Уралиада

Сирена. Подъём. От её воя Ежов моментально схватился за голову, пытаясь не дать ей разорваться от резкого звука, но примерно так же молниеносно он вскочил со своих нар и выпрямился по стойке смирно. Белая металлическая дверь не выдавала в себе ничего примечательного кроме маленького глазка на уровне лба «элки». Николай Иванович каждый день видел одну и ту же белую дверь и этот чёртов глазок. Он знал, что большую часть времени там никого нет, но что-то подсознательное постоянно кричало ему, что слежка за ним не прекращается ни на секунду; как будто нечто недремлющее вечно глядит в его потаённый и пустой, как эта комната, внутренний мир, словно скальпелем прорезая его кожу и пробираясь через плоть и кости с целью увидеть зияющее ничего. Глядит через эту небольшую точку и безмолвно осуждает его за то, чего он сам не знает. И это пугало Ежова больше всего. Второй звонок, и тяжёлая белая дверь с грохотом, раздирающим уши скрипом и тем же воем медленно открылась, давая Ежову выглянуть за пределы его мира — на грязно-серую стену подземного коридора. С грацией слона он поплел своими ногами вперёд, а лицо сразу же ощутило холодный сквозняк и сырость внешнего помещения. Его голые ноги ступили на грязный бетон: любой нормальный учёный возопил бы от такой стерильности, но они никогда не работали в таких условиях и не понимают, кто такие «элки». Ежов остановился и вновь встал по стойке смирно. Слева и справа от него стояли такие же крысы как он, но Ежов не смотрел на них. Кто-то из «элок» даже хныкал, но после нескольких матов и пары глухих ударов всё замолкло. Раздавалось мерное топанье хромовых сапог. Охранник медленно проходил вдоль строя, и Ежов, смотря на его лицо, мог бы поклясться, что узнал его, но как только он попытался подумать о нем больше двух секунд, физиономия расплылась в безобразное и мыльное месиво, которое было уже не распознать. — Напра-во! — рык конвоира, и тело машинально повернулось. — К душевым шагом-марш! Колонна обречённых в заданном темпе побрела через пустые коридоры магнитогорских подземелий. Ежов знал, что впереди их ждал долгий день опытов, и до конца его, вероятно, дойдут далеко не все. Но он выживет. Ежов сам не знал почему, но Чернов, что руководил этим человеческим истязанием заинтересовался им. Могло ли это быть связано с тем, что он ничего не помнил? Вполне возможно… Коридор перед душевой встретил их остывающим, но всё ещё горячим, паром. В помещение пускали по трое, попутно заставляя сбрасывать одежду. Ежов слышал крики внутри, и кто-то из их живой цепи (вероятно, из новеньких) недоумевал или что-то кричал безразличной охране. Один сутулый дядька даже выскочил из строя и попытался ринуться подальше от этого места, но его сразу же сбили с ног и, ударив пару раз по голове, увели куда-то в сторону. «Главное — не давать им повода», — подумал Ежов, раздевшись и войдя внутрь. Внутри пара было ещё больше, он буквально обволакивал его грязное тело, и «элка» не видела ничего дальше своего носа, даже несмотря на наличие здесь окна на улицу. К счастью, конвоир быстро схватил его под руку и почти что бросил к нужной стенке, из-за чего Ежов едва не упал на твёрдый кафель. — Повернись! — рявкнул он сзади. Когда Ежов сделал как велено, он вновь едва ли не рухнул из-за напора воды из шланга себе в туловище. Кипяток обливал всю его переднюю часть, особенно больно было, когда он ударил прямо в лицо, заставив Ежова инстинктивно закрыть лицо рукой. Спустя минуту обливаний, напор закончился. — Теперь спиной! — Ежов повиновался. — Жопу береги! Вновь тот же напор. Николая буквально впечатало в стену, и он закрыл глаза, всё ожидая, когда это пытка кончилась. Боль в спине действительно прекратилась, но немного не так, как ожидал Ежов, и в то же время он услышал голос сзади: — Ну и ну, кого я вижу! Любимую игрушку Чернова потянули в «поле»! — этот картавый и режущий своей писклявостью голос Ежов узнать не