Приключения Ореста Андреевича Беккера

—Да-а, ты прав, Анатоль. Анисовой сегодня испить не получится! — сказал пристав, встретив вошедших двоих в морг. — Заждались мы вас, что так долго, голубчики? —Отдавал распоряжения городовому. В целом, у меня есть предположения и гипотезы, с пустыми руками не воротился к вам, Дорофей Григорьевич. —Для начала уже неплохо. Ну-с, что же. Пухвельс, черт бы его побрал, заболел как назло. Депешу некому состряпать для обер-полицмейстера. Я взял в свои руки оповещение градоначальника и нашего, Александра Францевича. Конечно, Федор Федорович позаботился о нас и лично телефонировал мне около тридцати минут назад, пожаловав, так сказать, с барского плеча, Карла Ивановича Девонси. —Весьма любопытно. Справились, как здоровье нашего главы lll Отделения? — не без улыбки пошутил Анатоль. Ливенвольде покривил лицо, махнув рукой: —Ради бога, Анатоль. Избавь меня от этих твоих шуточек! Ты лучше вот что скажи, каковы результаты осмотра места преступления? —Что ж, 1) жертва погибла из-за насильственной смерти, 2) в организации убийства участвовали более трёх человек, 3) на трупе были обнаружены позолоченные пуговицы — следовательно, этот человек некогда был из высокопоставленных лиц. На этом все, что я могу вам доложить. —Этот ваш...Девонси...уже успел провести обследование? — спросил Орест, дабы не показаться в стороне. —Как раз вас двоих, Гогу и Магогу, встретил по такому поводу, так что следуйте за мной. Орест снова побледнел. И кто его за язык тянул? Молчал бы себе. А сейчас что? Уже голову воротит от одного представления, как врач-патологоанатом успел распороть и без того обезображенное тело убитого. Не удивительно, если он и на небесах рвет волосы, наблюдая за происходящим здесь, в этом холодном морге. Орест поспешил достать платок городового и снова приложить к носу, ибо глаза его будут наблюдать за немыслимым. И тут юноша вспомнил наказ матери, сделанный ею очень давно — в любой непонятной ситуации читать «отче наш». Вот по дороге этим и занялся бормоча молитву, делая что угодно, лишь бы не отвлечь себя от предстоящего. Ливенвольде открыл белые потрескавшиеся от времени двери. —Карл Иваныч, прошу знакомиться — Анатоль Шпенглер, гордость сыска! И Орест Беккер — титулярный советник, любящий свое дело, — представил их Дорофей Григорьевич кое-где седому мужчине, который склонился над трупом. Седовласый выпрямился, показав вошедшим свою горделивую осанку, которая поддерживала в нем некую живость, энергию и ясность ума, делая общий вид Карла Ивановича приятным на глаз и довольно полным сил, не смотря на некоторые морщины и седину. Вена на его сократовском лбу мигом исчезла, а волнистые морщины разгладились. Старичок небрежно нацепил пенсне и снял окровавленные перчатки, дабы не запачкать вошедших и пожать им руки. Орест, как только увидел море крови на руках врача, втянул шею в плечи и, закатив глаза, стал падать в обморок. —Орест, ты куда? — взволновался Ливенвольде, успев подхватить юношу за локоть. Анатоль тоже в сторонке не стоял, успел так же поддержать своего коллегу. —Mon Dieu, Oreste! — досадно произнес Шпенглер, шлепая его по щекам, чтобы тот оклемался. Еле пришел в себя. Подняли, для профилактики шлёпнули по лицу ещё пару раз. —Живой? — улыбнулся Девонси, потирая руки. Юноша кивнул, избавившись от рук начальника и коллеги. Немного погодя, вернулись у делу. —Вот черти! И как его угораздило такою смертию преставиться? —Что вы можете сказать по этому поводу? — спросил Орест, стараясь не смотреть на труп, а немного поверх него, на Карла Ивановича. —Ну, тот факт, что умерший был хорошенько избит это и псу вшивому ясно. По пуговица могу только рассудить, что это был major-général . У меня знакомый имеет подобный военный чин, поэтому данное рассуждение мое неопровержимо. Смерть, исходя из трупных пятен на боках и спине, наступила между двумя и тремя часами ночи, ибо за семь часов после наступления смерти уже происходит затвердевание мышц и костей. Больше ничего не могу вам сказать, господа, — доложил Девонси, разведя руки. —Эх, такая ниточка пропадает! — расстроился Ливенвольде, поглаживая свои пышные усы. —Об этом не беспокойтесь, Орест уже все записал, да ещё и стоит