Приключения Ореста Андреевича Беккера

Maman часто говорила, что нужно быть человеком таким, коему подобает показывать пример и представлять свой род в обществе, ибо по-другому человеку не быть. Какой факт так не оправдывает существование человека, как не его влияние на общество? Орест Андреевич Беккер родился 23 мая 1850 года в старой доброй Москве-матушке, которая давно изжила из себя статус центра всей мощи и силы России. Его отец, Андрей Карлович Беккер, всю жизнь прослужил «во славу Родины» и хотел посвятить своего сына в те же рамки жизни, в которых состоял и он сам, однако погиб, когда Оресту было ещё 3 года, во время Крымской войны в 1853 году. Мать Ореста, естественно, должна была подчиняться мужу и подписываться под каждым его словом, однако когда тот умер, Анна Леопольдовна пожелала повернуть жизнь своего любимого и единственного сына в другую колею. Тогда, maman вместе со своей сестрой Ниной Леопольдовной, известной в светских петербургских кругах как статс-дама при дворе императрицы Марии Александровны, стали воспитывать мальчика. Одна — удаленно, не имея возможности приехать в Москву из-за своей высокой должности, другая — выпрашивая от первой деньги на поступление Ореста в военную гимназию и получения должного образования, чтобы мальчик рос таким, как подобает потомку дворянского древнего рода Беккеров, давно уже обедневшего и потерявшего свой влиятельный статус ещё при Екатерине ll. На семнадцатилетние Ореста, мать отправила его в Петербург, на попечение сестры, а сама уехала в Висбаден, поправлять здоровье, но при этом поддерживая переписку как с сестрой, так и с сыном. Нина Леопольдовна, как женщина жутко любящая своего племянника, приняла решение не оставлять его без присмотра, бросив на произвол судьбы, а наоборот — определить в Пажеский корпус. Видите ли, семнадцать лет — значит самое время и иметь некое представление о себе. В Пажеском корпусе было все строго — носить должный мундир, вставать и ложиться в специально на это отведенное время, все как положено. Но вся отрасль связанная с войной не понравилась Оресту, однако друзья и сам он признали, что мундир ему очень даже к лицу. После трёх лет службы, Орест или Орех, как его любили называть друзья и знакомые по службе, покинул Пажеский корпус. Выйдя за ворота Воронцовского дворца, Орест успел преобразиться в самого что ни на есть молодого красавца, пылающего огнем юности и красоты. Например, был случай, когда в один из вечеров после выпуска Нина Леопольдовна взяла с собой племянника в салон к Екатерине Иоанновне. Войдя в помещение в мундире камер-пажа, при блеске черных, как смоль, кудрявых волос, Орест не мог понять, от чего все светские девушки попадали в обморок как карточный домик. Потом пришлось по такому случаю у каждой выпрашивать прощения за данный неприятный случай, но все не считали это проблемой, а даже наоборот были рады, что такой красивый юноша уделяет им внимание и оказывает такую незначительную, но все же какую-то помощь. Такой случай был видным знаком того, что Орест не признавал своей идеальной красоты, а только следил за тем, чтобы всем угодить и стараться держать себя, чтобы не ударить в грязь лицом своего известного папашу. Не зря знаменитая тетка и усердные силы матери смогли сказаться на характере и уровне воспитанности красавца-Ореха. Петербург показался для юноши некой белибердой, смесью всего, что только есть: русское, немецкое, китайское. Орест не мог понять, как люди могут жить здесь, даже не смотря на то, что Петербург является местом, от которого зависит все и вся. Эти вывески «МѣХА» и тому подобное, которые весят где попало и где только можно их пригвоздить. Эти вывески так и ребят в глазах, заставляя невольно поморщиться, но не смотря на некоторые маленькие минусы, которые мы указали несколько выше, столица показалась Оресту довольно интересным городом, к вечной жизни которого можно привыкнуть без особого труда. После окончания службы в Пажеском корпусе, Нина Леопольдовна поняла, что ее племяннику надо где-нибудь жить, да и какой-либо должностью обзавестись, а потому и решила для начала поселить Ореста недалеко от Зимнего Дворца — в доходном доме своей давней подруги — Н. П. Жребцовой, что находится одной стороной на Дворцовой набережной, а другой — на Миллионной улице. Кроме того, Нина Леопольдовна обязалась оплачивать племянничку это жилье, которое стоило довольно приличных денег — около девятнадцати рублей и девяносто две копейки. Квартира Ореста находилась на третьем, самом верхнем этаже, занимающая десять окон с видом на Неву по правую сторону этого доходного дома, выкрашенного в небесно-голубой цвет. Квартира, в целом, отличалась не только своим богатым расположением, но и размером — всего пять комнат в число которых выходила гостиная, дубовый кабинет, уютно обставленная опочивальня, небольшая белоснежная столовая с лепниной на потолке, ну и другими удобствами, не менее нужными для человека, проживающего в довольно элитном доходном доме. Орест, конечно, не был тем человеком, который любит наживаться на чужих деньгах, однако такая щедрая помощь от тетки пришлась ему по душе и вкусу, что уж греха-то таить? Жить в бывшем особняке с видами на Неву, имея какие-никакие связи с петербургской интеллигенцией, в круги которой он постепенно имел честь вливаться всякий разя когда тетка пожелает взять его с собой и знакомить с разными князьями, фрейлинами и графинями. Разве это не роскошь в такие-то ранние года? Каждый день Орест поддерживал связь с maman, уже давно прошедшей курс лечения в Висбадене, где она «сняла всю грязь второй столицы через горячие термальные источники», но теперь снова приехавшей домой, в старую матушку-Москву. Сын писал ей восторженные письма о том, насколько блестят люди из его недавно возникшего окружения, описывал, как добра и щедра на подарки тетя, Нина Леопольдовна и часто упрашивал мать в письмах приезжать в Петербург, чтобы погостить и заодно посмотреть на его новое, красивое жилище с неплохими видами как на Неву, так и на Петропавловскую крепость. Однако мать пожелала наоборот — чтобы сын наконец приехал в Москву после долгой разлуки, посмотреть, как повлияла на него служба в Пажеском корпусе, после окончания которого ему выплачивали по 44 рубля в год, да и в целом расспросить о многих подробностях и новостях — о чем говорят в Петербурге, что обсуждают и какие преобразования появились за все эти четыре года.

