Исцели меня

Пятница, 8:00.   Пациенты третьего этажа спускались на второй по лестнице, выход на которую, к несчастью Накахары — строго под надзором медсестры.   Подростки все, как один — лениво плелись по коридору за Сорой, даже толком не разговаривая друг с другом, и смотрели себе под ноги. Чуя едва ли различил бы среди них Акутагаву, если бы тот, вместо длинной рубашки не был одет в поношенный чёрный спортивный костюм.   Скорее всего, он остался в своей одежде, после того как его вернули со второго этажа обратно на третий. Видимо, для второго Коё решила особо не тратиться на униформу и там подросткам выдают их вещи назад. И, учитывая посыл клиники, рыжий уже может догадаться зачем это нужно.   Он видит в толпе еще пять человек, одетых не в рубашку, и у одного из них радужный флаг на футболке. Парень машинально обхватывает себя руками, скрывая его, когда замечает взгляд Чуи, и стыдливо прячет лицо в волосах.   И хоть у остальных четверых одежда без радужной символики, рыжий сразу понимает — Озаки не только создаёт между ними контраст, на фоне пациентов первого этажа в беленьких чистых костюмах. Она намеренно пытается унизить подростков, показывая, насколько их прошлая жизнь и выбор неправильные, постыдные или грешные.   Казалось бы, твои пациенты уже морально подавлены, они итак худощавые, с синими кругами под глазами, и безжизненностью в лице. И надо же продолжать так издеваться над людьми?.. Для чего вообще Коё добивает тех, кому уже пришлось нелегко?   Какова грань истощенности, до которой они могут довести подростков?   Неужели Акутагава не преувеличивает и Коё способна на убийство?   Чуя переборол дрожь, возникшую в руках и отмахнулся от этой мысли. Ведь если так, Коё уже давно оказалась бы за решёткой.   Верно?   Чуя тащился среди измученных подростков, ощущая себя как в очень плохом дешёвом квесте. Сценарий - психиатрическая лечебница. Жанр - хоррор с элементами выживания.   И помня о непредсказуемом действии препарата, становится жутковато.   Потому что, похоже, это ни черта не шутка.   Самое худшее ощущение, с которым трудно свыкнуться — он здесь совершенно один. И теперь ему никто не поверит, если рыжий вдруг возьмёт и признается, что, ну, "ребят, на самом деле я гетеросексуал, просто так получилось, я хотел насолить отцу, и вообще, я пошутил..."   Да и кто в принципе послушает Чую здесь? Кто из терапевтов будет считаться с ним, игнорируя Кэнскэ? Правильно — мертвец. Ну, или альтруист, которому не нужны деньги.   Радует появившаяся возможность подписать согласие без вреда для здоровья. Ему всего-то нужно попасть в медкабинет, высыпать яд-порошок, заполнить партию колбочек аскорбиновой кислотой, потом спокойненько подписать согласие и убить двух зайцев одновременно: заставить ублюдка удалить компромат, а затем сбежать с Куникидой в закат. Да, прямиком в полицейский участок.   Столовая, как и спортзал, который Чуя успел заметить вчера, были на втором этаже. Здесь находиться гораздо приятнее, чем на третьем — стандартный простенький ремонт, но хотя бы не воняет крысами.   Они шли по широкому коридору с отделкой под темное дерево. Второй этаж был заполнен аппетитными запахами свежей выпечки, жаренного мяса и ещё чего-то приятно сладкого, похожего на ваниль.   "Так вот, за что пациентам воздаются эти страдания?" — с блаженством подумал Накахара, уже предвещая плотный завтрак. В животе заурчало и Чуя облегченно улыбнулся — хоть что-то они возместят за весь причинённый ущерб. В голове только не укладывалось, почему даже пациенты третьего этажа, не принимающие порошок, такие худые...   Идею Накахары с подменой препарата Акутагава счёл идеей "хуже не придумаешь".   