыталась пойти быстрее. Они вели себя как дети, хотя может оно и к лучшему, может сейчас это самый верный способ спастись от реальности.       Комната была ещё меньше. Двухъярусная кровать стояла прямо у окна, а возле неё в ряд три одноместные. Судя по тому, что Дин сейчас карабкался на второй этаж – он прибежал последний.       Падме досталась та, что у входа, следующая Джинни, а возле двухъярусной была для Гермионы. Малфой занял первый этаж.       Ей было всё равно где спать, они тут на одну ночь, так что Гермиона скинула свою мантию и пояс с ножнами и отправилась вниз.       Собрание было быстрым. Гермионе нужно будет подготовить свой отряд, произнести речь, в которой она должна убедить каждого, что убивать — это необходимость. Она прекрасно понимала, что подобное ораторство — не сильная её часть. Потому размышления о словах, которые действительно могут чего-то стоить не отпускали ни на мгновение. Ей известно не очень много, на собрании отряду сказали лишь о маршруте, по которому будет необходимо двигаться, а вот Гермиону ещё известили о том, что их отряды должны быть отвлекающим маневром. Почему именно - неизвестно, должно быть какая-то сторонняя операция, но всё это означает лишь одно — столкновение неизбежно. В этот раз они не выслеживают врага, а привлекают его внимание. Она должна сказать об этом остальным, без этого ей кажется невозможным исполнение миссии, но это запрещено. Настороженный взгляд Тонкс постоянно напоминал об этом, каждый должен знать определённый минимум. У тех, кто владеет большей информацией есть яд, который они используют в случае попадания в плен.       Когда Джинни предложила всем собраться на берегу, Гермиона отложила это до завтра.       Вся местность защищена дюжиной заклинаний, но Гермиона всё равно наложила ещё несколько для собственного успокоения. Все быстро собрались и начали разводить костёр и раскладывать еду. Шум волн и приятное потрескивание поленьев действовали успокаивающе и даровали умиротворение. Подобного не случалось уже очень давно, так что пока каждый грыз свой кусок жареной курицы, Гермиона просто пыталась раствориться в моменте, оставить его в памяти как колдографию, которая будет постоянно напомнить, что есть и другая жизнь, помимо войны.       Над морем остались последние всполохи заката, а чайки прекратили горланить на всю округу и скрылись в гнёздах. Лёгкий ветерок трепал волосы и приносил с собой йодистый аромат, а над морем стоял штиль.       Джордж раскрыл сумку и достал оттуда семь бутылок сливочного пива.       — Откопал сокровище, — торжественно заявил близнец, раздавая бутылки. На пляже их всего десять, Флёр осталась дома, ей такие посиделки не очень по душе, а вот Малфой, на удивление, был со всеми. Бутылок хватит не всем, хотя сейчас каждый готов поделиться.       — Сейчас не время напиваться, — строгий голос Гермионы должен был разрушить веселье, но остальные лишь сильнее рассмеялись.       — Да ладно тебе, Герм, а когда это время? К тому же тут и напиться-то не удастся, — парировал Фред, и Гермиона не стала спорить, но всё же пить ей не хотелось. Она передала бутылку Джинни, та лишь радостно открыла крышку и сделала пару глотков. Прохладный влажный воздух контрастировал с жаром огня, Гермиона посильнее укуталась в мантию и затянула хвост потуже.       — Чем планируете заняться после войны? — громко спросила Лаванда, привлекая к себе внимание.       Это была своего рода игра, когда каждый рассказывал о будущем, с надеждой, что всё же встретит его. Об этом говорили часто, просто чтобы не сойти с ума и для напоминания самому себе о том, что у всего есть конец.       Первыми подали голос близнецы: они увлечённо рассказывали о грандиозных планах на возрождение магазинчика, о том, что собирался создать ещё один такой же возле «Сладкого королевства» и окончательно затмить «всевозможных вредилок».       — Устроим нашим старым добрым преподавателям весёлую жизнь, — ехидно подметил Джордж, потирая ладони.       Послышались смешки и на лице Гермионы тоже возникла улыбка, когда она представила, как часто будут срываться уроки из-за блевательных батончиков и прочих вещиц этих сорванцов. Раньше ей показалась бы эта перспектива ужасной, но не теперь, ко многим вещам отношение меняется.       — А я займусь квиддичем, — протянула Джинни, — покажу им наконец-то, как нужно играть, а то последние разы был детский сад, не иначе.       Лаванда с трепетом рассказывала о желании работать в детских домах, рядом с детишками, которые остались совсем одни. Гермиона и подумать не могла, что эта девушка, которая в школе болтала разве что о моде, да о парнях, мечтает в подобном ключе.       — А я хочу завести семью, — тихо сказал Дин. Гермиона помнила, что раньше он говорил про работу с животными, но сейчас видно что-то переменилось. — Глупо, наверное, но я хочу обзавестись детьми, женой и жить где-то вдалеке, там, где ещё не бывал раньше.       «Там, где ничего не напоминало бы о войне», — подумала Гермиона.       Гермиона часто размышляла о том, чем бы она хотела заняться, когда всё закончится, но точного ответа никогда не находилось. Она хотела бы быть полезной, помогать людям, может пытаться менять законы. Возможно, это было бы своего рода искуплением, сделать мир лучше, после того, как его чуть не сожгли дотла.       Когда её спрашивали, она просто отвечала, что пойдёт работать в министерство, но никаких подробностей не разглашала, это не тайна, их просто не было.       — А ты, Малфой, чем займёшься? — неожиданно спросил Дин.       Драко сделал глоток пива и посмотрел на костёр. На его бледной коже отражались языки пламени, а ветер трепал аккуратно уложенные волосы на бок. Всё это время он держался отстранённо, словно его тут вообще нет, а теперь все взгляды прикованы к нему.       — У меня нет плана, — просто сказал Малфой и снова принялся опустошать бутылку.       Возникла неловкая пауза. Гермиона смотрела на Малфоя и пыталась разгадать для самой себя: он не хочет говорить или правда никогда об этом не задумывался?       Наверно, раньше его жизнь должна была быть беззаботной: огромное наследство, высокий статус, постоянные приёмы и семейный бизнес. А теперь что? Наследства у него останется немного, вернут ли Мэнор — неизвестно.       — Я пойду в аврорат, — громко сказала Падма, отчего все переключились на неё. — Кто-то должен будет восстанавливать порядок, думаю, что должна быть одной из таких людей.       Это заявление повергло в шок. Мало кто мечтал после войны снова взяться за оружие, многие просто планировали сбежать от воспоминаний или грезили вернуться к той жизни, которая была у них раньше, обманывая самих себя, будто это возможно.       Обсуждения длились ещё долго, никто не хотел расходиться, цепляясь за этот момент стальной хваткой. Вечер плавно сменялся ночью, огонь в костре догорал и становилось всё холоднее, завтра они снова вернутся к прежней жизни, но сейчас это только их ночь.