Споры опасных грибов

Арсений выходит из лифта, и в коридоре одна за одной включаются автоматические лампы дневного света, освещая путь к дальнему офису. Делить этаж высотного офис-центра не тяжело — кроме их почти семейной ІТ-фирмы на троих, на шестнадцатом этаже располагается небольшое агентство праздников и филиал крупной турфирмы. Прозрачные окна «Трэвэл-корп» манят проспектами с лазурной водой и песчано-золотыми пляжами, и Арсений ловит себя на мысли, что после этого нового проекта точно купит у приветливого Тимура тур куда-нибудь далеко и «потеплее». Эта сделка обещает весьма озолотить их крохотный бизнес. Встреча назначена на десять часов завтрашнего утра в главном офисе «Медиа-тэк», но Арсений настаивает, чтобы они ещё раз прошлись по основным моментам презентации, ведь первое впечатление — основа любой сделки. К своим без единицы тридцати годам Арсений это усвоил, прослыв на рынке фриланс-компаний одним из самых надежных. И пусть кадровый состав их компании включает всего троих людей (вместе с Арсением), работу они выполняют хорошо и без вопросов. Залог этого, по скромному мнению Арса, — доверие. Ещё в институте, экономист и инженер, сведенные в одну комнату случайным общеобщажным распределением, втянулись в сферу разработок, взяв под крыло одногруппницу. Из общажной комнаты в офис на шестнадцатом этаже в элитном районе города — Арсений считает это хорошим рывком. Их офис — это современный опен-спейс на три больших стола и зона отдыха. Арсений щелкает ключом, толкая дверь внутрь — лампочки загораются. За панорамными окнами начинается день, в восемь тридцать утра улицы уже заполнены снующими пешеходами, что по пути на работу захаживают во все кофейни. Арсений любит эти неприкосновенные полчаса тишины на этаже, пока соседи подтягиваются к десяти, а коллеги к девяти, радуя его чашкой горячего макиато из кофейни за углом. И этим утром Арсений думает, что священные каноны будничного утра никто не нарушит, но Серёжа входит в офис, едва Арсений успевает открыть рабочую почту, что уже горит непрочитанными сообщениями.  — Доброе утро, — бурчит Серёжа, бросая сумку на стол поверх папок и многочисленных листочков с заметками.  — Не очень доброе, — хмыкает Арс, отвлекаясь от экрана. — Судя по тому, что ты в мятой одежде и припёрся так рано, могу сказать, что ты ночевал не у себя.  — Шерлок доморощенный, — закатывает глаза Серёжа, усаживаясь за свой стол. — Угадал, — Арсений мягко кивает, снова сосредотачиваясь на сообщениях. Арсений знает Серёжу настолько хорошо, что ему не нужно выспрашивать о случившемся. Сейчас Серёжа посидит, отойдет от дороги и неприятного утра, а потом вывалит всё одним махом.  — Это пиздец, Арс, — вспыхивает он, заставляя ухмылку снова появиться на лице. — Пришёл я, значит, вчера в клуб, познакомился с одной, такая, знаешь…  — Упусти ненужное, Серёж, — благодушно просит Арс, покачивая головой.  — Ладно, — недовольно цокает Серёжа. — В общем, вроде всё хорошо, едем к ней, — торопливо проговаривает Матвиенко, а Арсений невольно отвлекается от ответа на запрос — Серёжа редко настолько взбудоражен рассказом о похождениях. — Приехали, я винчик открыл, писюн помыл — всё чин по чину, Арс, — Серёжа поднимается из-за стола, чтобы хоть как-то высвободить эмоции, расхаживая перед столом Арсения. — А она тупо расплакалась…  — Я давно тебе в штаны не заглядывал — там всё так плохо, старик? — смеётся Арсений, но Серёжа не ведётся на провокацию, шутливо замахнувшись рукой.  — Иди ты, — закатывает глаза, но продолжает. — Короче, оказалось, что какой-то мудак ей голову задурил, потрахался и смылся, а на работе пиздец — начальник пристает, и срать, что женат, и…  — И это она тебе всё после клуба рассказала? — скептический взгляд Арсения не ранит Серёжу, и тот упрямо настаивает:  — Ну, решила отвлечься, — пожимает плечами он. — Я тоже так делал, когда мы с Юлей разошлись. Они почти синхронно бросают взгляд на часы — Юля вот-вот ворвётся в офис с чашками горячего кофе.  — И что? — меняет тему Арс, увиливая от сложной для Сережи темы. — Тебя так поразила её история? Будто не знаешь, какие люди существуют, — выдыхает Арсений, но Матвиенко определённо настойчив.  — Мужики — мудаки, — резюмирует он, заставляя Арсения поперхнуться воображаемым кофе.  — Ты себя слышишь, Серёж? — не скрывает улыбки Арс, мягко закрывая ноутбук, чтобы не мешался. — Ты сам кто? Мужик, — сам спрашивает и сам отвечает. — И тоже мудак?  — Был, — утвердительно кивает он. — Но она такая беззащитная, ранимая, ей нужно внимание и прочее. Арсений всерьёз думает, что его настоящего Серёженьку держат где-нибудь в подвале, а кто-то другой пришел вправлять мудаку-Арсению мозги, правда, поздновато спохватился.  — Серёж, — Арс сцепляет ладони в замок, чтобы уложить голову на руки, — мы не в семнадцатом веке — у женщин и мужчин равные права и обязанности, а дела любовные уже вне женского и мужского, так что, я настаиваю, что люди — мудаки, а не только мужчины. Серёжа угрюмый, даже немного забавный, с кичкой на макушке, но смотрит пристально, вглядываясь в спокойное лицо Арсения. Даром, что они слишком хорошо знают друг друга, а особенно — куда надавить.  — И ты хочешь сказать, что к девушке на работе будет такое же отношение, как и к тебе? — выспрашивает Матвиенко, подводя Арса к обрыву.  — Я считаю, что это правильно, — увиливает Арсений — это его парафия.  — Но так ли это? Арсений молчит, прекрасно понимая, что собственное мировоззрение уж никак не распространяется на всех, и если в их компании Юля на таких же правах, как и Серёжа, то другие работодатели вполне пренебрегают моральными устоями.  — Спорим, что ты не продержишься в женском обличии месяц? Серёжа за свою жизнь успел сказать много глупостей, из которых порой пробивались очень дельные идеи, что с лёгкой доработки Арсения помогли выстроить то, что они имеют сейчас. Но это входило в разряд «очевидно плохая идея».  — Нет, — короткое и грубое.  — Слабо? Сколько душ погубило это «слабо». Арсений как может отрицает наличие азартной жилки в себе, но Серёжино «слабо» самая настоящая ахиллесова пята, оружие массового поражения, уязвимое место, и правдивы все другие обозначения. Арсений не любит сомнения, печётся о собственной гордости, взращивая внутри гордого льва. И все споры, которые они подкидывали друг другу на протяжении стольких лет дружбы, никогда не отметались. Забраться на крышу школы? Выкрасть сессионную ведомость? Пройтись по офису голышом (бедная Юля)? Без проблем, но этот спор вполне может стать проблемой — Арсений это чувствует.  — Штаны снять? — насмешливо тянет Арсений, но лицо чуть опускает, глядя исподлобья. — Чтобы напомнить об отличии от женщины?  — Ладно тебе, не прибедняйся, — цокает Серёжа, пряча руки в карманы, чтобы скрещенные пальцы не было видно. — В театре играл девушек — и не выёбывался, — услужливо напоминает он курс эдак второй и внезапную увлеченность театром.  — А проект? — парирует Арс. — Завтра встреча с «Медиа-тэк».  — Ты уехал в командировку, а вместо тебя — сестра, — бьет Серёжа. — Как раз посмотрим — будет ли «Медиа-тэк» воспринимать тебя так же, как и Арсения.  — А договор подписывать?  — Я подпишу как совладелец, Бебур подтвердит.  — Сыпал бы ты так идеями, когда это нужно, — бурчит Арсений, понимая, что Серёжа уверенно стягивает мнимые войска вокруг него, и даже их юриста готов вовлечь в эту катавасию.  — Признай, что тебе просто страшно… — усмехается Серёжа, и Арсений безбожно ведётся на совершенно детскую провокацию.  — Хорошо, месяц в женском обличии, — Арсений проговаривает это совершенно спокойно, протягивая раскрытую ладонь, но внутри всё скручивается от волнения. Юля застаёт их в такой позе неожиданно, раскрывая двери настежь, и сразу понимает что к чему.  — Вы опять? — звонко-недовольная, с картонным холдером, в котором три чашки, и сумкой на плече. — Так, — командует Юля, бросая сумку на свой стол, — быстро рассказываем, о чём спорим в этот раз, — Серёжа и Арс разжимают руки, чтобы благодарно принять по чашке кофе. — Если я опять буду оправдываться перед девочками за чью-то голую жопу, — Топольницкая предупреждающе вскидывает палец, а парни синхронно прыскают в чашки.  — Не переживай, Юль, — улыбается Серёжа. — У тебя просто появится новая подружка, — тянет Матвиенко, охая от неприятного ощущения — Арсений мстительно наступает на носок его кроссовка.  — Серёжа уверен, что я не продержусь месяц в женском обличии, — вещает Арс, но Юля не даёт ему продолжить:  — И ты, блять, согласился? Арсений коротко пожимает плечами. Убедить Юлю, что ничего плохого не случится, если они попытаются обмануть целую компанию, с которой планируют заключить важный контракт, остается за Серёжей, но Арсений для себя уже всё решил. Принципы, будь они неладны; упрямство, что досталось по наследству, и острое чувство, что жизнь стала слишком размеренной. И дело чести — доказать Серёже, что он не прав.  — Вы не думали, что стоит их предупредить, что Арсений уехал, а вместо него непонятная женщина? — всё ещё упрямится Юля. — Если они не захотят сотрудничать, то я ваш спор вам в одно место…  — Ну, тише-тише, — примирительно поднимает раскрытые ладони Арс. — Давайте, обрисуем ситуацию, что я уехал к клиенту, и если они не согласятся работать с моей сестрой, то завтрашним рейсом я вернусь в город, — предложение Топольницкая принимает со скрипом, но печатает письмо, распинаясь извинениями.  — Господи, это самая тупая ситуация в мире, — плаксиво стонет Юля, обновляя страничку почты в ожидании письма от Екатерины из «Медиа-тэк», которая в ответе за работу с клиентом в их проекте. Арсений сидит за своим столом, уткнувшись в экран ноутбука и просматривая позиции завтрашней презентации, но, по правде, буквы расплываются перед глазами. Серёжино «слабо» выветривается из головы, на смену ему приходят вполне разумные аргументы, а письмо от «Медиа-тэк» может стать спасением от этого глупого спора. Взгляд соскальзывает из текста на пальцы, что зависли над клавиатурой — длинные, узловатые. Можно ли их выдать за женские? Арсений распрямляет ладонь — несколько волосков от руки тянутся по внешней стороне ладони, кожа ещё не тронута сильным следом морщин, синеет в месте, где тянется вена. Ногтевая пластина широкая, но сами ногти короткие, с аккуратно подрезанной кутикулой и белёсыми полумесяцами в основании. Поворачивает ладонь, и линия жизни молчит. Запястье узкое, Арсений ведёт большим пальцем вверх, проявляя ямку в изгибе.  — Арс! Арс! — пищит Юля, вырывая из раздумий. — Пришёл ответ! Они согласны! — Арсений перебрасывает взгляд на Серёжу, что довольно улыбается, и не находит, что ответить. — Она пишет, что главному инженеру не принципиально с кем работать, главное, чтобы мы выполнили условия контракта, — цитирует письмо, закручивая словами узлы внутри Арсения. — Так, я беру это под свой контроль, — Юля складывает руки на груди, всем своим видом показывая, что не упустит ситуацию. — Давайте быстрее за работу — нам ещё в торговый центр.  — Зачем? — переспрашивает Серёжа, раскручиваясь в своём кресле.  — Как минимум, за лифчиком, — усмехается она, приподнимая тонкую бровь. — А как максимум за всем остальным.  — А вечером — в Хэнговер, — поддакивает Матвиенко, расплываясь улыбкой.  — Тебе доставляет садистское удовольствие ставить меня в такое положение? — Арсений даже не пытается возражать, принимая поход в клуб как очередное испытание собственной выносливости.  — Тебе доставляет мазохистское удовольствие соглашаться на такое положение, — парирует Серёжа. Арсений не находит, что ответить, оставляя Серёже последний тяжелый взгляд, и возвращается к работе. К обеду они успевают разобрать основные моменты завтрашней презентации, и Юля тянет их на перекус в ресторанчик, который ей посоветовали девочки из офиса.  — Ира пообещала, что тут хорошие ланчи, но я бы не хотела сегодня брать что-то из мяса — у меня, кажись, бока увеличились… — тараторит Юля, но Серёжа мягко перебивает:  — Кажись, тебе опять Наденька на уши села со своими диетами, — Матвиенко услужливо открывает дверь заведения, пропуская Топольницкую. — Прошу, барышня, — с доброй издевкой тянет он, пропуская и Арсения, что снисходительно улыбается.  — Осторожно, Серёжа, не влюбись в меня, а то разобью тебе сердце, — шутливо предупреждает Арс, а Матвиенко за спиной разрывается хохотом. Ресторанчик внутри приятный — светлый, в современном стиле, а на входе их встречает улыбчивая хостес, растягивая пухлые губы в улыбке, и обрывает смех Серёжи своим именем на бейджике.  — Здравствуйте, меня зовут Оксана, — её брови дергаются в удивлении, заметив сзади Матвиенко, но она крепче стискивает планшетку в руках и переводит взгляд на Арсения. — У вас есть бронь?  — Нет, — Юля отвечает первой, чутьём улавливая лёгкое напряжение, но Оксана только кивает и просит идти за ней. — Эй, Серёж, что такое? — любопытно шипит на ухо, но Серёжа весь за Оксаной, что ведёт их к свободному столику.  — Прошу, — указывает она, продолжая улыбаться и избегать взгляда Матвиенко. — Сейчас официант подойдёт к вам, — Арсений помогает Юле присесть, а Серёжа мягко хватает Оксану под локоть и уводит к стойке хостес.  — Арс, это кто такая? — Юля бросает взгляд на Серёжу и растерянную хостес, и возвращает к спокойному Арсению, что принимает меню из рук официанта.  — Мг-м, спасибо, мы сейчас выберем, — кивает Арс, с легкой улыбкой игнорируя Юлю. — Когда ты злишься, у тебя бровь поднимается, ты в курсе? — бросает он, не отрываясь от пунктов меню.  — Не увиливай, — выдыхает она, но опускает взгляд на позиции бизнес-ланча. — Возьму этот с крем-супом…  — Или с салатом? Тут и бриошь…  — Ну вот о чём они так долго говорят? — бубнит себе под нос Юля. — Бриошь? Нет, не хочу выпечку. Мог бы и познакомить, если это такая важная особа…  — Юль, — мягко перебивает Арсений, опуская меню на стол. Юля поднимает взгляд — открытый, взволнованный в изгибе бровей, по-детски дует губы, заставляя Арсения улыбнуться. У нежности есть имя, и зовут её Юля. У нежности её зелёные глаза — как молодая листва на просвет, очаровательно вздёрнутый носик, который смешно дёргается от смеха. Частого и желанного на её лице, и зацелованная солнцем кожа, что украшена снопом веснушек. У нежности изящная линия шеи и хрупкие плечики, она смеётся и смешит, стискивает в объятиях крепко, немного наивно ожидает чуда и сказки, и оттого больнее временами опускать её за тонкую лодыжку на землю.  — Вы пообещали друг к другу не лезть, — благоразумно напоминает он, и Юля чуть мрачнеет, теряя запал. — Не стоит давать Серёже надежду, если сама не уверена.  — Вечно ты самый умный, — нарочито обиженная Юля вызывает легкую волну умиления, и Арсений только благодарно кивает ей и подзывает официанта. Арсений, однозначно, не самый умный, и разглагольствовать о том, что со стороны виднее, он не хочет. Быть буфером между друзьями моментами сложно. В университетское время Арсений часто чувствовал себя Гарри Поттером, что пытается помирить Рона и Гермиону после Святочного бала, но чаще всего и Юля, и Серёжа отходили сами, запутывая Арсения в лабиринтах своих отношений. Не лез, не выспрашивал, просто снисходительно кивнул, когда на последнем курсе Серёжа неловко-невзначай бросил, что они теперь вместе.  — Надеюсь, вы мне что-то заказали, — тянет Матвиенко, усаживаясь за столик, когда официант уже давно скрылся из виду.  — Не боись, голодным не будешь, — отвечает Юля, и её бровь ползёт вверх, выдавая недовольство.  — Хорошо, — Серёжа чуть медлит, но хмыкает, складывая руки на груди. Арсению остаётся выдохнуть. Юля и Серёжа отличные друзья, которые могут посреди ночи заказать доставку на чужой адрес, просто так, без повода. Прекрасные коллеги, что понимают друг друга с полуслова, но доходя до вопросов более близких отношений, что-то идёт не так — счёт их ссорам Арсений утерял давно. Они сходятся и расходятся несколько раз, не разговаривают неделями, перебрасываясь рабочими заметками, и Арсений бы рад забить, только бы работу выполняли, но это его единственные друзья — а друзьям всегда желаешь счастья.  — Хотя тебя тут голодным не оставят, — не удерживает шпильку Юля, манерно расправляя несуществующие складки на скатерти. Арсению кажется, что минутой назад он разговаривал сам с собой, и напоминание «не лезть» Юле не сильнее свиста ветра в любимых серёжках конго. Серёжа выпад игнорирует, сосредотачиваясь на официанте, что принёс заказ, и услужливо принимает тарелку с салатом.  — Спасибо, — благодарит он, и официант скрывается из виду, расставив тарелки. — Приятного.  — Спасибо, — передразнивает Юля, и более тепло отвечает Арсений, что уже готов себя отдать на растерзание разговору, только бы исчезла эта атмосфера.  — Так, куда потом? В молл? — находит Арсений, накалывая черри на вилку.  — Ага, — кивает Юля. — Серёжа, ты с нами? Или у тебя дела? — как бы не старалась спрятать недовольство, оно упрямо лезет, искажая голос.  — Я свободен полностью, — в другой ситуации Арсений бы сказал вслух, а так похвала внезапной выдержке Серёжи остаётся только в мыслях. — Пойду с вами, нужно же кому-то потом шмотки домой закинуть, — рассуждает он, вовсю увлекаясь тёплым салатом. Юля сдержанно кивает, а уголок её губ чуть дёргается в улыбке. Тропинки в её голове всё ещё неисповедимы — Арсений, порой, не понимает её совершенно. Юля говорит, что они с Серёжей не могут быть вместе — строят что-то и сразу рушат, доводят друг друга до болезненных взрывов и отходят долго, собираясь по кусочкам заново. Но её взгляды, случайные слова и даже то, как она произносит его имя, не могут обмануть. Их притягивает друг к другу сильными магнитами, и на ватных ногах они снова сходятся. Арсению же не сложно отпускать людей, он просто благодарит тех, кто приходит в его жизнь, прощает и просит прощения у тех, кто из неё уходит — лишь несколько сумели оставить отпечаток.  — Ты ничего не спросишь? — Юля выходит в уборную, оставляя их втроём — прекрасная, нежная бриошь полностью захватывает Арсения.  — Сергуль, говори сам, если хочешь, — хмыкает он, запивая чаем сдобу.  — Это Оксана — та, о которой я тебе утром рассказывал, — Арс кивает, давая понять, что это и сам смог срастить. — Короче, мы ж вчера к чему пришли — она увольняется, а я поспрашиваю у наших девочек местечко…  — Как раз Саша ушла в декрет, — перебивает Арсений, а Серёжа только утвердительно кивает, улыбаясь.  — И вот, я сегодня с Ирой говорил, мол, так и так — опыт работы есть, вам подойдёт, и она попросила ей перезвонить для собеседования, — Матвиенко довольно откидывается на спинку удобного кресла, постукивая пальцами по подлокотникам.  — И ты поспешил её лично обрадовать?  — Клянусь, что не знал, где именно она работает — это чистая случайность, — Серёжа хочет сказать ещё что-то, но в поле зрения попадает Юля, что спешит к их столику. Арсений понимающе кивает, переводя взгляд на Юлию, что уже поторапливает в молл. На выходе Юля одаривает Оксану коротким взглядом и бросает сухое прощание, но новой знакомой нет дела — она смущенно улыбается Серёже. В конце концов, если Оксана настолько запала в душу Серёже, то что Арсению в это лезть? Стоит сказать, что Юля с большим азартом ввязывается в их авантюру, поставив себе цель сотворить из Арсения вполне себе видную женщину. И начинает не с белья, как ожидает Арсений, а с духов — основа основ. Серёжа устаёт их ждать в Брокарде, пока у Арсения кружится голова от обилия запахов. Арсений читал Зюскинда, чтобы оценить, насколько глубоко Юля хочет создать образ девушки, поэтому выбирает тщательно, что-то среднее между женской сладостью и мужской резкостью. В магазин белья Серёжа отказывается заходить, а у Арсения за душой достаточно равнодушия к чужим взглядам, чтобы спокойно щупать мягкую ткань лифа под взором консультанта. В своей квартире Юля устраивает филиал салона красоты, хотя по испытанным ощущениям Арсений соотносит её квартиру с девятью кругами ада Данте. Арс оглаживает чисто-белые руки, и кожу ладони больше не дразнят волоски, стоит смыть специальный крем. Та же участь постигает и ноги, вот только крем, по словам Юли, не справится с жесткими волосками, поэтому пытку восковыми полосками он сносит лишь благодаря мысли, что в качестве выигрыша Серёжа опробует все эти манипуляции на собственной армянской шкуре.  — Потрогай, какие гладкие, — хохочет Юля, а Арсений ведётся на её слова, касаясь пальцами чувствительной кожи. Действительно гладкая, и непривычное ощущение, что это его кожа, а не бархатно-женская и не чужеродная, ёкает неизвестными сигналами. Он чувствует одновременно два касания — кожи и подушечек пальцев, но руку поспешно убирает, чтобы Юля не задавала вопросов. От того, как пересекают торс тонкие путы лифчика, неприятно, соски дразнит неласковый поролон подкладок, имитируя хоть что-то. Арсений находит отражение в зеркале ванной, и к собственной гордости не чувствует гнета предубеждений — это просто кусок ткани. Юля не страдает странностями, оставляя его в привычных боксёрах, не чувствуя смущения — это же Арс. В лифчике, гладкими ногами-руками и пахнет женским парфюмом, но Арс.  — Задумался о том, что ты видела меня в любом состоянии, но не в таком, — хмыкает он, застёгивая пуговицы белой рубашки.  — Ты меня тоже, — пожимает плечами Юля, перебирая плечики в шкафу в поисках собственного наряда. — Мы же друзья, — тянет она, вытягивая шелковое синее.  — Серёжа тоже был другом, — Арсений не бьёт по больному, заходит с другой стороны внезапного озарения после десяти лет дружбы. Юля немного мешкается, цепляя вешалку за край шкафа, и роется на полке с водолазками. Арсений больше не давит, он дал Юле возможность, отпустив за второй конец, послушно натягивает просторные черные брюки, что вроде как называют палаццо. Пытается заправить рубашку, но Юля не даёт — подходит ближе, бросив белый свитер на кровать, и расправляет её самостоятельно.  — Не нужно, — мягко возражает, расстёгивая первую пуговицу у горла. — Хорошо, что у тебя кадык не так виден, но лучше прикрыть или платком, или носить свитеры с широким горлом — как тот светлый, что мы купили в бершке, — Юля бормочет, расправляя складки на рукавах и отходит к шкафу, вытаскивая что-то сложенное и черное.  — Прости, что загрузил этим, — Арсений чуть улыбается, не в силах смотреть на растерянную подругу, и Юля на силу улыбается в ответ, сжимая кулаки крепче.  — Просто, ты немного не такой, Арс, — вся неловкость этих слов в изгибе бровей. — Ты… Как сам по себе, — Юля распрямляет бедный кусок ткани, что на деле оказывается корсетом из тонкой, полупрозрачной черной ткани. — Кажется, что тебе так-то и не нужен никто, — она мягко захватывает тканью в плен, затягивая тонкие шнурочки, шепчет робко в спину. — А Серёжа как-то в душу упал сразу, но видишь как — не суждено. Арсений молчит, прячет её за собственной спиной, а сам смотрит в отражение. Широкие плечи удачно скрываются под оверсайзной рубашкой, а внезапно явная талия подчеркивается корсетом, что затянут поверх. Свободные края рубашки мягко ложатся на бёдра, прибавляя округлости, а ноги, сокрытые легкими брюками, кажутся бесконечно длинными. Манжеты рубашки касаются запястий, оставляя воздух, чтобы ладони визуально становились меньше. Арсений видит себя в зеркале и не верит — липкое волнение окутывает с ног до головы, ведь мысль, что он выглядит во всём этом органично, глубоко пугает его. Длинные пальцы смыкаются вокруг талии, чувствуя дразнящую шероховатость ткани корсета — талия тонкая до безумия. Проходит ладонями по бокам к бедрам — округлым без подкладок и прочего, он такой есть, но будто видит впервые. Теперь школьное «пидор», что изредка звучало в спину, вполне становится понятным — необъяснимая мягкость в линиях тела есть, и Арсений честен перед собой, признавая это. Юля не менее удивлённо выглядывает из-за плеча, и Арсений не сдерживает порыв аккуратно притянуть её к себе за предплечье. Она хмыкает и обвивает руками талию, сдерживая восхищенный вздох.  — Красотка, скажи? — шутит Арсений, разгоняя дымку над ними. Юля смеется, утыкаясь лбом в грудь — Арсений такой. В итоге, из Арсения получается пусть и не красавица с обложки, но точно привлекательная девушка. Феминные черты лица идут на пользу, Юля только подчеркивает длинные ресницы, рисует тонкие стрелки и слегка контурирует скулы, чтобы лицо казалось более узким. Волосы оставляет распущенными, достав где-то парик, который от настоящих волос не отличить, а Арсений, вспомнив молодость и роль секретарши в пьесе №13, умело нацепляет его на подкладку. И туфли, как без них — классические лодочки на низком широком каблуке (Юля пощадила его ступни, на которые едва нашла нужный размер, и пощадила мужчин, что явно комплексуют от роста незнакомки). Издеваться над ушами Арсений не даёт, сходятся на лёгком шелковом шарфике, чтобы прикрыть шею, заканчивая образ для пробного выхода в свет.  — Нужен взгляд со стороны, — резюмирует Юля, придирчиво осматривая его с ног до головы. — Мой мозг знает, что ты мужик, поэтому трезво оценить я не могу — а соваться так опасно, нас могут не понять.  — И что ты предлагаешь? — выдыхает Арс, пытаясь сесть так, чтобы корсет не давил.  — Закинем твою фотку на Баду или Тиндер, — щелкает пальцами Топольницкая, озарясь идеей, и быстро набирает в телефоне поиск приложения. Добрый час они веселятся, составляя анкету и отсеивая варианты. Арсений смеется от разнообразия мужских характеристик, подкатов, что следуют за несколькими совпадениями — его реально выбирают мужчины, приняв облик за чистую монету. И Арсений отвечает на сообщения, не замечая, как растворяется острое ощущение лифчика под ребром, корсет не сдавливает, а обнимает, впору к тому, как локоны щекочут скулы. Серёжа застаёт их хохочущими от особо пылкого собеседника, окидывает Арсения длинно-липким взглядом, выдавая ёмкое «пиздец», и везёт в клуб, то и дело посматривая в зеркало заднего вида на Арсения. «Это просто роль» — аффирмация, что бежит по венам, Арсений принимает это за игру и усаживается за барную стойку, засекая на телефоне ровно час.  — Красавица, скучаем? — доносится до уха мерзкий голос «ухожора» — точно сейчас ухо отгрызёт.  — Отвали, блять. Арсений даже не пытается имитировать женский голос, чем осаждает жгучий пыл кавалера — видимо, низкий баритон не клеится в его сознании с аппетитной задницей. Бедолага отчаливает от барной стойки, пытаясь стряхнуть опьянение и убеждая себя, что просто показалось. Парик из натуральных волос раздражает кожу, макияж кажется липкой коркой, которую хочется срочно смыть, и он постоянно одёргивает себя в желании потереть глаз — «Ты что, я такие стрелки нарисовала!» — звучит Юлин голос в голове, а сама Юлия посмеивается на пару с Серёжей на другом конце бара. Ради такого даже помирились. Прошло только полчаса, а несколько совершенно отвратительных личностей уже успели коснуться его бедра.  — Бутылку светлого, — хлопает совсем рядом ладонь по барной стойке — Арсений косит взгляд на руку, что увенчана перстнем на указательном пальце, проходит по узловатым пальцам и к запястью с массивным браслетом-цепью. — Привет, — в поле косого зрения появляется парень, что укладывает локти на барную стойку, склоняет голову, чтобы заглянуть в лицо. — Я — Антон. У простоты имя Антон. Простоту украшает румянец, в свете бара зелёные глаза бликуют алкоголем, щурятся от улыбки, что озаряет его лицо — широкая, но закрытая. Она растягивает пухлые губы, рисует на щеках изгибы редких морщин и ямочек. Короткая стрижка никак не скрывает уши, что предательски краснеют от пристального взгляда, но он чуть ведёт плечами и находится, вытягивая брови вверх.  — Если тебе не в кайф, то я уйду, — Антон неловко хмыкает, крепко держась за бутылку, которую подал ему бармен.  — Оставайся. Арсений напрягает связки, чтобы голос сделался мягче, благоразумно понимая, что Антон, как минимум, отвадит других желающих подойти. Экран телефона сообщает, что уже половина одиннадцатого — двадцать три минуты его личной каторги, которую Антон попытается скрасить.  — Как тебя зовут? — простота карабкается на барный стул, возвышаясь на добрых десять сантиметров — Арсений едва ли не впервые чувствует себя ниже.  — Алёна, — имя, что ничего не значит, но по привычке где-то на поверхности.  — Красивое.  — Обычное, — Антон тушуется от внезапной резкости, вынуждая Арсения чувствовать легкий укол вины. — Тяжелый день, — он выдыхает, позволяя короткой улыбке проявиться на губах, от чего Антон сразу светлеет. — Ты один?  — С другом, — плечи Антона заметно расслабляются, а голова чуть дёргается, указывая куда-то за спину.  — И какой ты друг, если бросил его? — усмехается Арсений, допивая остатки виски.  — Он простит, когда подойдёт мне предъявить за это, — добродушно отзывается Антон, потирая мочку красного уха, — увидит тебя и сразу раскается.  — Долго придумывал? — Арсению хочется хохотать на полную — незабываемое и непередаваемое чувство, когда к тебе подкатывает парень, не зная всей ситуации.  — Минут десять, — внезапно сознаётся Антон, вырывая смех из Арсения — какая же святая простота. — Ты так отшивала этих, что я зассал подойти сразу, — Антона приободряет легкий, чуть хриплый смех. — Ничего лучше не придумал, но, вроде как, ссаными тряпками меня не прогоняешь, — он чуть ведёт плечами, крепче хватаясь за бутылку.  — Пока не прогоняю, — благодушно кивает Арсений, отсмеявшись, и забытое озорство разливается внутри. — Посмотрим, что ты ещё скажешь, — Арсению смешно играть с ним — каждое его слово отпечатком на чужом лице, находит отражение в мимике, что, кажись, неподвластна владельцу.  — Вы любите собирать грибы? — серьёзно спрашивает Антон, заставляя Арсения на миг замереть.  — Нечестно использовать чужие подкаты, — притворно возмущается Арсений, вспомнив, где же это слышал — Антон немного похож своей простотой на товарища Новосельцева, но похож ли сам Арсений на Калугину? Властный начальник, что в душе хочет быть слабым и любимым? Арсений чуть мешкается и пропускает, что Антон говорит дальше. В мыслях он прикладывает старый, бесформенный костюм к телу. В карманах костюма полно страха вечного одиночества. Нет, Арсений не такой. Дочке уже восемь лет, но Арсений не отец, и всё, что напоминает о ней — потёртое серебряное кольцо, что Алёна оставила на кухонном столе. За его плечами ранний брак и его-но-не-его ребёнок, поэтому больше поспешности Арсений себе не позволяет. С Алёной его свела увлеченность театром и одна общажная стена на две комнаты. С ней было удобно — милая, всепрощающая, таких, говорят, хоть к ране прикладывай. Она любила за двоих и наивно верила, что этого хватит, а Арсений попросту привык, находя в ней безоговорочную поддержку. Детей заводить не планировали, но преддверие двадцатитрёхлетия Алёна встречала в роддоме, сжимая свёрток, и свято верила — ребенок точно всё изменит. Родители, пусть и не с широким радушием, но приняли их брак, помогли с жильём, и Арсений погрузился в работу, поверив, что дома всё будет как всегда — Алёна, пухлые щёчки дочери и тихий разговор на кухне. Зарвался в работу полностью, выстраивая с Серёжей и Юлей бизнес из кирпичиков собственных амбиций, юношеского максимализма и острого желания доказать родителям, что выбранная им дорога стоит того. Работал, пока Алёна чахла в четырёх стенах с малюткой наперевес, и был эгоистично уверен, что всё её устраивает. Алёна сняла простое, серебряное кольцо, что он выкупил из антикварной лавки на стипендию, спустя семь месяцев. Уходя, Алёна всё чётко объяснила, без злобы и упреков — устала ждать взаимности, жадно и до слёз желала пожить жизнью любимой женщины. Её избранник оказался иностранцем, с которым она сотрудничала на удаленке, готовым забрать её и дочь к себе, слово только за Арсением. Спустя столько лет Арсений не помнит, что чувствовал, когда широкой росписью отказался от дочери, но помнит, как в последний раз взял её на руки — у неё папин нос-кнопка и голубые глаза, крохотные ладошки и, к собственной горячей надежде, мамин всепрощающий характер — может, когда-то он её увидит и попросит прощения за то, что так и не полюбил ни её, ни Алёну. И тогда ему двадцать четыре — он снова холост, но уже с хорошей работой. С уходом жены мало что поменялось, одиночество его не терзало, а в новые отношения Арсений вступать не спешил. В придачу ко всем талантам, Арсений привлекателен внешностью, отчего всегда пользовался интересом у женщин. Лишь оставалось выбрать наиболее подходящую, а в этом плане Арсений в первую очередь ставил личный комфорт превыше всего, поэтому отношения заканчивались быстро. Последние и вовсе оставили на нём неприятный след. Миловидная, спокойная Маша отдаленно напоминала Алёну, с которой на то время он уже утерял связь, и Арсений с выдохом впустил девушку в свою жизнь. Сильно ошибся — Маша любила его так же крепко, как и Алёна, но если в бывшей жене был стержень и чувство собственного достоинства, то Мария