Но Чуя другого и не ожидал. Чужое отрицание только подстегнуло его сделать это, вопреки и наперекор. А еще для подстраховки, чтобы выбраться отсюда без приобретения хронических заболеваний или психических отклонений. Согласие нужно будет подписать во вторник вечером, а время свиданий в среду, после обеда, поэтому как минимум два раза его попытаются напичкать этим препаратом.   Накахара незаметно поправил лямку своих модных боксеров сквозь голубую материю и улыбнулся — идея отстой, но оранжевый пакетик Акутагава всё же одолжил. Осталось понять, как попасть в медкабинет, который, кстати, они только что прошли. Далее в ряд располагались кабинеты терапевтов, имена которых были выведены на табличках. Тацухико Ш. Кабинет Ф. Достоевского за углом.   И кабинет на противоположной стороне, рядом со спортзалом...Осаму Д. Глаза б его не видели, после минувшего вечера и той дозы нейролептиков, что рыжему вкололи. Не дай бог они встретятся за завтраком... Чуя уже ощущает прилив крови к кулакам. Что ж, если они могут так обращаться с людьми, пусть и на себе ощутят, что значит боль.   Дазай Осаму будет страдать. И Чуя это устроит.   Обязательно.   В конце коридора, за лифтом, была большая круглая арка, принадлежащая столовой. Пациенты неспешно переступили её порог.   Как только они прошли пару шагов, группа Чуи ринулась не к белым чистым столикам у раздаточной, в конце столовой, а к захудалым дубовым, что стояли прямо у двери. Их Чуя даже не сразу заметил.   Зато рыжий заметил, как кто-то прожигает его взглядом. Привыкший к репортёрам и скрытым камерам, Накахара отлично чувствовал, когда на него обращено внимание, обычно в такие моменты у него проходило неприятное раздражение по коже.   В этот раз он тоже не ошибся.   В самом центре столовой, на небольшой возвышенности стоял длинный стол, усеянный выпечкой, салатами и десертами. Может, богатое воображение Чуи слегка преувеличивало аппетитность приготовленной еды из-за голода, но это явно намного больше, чем поднесли столикам впереди, напротив деревянных. Второй этаж, наверное. А те дальние, с круглыми белыми столиками, первый.   Все были угрюмы. Веселился один человек. Чуя поймал холодный взгляд шатена. Вальяжно закинув руку на спинку соседнего стула, он сидел за этим чуть возвышающимся столом, рядом с Коё, какой-то блондинкой и Фёдором. Ел палочками салат и насмешливо улыбался, показывая, как ему там, наверху, хорошо.   Пусть, пусть старается. Придурок. Что он хочет доказать? Своё мнимое превосходство? Чуе плевать на эти жалкие попытки вывести его из себя. Скоро он подпишет чёртово согласие, встретится с Куникидой и отправится домой. Портить своё хорошее настроение из-за каких-то придурков, которых обидели в детстве, рыжий не собирается.   Однако, на самом деле, настроение уже было безнадёжно испорчено. За кем бы только сейчас Накахара не прятался, закрываясь толпой, — до сих пор ощущал себя оголённым перед этим ублюдком. Будто сколько вещей бы Чуя не натянул на себя, да хоть зимний пуховик и валенки, было ощущение, что у Осаму встроенное в зрачки рентгеновское зрение. И он видит рыжего сквозь одежду.   Он ведь по-любому развлекался, с насмешкой просматривая его обнаженные фотки. И, возможно, показывал их своей подружке-блондинке, на спинку стула которой закинул руку.   Боже, какой стыд...   Но как бы паршиво не было на душе, проигрывать Накахара не собирался. В ответ он пренебрежительно закатил глаза и принял безразличный вид. Дазай, удерживая изучающий взгляд на Чуе, перешёптывался с блондинкой и издевательски улыбался, будто ожидая нового сюрприза для рыжего. Спустя секунду и девушка кинула на Чую свой оценивающий взгляд. А затем оба рассмеялись.   Ну это уже ни в какие ворота...   — Накахара! Займи своё место наконец! — двигаясь к раздаточной проорала Сора. Она отдала поварихам журнал и поспешила выйти из столовой вместе с остальными медсёстрами, крикнув на выходе той самой блондинке, — Мияко-сан, не задерживайтесь! Мияко, значит.   