учесть то, что люди после публикации «Ведомостей градоначальства», не будут стоять в сторонке. В участок обязательно кто-нибудь явится из родственников убитого, — сказал Анатоль. Титулярный советник оторвал листочек из книжицы и подал приставу. Тот внимательно прошелся глазами по написанному и, сложив его, поблагодарил за работу. —Депешу составите? —Конечно. —Который час, не подскажите? — спросил Анатоль у врача. Тот растерянно пошарил в карманах, а потом, достав из малинового жилета позолоченные часы на цепочке, ответил Шпенглеру: —Без пяти минут два. —Ох ты ж батюшки! Небось «Ведомости» как раз вышли? — взволновался Дорофей Григорьевич. — Благодарю вас, Карл Иваныч, за оказанную нам помощь. Тот лишь махнул рукой: —Да что там...полно. Пристав, Анатоль и Орест были вынуждены покинуть здание морга на Шпалерной улице и, поймав извозчика, добраться до сыскной части. * * * —Вы кто такая? — растерянно спросил Ливенвольде, прикуривая индийскую сигару. —Прошу прощения, забыла представиться, — заплаканная барышня, только что вошедшая в кабинет Дорофея Григорьевича, постаралась найти в себе силы для дальнейшего разговора. — Я Анастасия Константиновна Нарывкина. Двумя часами ранее через знакомую мне попала на руки газета об зверском убийстве моего отца в Летнем саду. В объявлении говорилось, чтобы родственники убитого явились к приставу Д. Г. Ливенвольде, это же вы? —Да, да, он самый. Итак?... —Что вам от меня требуется? — спросила барышня. — Я готова рассказать вам все, о чем только могу знать. —Для начала успокойтесь, — улыбнулся Дорофей Григорьевич. — Чайку пригубить не желаете? —Да какого там чайку, когда я вся вымотана бессонными ночами?! —Бессоными ночами? Барышня кивнула: —Своего батюшку я не видела с третьего дня. Он ушел и так и не вернулся. —А вот тут поподробней, прошу вас. Только подождите une seconde , — пристав поднялся, потушив не докуренную сигару, положил ее на край пепельницы. Подошёл к телефонному аппарату и покрутил рычаг. — Алло, барышня? Свяжите меня с действительным статским советником Шпенглером, — настала минута молчания, после которой на той стороне адресат взял трубку. — Анатоль, étape rapide ко мне в участок и Ореста не забудь с собой взять. Да, это важно! А ты что думал, я просто так тебе трезвоню что ли? Жду. Пристав повесил трубку на рычаг, вернулся на свое место: —Простите ещё раз, голубушка. Продолжайте, я вас слушаю. Барышня вытерла слезы шелковым платочком, глубоко и прерывисто вздохнув: —Я не видела père с третьего дня, — повторила она ещё раз. — Он ушел и так и не вернулся. Обычно, он уходил, а на утро возвращался, но здесь же настал исключительный момент, который взволновал меня и мать с двумя братьями не менее прежнего. А оказалось, что он был зверски убит в Летнем саду... Барышня снова не смогла сдержать слез. —Ну, ну, тише вам, голубушка. Весь кабинет мне зальете. Стало быть, в «Ведомостях» объявлено было? —Да, именно так. Я не знаю, что должно было случиться, чтобы его убили. Прошу вас, Дорофей Григорьевич, помогите нашей семье...это такая утрата. Тем более учитывая то, что мой отец был генерал-майором, а без кормильца наша семья пропала, учитывая то, что меня высмеют. —Почему вы так считаете? —Потому что мой отец знаменит не только своей добродетелью, но и азартными играми любил пренебречь. Все могут подумать, что от того он и умер, а я буду оклевечена как дочь известного на весь Петербург прохиндея-любителя кутежей! —Ах, вот оно что... — Дорофей Григорьевич немного помолчал, почмокав губами. — Стало быть, вы говорите, братья у вас имеются? —Да-да. Старший и младший. Старший, Даниил, недавно женился, да и за границу уехал, а младший студент, Иван... В кабинет неожиданно ворвались двое. Орест весь раскраснелся — то ли от холода, то ли от алкоголя. Анатоль же, с расстегнутым воротничком и следом губной помады на щеке. Как только Ливенвольде увидел их, все лицо его покрылось пунцовой краской. Казалось, будто сейчас из его ушей повалится дым, с из носа послышится свист чайника. Двое очень заинтересованно смотрели на пристава, когда с его стороны к разглядыванию вошедших присоединился не только он, но и заплаканная барышня. —Анатоль, у тебя след на щеке, — прошептал