***

И так жил Орест Андреевич, пока его каким-то макаром в 75-м году не занесло в Министерство Внутренних Дел Российской Империи. Как он там оказался? Только одному богу известно. Сам того не понимая, Орест был принят на работу клерком в Департамент Полиции, притом познакомившись с начальником 3-го делопроизводства — Дорофеем Григорьевичем Ливенвольде. В целом, у Ореста сложилось достаточно приятное впечатление об этом человеке — на работе строг, местами даже суров, а после нее, в нечастое время отдыха — приветлив и приятен в разговоре. Единственное, что смешило Ореста в Ливенвольде — так это его пышные усы, которые были больше, чем его не менее пухлое лицо. Из-за этих усов в его характере появилась черта некоего снобизма и чрезмерной аккуратности, которые довели его до того, что пришлось купить специальную чашку для мужчин, имеющих усы. Спустя два месяца тесной работы с Беккером, Дорофей Григорьевич стал проявлять к нему достаточно теплые, несколько дружеские отношения — по пятницам звал со своей женой, Елизаветой Николаевной, в свою квартиру на ужин, где жил на 9-й линии Васильевского острова. Время от времени приглашал в относительно недавно построенную Мариинку, посмотреть на «кокеток-актрис» при наблюдении за игрой которых он с долей удовлетворения булькал себе что-то под нос. График Ореста Андреича, как его называл Ливенвольде, был настолько плотен, но очень интересен, что на свое съёмное жилье он приходил как на ночевку — уж такое сложилось у него мнение, ибо топь Департамента буквально засосала молодого клерка в свою бурлящую, кипящую работу, не давая на то шанса увидеться с Ниной Леопольдовной — приходилось звать ее с собой, если выпадет такая возможность в очередной раз посетить какой-нибудь спектакль в Мариинке. Впрочем, Нина Леопольдовна понимала новую жизнь племянника и одобряла, что он наконец нашел себе подходящие по душе место, но от оплаты жилья не отказалась до поры до времени. Теперь, мундир камер-пажа для Ореста показался чем-то чуждым, прошлым и изжившим из себя одеянием. С начала своей работы в Департаменте он стал носить нечего более простое — пальто или сюртук с коричневым жилетом и белой (в редких случаях — бежевой) рубашкой с коротким воротничком и черным галстуком-бабочкой. В этой повседневной одежде Орест стал выглядеть несколько сдержаннее, элегантнее и удобнее, без особых «покушений» на моду. Кроме того, Орест старался сделать себе прическу с раздвоенной челкой, коя была в то время в моде, однако его густые и кудрявые волосы упрямились силе парикмахерского ремесла и поэтому он оставил все как есть, а посему был довольно схож с князем Василием Васильевичем Долгоруким в молодости, так что иметь под рукой расчёску не было необходимости. Проснулся, посмотрел в зеркало, думаешь: «ба! Какая прическа-то! Целое гнездо для голубей!»