Чуя состроил недовольную гримасу в сторону ушедшей Соры, но всё-таки сел за стол. В конце концов, он не ел со вчерашнего дня и если сейчас ему не закатят такое же, как на столе у Коё...   Загремела посуда — первому этажу принесли еду. У них наблюдался особенно богатый рацион, но со злобой и завистью все смотрели на стол Коё. И Чуя исключением не был.   Когда, наконец, к их грязным столам подошла кухарка и высыпала яблоки, словно какому-то скоту, рыжий понял, почему смеялись Дазай и блондинка, почему пациенты третьего этажа еле передвигались, а ещё, почему Акутагаве всё-таки стоило поверить.   Яблоки размером с детскую ладошку, гнилые, а некоторые и червивые, жадно разобрали тощие руки. Даже Акутагава потянулся за одним.   И Чуя начинает понимать.   Коё не только в открытую наслаждается издевательством над людьми. Она медленно доводит их до агонии, вынуждая подписать согласие. Она просто не оставляет им другого выбора.   Непонятным остаётся одно. Учитывая весь беспредел, что здесь творится, зачем Озаки нужна официальная подпись пациентов? Неужели рычаг давления на эту садистку всё же имеется и есть некто выше Коё?   Некто, не знающий о том, что здесь происходит и наивно полагающий, что подростки сами хотят излечиться?   Нет, ну формально так и есть. Никто не хочет умирать или сходить с ума. И куча людей в белых костюмах — пациенты первого этажа у дальних ухоженных столиков — только печальное подтверждение тому факту, что система Коё налажена и отточена, и более того, она работает. Но то как она работает, видимо, может оставаться загадкой для её начальства.   Эта мысль на секунду дала нехилый прилив энергии. Но окрылённость продлилась недолго.   К яблокам потянулась ещё одна рука. Женская. И очень худая. Катастрофически. Синеволосая была младше Чуи примерно на года два. Она вдруг подняла на Чую измученный взгляд, а затем её глаза начали медленно закрываться. Она потеряла сознание и упала на стол, уронив яблоко. К девочке подбежали санитарки и увели под равнодушные взгляды окружающих и терапевтов.   Все спокойно продолжали трапезу, будто ничего особенного не произошло.   Чуя буквально ощущал грохот в ушах. Ярость молниеносно прошлась по его телу.   — Вы что здесь, совсем ахуели?! — не стесняясь в выражениях закричал Чуя, ударяя ладонями по столу и поднимаясь, и все взгляды с удаляющейся девочки переметнулись на него.   Коё опустила вилку и настала гробовая тишина.   Подростки всех этажей вдруг слились в одном выражении лица, и по их выпученным, не моргающим глазам было ясно — зря.   Но уже было поздно. Возможно Чуя — один из немногих, кого Озаки не будет калечить до второй группы инвалидности. Из-за денег его отца, разумеется. Ну пусть тогда и потерпит пару ласковых в свой адрес. Накахара сейчас намерен сказать всё, что он думает о ней и о её паршивой клинике.   Лицо Коё ничего не выражало. Но её взгляд был острым, как кончик скальпеля, и рыжий знал, что ещё поплатится. Она не произнесла ни одной фразы, но Чуя уже все понимал. Он чувствовал. Несмотря на её оболочку спокойствия, рядом с этой женщиной пробуждался животный страх, который кричал "беги" и "прячься".   Чего Чуя делать не собирался.   — Что-то не нравится, новенький? — искривлённо улыбнулся Достоевский, складывая руки на груди и очевидно демонстрируя мускулами своё силовое превосходство.   Господи, они запугивают, унижают, бьют и морят голодом детей, которым нет и пятнадцати! Это пытки и незаконное удерживание на частной территории! Как Озаки со своими дружками ещё не оказалась за решёткой?!   — Есть парочка моментов, — оскалился рыжий.   Осаму, всё это время с интересом наблюдавший за сценой, рассмеялся. Как и всегда, по-ублюдски отвратительно.   — Ну, пока ты будешь их перечислять... — пребывая сегодня в каком-то особенно возбуждённом состоянии, шатен бодро поднялся и достал пульт от шокера.   Его клоунское представление неожиданно остановила сама Озаки.   — В этом нет необходимости, Дазай, — ровным и спокойным тоном сказала женщина и поднялась с места, элегантно коснувшись салфеткой губ. Затем откинула её на стол и спустилась с плоских ступенек в зал, стуча каблуками по кафелю. — Что возмутило тебя, Накахара Чуя? Я слушаю. Продолжай.   Её официоз с фальшивой вежливостью бесил. И равнодушие тоже. Ребёнок упал в голодный обморок, а она, похоже, и за юридическую часть вопроса не волнуется. Грёбанная психопатка.   — Меня держат здесь против воли, прилюдно унижают, бьют шокером, теперь ещё лишают еды, и это всё потому, что я люблю трахаться с парнями, а не с девушками?! — выкрикнул в сердцах Чуя. — Просто потому, что я влюбляюсь в парней?!   Объяснять причину того, почему он здесь на самом деле было очень долго. Поэтому Чуя пошёл простым путём, притворяясь геем и продолжая опасную игру. И не пожалел — сказанное им принесло лишь удовлетворение. Чуя ненавидит несправедливость.   — Ваша клиника — полное дерьмо, а вы все не терапевты, а грёбанные садисты. То, что вы делаете — отмыв денег, не более. Когда последний раз вы открывали классификатор болезней? Гомосексуальность давным давно исключили оттуда. Не имеете права лечить нас от несуществующего. Любая ориентация нормальна, — повторил рыжий свою фирменную мини-лекцию, которой удостаивался каждый предыдущий его психолог, прежде чем быть смененным.   И сейчас он так благодарен судьбе за встречу с Наоми и Ютой. Он рад с их помощью и влиянием не только расширить свой кругозор, но и вырасти толерантным человеком.   Боже, он настолько погрузился в этот мир толерантных к своей ориентации людей, что для него было дикостью узнать пару месяцев назад, что некоторые психологи практикуют "лечение" геев. А то, что он видит сейчас...ну, это просто край.   На удивление, удара шокером не последовало. Достоевский заинтересованно присвистнул, а вот Дазай больше не улыбался. Он оценивающе прищурился своим потемневшим взглядом, ритмично перебирая в руках квадратный пульт.   Коё лишь медленно направилась ближе к столику Чуи. Стук её каблуков — единственный звук, раздававшийся в этот момент. Прикрыв глаза, она спокойно улыбнулась.   — Думаю, всем пациентам третьего этажа следует напомнить одну истину. Вы — больны и нуждаетесь в помощи. Желая остаться в привычном для себя мире, вы найдёте любые отговорки, чтобы не проходить терапию. Вы можете обвинять нас, но тогда ничего не изменится. Мы не тюремные истязатели, мы лишь хотим исцелить ваши грешные души и ваш извращенный разум. И методы исцеления не всегда бывают приятными, — Коё, будто вспоминая что-то, на секунду повернула голову в сторону своего стола. — Но они работают. Посмотрите на эти благостные лица людей первого этажа. Они должны вселять в вас веру в то, что исцелиться и жить нормальной жизнью, не позоря своих родственников, может каждый из вас. Просто не сопротивляйтесь терапии.   Чуя проигрывал. Потому что в конечном счете, согласие подпишет каждый.   Всё, что он может сделать — как можно быстрее выйти отсюда. Для хорошей проверки клиники подойдёт его заявление. Но отчего-то Чуя подозревает, что Озаки за всё время существования клиники успела обзавестись связями и обязательно выкрутится. К тому же, на законодательном уровне конверсионная терапия в Японии не запрещена и Коё имеет преимущество.   Здесь требовались существенные доказательства. Такие, чтобы арест произошел без всяких проверок и вопросов. И где же их только достать?..    — Чтобы познать счастье, нужно познать боль, — заключила женщина, переводя прямой взгляд на Чую.   