мог. Человек обратился к конвоиру. — Сбавь, я хочу увидеть его лицо. Не дожидаясь команды Николай Иванович повернулся на голос, и, когда влага упала с его глаз, он наконец увидел перед собой отвратительную фигуру Панценкевича, уставившегося на его изнемождённое тело. — Как поживаешь, сто четвёртый? Давно не виделись! Тут жарко небось… — Не жалуюсь, — скупо ответил Ежов. Старший сержант, очевидно, ожидал какой-то иной реакции, поэтому продолжил безнаказанно приставать, задерживая поток элок: — И все? Это всё, что тебе есть сказать своему старому приятелю?! — возмутился он. — Разве тебе не было скучно в той узкой комнатушке? — С Гончаровым не соскучиться. Каждую ночь дубасит по двери как невменяемый, будто это он, а не я должен там находиться. Компания есть, «друг», — Ежов с удовольствием смотрел, как поливавший его шланг стал исходить злым паром, сливавшимся с общей дымкой в воздухе, — а тебе так хотелось поглядеть на мой хер, что всех тут задерживаешь, хммм? Ухмылка сержанта сразу спала с его губ, и он стал мрачнее грозовой тучи. — Я не знаю, что в тебе такого нашёл Профессор, но, не будь его, я бы прямо тут переломал тебе все кости и подвесил бы твоё чучело под потолком этой душевой. Гончаров… Бугай всё понял с полуслова и вновь открыл клапан до упора, и Ежова буквально отбросило в стену от напора кипятка. Он неудачно подвернул ногу и с ужасный стуком рухнул на пол, схватившись за неё. — Довольно, — напор прекратился. Ежов не увидел лица Панценкевича, но услышал его злое поучение над своим ухом, — я знаю, что у тебя нет большой любви ко мне. Да откуда у тебя ей быть, сам ты полтора метра ростом. Сержант издал писклявый смешок, прежде чем его голос резко стал давяще низким: — Ты, наверное, подумал, что раз меня не было два месяца, ты можешь творить всё, что дозволено. Но твоя рыбья память упустила, что в этих стенах ты никто, пыль, лесная мышь, которой нужно было притвориться родства не знающим, чтобы Профессор заметил что-то в твоей «одарённости». Вот убью я тебя сейчас. Он расстроится, но забудет дня через два, и мне ничего не будет. Но я этого не сделаю, потому что он тебя ждёт. Прямо сейчас и, желательно, без крови. Ежов уставился на него глазами, полными отчаяния. Он хотел бы, чтобы к нему вернулись силы, и он сомкнул свои руки вокруг этой тонкой шеи, чтобы сломать её так, как он сломал её той женщине на полигоне. — Думай о своём хере сам, я жду снаружи, — с этими словами он повернулся и ушёл, пока Гончаров направился мыть остальных элок. «Видимо, не видать мне сегодня головоломок», — подумал Ежов горько, раздумывая над теми опытами ума, что для него задумал его настоящий заточитель. Приведённый в порядок Ежов спешно двигался за одним из лаборантов Чернова. Панценкевич буквально вышвырнул Ежова из катакомб в руки белых халатов, и их тон общения был гораздо более спокойным, чем истязающий писк старшего сержанта, оставшегося позади. Коридоры ушли глубже в землю — тут не было окон. Стены словно сдвигались, свежий воздух попадал сюда только по воле случая, а мир в восприятии Ежова стал понемногу стеснятся. То же чувство он испытывал, когда был тут впервые. Атмосфера духоты, замкнутости и покинутости пронизывала это место вдоль и поперёк. Редко кто попадался им на пути, и эти кто-то быстро отводили свои взгляды от пары, и Ежов не знал, из-за него ли это, или из-за лаборанта. Пройдя мимо знакомого поворота, Ежов приближался всё ближе и ближе к рабочему кабинету профессора Чернова. Деревянная дверь мало скрывала ожесточённый спор внутри, хотя слова быстро терялись на фоне перекрикивания людей; в одном из голосов он безошибочно узнал профессора. «Кричать — это не в его духе», — про себя удивился Ежов, ожидая дальнейших действий попутчика. Лаборант постучал в дверь. — Можно? — спросил он. Помещение накрыла тишина. Спор прекратился, и спустя пару секунд из-за двери раздалось: — Входите. — Иди, — сказал лаборант Ежову, и тот