Сфотографируй для меня небо

Run fast for your mother, run fast for your father Run fast for your children and your sisters and brothers Leave all your love and you loving behind you Can't carry it with you if you want to survive

И Сакуса бежал. Так быстро, как мог, игнорируя сбившееся дыхание и ноющую боль в ногах, не обращая внимания на цепкие острые ветки, оставляющие кровавые нити ран на лице, не придавая значения тому, как часто и громко дышит, срываясь на хриплые стоны. Страх липким плотным месивом полз за ним, и каждое его прикосновение пробуждало в Киеми удушающую панику. Он не боялся темноты. Его пугало то, что она в себе скрывала. Шелест листвы казался шепотом, тоскливо зазывающим Сакусу. Корни деревьев - распростертыми по земле руками, костлявые пальцы которых цепляли Киеми за ноги. Они с хрустом ломались. Словно кости, совсем хрупкие и старые, безжалостно оставленные временем. Сакуса зацепился рукой за дерево, сдирая кожу на ладони и упираясь всем телом о ствол. Легкие горели, в висках стучало, по лбу стекал пот. Он дышал, прикрывая рот рукой, боясь, что со следующим выдохом он выплюнет сердце. С опаской оглянулся через плечо. Никого. Он устало улыбнулся. Каждый раз позади никого не оказывалось. Сакуса выпрямился, разминая плечи. Он довольно смахнул со лба пот, тут же насухо вытирая ладонь о футболку. Ему удалось обмануть собственный организм. "Загнанная в ловушку жертва проявляет неимоверные физические возможности. Выброс адреналина серьезно влияет на организм, придавая ему, как мы можем это обозначить, непосильное желание жить". Он выключил трекер на электронных часах и спокойным шагом спустился вниз по неосвещенной улице, старательно всматриваясь в темноту. Сакуса убрал наушники, не столько устав от музыки, сколько соскучившись по тишине. Поздним вечером улицы были пусты. Он вдохнул полной грудью морозный воздух и достал телефон, чтобы просмотреть оповещения. Сакуса сдержанно улыбался, но в душе все трепетало. Ему хотелось поскорее увидеть закатное небо на чужом снимке. Сакуса не мог объяснить, когда именно развилась привязанность к сообщениями все еще неизвестного "???", но только его фотографии вызывали отклик у Киеми. Не сам закат, не то же самое небо, раскидывающееся над ним, но фотографии с аккуратно выведенными в углу вопросительными знаками. Он настолько привык к приходящим сообщениям, что забыл, насколько постоянство было непростительной роскошью. Пусто. Оглушающе тихо. "???" молчал. Киеми обеспокоенно взглянул на время. 20.04. Незнакомец никогда не пропускал закат. Даже когда небо с неимоверной силой обрушивало ливень на землю, даже когда рука снимающего дрожала, сбивая фокус снимка, даже когда он мог смотреть на садящееся солнце через маленькое грязное окно больницы. Сакуса нервно сглотнул. Больница. После той фотографии незнакомец не выходил на связь. 20.08: Сакуса: Привет? [ОШИБКА: не доставлено] Сакуса нахмурился, останавливаясь посреди улицы. Тишина продолжала неприятно давить, будто погружая Киеми все глубже на дно. Сакуса: Что-то со связью? [ОШИБКА: не доставлено] Киеми осторожно ткнул пальцем на высвечивающееся сообщение об ошибке. Яркий красный цвет неприятно бил по глазам. Крохотный ползунок загрузки некоторое время бегал по экрану, наконец, сменившись оповещением: [абонент, которому вы пытаетесь доставить сообщение, не существует. Хотите знать больше?] Сакуса несмело нажал на появившуюся ссылку. Тот же ползунок загрузки. Его сопровождал неприятный писк. [абонент, которому вы пытаетесь доставить свое бесполезное сообщение, умер. Хотите знать больше?] Сакуса застыл. Тело пробила дрожь, свернувшись где-то в животе, из-за чего внутри все свело болезненной судорогой. Он не хотел знать больше. Но дрожащий палец уже соприкасался с холодной поверхностью телефона. Писк становился громче, он проникал в голову Сакусы, давил на мозг, будто хотел выжать из него всю жидкость, иссушить до неузнаваемости, оставить Киеми опустошенным. [абонент умер. абонент умер. абонент умер. Вы его убили. Хотите знать больше?] Телефон погас. Сакуса безуспешно давил на кнопку включения. В глаза ударил яркий мигающий свет. Киеми зажмурился, непонимающе выискивая источник. На этой улице никогда не было фонарей. Но он был перед ним. Старый, облезлый, с одиноко мерцающей лампочкой, словно зазывал в ловушку. И Киеми добровольно ступил в подложенный ему капкан. Он не мог не шагнуть навстречу тому, кто стоял под фонарем. Атсуму безжизненно улыбался. Пустые глазницы слепо следили за Сакусой, который на дрожащих ногах приближался к распростертому трупу. Руки, согнутые под неправильным углом, за кисти были привязаны к верхнему отступу фонаря. Вместо груди - кровавое месиво, выпотрошенное гнездо. Красивый внутренний мир. Внутри - аккуратно сложенный листочек. Сакуса, словно в трансе, протянул руку. Мокро, липко. Омерзительно. Но бумага совсем белая, не запятнанная. Он осторожно раскрыл свернутый листок. "Я устал. Я правда устал. Почему ты не помог мне¿ Почему ты не помог мне¿ Почему ты не помог мне¿" Сакуса ощутил, как к горлу подступил комок тошноты. Горечь наждачкой натирала горло, желудок сворачивало в крепкий узел. Он выронил из дрожащих рук листок, колени подогнулись, и он