Познать боль... Нет, она точно издевается. Впрочем, неважно — психопатка она, религиозный фанатик или обычный предприниматель. Это в суде уже никак ей баллов не добавит.   Впрочем, сейчас Чуе и правда предстоит познать боль. Учитывая то, что он хочет сказать.   Накахара лукаво улыбнулся.   — Я вижу. Вот, например, Дазай-сан просто светится от счастья! — если рыжему не померещилось, шатен вздрогнул. В момент его лицо побледнело, а сам он застыл. Чуя был в мысленном недоумении, ведь он ещё не договорил, только как бы кстати упомянул терапевта, так отчего словил такую неожиданную реакцию? В любом случае, рыжий был на верном пути исполнения своего внезапно созревшего плана, — Оттого, наверное, и унижает людей, фотографируя их в...   Шокер сдавил горло и последние слова прозвучали смазанно, но Чуя, разрываясь от желания засадить всех сотрудников клиники за решётку (и заодно попасть в медкабинет), схватил со стола последнее яблоко и запустил его в шатена.   Фрукт глухо ударился о грудь Дазая, и это стало последней каплей.   То, что нужно.   — Нейролептики. И в камеру его! — ударил он ладонями по столу, свирепо уставившись на довольного рыжего. Что, не ожидал того, что Чуя не будет его покорной собачкой, скрывающей чужие секреты?   И хоть рыжий здорово рисковал, если так подумать, они плюс-минус в одном, одинаково глупом положении. Пока единственная догадка рыжего, почему Осаму так триггерит упоминание о сделанной фотографии — Коё и его коллеги не должны знать об этом. И отчасти это логично, потому что терапевт конверсионной терапии, имеющий в своей галерее фото и видео с обнажёнкой парня, как-то не комильфо.   Однако, с другой стороны, учитывая садистские методы Коё, она могла бы сама спокойно пойти на это, потому что банально сработало бы.   Тем не менее, Дазай опасается, и Чуя умело пользуется его страхом. Один-один.   Блондинка, что наблюдала за всем, как за представлением, вдруг неожиданно резво подала голос:   — Медсёстры на планёрке, в отделении психиатрии. Ты же знаешь, Дазай, — быстро заморгала она, протянув его имя до тошноты сладко. — Я тоже сейчас ухожу к ним.   — Никто не имеет права вести себя подобным образом, и никто не имеет права клевещеть на доброе имя Коё-сан. Она хочет помочь вам, — всё ещё в гневе смотрел он на рыжего холодным, тяжелым взглядом.   Закашливаясь и ещё не отойдя от удара шокером, Чуя начал громко смеяться, переставая себя контролировать.   — Доброе...ха-ха-ха — бился в истерике рыжий, — имя...   Озаки в это время с полным, присущим ей равнодушием, заняла своё место у стола, продолжая трапезу и наблюдая. Казалось, она позволила рыжему такое поведение от скуки. Видимо, давненько у них никто не устраивал таких концертов.   Когда в зале начались перешёптывания, её терпению тоже пришёл конец. Она спокойно отпила из расписной кружки и поставила её на блюдце.   — Верно. Мы не поощряем такое поведение, Накахара. И хоть оно является частью пути, ты должен понимать, что будешь наказан за каждое сопротивление. Это для твоего же блага. Я верю, скоро ты встанешь на верный путь. — она перевела взгляд на удовлетворенно ожидающего приказа Фёдора, — Успокой мальчишку.   — Где ключи от медкабинета? — Достоевский отодвинул стул, поднимаясь.   И Чуя уже поблагодарил вселенную за то, что ему не придётся контактировать с ублюдком-Дазаем, а от незнания, обхитрить Фёдора будет прощё, но...   — Нет, Достоевский-сан, я сам отведу его. Он — мой пациент, — быстро поднялся Осаму, задвигая стул и направляясь к рыжему.   ...но хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах.   Коё и Фёдор переглянулись, продолжая трапезу. Постепенно и остальные подростки приходили в себя. Загремела посуда, но разговоры не велись — все ожидали.   