осторожно приоткрыл дверь, чтобы пролезть внутрь и оказаться в комнате своего текущего «владельца». — Меня не волнует, что ты там думаешь, Олег! — ругался на стоявшего перед его креслом Чернов. — Они могут оказаться хоть на Луне, это твоя задача вернуть их сюда, на землю! Тринадцать элок пропали без следа! ТРИНАДЦАТЬ! — Мы приложим все усилия, чтобы… — пытался оправдаться распорядитель. — Прилагай! А теперь прочь с глаз моих и не смей появляться, пока не вытащишь мне их из-под земли! Ежов слышал, как человек перед ним сглотнул слюну. Он коротко поклонился и быстрым шагом, не обращая внимания на Ежова, вышел из комнаты. Чернов же в это время судорожно перебирал руками, смотря в угол комнаты. Профессор взял чашку чая со стола, и его глоток, видимо, привёл его в чувство. — А, мой дорогой Николай, ты пришёл! — его интонация сменилась с буйной на какую-то более мягкую и вкрадчивую настолько резко, что даже Сафронов на мгновение оторвался от книжки и бросил на Чернова многозначительный взгляд. — Присаживайся! Он показал на стул. «Меньше говори — больше слушай», — заключил у себя в голове Ежов, сев на него. — Извини за такой спектакль, я не в духе, — грустно извинился он, прежде чем заново изменить свой тон. — Как твои дела? Прошло много времени, у меня не было времени заниматься с тобой, поэтому я подумал, может на самотёке что-то проявится. Ты чего-нибудь вспомнил. — Я не… Чернов сразу же всё прочитал в этих двух словах и прервал элку своим разочарованным видом. — Не говори, я всё понял, — лицо профессора на мгновение вновь приняло вид потерянности прежде чем он продолжил. — Забавно… это должно было меня расстроить, но сейчас я этому даже рад. Он повернулся к чекисту в кресле. — Дим, ты знаешь, зачем я позвал сюда Ежова? — Не имею представления, — сказал тот безразлично, ехидно добавив. — В таком возрасте вам рано терять память, профессор. — Я не просил отвечать на мои риторические вопросы, — Чернов вновь посмотрел на Николая. — Ты сослужил мне неплохую службу в помойной яме, что Алексеев зовёт «полем для опытов». Я не забуду этого. Ежов молча наблюдал за профессором, начавшим заново тереть руки друг о друга, ожидая продолжения речи. — Мне нужна твоя помощь, — заключил он свою мысль. — Ты будешь искать тех тринадцати элок, которых не нашёл Константинов. — А стоит ли? — внезапно со скукой в голосе произнёс Сафронов, отложив книгу. — Мрут они у вас как мухи, а скоро их вообще будет как грязи. Тринадцатью больше, тринадцатью меньше. Для вас есть разница? — Хммм, — нахмурился Чернов, — Сафронов, ты плохо понимаешь всю сложность ситуации. Наша психология… она строится на сохранении лица. Если на партсобрании узнают, как безалаберно мы относимся к поддержанию количества испытуемых, не ждать мне ни грантов, ни рабочих на экскавацию нижних уровней, ни новых элок. Так что разница есть. Сбиваешь ты меня, помолчи! — В чём же мои задачи, профессор? — тихо спросил Ежов. — Я отпущу тебя в город на некоторое время, — он сразу же указал на него указательным пальцем. — Не думай, что я даю тебе свободу! Ты всё ещё должен мне свою память. Найдёшь улики и следы пропавших, а я подниму нужную информацию. Сердце Ежова заколотилось. Выход в город? На несколько дней?! Нет, не то чтобы он никогда не был в Магнитогорске, но оставаться ему там, как и другим элкам, во время перегона между полигонами никогда не позволяли. И теперь вот так просто отпустить… За это вообще не накажут? — Сафронов, — одёрнул от книги Чернов заново заскучавшего чекиста, — ты поможешь ему в этом? — Помогу, — сказал тот слегка недовольным тоном, окинув анализирующим взглядом сидящую перед ним элку, — посмотрю, насколько он хорош на деле… — Вы можете идти. Получив такую небрежную команду, пара встала, всё ещё продолжая осматривать друг друга. Дмитрий Сафронов снаружи был ничем не примечательным чекистом «старой гвардии». Крепкое телосложение, узкие плечи, но хорошая осанка. Лицо