стала душить. Она обожала, стелилась перед ним до жуткого чувства омерзения, сметая любые границы. О комфорте не было речи — Маша стремилась быть с ним везде и всегда, доходя до абсурда. Раболепие раздражало, и расставание получилось некрасивым, вплоть до угроз самоубийства и стёртых коленей в мольбах, но со временем она остыла, найдя себе другого идола. В пустой квартире, наслаждаясь тишиной и покоем, Арсений осознает, что легко может обойтись один. Либидо, пик которого пришёлся в театральные времена молодости до Алёны и с Алёной, уже не требует большего чем собственная рука и вкладка на порносайте. Ни обещаний, ни внимания, нет нужды оправдывать чужие ожидания, сносить разговоры, когда на них нет ресурса, беспокоиться насчёт подарков. «Арсений — конченый эгоист» — правда, сказанная отражению в зеркале, его не смущает.  — …впрочем, я его не смотрел, но думаю, что туфта, — Антон тянет пиво из бутылки, коротко облизывая губы, и умолкает, заметив отстраненность собеседника.  — Почему ты подошел ко мне? — Арсений фокусирует взгляд — собеседник немного растерян, отпивает ещё, чтобы чем-то занять себя, а не смотреть в лицо.  — Что ты имеешь в виду? — переспрашивает Антон. Находит одну точку — сосредотачивается на её ладони, что держит пустой стакан виски, и Антону удивительно нравятся узловатые, совсем не тонко-нежные, пальцы, что увенчаны ногтями — они выкрашены в черный, поблескивают в свете бара как хитиновые доспехи диковинных жуков.  — Какую цель ты преследуешь? — Арсений пытается уличить Антона в неискренности, скупом желании снять, но Антон мрачнеет, теряя шарм, коим успел окутать.  — Общение, — булькает ответом, тянет ладонь к шее, чтобы приложить к затылку, сгоняя мурашки. — Я не собираюсь тебя уламывать спать или что-то такое, — считает нужным сказать, поднимая взгляд сразу в глаза, чтобы не задержать на теле — зрительный контакт, что во второй раз пробуждает Арсения улыбнуться.  — Прости, я слабо верю в общение ради общения — во всём есть выгода, — объясняет Арсений, но его слова только заводят Антона.  — Обмен эмоциями — это тоже выгода, в своем роде, — Антон улыбается чуть шире, показывая кромку коротких зубов с розовыми деснами, отчего брови тянутся вверх сильнее. — У тебя мало знакомых, да?  — Отчего же, — хмыкает Арсений. — Знакомых много, но вот хороших друзей мало. При всей своей интровертной натуре Арсений достаточно хороший актёр, чтобы играть экстраверта. Внешность это первое, на что ведутся люди, а уж в паре с манерами и парочкой витиеватых фраз Арсений создал вполне себе носибельный образ, которого старается придерживаться. Как проверенный временем, добротный костюм. На нём каждая латка — это след от человека. След, где-то выжженный горячим прессом, где-то невидимым швом заштопанный, но благодаря этому Арсений который год без страха натягивает его на плечи — не тесно. Что связывает костюм и одиночество? Очевидный ответ: костюм устраняет разоблачение, груз заметности. Существует замечательное немецкое слово, которое олицетворяет это — одно из многих понятий без аналогов в других языках — maskenfreiheit. В вольном переводе, это означает свободу, которую даёт маска, и Арсений этой свободой пользуется вовсю. Может, он редко бывает собой, но дорожит своим «я» достаточно, чтобы не раскрывать его заблаговременно, бережно снимает костюм только в отрезке близких людей, в котором всего две точки.  — А, понял, — кивнул Антон, цепляя улыбку лишь за один кончик губ.  — И что ты понял? — ведётся Арсений на уловку.  — Ты из тех, кто не доверяет, — святая простота не так проста, и Антон смотрит уже острее, выискивая реакцию в обманчивых бликах глаз. Бесцеремонный — Арсений бусинками букв пишет ярлык и вешает его Антону за оттопыренное ухо. Такие люди в какой-то степени ему импонируют, но от них быстро устаёшь, хотя Антон пока не довёл его до края терпения, очевидно пленяя своей харизмой.  — Не доверяю и не доверяюсь, — снисходительно парирует Арсений — телефон мигает сообщением от Серёжи. — Было интересно, Антон, — Арсений элегантно соскальзывает со стула, заставляя Антона извернуться вслед за собой. — Прощай, — легко улыбаясь от растерянного лица.  — Так радикально? Прощай?  — Не думаю, что мы когда-нибудь увидимся, — Арсению даже жаль расстраивать его, но ещё больше будет жаль расстроить наличием члена в штанах.  — Не будь так уверена! — бросает Антон уже в спину и не видит, как выбивает на лице Арсения ещё одну улыбку — уже расслабленную, широкую. Серёжа с Юлей давятся хохотом, и Арсений заражается от них — смеющиеся, они высыпаются из бара, ночной воздух обжигает щёки, что краснеют от холода — и не может остановиться, смехом выражая всё волнение.