Дазай подошёл к рыжему и присел на корточки, склоняя голову в бок.   — Сам пойдёшь или позвать твоих новых друзей в чёрных костюмах? — мельком оглядел он Чую, всем своим видом изображая безразличие и что-то вроде ненавистной улыбки.   Что же, пусть не обольщается, Накахара сейчас испытывает то же самое. За исключением дрожи по всему телу, когда Дазай застревает взглядом на его ключицах. Но он пытается не обращать внимания на неё, и на нотки чего-то нового в глазах Осаму. И с каждой секундой ему хочется слиться с паркетом все сильнее, избавляясь от пугающей пристальности. Потому что после всего сказанного Чуей, складывается ощущение, что мысленно шатен перерезает ему глотку на следующем сеансе...   Поэтому Чуя старался думать о своем коварном плане попадания в медкабинет.   — Идём уже, — легко поднялся рыжий и не смог сдержать пробивающейся хитрой ухмылки на лице, отчего отвернулся ко входу.   Осаму поднялся вслед. Охранники отлипли от стены, но Дазай махнул в их сторону и они остались в столовой.   Когда они попали в широкий коридор, продолжая идти к медкабинету, Чуя буквально ощущал, как Дазай прожигает его взглядом. Не то от ненависти, не то от опаски, что пленник сбежит. Но пленник подозрительно-странно сам шёл на своё наказание. Конечно, шатен был сбит с толку.   — Что ты задумал, Накахара? — недоверчиво спросил он, когда они остановились у медкабинета и Дазай потянулся в карман пальто за ключом.   — О чём это ты? — наигранно нахмурился Чуя, прижимясь спиной к стене у кабинета и складывая руки на груди. — Пойман. Жду казни.   Дазай выгнул бровь. Не найдя ключей в пальто, он потянулся в карманы брюк, не сводя глаз с рыжего.   — В любом случае, ты не такой глупый, каким кажешься, — задержав пальцы в передних карманах,  отстранённо констатировал он, — Чтобы в этот раз обошлось без цирка и я отдохнул завтра в свой законный выходной. Вентиляция в медкабинете ведёт на первый этаж и прямиком к двусторонней охране у выхода. О твоей самодеятельности обязательно узнает Коё и тебя закроют в одиночке за попытку к бегству. Обычно, — расплылся он в безумной ухмылке, — После изолятора больше никто не пытается сбежать. А ещё подписывают согласие. Абсолютно все.   Какая прелесть, Из-за неверной догадки шатена, Чуя теперь вооружен знанием о вентиляционном ходе.   Пытается запугать? Честно говоря, Чуя уже сомневается, что Дазай лжёт. И неужели Акутагава имел ввиду эту самую одиночку, а не длительное пребывание в камере без сопалатовца?   Есть место похуже, чем здесь?   — Как любезно с твоей стороны рассказать мне о возможных преградах. Что, неужели кто-то сбегал так? — а иначе чем объяснить то, что Осаму подумал именно про такой вариант побега.   — Да, — тело шатена едва заметно напряглось.   — Кто? Мы с этим человеком явно родственные души, — весело рассмеялся Чуя, представляя себе такого же буйного подростка в стенах этой клиники. Дазай промолчал. — Интересно, что еще он пытался сделать? Выломать стёкла? Украсть нож из раздаточной, взять Коё в заложники и угрожать всем?..   — Умереть. — будто в каком-то трансе, сдавленно проговорил Осаму, а затем, подняв взгляд на Чую, резко вышел из него, вновь становясь безразличным ко всему, — Да где же они?..   То есть, был тот, кто тоже пытался. Но после одиночки — уже не сбежать, а суициднуться.   По спине побежали неприятные мурашки. Чуя наивно полагал, что происходящее у него на глазах — верхушка возможного. А оказалось оно охрененной верхушкой айсберга. И почему-то он не удивлен. Более того — рыжий верит. И Дазай, говорящий ему всё это с видом, будто сам прошёл эти девять кругов ада, выглядел слишком серьезным.   — Чёрт побери тебя, Мияко! — выругался шатен, устало прикладывая ладонь ко лбу и разворачиваясь в противоположную сторону от кабинета.   Ключей у терапевта не оказалось.   Замечательно.   — Куда ты меня ведёшь? — сокрушенно спросил Накахара.   — Не волнуйся, будет не больно. — доставая на ходу ключ-карту, шатен обернулся. — Почти.   И что это, черт возьми, значило?  