выдавало в нём человека близкого к пятидесяти, однако немногочисленные морщины и грубая кожа лица не оттеняли его крепкие скулы и слегка выпученные по-совиному открытые синие глаза. Ежову было сложно понять его реальную высоту, но самого Николая Ивановича Сафронов был выше на голову, что задавало некую «командирскую» атмосферу, с которой тот мысленно вёл Ежова за собой. У двери Чернов остановил их. — Я не жду от вас трудовых подвигов, но жду усилий. Не разочаруйте меня. — Не разочаруем! — ответил Ежов, пока Сафронов с такой же безразличностью, как и прежде, кивнул, открыв дверь из комнаты. Выйдя из ворот комплекса, Ежов остановился, уставившись на город внизу. Мороз пробежал по его коже. Сафронов, шедший впереди, это заметил и повернулся: — Чего встал? — он подошёл к элке и стал смотреть в ту же сторону, что и Ежов. — Красивый вид, ничего не скажешь… Сделаешь фотографию и повесишь на стенку своей камеры, да? Сафронов усмехнулся. — Ну, не стой столбом. Нам ещё на рынок надо. — На рынок? — недоумевал Ежов. — Да, рынок. Надо купить хлеба, фруктов ещё. Для дома. Пошли. «Разве они не должны искать пропавших?» — Ежов нахмурился, но видя, как чекист удаляется, решил не испытывать судьбу быть потерянным и сразу же кинулся за ним. Магнитогорский рынок был весьма недавним объектом в городе, и Ежов не помнил, что бы он тут находился в последний раз, когда их проводили между полигоном и местом заточения. Народу здесь было предостаточно. Сафронов по пути с тем же природным ехидством по отношению к ситуации объяснял, что, когда с востока страны сюда потекли массы людей, Комитет мобилизовал рабочие бригады расчищать руины города. — Расчистить-то они расчистили, — говорил он, — только смотри, что творится. За всеми им тут не уследить. «Буржуйский дегенератизм», как они это зовут, распространяется дальше чем мы от Горы, и умникам приходится с этим мириться. — Ммм, — реагировал Ежов, попутно наблюдая, как лавочники бойко зазывали потенциальных покупателей. Их крики и общие звуки толпы превращали всё в какофонию, и Сафронова становилось всё тяжелее слушать. — Ты не вбивай в голову. Год-два так будет, а потом они найдут способ и эту шушеру разогнать. Слушаешь? — Да-да. — Вот и хорошо, — Дмитрий вручил Николаю авоську, — будешь в это класть. Хммм, а вот и то, что нам нужно! Ежов посмотрел вперёд и увидел посреди более мелких лавок широкую витрину с выпечкой. За витриной сидела скучающая молоденькая девушка лет восемнадцати. Сафронов сбавил шаг и почти что вальяжно подошёл поближе. — Вы хозяйка магазина? — спросил он с любопытством. — Я торгую тут, да, — безразлично сказала та. — Отлично, тогда можно, пожалуйста, вот тот, — он показал на ржаную буханку на дальней полке. Девушка принялась доставать её, пока Сафронов склонился над витриной. — Откуда вы будете? — А вам это зачем? — девушка с недоверием посмотрела на чекиста. Сафронов опустил глаза на свою форму. — Ох, не смотрите туда. Я просто из интереса. — Из Новосибирска. — Новосибирска? — поднял брови Сафронов. — А вы одна тут? — Нет, мой отец со мной. Это его лавка, — она вручила буханку чекисту. — Что-то ещё или платить будете? — Ещё бы баранок, — он направил палец в другой угол лавки, — килограмм, пожалуйста. Новосибирск — это далеко. Скажите, а почему вы здесь? Девушка немного помолчала. — Анархисты, — ответила она, — несколько месяцев назад они ворвались в город и убили маму. Отец потерял всё и потащил меня на край мира. — Сожалею о вашей утрате, — с сочувствием в голосе сказал Сафронов. — Если бы сожалели, давно бы уже водопровод к нашему дому провели, — едко среагировала девушка, — не надо мне тут в пожалейку играть! — Тише, тише… Мне же ведь действительно обидно за вас. Я видел, что они там творили. «Как?», — подумал Ежов. Неужели чекист умудрился выбраться за пределы Магнитогорска? — Я чувствую вашу боль. — ответил Сафронов ей. Девушка была на грани слёз. — Ну же, простите