почувствовал, что падает. Резко вскинул голову, глотая ртом воздух, когда в глазах темнело. Все стихло. Свет исчез. Со всех сторон их накрыла удушающая пустота. Их было двое. Атсуму протягивал ему свои руки. Сакуса падал в его объятия. _ _ _ _ Сакуса дрожал всем телом, свернувшись на кровати. Атсуму не отпускал его. Цепкими руками проложил себе путь в сны Киеми, обратив их в кошмары. Паника, еще недавно охватившая его с головой, растворилась в тумане подсознания, уступив место гневу. Он ненавидел Атсуму. Ему было омерзительно в нем все: его мертвый брат, его глупые привычки неправильно курить и тратить время на улице, его смущающие откровенность и своевольность, но такие осторожные и нежные касания. - Уйди, уйди, - зашипел Сакуса, до боли цепляясь пальцами за волосы. - Убирайся прочь. Но Атсуму не уходил. Нахально улыбался, играл глазами, не отпускал Сакусу. - Пожалуйста, - протянул Киеми, пряча лицо в потных ладонях. - Что тебе от меня нужно? - Ты знаешь, - шепот. - Ты видел. - Сакуса ощутил холодные прикосновения чужих пальцев на плечах. Медленно, словно лапки сколопендры, они переместились на шею. Сжали ее, обнажая скачущий пульс. Голова стала невыносимо тяжелой, глаза заслезились. Совсем тихо, будто сквозь дремоту он услышал тот же голос. - Помоги мне. - И пальцы разжались. _ _ _ _ Акааши выглядел едва ли лучше Сакусы. Отстраненно сидя за столиком, он перемешивал давно растворившийся сахар. Киеми посмотрел по сторонам. Во время перерыва кафе наполнялось студентами, настолько увлеченными собственной жизнью, что у них не оставалось ни времени, ни желания поинтересоваться, почему пустовал третий, свободный стул. Акааши не сводил с него взгляда. - Так, Бокуто, он, - Киеми двумя пальцами держал полупустую банку энергетика, глотая ядовитую жидкость. Акааши не дал ему закончить. - Да, Сакуса. Он в больнице. И он там из-за меня. Насколько бы сильным ни было желание Сакусы опровергнуть сказанное, он не мог заставить себя солгать Акааши. Не в этой ситуации. Не когда на кону было состояние его единственных близких людей. - Что говорят врачи? - Состояние стабильное, - Акааши хмыкнул. - Жить будет точно, сейчас ему нужен отдых. Органы он не задел, небольшое сотрясение, множественные повреждения кожных тканей. - Повезло, что подушка безопасности сработала. Акааши молчал. Винил себя. Винил себя настолько, что самому хотелось залезть в машину, разогнанную до бешеной скорости, предусмотрительно избавившись от ремня, подушки и руля. Чтобы сразу. Чтобы насмерть. - Ты виделся с ним? - Акааши моргнул, испепеляя всплывающие в голове кадры разбитой машины, согнутого столба, перевалившегося через лобовое стекло человека. Кровь, стекающая по пальцам. Кап. Кап. Кап. - Акааши? - Прости, - он махнул головой. - Он еще не пришел в себя, когда я был там. К тому же, не думаю, что он захочет меня видеть. - Акааши, вам надо поговорить. Нормально. Поезжай к нему, когда он очнется, - Сакуса слабо улыбнулся, забывая о том, что Акааши не увидит этого за его маской. - Уверен, он будет тебе рад. Ты же знаешь Бокуто. - В этом и проблема, - Акааши сухо засмеялся. Но по тому, как расслабленно опустились его плечи, Сакуса понял, что тот прислушается к его словам. - Я постараюсь, - пообещал Акааши, выдирая фразу из контекста, который оставил где-то глубоко в себе. Зарыл, словно могилу, положив сверху белый цветок. _ _ _ _ Тревога, не отпускавшая его с утра, все сильнее сжимала свою хватку. Приправленная страхом не обнаружить Атсуму на месте, она сковывала движения Сакусы, замедляла его, напротив ускоряя время. В последние дни погода сжалилась, холод отступил, но Сакуса все так же прятал руки в карманы. Словно это позволяло ему быть незримым. Таким же невидимым и недоступным чужому глазу, как тот аккуратный выступ под навесом старого здания. Серовато-голубое небо начинало пачкаться в красках. Что-то внутри болезненно сжалось. Сакусе нужно было привычное вечернее сообщение, чтобы кошмар, пытавший его ночью, остался позади, без права ворваться в его настоящую жизнь. Единожды посещенная им улица встретила его гулом толпы. Раздражающий, сбивающий с толку шум, от которого хотелось спрятаться. Сакуса растерянно бегал взглядом по небу, опускал его на телефон, проверяя время. Тик-так. Тик-так. Закат неумолимо терял свою насыщенность, телефон продолжал молчать, биение сердца предательски учащалось. Пока единственный звук, предназначенный только для Киеми, не заглушил внешний мир. *Би-ип* 18.17 ???: [Прикреплено вложение] Сакуса задержал дыхание. Фотография грузилась долго, но, когда она наконец появилась на экране, Киеми замер. Холод мурашками пробежался по коже. На снимке был он сам, окруженный безличной толпой, тысячей невидящих глазах, потерянный и одинокий, а над ним, словно нарисованное, висело небо. Пугающе-красивое, неограниченное одной палитрой цветов, вобравшее в себя все разнообразие красных, синих, оранжевых оттенков, поддернутое тонкой пеленой беловато-серых облаков. Он не обернулся, чтобы увидеть это вживую. Вместо этого, он посмотрел вперед и наткнулся на такой же растерянно-испуганный взгляд медных глаз. А потом Атсуму улыбнулся. И небо перестало быть самой прекрасной вещью, которую Сакуса видел в своей жизни.