Writober-2021

— Ой, моро-о-оз, моро-о-оз, не моро-о-озь меня-ааа! — грянуло под окнами. Грянуло громко, неизбежно, хором, и Коленвал поморщился — никак такое не прогнорировать. За окном в утреннем сумраке куда-то шли строем серые шинели, топали в ногу и пели. — У меня-ааа жена-аааа… Он, разумеется, уже не спал — допивал чай, дочитывал газету. Всё выверено по часам — во сколько подняться, сколько минут на умывание, сколько на остальные пункты плана, включая непредвиденные (десять минут). Хоровое пение под окнами в план не входило, но и не мешало его исполнению. Однако же, с ума они сошли, бросил он внеплановый взгляд за окно, какой мороз — здесь и сейчас всё ещё грязно и сыро, разве что хрупкий тонкий ледок по утрам. Не мороз — из-морозь. Настоящий мороз — там. Всё белым-бело, до самого горизонта, длинные синие тени, хрустящий воздух, которым больно дышать — всё это там, где тот, о ком думать так же больно и невыносимо, как дышать на морозе. А не думать так же невозможно, как игнорировать солдатское пение. Как не думать, если письма — лохматой стопкой, аккуратным мелким почерком на какой попало бумаге, с такими же аккуратными мелкими рисунками на полях: мантыйский чум, оленья морда, собаки, и вдруг (острая иголка в груди, звон в ушах) — его, Коленвала, лицо, смешное, сердитое и стрелочка с подписью: «Колька». Бросай всё, приезжай, зовут письма, и Коленвал отодвигает их подальше, прячет в жестяную коробку. А потом достаёт и перечитывает вроде бы по делу — собрать поставку в экспедицию, чего им там не хватает — чаю, табаку, инструменты, бумага, фотопластины… «Коля». Там мороз, а здесь — изморозь, которая тает от любого тепла, от солнечного луча, от одного-единственного слова.