меня. Не подумал, — чуть постояв, он спросил. — Сколько с меня? — Двенадцать рублей. — Простите, у меня нет таких денег, — когда девушка была готова вновь забрать хлеб, он добавил, — однако у меня есть кое-что другое. Ваш отец заядлый курильщик, да? — Что? Как вы узнали? — удивилась она. — Ежов, — Сафронов повернул голову в его сторону, — ты заметил? — Её рука… — Ежов увидел на ней следы от потушенных сигарет. Девушка закрыла глаза. По её щекам потекли слёзы. — Верно, — Дмитрий с доверительным выражением посмотрел на девушку, — ваш отец вас мучает, не так ли? Плохи дела? Сглатывая слёзы, продавщица быстро закивала. — Хороший портсигар может поднять ему настроение, особенно из Японии, — он достал серебряного вида коробочку. «Откуда она у него?», — задался вопросом Ежов. Его спутник лишь продолжал окутывать себя загадками. — Как ваше имя? — продолжим чекист. — Софья… — Софья, если он продолжит вас бить или кричать, или тушить сигареты об руку, вы должны обратиться ко мне. Моя фамилия — Покровский. У вас есть телефон? Получив отрицательный ответ, Сафронов достал из кармана блокнотик и написал туда свой адрес. Ежов же продолжал стоять с полуоткрытым ртом, наблюдая за душещипательной сценой. — Вот, — он передал ей листок и поднял с витрины ещё одну булку, — будьте здоровы. Пошли, Ежов. Пара пошла от лавки, пока Николай Иванович пытался выбрать самый важный из всей плеяды вопросов, накопившихся за весь диалог Сафронова с продавщицей. С уст сорвался лишь один: — Вы… отличаетесь от остальных. Почему вы говорили с этой девушкой? — Для тебя, наверное, шок видеть людей, чей круг интересов не ограничивается желанием выбить зубы или впасть в белую горячку, — увидев прежнее недоумение элки, Сафронов захохотал. — Ну-ну, нужно же человеку на старости лет с кем-то общаться. Это заставляет меня вспоминать о молодости… Он меланхолично хмыкнул. — Не бери в голову. Ещё фрукты купить, а потом дома я познакомлю тебя с другим моим другом. Сафронов похлопал Ежова по плечу, и они вновь двинулись дальше по рынку. Когда пара добралась до дома Сафронова, уже начинало темнеть. Они исходили весь рынок, и Ежов страшно устал, особенно, когда выяснилось, что фрукты были не единственным, что нужно было купить. Было сложно сфокусироваться и вспомнить, что они вроде бы как на задании. Дмитрия Сафронова (Покровского?), похоже, это мало волновало, но Ежов чувствовал нарастающее раздражение. «Может быть, мы займёмся делом ночью, когда никто не видит», — успокаивал он себя. Это звучало достаточно логично, и поэтому элка не задавала вопросов под руку чекиста. Обычный кирпичный дом, обычный грязный подъезд. Тут даже электричество было: роскошь для здешних краёв. Когда они поднялись на второй этаж, Сафронов трижды постучал в дверь. За ней послышались тихие шаги, и скоро её открыла низкая (на уровне глаз Ежова) женщина лет сорока, однако в своей шали и морщинах выглядящей на все шестьдесят. Сначала, увидев элку, она зрительно удивилась, но, когда на пороге появился Сафронов, сразу же смягчила выражение, сделав его «нормальным», но недостаточно, чтобы Ежов поверил в его правдивость. Женщина безмолвно сделала три шага назад, пропустив Сафронова и Ежова внутрь (последний запер дверь). Чекист не поприветствовал её, лишь сказал: — Возьми у него продукты и сделай бульон, — женщина кротко покланялась и сделала, что ей сказали, приняв авоську и мешок у Ежова. Когда она ушла за угол, Сафронов сказал. — Это не тот человек, которого я хотел тебе представить. Стаскивай свои обмотки, пойдём на кухню. — Кто она? — с любопытством спросил Ежов. Дмитрий удивился его интересу, но ответил: — Полина Сафронова, моя жена. Войдя на узкую кухню, Ежов обратил внимание на мужчину за столом. Мужчина был коренастым стариком в коричневом пиджачке, брюках и клетчатой рубашке. В его седых волосах была видна небольшая проплешина, а прикус немного сместился влево. — А вот и тот, с кем я хотел