***

  Чуя успел три раза побледнеть, когда терапевт завёл его в свою комнату и закрыл её на ключ. Стало по-настоящему не по себе и злость от неосуществленной подмены препарата отошла на второй план.   — Какого...   В нос ударил противный запах табака и Чуя закашлял. Окно было открыто настежь и съедало несчастную тюль, развевающуюся по ветру. Напротив окна стояла двуспальная кровать, на которой не было ничего кроме матраса, а прямо рядом с ней мусорка с...порножурналами. Рыжий поморщился и отвел взгляд.   — Стой у порога и ни шагу дальше. И может я прощу тебе твой развязанный язык, и даже вколю дозу поменьше, чем вчера, — Дазай бросил пальто на матрас и скрылся в ванной, шурша упаковками от таблеток. Хреновая у него манера извинения.   Рыжий скривился, передразнив его высокомерное выражение лица.   Конечно же приказ пролетел мимо ушей Чуи. Он просто обязан изучить территорию врага и собрать на него весь возможный компромат. А заодно найти телефон со злополучными фотками. И разбить его к чертям.   Так как Чуя не переносил табак и закашливался, первое, что он решил осмотреть — подоконник.   На нем лежал потрёпанный жизнью коричневый дневник. Не сдержав любопытства Чуя мельком посмотрел на дверной проем ванной и быстро раскрыл толстую книжку. Страниц было много и все исписанные, почерк еле можно было разобрать, тем более в такой спешке, но на первый взгляд все походило на дневник состояния. И первая запись была сделана аж четыре года назад..   Ветер внезапно зашелестел страницами и раскрыл в местах, отмеченных закладками.   Чуя моргнул.   Ветер перелистнул ещё блок страниц, разделенных вовсе не закладкой.   А лезвием.   Запятнанных в крови. Лезвиях.   Полностью оцепенев, Чуя вытаращился на красные пятна, когда-то промочившие бумагу.   "Слабак. Сделай это. Слабак. Сделай это. Слабак..."   "Ты во всём виноват."   "Ты должен умереть. Покончи со всем..."   Застыв на месте и ощущая слабую дрожь в конечностях, он пялился на эти фразы и не мог перелистнуть дальше. За него это сделал ветер, раскрывая дневник на последней странице. Запись на ней была сегодняшнего числа.   "Я знаю, что заслуживаю, но... Я ненавижу боль. Вряд ли я смогу пройти через всё ещё раз. И я закончу без неё, Одасаку. Там, где они ещё долго не найдут меня".   Кончики пальцев немели. Чуя пусто смотрел уже сквозь запись, пытаясь избавиться от полнейшего замешательства и вихря мыслей в голове.   Дазай винит себя в чём-то, режется и хочет умереть, при этом продолжает работать здесь и проводить сеансы с подростками. Господи, он прямым текстом пишет, что планирует суицид.   Что...что, чёрт побери, творится в этой клинике?!   И кто такой Одасаку?   Когда позади скрипнула дверь, Чуя понял, что облажался.   Резко развернувшись, он встретил пустое выражение лица Дазая. Тот держал в руках ампулу с жидкостью, смотрел на рыжего и не двигался. Чувствуя непонятное напряжение, рыжий между делом заметил, что шатен оставил рубашку в ванной. Похоже, что он менял бинты, поэтому возился так долго.   И, кажется, он до сих пор не в курсе, в каком виде стоит перед подопечным.   — Я... — метающийся взгляд Чуи в итоге привёл его к перебинтованной груди Осаму. Подкаченный торс оставался свободным от повязок. Руки были в бинтах только в области запястий. — Только подошёл... Ничего не видел.   Осаму перевёл взгляд на свой дневник, который, конечно же, лежал раскрытым.   — Ну, короче... Это ветер!..   