Орест, рассматривая след от дамского поцелуя на прощанье. — Как думаешь, он нас убьет? —Нет, четвертует. —А-а, протянул Орет, опираясь на спину своего коллеги. Ливенвольде встал, поправив сложившийся на боках сюртук, склонил голову и наигранно-миловидно улыбнулся девице в знак очередного извинения, с после подошёл к двоим. Открыв дверь, он протолкнул их в коридор и прежде чем выйти, он обернулся к сидящей. —Пардон, мне нужно поговорить с коллегами, это займет всего лишь пару секунд. Девица поспешно встала, захватив свой ридикюль: —Нет, позвольте мне уйти, Дорофей Григорьевич. Мне нужно выполнить ещё кое-какие дела, но прежде напишу вам адрес своей квартиры. Девушка начиркала пару строк и ушла. Приставу пришлось постараться закинуть двоих обратно в кабинет, взяв их за шивороты. —Вы что творите, ироды? — вскричал пристав на подчинённых, которые расселись на кушетке и краю стола. — С каких это, извольте узнать, пор, агенты lll Отделения могут запросто намяукаться до посинения во время исполнения обязанностей?! Решили меня заживо закопать при начальстве и государе?! Далее последовала нецензурная брань бедного пристава, который раскраснелся так, что его можно было сравнить с налитым яблоком. —Почему вы так кричите, Дорофей Григ...Григор...Гривгорьевич? — спросил Орест, деловито сложив руки. — Совершенно напрасно, потому что я... —Мы, — поправил Анатоль, многозначительно подняв указательный палец вверх. —Да, мы...отсутствовали как раз по делу. —И по какому же, интересно, делу, вы изволили откланяться средь бела дня? Я вроде как вам никаких распоряжений не отдавал. Признавайтесь, сию же минуту!!! К кому ездили? — сложил руки в боки Дорофей Григорьевич. — Хотя нет, дайте отгадаю. К Леновской? —Нет, — улыбчиво промурчал Анатоль, смотря в потолок. — Тем более она моя возлюбленная. —Да у тебя возлюбленных сколько капель в Неве! К Петрицкой? —Даже носа у порога ее квартиры не казали. —А ну-ка постойте-ка, — Ливенвольде подошёл к Анатолю, взяв его за и без того помятый воротник и потянув к себе. — Угу, французские духи «La Perle», вишнёвая губная помада, алкоголь...ага! Rīgas Melnais Balzams Вольшмидта! Вы что, вошь бессовестная, у актрисы Васильевой почивали, а?! —В точку, — небрежно кивнул Орест, затем тряхнув волосами. — Своими способностями вы меня порой удивляете, Дорофей Григорьевич. Пристав, отпустив Анатоля, вгляделся в Ореста, прищурив глаза и даже как бы в растерянности достал из кармана пенсне, приближая их то к глазам, то от них. —А с каких это пор ты стал картавить? Да и волосы у тебя...почему они светлые? —Светлые? Где? А ведь и вправду, дикция Ореста наглядно изменилась, как и его внешность: он мягко картавил всякий раз когда произносил слово, имеющий в себе «р», а его волосы до поры до времени были черные, как ночь, но сейчас они превратились в холодно-бежевый цвет. Что случилось? Дорофей Григорьевич никак не мог приложить ума, чтобы за всю свою жизнь решить столь трудную задачу, касающуюся значительных перемен в Оресте. —Слава богу, что хоть Анатоль не изменился, — вздохнул пристав, снисходительно взглянув на него. —Кстати, да. Орест, какого черта? —Да я сам не знаю, — развел руками тот. —Пёс с ними, с волосами! Главное что жив и здоров! —О-о, да-а, это конечно, это запросто! Только вот жаль, что нажрался, как свинья на Сенной! А вы знаете, что происходят с такими любителями кутежей? Их убивают, как собаку, в Летнем саду, после чего, нам, людям правосудия, приходится с ними ещё возиться! А, вот, наглядный пример! — Ливенвольде отхлебнул чаю и стукнул пальцами по папке с недавно начатым делом. — Только что ко мне приходила одна интересная барышня и сказала, что отец ее, тот самый от непрезентабельного вида которого ты, Орест, чуть коньки не отбросил, был зверски убит из-за долгов в азартных играх в Летнем саду!!! —Боже мой, какие страсти! Я даже протрезвел! — всплеснул руками Орест, а Анатоль молчаливо ему кивнул в знак подтверждения. —И правильно делаешь! Тебе должность дана, чтобы ею не козырять перед каждым встречным-поперечным, а показывать своим коллегам и другим, на что ты способен! Анатоль достал из кармана модного клетчатого сюртука золотой портсигар и, прикурив от свечки на рабочем