тебя познакомить, — сказал Сафронов дружелюбно. — Это Михаил Долотов. Миша, это Николай Ежов, протеже дорогого Профессора. Ежов хотел было поправить, но решил просто протянуть руку привставшему человеку. Он быстро улыбнулся, но за это мгновение было видно, как коряво выглядит улыбка на его лице. Ежов слегка вздрогнул (хорошо, что никто не заметил). — Очень приятно познакомиться, — сказал Долотов, пожав руку. — Взаимно, — Ежов сел за стол. — Быстро ты сегодня вернулся, а Дим? — обратился Михаил к Сафронову. «Это ещё и быстро?!» — чуть ли не кричал от недоумения про себя Ежов — Что, сегодня мало знакомств? — продолжил Долотов — Грустно это признавать, но да, — сказал облегчённо Сафронов и усмехнулся. — Была там одна красивая голубка, хлеб продавала. Простодушка и тело хорошее, дочка кого-то из новосибирских, Софьей зовут. Ежов с опаской посмотрел на жену Сафронова, всё ещё режущую морковь, но, похоже, слова её мужа никак не покоробили женщину. — Софьей? — спросил Долотов. — Да, мне бы хотелось узнать её фамилию. И отца. Ты по городу ходил, может вспомнишь? — Ух, не знаю я. Новосибирцев тут немного, но из тех, кто есть, не помню кого-нибудь, зовущихся Софьей. Полина Сафронова уже дала знать, что бульон готов и начала разливать из кастрюли в тарелки. Сафронов сразу же её поправил: — Нет-нет, мне не надо, только Ежову, — она положила суп прямо перед элкой и вручила деревянную ложку. Николай Иванович месяцами не ел ничего подобного, поэтому, когда аромат дошёл до его ноздрей, он буквально набросился на тарелку. К счастью, Сафронова не интересовали его манеры, он обращался к уходящей с кухни жене. — И ещё принеси сюда домино. Долотов усмехнулся, когда Полина принесла коробочку. Похоже, это был их стандартный ритуал. Разделив костяшки между собой и Михаилом, Сафронов продолжил разговор: — Её отец занимается продажей выпечки, причём хлеб делает сам, я видел печку и ручную мельницу. Мне интересно, откуда он покупает зерно. Это точно не кто-то из колхозов… — Да, колхозники обычно сами делают хлеб и везут в город, — согласился соперник по игре, — думаешь на кулака? — Кто-то из единоличников точно. Они новенькие. Хочу всё о них знать. Подсобишь? — Найду время, — Долотов удивился. — А где же мать? Она же должна по хозяйству хлопотать. — Анархисты убили. — Аааа, — издал многозначительный звук собеседник, — похоже это весьма распространённое явление там в Сибири. Я видел двух мальчишек, которые… Суп закончился. Минуты сидения на месте, пока два собеседника неторопливо продолжали играть в домино, превращались в часы. Ежов невольно поглядывал на безнадёжно поломанные напольные часы, и его беспокойство продолжало расти. «Мы теряем время». — Ежов, — обратился к нему Сафронов — вот видишь, какой у меня человечек в помощниках стоит! Всё видит, всё слышит… — Что мы здесь делаем? — неловко спросила его элка. — О чём это ты? — почти что театрально удивился чекист. — Уже вечер. Нам нужно найти пропавших, Чернов ждёт от нас результаты, а вы тут в домино играете! Ежов сам не заметил как перешёл на крик, и лишь поднятые брови двух сидевших напротив заставили его захлопнуть рот. — Мы займёмся этим завтра, — спокойным тоном сказал чекист — успокойся, расслабься и принеси нам конфеты. Они на полке в спальне. Ежов хотел было возразить, но ноги сами невольно повели его с кухни. Два игрока исчезли из его вида, и, посмотрев на вешалку и входную дверь, Ежов задумался. «Нет, я не могу оставить это просто так». Он понимал, что если Сафронов его поймает, то ему сильно достанется, но наказание Чернова казалось страшнее вдвойне. Прислушавшись к шуму на кухне и поняв, что Сафронов ничего не ожидает, Ежов тихо натянул на себя портянки, стащил с гвоздя большой хозяйский тулуп и распахнул дверь в подъезд. Вечер был тёмным, и Ежов сразу пожалел, что не взял с собой фонарь или нечто подобное. Сначала он бежал со всех ног, постоянно оглядываясь назад и ожидая