Залив колченогих рыб

      Сердце ещё не успело успокоиться после бега, как снова сумасшедше быстро забилось в стенки груди. Взгляд от ужаса прояснился. Я немедленно подскочил и в три шага домчался до Сонни.       – Что делать? – парень глядел растерянно. – Есть тут, где укрыться... кроме рощи?.. Куда ты? Постой, куда?!       Я уже тащил его за собой в черноту залива, стараясь как можно быстрее перебирать ногами по зыбкому дну. С неба летели огромные капли – пока ещё очень редкие. Они бились о воду с оглушительными хлопками и растворялись, оставляя за собой беспокойные круги – всё равно, что уронить со скалы булыжник. Очень быстро поднялся ветер, с ним пришли и большие волны.       Я обернулся, стараясь перекричать этот мокрый шум:       – Переждëм на дне!       Ещё один шаг, и мы сошли с мелководья на глубину. Я ещё доставал ногами до дна, готовый вот-вот нырнуть, а вот Сонни уже болтался на воде испуганным поплавком.       Он выпучил на меня глаза:       – Каким образом, умник?! У меня по-твоему жабры есть?!       – А разве нет?!       Кажется, только сейчас парень разглядел у меня на шее хлопающие от влаги полоски жабер. Между прочим, дышать мне стало намного легче – уставшие лёгкие наконец передали вахту.       Сон, задёргавшись, вырвал руку, – наверное, побоялся, что я не стану слушать и без спроса утяну его за собой на дно.       – Ты что, сраный Ихтиандр?! – Не отрывая взгляда от жабер, он стал ругаться. Сам бы я не смог назвать и парочки грубых слов, но отчего-то понял, что изо рта у парня полилась череда отборнейшей брани.       Именно в этот момент на поверхность, одной макушкой, вынырнул Леви. Я притопил его:       – Не слушай!       Но рыб снова вынырнул, рассмеявшись:       – Я знаю выражения и покрепче!       – Откуда?       – Чего только не носит по океану...       Разговор был довольно странный, если учесть, что дождь уже разошëлся почти до ливня, и огромные капли только каким-то чудом до сих пролетали мимо.       – Что вы здесь застряли?! – нахмурился колченогий рыб. – Хотите каплей по голове?       – У Сонни нет жабер! – я оглянулся: парень сделался ещë бледнее, чем раньше. То ли от ужаса, то ли замëрз в воде. Поплавок его лица почти светился в вечернем сумраке.       – Хм-м. Незадача… – спокойно ответил Леви и так же спокойно, не успев добавить и слова, нырнул под воду. Там, где секунду назад торчала его голова, с оглушительным хлюпом, разбилась капля. Такая крупная, что нас с Сонни обдало волною колючих брызг.       Парень вскрикнул и, едва не плача, приник к моему плечу.       Одна только мысль об этих каплях обычно заставляла мой желудок скукоживаться грецким орешком. Будь я один, я бы точно пошëл на дно, тотчас потеряв сознание от испуга. Но сейчас, когда в моë плечо вжимался совсем ещë юный мальчик, я вдруг почувствовал себя непривычно смелым.       В сознании всплыло:       – Грот!       – Что? – не понял Сонни.       – На острове есть грот, поплывём туда! – я отцепил его от плеча и заставил обхватить меня за шею двумя руками, а потом попросил: – Задержи дыхание.       Сон хотел запротестовать, но я уже нырнул глубоко под воду и поплыл, по лягушачьи гребя руками. Парень держался на удивление крепко, он не брыкался и не пытался всплыть. Впрочем, выбора у него и не оставалось: либо задохнуться под водой, пытаясь спастись, либо быть убитым огромной каплей.       Полминуты спустя он больно ущипнул меня за грудь. Я послушно вынырнул из воды – всего на секунду, но Сонни успел с громким звуком набрать в лёгкие воздух.       Так мы и плыли: то и дело выныривая и опять уходя под воду. Несколько раз капли больно отлупили меня по ногам и рукам. Но голова осталась цела, – у меня и у Сонни тоже. По крайней мере, парень всё ещё держал меня за шею и совсем не планировал задыхаться или терять сознание.       Грот, по счастью, был не так уж и далеко: точно за скалами, над которыми нависал открытый рот Той Самой трубы, так живо интересующей Сонни. Однако, останавливаться на экскурсию было некогда.       Я нырнул в последний раз и выплыл из воды уже под крышей грота. Опасность осталась позади: дождь отвесной стеной падал за арками, точно со скалы спускался бурный водопад. Это была крупная сквозная пещера, раза в три побольше моей усадьбы. Солнечным днём вода внутри отдавала какой-то волшебной зеленью, но сейчас здесь царила жуткая темнота.       Сонни висел у меня на плечах, стараясь надышаться как будто бы на всю оставшуюся жизнь. Кажется, после такого странного плавания у парня сильно кружилась голова: он прижимался тёплой щекой к моему затылку и в испуге сдавливал мне шею.       Я медленно плыл вглубь пещеры, попутно исследуя ногами пространство под водой, в попытках отыскать кое-что на скалистом дне. Это «кое-что» я называл «выключателем» – как и всегда, сам не зная почему. Впрочем, у этого существа было и другое, вполне подходящее имя – ночесветка. Но ступни только проскальзывали в пустоте, порой задевая скалистые выступы.       