Writober-2021

— Бася, ты не жалеешь? Гныщевич поднял голову. Плеть сидел в кресле, в самом углу комнаты, резал что-то из дерева. Белый полотняный костюм по местной моде и разноцветные шнурки в длинной косе ему шли необычайно. А вот седина не шла. Седину Гныщевич предлагал закрасить, но Плеть так сверкнул глазами при одном только слове «краска», что настаивать он не стал. Потом привык — сейчас трудно было вспомнить Плеть без седины, и без тонкого шрама на скуле, без жгучего тёмного загара. Шрам оставили местные, усомнившиеся в праве тавра жить вне общины. Тавры из местной общины тоже оставили шрам, но его прячет одежда. Из тех, и из других получились неплохие партнёры после того, как Гныщевич доходчиво объяснил кое-какие простые истины. О шрамах, правах и Плети. — О чём? — спросил он рассеянно. Мысль крутилась в голове, просилась на бумагу, и Гныщевич боялся её упустить. Плеть молча взмахнул ножом в сторону окна. Гныщевич скривился. Поднялся со стула и подошёл ближе, встал прямо перед Плетью, покачиваясь с носка на каблук. — Ты вроде меня неплохо знаешь, — сказал он. — Что за вопросы, mon frère? Лицо Плети было непроницаемо, но руки его остановились, замерли на коленях. В куске дерева уже можно было угадать очертания корабельного корпуса. Плеть смотрел не него, а на его рабочий стол. На стопки книг и бумаг, на полоски телеграфных лент. Гныщевич выдохнул резко и сердито. — Ты думаешь, я скучаю? Quelle absurdité! О чём, по-твоему, я должен жалеть? Местный кисель, конечно, не из клюквы, но вкус не хуже. — Люди другие, — заметил Плеть негромко. Гныщевич снова посмотрел на кусок дерева в его руках. Местная порода — золотистая древесина с красноватым отливом, сами деревья огромные, с большими листьями, живут, говорят, несколько столетий. Попробуй переверни такое. А кораблик вырезать — запросто, хоть из него, хоть из росской осины. — Люди, mon frère, везде одинаковые.