Осаму бросил колбу на пол и медленно двинулся к Чуе. Сначала он закрыл дневник, отошел к кровати, и спрятал его под матрасом. Наблюдая как шатен возвращается и его лицо все еще ничего не выражает, Чуя сглотнул, делая шаг назад.   А затем, внезапно рыжего придавили к стене за шею и коснулись большим пальцем подбородка, грубо поднимая его, заставляя посмотреть прямо в глаза. Пульс Чуи участился при встрече с карими глазами и с огромными зрачками шатена. На попытку вырваться Дазай ответил мёртвой хваткой.   — А-ай!   С ужасом рыжий ощутил насколько сильный Осаму на самом деле. В его бесформеннном пальто никогда и не считывался намёк на мускулы. Но они были. И даже...шли ему.   Да, эта бесполезная мысль проскочила в мозгах Чуи и заняла целую секунду, в то время как он мог потратить её на размышление о том, как всё-таки попасть в чёртов медкабинет и остаться при этом живым.   — Что я сказал тебе, Накахара? — сквозь зубы прошипел терапевт. — Хочешь двойную дозу?   Чуя безразлично скрестил руки, стараясь игнорировать нарастающую слабость в мышцах и неприятную сухость в горле.   — В твоей прокуренной комнате нечем дышать даже с открытым окном. Вот я и подошёл, проветриться. А то, что ты хочешь суициднуться — не моё дело, — искоса посмотрел он на Дазая.   Осаму резко засмеялся.   — Нечем дышать, говоришь? — свободной рукой он пошарил в кармане брюк, достал сигарету и прикусил её зубами. Засмотревшись на то, как длинные пальцы подносят зажигалку и быстро прощёлкивает ею, поджигая бумагу, Чуя не сразу сообразил что к чему. — А по мне так - слишком свежо.   — Нет! Отпусти! — рыжий начал вырываться, оттягивая ладонь от своей шеи, но и одной руки шатена было достаточно, чтобы продолжать прижимать Чую к стене.   Дазай, игнорируя его, отбросил зажигалку на подоконник и затянулся.   — Пусти же! — уже отчаянно стонал рыжий, чем вызывал только большее удовлетворение у шатена.   Чуя не хотел говорить о своей проблеме. Ведь так они узнают об его уязвимости, и тогда пребывание здесь превратится в настоящую пытку. Потому что Коё обязательно использует этот рычаг давления. А Дазай расскажет о нём. В этом нет сомнений.   Но ситуация выходила из-под контроля. И теперь придётся раскрыться, чтобы не пополнить топ самых глупых смертей или список суицидников.   — Интересно, как ты попал сюда? — большой палец скользнул к нижней губе рыжего, пока Дазай внимательно рассматривал его лицо, наклоняясь ближе и выпуская дым. Чуя мгновенно закашлялся. — Папочка нашел игрушку в тумбочке? Или застал за тем, как ты отсасывал кому-то?   Рыжий закашлялся сильнее, игнорируя колкость. Дазай выгнул бровь.   — Отпусти. У меня аллергия. На никотин. — из последних сил выдавил Чуя, чувствуя как горло сдавливает в удушье.   — Придуриваешься.   Осаму отпустил его горло и Чуя скатился по стене в астматическом приступе, вновь закашливаясь и хватаясь за штору.   — Идиот! Я... не просто так подошел к окну! — задыхаясь, кричал Чуя. — Мне до пизды, режешь ты себя или нет! Выпусти меня! Я... Я...   Со стороны пальто послышался писк от пульта. Пульс Накахары подскочил до предела.   Мгновение и от прежних усмешек на лице не осталось и следа. Дазай быстро склонился к рыжему и, подхватив под подмышки, потащил к двери.   — Идти можешь? — донёсся растерянный хрипловатый голос, когда Дазай, придерживая Чую за талию, попытался поставить того на пол.   Накахара пошатнулся, держась за горло и упал на паркет.   — Чёрт бы тебя...Мог раньше сказать! — выругался шатен, открывая не сразу поддавшуюся дверь ключом и подхватывая теряющего сознание Чую на руки.   Конечно, Накахара мог. Но у медсестёр уже должна была закончиться планёрка и есть надежда, что ему поставят капельницу и он останется в медкабинете. Да и картина: полуголый терапевт борец-с-гомосексуальностью несёт на руках своего пациента. Хоть какая-то месть выйдет. Только представить лицо Коё...