Сонни, похоже, пришёл в себя. Он расслабился и перестал хрипеть, а минуту спустя вслепую нащупал жабры у меня на шее и провёл по ним пальцами, как будто бы проверяя, не примерещилось ли ему. Я вжал голову в плечи, пустив пузыри от смеха – это было щекотно. Похоже на чувство, когда кто-то неожиданно шепчет тебе на ухо.       А потом он и вправду шепнул:       – Тебя что, вырастил какой-нибудь доктор Сальватор?       – Кто?       – Да не важно… – Сонни усмехнулся. – На самом деле, не удивительно, ты ведь живëшь у самой трубы!.. Как тебя вообще сюда занесло?!       – Не знаю, я не помню.       В этот момент я наконец-то нащупал то, что искал: правая нога стукнулась о мягкий бочок ночесветки.       Эти существа были похожи на большие прозрачные икринки. Правда, мальки из этих икринок не вылуплялись, они так и плавали повсюду малоподвижными шарами, гребя и цепляясь за дно одним единственным тонким щупальцем. А когда наступала пора размножения, на бочках у них вырастали три-четыре маленьких бугорка, которые позднее отделялись, пускаясь в свободное плаванье по океану, и, судя по всему, ничуть не тосковали по родительскому обществу.       Я завис над пузырём, упёрся в него ногами, слегка попрыгал.       – Что ты делаешь? – Сонни уже не висел на мне, но держался рядом, боясь потеряться в почти непроницаемой темноте.       – Включаю свет. – Я прыгнул сильнее, и ночесветка вспыхнула. Вода под нами окрасилась синим светом.       – Вау! – Сон завертелся кругом. Улыбка на засвеченном снизу лице смотрелась как-то зловеще, но ему, кажется, было весело. – Что это?!       – Ночесветка.       – Ой! – парень вдруг замер и поднял на меня испуганные глаза. – Я наткнулся на что-то мягкое!       – Это она и есть! Попрыгай на ней, вот так! – я показал, как надо.       – Она не опасная?       – Нет.       Грот был одним из самых безопасных мест в заливе, безопаснее даже жемчужных скал, где находилось моё укрытие. Но спать здесь было практически невозможно: ночестветки то и дело вспыхивали, раззадоренные любым случайным касанием. А ещё неприятнее, чем быть разбуженным ярким светом, было обнаружить себя под утро придавленным ко дну прозрачной тушкой.       Сонни запрыгал, и вода под ним ярко вспыхнула. Моя ночесветка уже приготовилась потухнуть, – я запрыгал тоже. Мы прыгали и смеялись.       Ещё с десяток растревоженных пузырей засветились невдалеке: темнота в пещере рассеялась, окрасив скальные выступы уютным голубоватым цветом. Сонни остановился, желая оглядеться по сторонам. Он смотрел восторженными глазами на давно привычную мне картину, и мне отчего-то стало очень приятно, словно гордому хозяину этих красот. Как вдруг лицо его изменилось. Он закричал каким-то нечеловеческим голосом и, раскидывая брызги, поплыл ко мне.       Я огляделся тоже.       – Ой, мы, кажется, не одни…       Сонни вцепился в меня, едва не захлёбываясь от ужаса.       На скальном выступе, чуть-чуть не касаясь макушкой потолка пещеры, восседал сухопутный краб. Заметить его было трудно: панцирь и клешни сливались со скалами. Он, вероятно, заполз сюда за тем же, зачем и мы – переждать плохую погоду. Капли дождя, хоть и не могли повредить ему, но неприятно стучали по панцирю.       Краб еле заметно двинул клешнёй, разбуженный звонким эхом разнёсшимся по пещере. Сон отчаянно пискнул. Я не успел сказать и пары успокоительных слов, как глаза у него закатились, и он обмяк.       Пристроив голову парня у себя на плече, я поглядел на краба:       – Не принимай на свой счëт, дружище…       Мне показалось, будто тот немного пожал плечами. Огромным крабам и вовсе не было дела до каких-то мелких морских созданий. Даже Леви чувствовал себя спокойно в их присутствии: гиганты, конечно, любили полакомиться рыбкой, но такой, что покрупнее и подохлей: например, прибитой к берегу тушей рыбы-попугая.       К слову о Леви, пару секунд назад вездесущий рыб вынырнул из воды где-то подле нас. Он перевёл взгляд с краба на Сонни, а с Сонни на меня и прокомментировал: – Слишком много впечатлений. С тобой тоже такое бывало.       Я возмутился:       – Разве?       – Ещë как! Это было в первый раз, когда мы выплыли из залива. – Колченогий рыб задорно стукнул плавниками по светящейся воде: – Увидел спрутов, и тю-тю!       О да, я отчётливо помнил день, когда мы с Леви впервые выплыли из залива. Помнил, как долго мы плыли мимо длинной подводной скалы – слишком округлой и слишком гладкой, тоже в чём-то похожей на большую трубу. Она всë не кончалась и не кончалась, а когда наконец закончилась, оказалась совсем не трубою и не скалой, – а огромным щупальцем…       Вполне допускаю, что, увидев его владельца, я мог на минуту-другую лишиться чувств.       – Какая минута?! – ответил Леви, ехидно и весело пузырясь. – Два дня отходил, несчастный!       В этот миг я был даже рад, что Сон потерял сознание. Мне отчаянно не хотелось казаться трусом: настолько, что я машинально скосил глаза, проверяя, не успел ли парень очнуться. Нет, он всё так же лежал у меня на плече, запрокинув голову, а за арками пещеры вовсю лупили огромные капли дождя.