преследования. Когда он, наконец, осознал, что ушёл достаточно далеко, он вышел на достаточно освящённую улицу, чтобы понять, что делать. Возможно, Ежову, действительно не стоило бежать, особенно когда вдарил такой холод, что даже толстый тулуп не мог защитить его от ветра. Улица, на удивление была пустой. Немногочисленный свет домов были звёздочками на всём кромешном мраке вдали от фонарей. Ежов, вероятно бы, заблудился, если бы не явный ориентир в виде Магнитки, чьи огоньки заметно выделяли её на фоне чёрного неба. «Куда же могли подеваться элки?» — Ежов сел у столба и задумался. На руках у него не было ничего. Оставалось лишь догадываться и думать так, как могла думать такая элка, как он. «Либо спрятаться под носом, либо бежать как можно дальше», — понял Ежов и вновь осмотрелся. «Дальше» у него проверить не получится — это слишком далеко и непонятно где, а вот «под носом»… подножья Горы!» — догадавшийся Ежов собрался с духом и быстрым шагом побрёл туда. Со временем глаза начали привыкать к темноте, и Николай Иванович начал узнавать своё окружение. Гора не сразу примыкала к Магнитогорску — между ней и городом находился заброшенный и во многом огороженный район угледобычи (как рассказывал Ежову профессор Чернов ещё с бухаринских времён). Слегка опасаясь прохода туда без оружия, Ежов еле-еле сумел вырвать из руин одного из домов арматуру и крепко взялся за неё правой рукой. Район не был единым, скорее разделённым на секции, вход в которые проходил через разные ворота и калитки кирпичной стены. Многие из них были заперты, но тут неожиданно Ежову пришлась его арматура, которой он успешно ломал заржавевшие замки, чтобы проникнуть внутрь. В большинстве этих секций ничего не было — одни только груды мусора, битой посуды и металлолома. Пройдя пять таких отрезков вдоль стены и попав на аллею, идущую вниз к реке, Ежов почти что отчаялся. Их тут явно не было. Здесь никого не было. Подойдя к очередной калитке элка потянула её на себя. Не поддается. Однако приготовившись ломать арматурой замок, Ежов заметил, что его не было. Вместо этого там была сваренная щеколда. Ежов бы не обратил на это особое внимание, если бы сварка не была настолько свежей — на металле не было следов ржавчины. — Что за… — сказал себе Ежов, прежде чем услышать звон под ногой. Он опустился на колено и пальцами нашёл под своей подошвой предмет. Это была… гильза. Револьверная гильза, а рядом с ней на брусчатке капельки крови. «Что здесь произошло?», — подумал Ежов, взглянув за калитку. Там было пусто, лишь тот же след крови протянувшийся ещё на метр. — Эй, — окликнули его сзади, и Ежов почувствовал свет фонаря на своей спине. Попытавшись подняться, он услышал крик — Стой на месте! Ежов в ужасе замер. Горячий пот заструился по его шее, а лицо онемело. Всё, его поймали и теперь Чернов или кто-нибудь ещё спустят с него шкуру. Чекист с фонарём дал новую команду: — Руки вверх! — Ежов сделал как в велено — Повернись! Элка неохотно встретила лицом фонарный луч, и его глаза зажмурились. Хорошо было только то, что он отложил арматуру и патрульный не разглядел в нем угрозу. Он опустил фонарь и сказал: — Что это ты здесь делаешь в столь поздний час? Ты не слыхал про комендантский час? — Я… я недавно в городе, — солгал Ежов — не знаю вашего устава. — Ммм, а откуда родом? — скептически спросил патрульный — у вас таких порядков нет? — Из Новосибирска, — ответил Ежов спешно первым, что ему в голову пришло — анархисты окаянные прогнали. Он мог видеть лицо патрульного. Прежнее недоверие слегка смягчилось, и в душе Ежова появилась слабая надежда, что его просто прогонят, но тут она вновь была стёрта в порошок. — Предъяви документы, — с некой долей злорадства сказал патрульный — так я тебе и поверю. Ежов окончательно потерялся в мыслях. Ноги невольно ступили назад. — Я не давал тебе команды шевелить ногами! — крикнул чекист и потянулся к кобуре — Где документы, сука?! — Что это