столе пристава, принял серьезный вид: —То есть, вы считаете, что убитый был до смерти избит из-за долгов? Ну, конечно, как же я раньше не догадался! —А потому что вы, подлецы и бездельники, предпочли себя видеть в обществе всяких певичек да актрис! —Согласны, признаем свою вину, однако мы только ввели вас в заблуждение, Дорофей Григорьевич, — теперь голос Ореста был отчётливым, точным, но дикция осталась прежняя. Он встал, поправил сюртук и горделиво поднял подбородок. На лице его промелькнула улыбка, которую он пытался сдержать, дабы себя не выдать. — Мы не ездили к актрисам и не напивались, а... —Да не тяни ты, Рестик. Короче, Дорофей Григорьевич, ваш подчинённый становится взрослым, — продолжил мысль Анатоль, перебив Ореста и обратившись к приставу. —В каком смысле? Старик совсем растерялся, не понимая, что происходит. —Пас-с-ся Ореста, всеми известная петербургская красавица Евгения Христофоровна Мандельбаум, фрейлина при дворе Марии Александровны, приняла предложение выйти за него замуж, — наконец ответил Анатоль, затушив папироску. Юноша молчаливо кивнул. В этот же миг, Дорофей Григорьевич раскинул руки для крепких объятий. В его глазах замелькали искры. —Матерь божья!!! Счастье какое!!! Ну, Орест, ну ты даёшь...и ловко вы меня это разыграли! Пристав обнял юношу так, что тот не мог не вздохнуть не выдохнуть. От недостатка кислорода он раскраснелся, но притом выказывая ответное уважения к обнимающему. —Но не смеем отрицать, что мы все же подшофе. Анатоль не смог сдержать улыбки и даже рассмеялся. Пристав последовал за ним, как всегда от тяжести своего смеха слегка согнув колени и опустив голову: —Ладно, бог вам судья. Ну, а сейчас к делу. Перед самой вашей оказией ко мне пришла барышня, представилась дочерью убитого генерал-майора, назвалась Анастасией Константиновной Наливкиной. —Наливкин? Это тот самый? Да неужто это он? Какая неприятность...я слышал, что его старший сын женился какой-то балерине. —Да-да, мне уже известно об этом. Так вот, эта барышня дала мне адрес своей квартиры, поэтому вы немедленно отправитесь туда и посмотрите, как дела у семьи Наливкиных, ну и проч. Намек Ливенвольде был понят. Надобно было разузнать все в самых наимельчайших подробностях, дабы после раскрыть всю картину произошедшего, так сказать, до и после. А потому Анатоль запросил этот самый адрес и уже был готов выполнить задание вместе с Орестом. Как оказалось, семья убитого генерал-майора жила в первопрестольной, что было очень далеко и убыточно для дела, а именно — на одну поездку можно было запросто потратить один день и это только поездка! Целых пять-шесть часов на поезде, ничего не делая. По такому случаю Анатоль был расстроен, а Орест растерян. Адрес был писан чопорно-аккуратным почерком, по которому можно запросто было понять, что он принадлежит даме: «Доходный дом Косоворотова, ул. Пречистенка, 13». —А почему именно доходный дом? — спросил Анатоль, держа бумажку и откровенно недопонимая. Семья ведь как-никак довольно состоятельная... —Это элитный дом в центре Москвы. Я проходил как-то мимо него, когда был ещё гимназистом, — ответил Орест, зная, о чем говорит его коллега. — Дом этот можно увидеть со всех концов центра, ибо он, будучи треугольным, стоит на пересечении Пречистенки и Пречистенского бульвара и на самой его верхушке имеется башня. —Вот что значит москвич! А я Москву только по красной площади знаю...словом, будешь мне сам дорогу показывать в случае чего. Нужно было подловить извозчика. Но прежде всего — поехать к будущей невесте, чтобы оповестить ее об отлучке на несколько дней. Увидев, что у Ореста заметались глаза так, будто что-то искали, Анатоль тут же понял, о чем или, если быть точнее, о ком его друг так усердно думает. —Езжай к ней, а я буду ждать тебя на Николаевском вокзале. Орест кивнул и, выйдя из здания сыскной части, направился пешком до Малой Морской улицы, надеясь по дороге подхватить извозчика, чтобы было побыстрее и не желая покинуть Петербург ближе к сумеркам. Каша хлюпала под ботинками Ореста, а извозчик, собака, так и не виднелся где-нибудь за углом! К великому разочарованию, юноша не нашел его до самого своего места встречи, а ведь какая неприятность! Как не пойми