тут у вас происходит? — услышал Ежов знакомый голос позади патрульного. «Ещё и он! Теперь мне точно крышка», подумал Ежов, увидя слегка запыхавшего Сафронова — Отвечайте рядовой! — Поймал злоумышленника, товарищ лейтенант! — резко выпрямился и побледнел в повиновении патрульный, не отпустив руки с кобуры — Нарушает комендантский час и не предъявляет бумаги! — Как грубо с его стороны, — с некой долей сарказма и усмешки сказал Сафронов. «Точно ведь выпотрошит» — Хорошая работа! — Я хотел арестовать его и провести в изоляци… — Вы хорошо справились, рядовой, — похвалил его Сафронов — но теперь он под моим надзором. Идите обратно, доложите командиру и отдохните! Ваша работа закончена. — Но товарищ… — Я настаиваю, вы заслужили. Патрульный окончательно расслабился, его руки соскочили с кобуры, а лицо расплылось в улыбке. Он уже отвернулся, чтобы пойти прочь, но неожиданно из кармана Сафронова выпала монета, покатившаяся поперёк улицы. Рядовой это заметил, и Дмитрий сказал: — Я ужасно неловок. Вы не могли бы мне… — Конечно! — услужливо произнёс рядовой, севший на колени, чтобы найти пропавшую монетку. Сафронов вальяжно подошёл к нему со спины. В его руках блеснуло что-то вытянутое и серебристое. — Ищите тщательней, она мне очень дорога! С этими словами он молнией перекинул удавку через шею патрульного, с огромной силой и рвением потянув её на себя, упёршись коленом в его спину. Не ожидавший такой подставы патрульный с отчаянием ухватился за нить, пытаясь сорвать её с горла, а его лицо приняло мучительную и искривлённую от боли гримасу. Сапоги пытались упереться в пол, чтобы встать, но предательская брусчатка скользила под ногами. Сначала он издавал шипящие, а затем и булькающие звука, пока, перекрутивший удавку, Сафронов не заставил его навеки умолкнуть. Эта жестокая сцена оставила Ежова в состоянии шока. Сафронов, выпустив тело патрульного словно мусор, как ни в чём не бывало, посмотрел на Ежова своими совиными глазами. Николай Иванович хотел бежать наутёк, но тело отказывалось шевелиться. Сафронов тем временем надломил бровь в удивлении сказав: — Чего ты смотришь? Помоги мне, — он кивнул в сторону тела. Как ни странно, это заставило Ежова действовать. Вопреки всем законам логики он поднялся на ноги побрёл к телу только что убитого, взяв его за передние руки. Вдвоём они оттащили его с аллеи, укрыв в тёмном переулке. Сафронов затушил фонарь, и Ежов в темноте посмотрел на его невозмутимое лицо, даже не потревоженное тем, что произошло пару минут назад. У Ежова в страхе с языка сорвался один вопрос: — Вы ведь меня убьёте? — Почему я должен это делать? — спросил тот в недоумении. — Ну я бежал из дома, не послушал ваших советов, привлёк его внимание… — А что с этим не так? Этот вопрос окончательно запутал Ежова. — То есть вы не против того, что я брожу непонятно где без вашего ведо… — Я ожидал от тебя именно такой реакции, — усмехнулся Сафронов — хорошо ли это зависит от того, нашел ли ты что-то. — Всмысле? Сафронов посмотрел на Ежова со всей серьёзностью и небольшим раздражением. — Я не пошёл на это задание, чтобы быть твоей нянькой Ежов. Профессор приказал ТЕБЕ, чтобы ТЫ нашёл этих «элок» или как он зовёт тех смертников, что решили уйти из Магнитогорска. Я вообще не должен их искать! Я всего лишь помогаю тебе с… вещами, — он кивнул в сторону тела — пустил я тебя шататься по улицам, потому что мне хотелось посмотреть, надолго ли тебя хватит, прежде чем ты со слезами попросишься назад ко мне в квартиру. Труп… с трупом разберусь, этот пропадёт из памяти быстрее прочих. Услужливый идиот… — Простите меня, — всхлипывая, сказал Ежов. — Нашел ли ты что-нибудь? Услышав это, Ежов радостно достал гильзу из кармана. — Я нашёл это у той калитки, там ещё и кровь есть! — Ну показывай тогда. Чернову, вероятно, будет интересно посмотреть… — Сафронов отряхнув руки после перетаскивания почесал затылок — и как же ты это во тьме тьмущей-то достал?