кто, идёшь себе, ноги мочишь, холодно, но душу согревает только одна мысль о Ней, об этой звезде, до которой, казалось, невозможно было дотянуться и долететь! Но не тут-то было. А ведь как это случается — порой, наша судьба забрасывает нас в самые неожиданные водовороты дальнейшей жизни, о которой мы могли бы только мечтать и видеть во снах, но никак не заполучить, зная, что если очень что-то хочется — до этого чего-то нужно будет долго добираться, поминутно желая все бросить к чертям, а иногда и наоборот, поскорее прижать к сердцу. К счастью, такого Орест не испытывал. На данный момент, он искал слова, чтобы объясниться, найти силу духа, чтобы поздороваться с отцом будущей невесты и как-то настроиться на лучшее, вспомнив о том, что в Москве его давно дожидается мать, уже как месяц ожидавшая письма от сына. А у сына новая жизнь не за горами — уже и дама сердца подыскалась, чин и прочие прелести, которые так неожиданно дополнили жизнь юноши только за одно дело, как специи дополняют всю картину блюда, подаваемого где-нибудь на Славянском базаре. Ну, вот, дошел наконец. Пока выбирался из своих мыслей, не успел опомниться, как уже облакотился о первый попавшийся газовый фонарь и, сложив руки, оказался около входа в особняк Мандельбаумов, известных меценатов и промышленников, достопочтимых дворян, известных на весь Петербург своей добродетелью и поколенной службой при дворе. Орест сам такому повороту удивился и даже не посмел самому себе медлить, желая поскорее войти внутрь и избавить лицо от нескончаемых укусов остатков зимнего холода. —Здравствуйте, Орест Андреевич. Лакей Гриша встретил его как только тот вошёл и помог гостю снять шинель и цилиндр, впоследствии повесив их на крючки. —Извольте ждать une seconde здесь, я оповещу о вашем приходе хозяевам. —Как скажешь, Гриша. Лакей без всякого промедления пошел по белоснежной лестнице на второй этаж, где скрылся. Невольно вслушиваясь в тишину дома, юноша смог разобрать средь тиканья часов из гостиной, которая находилась справа от передней, тихий разговор Гриши с кем-то. Немного погодя, Лакей спустился обратно вниз и ещё более гостеприимно настроив лицо и тон, передал Оресту, что его готовы принять. —Ох, Resti! А я тебя ждала! — сказала Евгения Христофоровна, как только увидела фигуру будущего жениха в дверях комнат, где она сидела с экономикой за вязанием. —Здравствуй, ma chere! В комнатах послышался робкий звук секундного поцелуя около губ. Экономка, ощущая будущую супружескую пару и пыл юношеских страстей, скромно улыбнулась, не смотря на двоих, а продолжая заниматься своим делом. —Добрый вечер, Орест Андреевич, — с отчётливым акцентом поздоровались англичанка с гостем. —С картавостью твой французский звучит ещё лучше, мне это нравится, — сказала Евгения Христофоровна, одетая в лёгкое белоснежное платьице. Когда она отодвинула чувства на второй план, несколько одумалась, почему Орест вдруг зашёл к ней. — Почему ты здесь? Что-то случилось? —Нет, просто я хотел тебе сказать, что мне нужно уехать в Москву по очень важному делу. —Какому же? —Так разве вы не слышали, Евгения Христофоровна? Генерал-майора Наливкина убили. —Вот так новость...получается, из-за этого ты уедешь? И как долго? Между прочим, я хотела тебя позвать на прогулку по Марсовому полю завтра, но мои планы, как оказались, уже сорваны! —Не горячись, душа моя. Это займет всего пару дней и не более. Кроме того, хочу сказать, чтобы мой отъезд для тебя был более высомым, я навещу свою мать, чтобы рассказать ей о тебе. Кстати, а где твой отец? Надеюсь, он в добром здравии? —Конечно. Просто уехал на прием к градоначальнику, а матушка притомилась после полуно́чного бала и сейчас отдыхает, — далее, она немного помолчала, будто находя слова. — Это все, что ты хотел мне сказать? —Да, это все. Я пожелал тебя ввести в известность, чтобы ты не беспокоилась. —Ну, господь с тобой, прощай. Она поцеловала его и отпустила в ответ на что юноша приложил ее руку, усыпанную перстнями, к губам. —Кстати, ты, верно, торопишься? Я могу велеть закладывать карету специально для тебя, — не дожидаясь ответа, Евгения Христофоровна обратила свой голос куда-то вниз лестницы. — Гриша, закладывай карету для нашего гостя!