Споры опасных грибов

— А тебе идёт его толстовка, — ехидничает Серёжа, но Арсений молчит, утыкается в ноутбук, и лишь кончик губы довольно дёргается — конечно, ему идёт толстовка Антона. Он лично отвоевал эту толстовку сегодня утром, так как забыл сменку, а идти на работу в одном и том же два дня подряд не хочет — девочки в офисе не поймут. У него с Антоном расписание «у кого сегодня ночуем» — съехаться, почему-то, не решаются, да и Арсений не спешит, ему хорошо и так. Антон дал ему все пароли, все явки — вот он я, открытый и готовый. В его душе буквально дверь нараспашку и милый коврик «милости просим» кричит: «мы Вас заждались». Антон печёт печенье на выходных, и Арсений пробует — чуть подгоревшее снизу, но хрустящее и вкусное. Антон смущается от похвалы и теряет координацию, роняя миски-ложки. Арсений смеётся и зарывается пальцами в кудрявую челку, чтобы стряхнуть мучную пыль. В такие моменты хорошо бы целоваться, но Антон не целует в губы — его максимум это целомудренно в лоб. Арсений этих уловок не понимает, но лоб подставляет послушно. Поцелуи ведь не главное? Мысли, что Антон всё ещё представляет Алёну на его месте, время от времени накатывают, но Антон обнимает целиком — тесно жмётся всем телом, от груди и до паха — это кажется Арсению жестом полного доверия. Но целоваться хочется как в расцвете пубертата.  — Почему мы не целуемся? — спрашивает Арсений, когда уже невыносимо — Антон сидит рядом, закинув лапу ему на плечо, и Арсению удобно поворачиваться и шептать что-то на ухо, отвлекая от сериала.  — М? — тянет Антон, будто не расслышал, но Арсений видит красные уши — они выдают Антона с потрохами. — Целоваться? — и румянец перебрасывает все силы на щёки.  — Целоваться, — кивает Арсений, усаживаясь поудобнее, чтобы рассматривать смущенного Антона.  — А ты готов? — осторожно интересуется Антон, торопливо облизывая губы, что кажутся ещё пухлее от блеска слюны.  — Мы ведь уже целовались, — Арсу неловко вспоминать ту недо-дрочку в туалете клуба. Они так и не обсудили, что тогда произошло, списав всё на пьянку.  — Я думал, что ты… Ну… — тушуется Антон, ёрзая на диване. — Не понравилось… — сознаётся и тянет брови вверх.  — А я думал, что тебе не понравилось, — Арсений хлопает ресницами — Антон как-то даже попросил измерить длину линейкой — и думает, что им нужна волшебная штука, которая будет озвучивать их мысли.  — Мы как в меме с человеком-пауком, — неловко шутит Антон, а рука на плече опускается на предплечье, интимнее и мягче. — Ты, — выдыхает в губы.  — Нет, ты, — Арсений коротко улыбается и касается губ напротив. Арсений почти тридцатилетний мужик, но от одного поцелуя хочется мурчать словно заправский кот. Оказывается, у Антона гиперфиксация на поцелуях — они целуются так часто и так по-разному. Спокойно и легко, осторожными касаниями; жарко и иссушающе, что всё горит от ужасно-пошлых звуков.  — Зачем столько целоваться, у меня уже губы болят, — жалуется Арсений — кто бы знал.  — Я хочу, чтобы мои болели — так я целый день помню, что утром целовал тебя, — тянет Антон, разрываясь улыбкой. И Арсений обезоружен перед святой простотой.  — Есть ещё другие формы проявления любви, — пожимает плечами Арсений, пытаясь хоть как-то успокоить сердце — оно рвётся Антону в грудь.  — Хорошо, но я не перестану хотеть тебя целовать. *** Арсений хмурится, и Антон легко проходит пальцами по рёбрам. Арсений же взрослый человек, потому реагирует соответственно возрасту — сворачивается в узел ещё плотнее и отодвигается к дверце поближе.  — Ну, Арсень, — тянет Антон, зная, что подобное сокращение льстит ему.  — Смотри на дорогу, — отзывается Арсений, но чуть расслабляется.  — Смотрю, — кивает Антон и действительно смотрит. — Это же мои друзья.  — Твои, вот именно, — цокает Арс, разворачиваясь к нему. — Пошёл бы один, я что, не отпускаю?  — Отпускаешь, — Антон не может сдержаться и бросает тёплые взгляды на Арсения. — Но я хочу вас познакомить, — упрямится Антон, и Арсений устало вздыхает — сдаётся. У Антона вагон и тележка знакомых, о каждом есть история и десяток фотографий. Арсений же во всех этих связях теряется, честно пытается запомнить, а Антон лишь насыпает сверху и просит-умоляет познакомиться. Арсений делает одно исключение — едет вместе с ним на день рождения лучшего друга на дачу. Макар огромный, сдавливает в объятиях, едва не рычит на ухо, что «пиздец как счастлив, что этот ушастый себе нашел кого-то адекватного». Арсений силится улыбнуться — мысль, что кто-то кроме его ребят знает об отношениях с Антоном, напрягает, но Антон уверяет, что Макару можно доверять. Вместе с ними на даче Дима с Катей — Арс рад их видеть искренне, играет с маленькой Савиной в прятки, даже лезет на дерево — Антон потом снимает его как котёнка. Но другие друзья вызывают опасения — Арсений всё ещё ждёт подвоха, не может же жизнь быть настолько хорошей. Тем более, представлять его будут как друга.  — Только не долго, — бурчит Арс, щёлкая замком ремня безопасности, когда они паркуются у паба.  — Окей, — Антон взбудоражен встречей и наверняка уже Арсения не слышит. В пабе шумно и тесно, между столиками едва хватает места, чтобы пробраться вглубь. Арсений невольно крутит головой, чтобы рассмотреть интерьер такой себе барахолки — повсюду плакаты, пустые бутылки, целая стена разноцветных жестяных банок.  — Тоха! — кричит столик возле барной стойки. Антон шерстит взглядом по толпе и машет лапой, что увидел. Арсений едва поспевает за ним, уворачиваясь от локтей и бокалов, и откладывает в голове заметку попросить Антона больше так не делать.  — Здарова, пацаны, — басит Антон, пожимая руки двум незнакомцам. — Это, — он оборачивается, потеряв Арсения за спиной, — это Арсений. Мой Арсений… Мой коллега Арсений, — смеётся Антон отсылкой на вирусный ролик, и его друзья хохочут — это же шутка. Но Арсению не смешно, и кислое лицо не располагает.  — Виталик, — протягивает ладонь первый — комично-рыжий, с пухлыми щеками и глазами-щелочками, и Арсений пожимает.  — Алан, — имя только подчеркивает горячую кровь, и он руку не протягивает, только коротко кивает. Арсений усаживается за столик с самой странной компанией — и Антон преображается, будто Арсений только утром целовал хамелеона. Он теряет всю присущую ему мягкость и плавность, с каждым словом и шуткой грубеет, становится резче в линиях и движениях, что Арс невольно двигается в сторону. Арсений почти не участвует в разговоре, изредка вставляет шутку, с которой Антон безбожно сыпется, а его дружки только раздражаются от непонимания — и Антон осекается, будто бы понимать шутки Арсения запрещено нормами морали. В общем, Арсений не чувствует себя не в своей тарелке — обязанности «понравиться» друзьям Антона он не чувствует, хоть и друзья ему не по душе. Всё-таки решать вместо Антона, с кем дружить, это глупость, поэтому Арсений молча цедит бокал пива и тихо умолкает.  — Так чё, — Арсений под нос бубнит матерную добивку, — ты после той сучки себе кого-то нашёл? — интересуется Алан. Антон морщится от вопроса — как брошенный камень в спокойный пруд, в котором ил давно осел на дно. Он неловко пожимает плечами, надеясь, что вопрос исчезнет сам по себе, но друзья приставучие, докапываются.  — Тох, нужна тебе баба, иначе ручку сотрёшь, — противно гогочет Виталик с поддержкой Алана.  — Вообще-то, это невозможно, — вставляет пять копеек Арсений из принципа.  — А ты в курсе, да? — язвительно цепляет Алан. — Ну, ты, наверняка, дрочишь на Лебединое озеро, — шутит он, вырывая смех из Виталика. И Антона. Антон смеётся смехом, что должен быть только для Арсения, но Антон рассыпает его неблагоразумно перед другими, в ответ на глупую шутку, которую добивают ещё и ещё. А потом Антон «шутит» тоже — друзья смеются, и у Антона грудь колесом — молодец, рассмешил. Арсений не смеётся, только молча рассматривает хохочущих парней. А потом в машине даже не может вспомнить слова, только собственные эмоции в тот момент — неприятно и мерзко. Они же должны быть заодно, вдвоём против всего мира, и всё такое — так почему Антон переплывает на другой берег и шутит в угоду друзьям (Арсений слабо может назвать их друзьями), но против Арсения? Антон паркуется у подъезда, навострив лыжи ночевать сегодня вместе, но Арсений хватает ремень безопасности, не позволяя Антону щёлкнуть замком.  — Сегодня отдельно, — бросает Арс и выходит из машины, оставляя за собой драматичную паузу.  — Арс! — кричит Антон, выпутываясь из ремня, и открывает дверцу. — Арс! — зовёт, но Арсений гордо вышагивает к подъезду. Антон вздыхает. Арсений прячется за дверью, и желания бежать за ним Антон не чувствует — пусть остынет и перебесится. ***  — И что не так? — вопрошает Юля, шурша пакетом из круглосуточного. Арсений тянется за ними после работы на квартиру Юли — свою Серёжа сдаёт в аренду, полностью обосновавшись у девушки.  — Он шутил со своими дружками ублюдские шутки, вот что, — бурчит Арсений и тянется за пачкой крекеров.  — С каких пор ты так предвзят к шуткам? — удивляется Серёжа, помогая раскладывать покупки. Арсений силится ответить, шутку вспомнить не может, только и бормочет, что Антон придурок, и третий день отказывается от встречи. Антона короткие ответы и отказы раздражают, и он отписывает так же грубо — Арсений злится ещё больше. И так по кругу.  — Дело даже не в шутке, — выдыхает Арс, крутит в пальцах крекер-рыбку. Как там утки в парке?  — Тебя разозлило, что Антон смеялся? — понимающе спрашивает Юля, и Арсений в который раз целует её светлую голову.  — Как только мы сели за столик, Антона будто подменили — он уподобился своим дружкам и вёл себя как придурок, — наконец выражает волнение словами, и друзья синхронно выдыхают.  — А ему ты это сказал? — внезапно спрашивает Серёжа.  — А это так сложно понять, что мне не было смешно? — цокает языком Арсений — смешит поведением. — И вообще, — заводится, не дав сказать ни слова, — ощущение, что он просто боялся быть собой перед ними, вот и строил из себя хер пойми кого. Арсений куксится, оттопырив перья словно сердитый воробей. Его Антон мягкий, словно хлебный мякиш, любит объятия и сбивать с ног первой пришедшей в голову глупостью. Но при некоторых обстоятельствах Антон теряет всё это, горбится и бычится, словно за малейшее проявление мягкости ему, как минимум, выпишут под рёбра для профилактики.  — Ну, может, он тяжелее переносит смену ориентации, — здраво предполагает Юля. — Поэтому и поддержал эти шутки, чтобы «перед пацанами не упасть», — Юля ужасно пародирует стереотипных мужланов, вытаращив пальцы «козой». Арсений хочет язвительно вставить, что смена ориентации не болезнь, чтобы переносить её тяжелее или легче — но Юля уже достаточно наслышалась, особенно в тот месяц без Антона. Арсений задумывается о собственном состоянии — факт того, что самые сильные чувства в своей жизни он испытывает к мужчине уложился в голове как-то сам собой. С Антоном же это не обсуждалось, но поцелуи, зачатки общего быта и периодические свидания идентифицировались Арсением как самое настоящее принятие. Или он поспешил ровнять их под одну эмоциональную гребёнку? С другой стороны, Арсений понимает, что эмоциональное спокойствие чувствует только внутри тесного круга людей, что посвящены в их тайну — выносить личное не хочется по множеству причин, начиная от самой банально-нетолерантной.  — Я тоже много чего боюсь, — хрипит Арс и прокашливается. — Но я же не веду себя как мудак… Юля и Серёжа синхронно поднимают глаза на Арсения — у одного в руках пачка молока, у второй ложка, что так и не добралась до кастрюли.  — Вам просто нужно поговорить, — машет головой Юля, уделяя внимание кипящим макаронам.  — Поддерживаю, — кивает Серёжа, усаживаясь перед Арсом. — Мы с Юлей страдали такой же хернёй, ожидая что поймём друг друга просто так…  — Научили же вас, — бурчит Арсений. Конечно знает, что нужно поговорить — но с этим у него проблемы. У Антона тоже, поэтому на следующий день Арсений едет к нему сам, предупреждая коротким сообщением.  — Прости, — с порога бросает Антон, едва Арсений переступает порог. — За что? — спрашивает Арсений, стягивая куртку.  — За всё, — бурчит Антон, будто школьника мама за ухо притащила извиняться.  — Антон, — совершенно спокойно, весь негатив он оставил у Юли, — я не хочу, чтобы ты просил прощения для галочки — ни мне, ни тебе легче не будет. Я хочу, чтобы ты понял, почему я был расстроен. Антон распрямляет складки между бровей, и нижняя пухлая губа угрожающе дрожит. Арсений чуть улыбается, мягко обхватывает пальцами кисть и тянет Антона в гостиную, падая на диван в полуобъятиях.  — Тебя обидели шутки парней? — робко шепчет Антон, находя губами ухо — Арсений укладывает голову ему на плечо, чтобы быть объективным — если будет смотреть в глаза, то точно утонет.  — Меня задело то, что ты поддержал их смех, — сознаётся Арс, и на душе на сантиметр легче. — Я не прошу защищать мою поруганную честь — мне не семь лет, чтобы обижаться на кривые и неуместные шутки, но если у тебя есть ко мне романтические чувства, то… — Арсений умолкает, пытаясь тонкими спицами связать что-то цельное из нитей запутанных мыслей. — То просто будь в такие моменты на моей стороне, хорошо? — робко просит, и руки Антона крепче сжимают в объятиях. — Я так много тебе отдал личного, что мне неприятно знать, что ты можешь вынести это в массы…  — Арс, — чужой голос совестно стучит по барабанной перепонке, — я… Прости, я не могу уже ничего изменить — не сотру это из твоей памяти. Я буду честно стараться больше так никогда не поступать… — Арсений отвечает только лёгким поцелуем в плечо и урчащим «угу», что жжёт кожу. Антон не выпускает из объятий, держит крепко и благо, что Арсений не видит покрасневшие от накопленных слёз глаза. ***  — А ты теперь гей или би? — доёбывается Серёжа, на секунду отвлекаясь от монитора.  — Антоносексуал, — сердится Арсений, генерируя в раздражении вроде бы глупость, но потом, когда Серёжа манерно фыркает, смакует на губах новое словечко и думает, что это очень похоже на правду — Антон его личная ориентация. Но, как оказалось, «любить Антона» и «хотеть Антона» две разные вещи. Дальше поцелуев они не заходят — Арсений ретируется быстрее, чем проблема станет слишком явной.  — Я могу тебя попросить кое о чем? — просит Антон как-то вечером. Сегодня очередь ночевать в квартире Антона, и, по правде, Арсений любит его квартиру больше — тут пахнет Антоновым одеколоном и стиральным порошком, тут ванна, а не душевая кабинка; в мисочке на кухне всегда есть печенье, а диван в гостиной шире, так что можно спокойно лежать вдвоём, не пихаясь локтями.  — И что же? — осторожно спрашивает Арсений, а внутри всё подбирается к верху — Антон перед ним такой домашний, лохматый и зацелованный.  — Я хочу посмотреть, как ты дрочишь, — Антон говорит так, будто напоминает вынести мусор или написать ему после работы.  — Ого, — выдыхает Арс и чувствует, как горят щёки.  — Ну, реально, — кивает Антон, воодушевленно подаваясь вперёд. — И полностью голый, чтобы я всё видел… И за соски щипал!  — Стоп-стоп-стоп, — Арсений не знает, можно ли сгореть заживо от стыда, но на всякий случай останавливает бурный поток фантазии и для надёжности ещё и поднимает раскрытые ладони вверх.  — Прости, я, наверное, совсем извращенец, — хмурится Антон, кусая щеку изнутри, и тянет руки вперёд — приглашает в объятия. Они практикуют «правило десяти секунд» в ситуациях, когда не стоит говорить сразу, чтобы не порождать конфликт на ровном месте — десять секунд в объятиях, чтобы остыть, а потом говорить. Арсений прикладывается к груди и слышит учащенный стук сердца, понимая, что извращенец тут он — мысль о том, что Антон будет смотреть на него, спирает дыхание. Антон осторожно гладит вдоль позвоночника одними пальцами, касается открытой кожи у ворота футболки и попеременно целует в макушку. Ну кого Арсений обманывает?  — Я бы хотел, но я чувствую неловкость, — сознаётся Арс, и Антон среди приглушенных вдохов-выдохов улавливает слова.  — Хочешь, мы разденемся оба, чтобы было честно? — мычит Антон, укладывая ладонь на поясницу.  — Хочу, — наверное, торопливо выпаливая это, Арсений ужасно палится перед Антоном — с другой стороны, это же Антон — он мягко отстраняет расплывшееся тело от себя, чтобы одним рывком сорвать штаны и белье, путаясь длинными ступнями в краях. Он стягивает футболку через голову, ещё больше разворошив гнездо на голове, и с готовностью смотрит на Арсения.  — Уже?.. — глупо спрашивает Арсений, но и без ответа тянется к кромке футболки. Антону дорогого стоит не залипать, как сантиметр за сантиметром открывается белая, бледная кожа впалого живота — футболка аккуратно ложится на спинку дивана, на контрасте с той, которую Антон небрежно бросил на пол. Родинки. Их столько, что Антон не уверен, знает ли он такое число — по всей груди крапинками, перекидывают «точечный» хвост через плечо и на шею несколько высыпают. Язык чешется провести по ним влажной-важной линией. Арсений тянется к штанам, чуть мешкаясь, но внимательный взгляд Антона будто подбадривает — всего лишь смотрит на торс, и любопытство подстрекает узнать, какая реакция последует дальше. Член уже полувставший, чуть качается от беспокойства, и Арсений усаживается удобнее в углу дивана, вытягивая одну ногу вдоль спинки, а вторую опускает на пол — поза смущает, лицо горит, но грудь Антона расширяется от более глубоких вдохов, и от этого приятнее. Арсений ставит галочку напротив мысленного списка — ему нравится нравиться Антону.  — Ты принесёшь лубрикант или мне пойти?.. — неловко спрашивает Арсений, не зная, куда деть руки.  — Что? — Антон включается, наконец взглянув в глаза — там зрачки почти поглотили радужку.  — Смазку, — повторяет Арсений.  — Зачем?  — Так я, вроде, дрочить собрался, — потихоньку смех вытесняет стеснение — настолько непонимание Антона кажется забавным. — А ты, прости, как дрочишь? — невзначай интересуется Арс, и Антон пантомимой изображает сначала смачный плевок на раскрытую ладонь, а потом характерные движения кулаком. — Понял, — коротко отвечает Арсений и собирается подняться, но Антон хватает за запястье и тянет его руку к себе. У Антона язык широкий, его хватает на всю ладонь; влажный, что слюна паутинкой тянется между пальцев; тёплый и шершавый, и Арсений сразу думает о котятах. И о том, что он собирается дрочить слюной Антона — почти непрямой минет. Без смазки немного неудобно, слюна быстро высыхает и ладонь не скользит легко — но Антон смотрит так внимательно, что никакой дискомфорт не беспокоит. Его рот приоткрыт, и язык, что только что лизал ладонь, проходится по пухлым губам слишком часто — Арсений представляет, как Антон вылизывает всё тело, и зажмуривается, чтобы не застонать.  — Почему ты не?.. — выдыхает Арс, смотря на чужой стояк из-под ресниц. Антону будто отдали приказ — торопливо лижет ладонь, и Арсений снова жмурится, стоит увидеть этот язык. Антон дрочит хаотично, без ритма, выворачивая кисть — Арсений в такт мыслям, цепляет потяжелевшие яички и стискивает-отпускает хватку. И оба смотрят в глаза — на члены Антон может и в порно глянуть, а вот на такого Арсения — несобранного, развязного, залитого румянцем от щёк до груди — нигде больше. Антон думает, что лучше момента не будет — наклоняется вперёд, но Арсений резко хватает за плечи, пока ещё не поздно.  — Ты чего? — пугается Арсений, а Антон поднимает на него честный-честный взгляд.  — Я хочу попробовать… Ну… — мнётся Антон и пытается мыслями передать — ну, отсосать, что непонятного.  — Ты не обязан, Антон, — жалостливо просит Арсений, но тот упрямится и сползает с дивана на пол, чтобы удобнее. Антон склоняется над членом, осторожно берёт пальцами за основание, и Арсений запускает ладонь в шевелюру, и кудряшки насаживаются на пальцы словно драгоценные перстни — Антон окольцевал его полностью. И полостью. Антон сосёт не очень умело, иногда Арсений чувствует зубы, слышит характерное сопение с примесью хрипа. Антону не хватает воздуха, и он отстраняется, чтобы вдохнуть или сглотнуть слюну, что накапливается стремительно. Арсений не смеет жаловаться — Антон старается, ёрзает перед ним на коленях. Арс замечает, что вторую руку Антон опускает под себя — Арсений едва не кончает от того, что они возбуждаются от процесса в равной степени. Антон явно устаёт, поэтому подключает руку, надрачивает, плотно сжимая пальцы, быстро — почти так же, как обычно это делает сам. Головой не двигает, широко лижет языком, иногда пытается протолкнуть крупную головку в горло, но быстро отстраняется. Арсений соврёт, если скажет, что это неприятно — это хорошо и волнительно, но, когда пальцы сильнее зарываются в кудрявую голову, Арсений думает, что острое возбуждение он чувствует из-за Антона, а не из-за минета.  — Тебе хорошо? — спрашивает Антон, выпуская член с ужасно-пошлым звуком.  — Ты устал? — беспокоится Арсений, залипая на красно-пухлые губы и слюну на них.  — Немного, — бормочет Антон, смущаясь.  — Не нужно, — Арсений ободряюще улыбается, ожидая, что Антон вернётся к нему на диван, и он сможет немного распустить руки. Но Антон остаётся внизу, и Арсений чувствует, как его ладони смыкаются на лодыжках.  — Что ты делаешь? — спрашивает, и Антон тянет за ноги на себя, заставляя сесть на краю, вытянув ноги по обе стороны от Антона. Несколько минут назад Арсений стеснялся раздеться, а теперь Антон молча гладит его ноги от пяток к коленям — вниз-вверх — и Арс млеет.  — У тебя ноги… Одним словом пиздец, — Антон хватает под коленкой и приподнимает, натягивая сухожилия. — Гладкие, — дышит горячо, опаляя кожу. И влажно целует коленку. И это пробирает сильнее, чем минет — губы порхают по коже выше, язык шершаво лижет бедро, а пальцы массируют голени, что часто сокращаются. Арсений не может связать и слова, отстранить Антона от непотребства — по правде, не так уж и хочет, только смотрит, с каким усердием Антон зацеловывает кожу.  — Я могу укусить? — он вскидывает голову и глаза — Арсений теряется и едва кивает, позволяя раздвинуть свои ноги чуть шире. Антон кусает на пробу внутреннюю часть бедра, и Арсений кусает губу — стон сдержать тяжело. Острые резцы приятно дразнят, мягкие губы сразу же оглаживают место укуса, и Антон смачно лижет, переходит ко второму бедру с теми же манипуляциями — и так по адскому кругу, в котором Арсений не может найти выход. Арсений спускает в два резких толчка в свой кулак, падает на спину, пытаясь отдышаться, но сразу же поднимает голову — Антон сидит перед ним голой попой на ковре и с заляпанным спермой животом.  — Ты когда успел? — едва спрашивает Арсений.  — Когда тебя вылизывал, — сознаётся Антон и тянется к нему на диван — оба потные, грязные и в сперме — но Арсений не смеет бурчать, только обнимает.  — А может ещё? — заговорщически шепчет Антон, зарываясь носом в холку. У Арсения болят бедра от укусов и губы от поцелуев, но больше всего болит внутри — не секс, а прелюдия доставили ему больше удовольствия, чем всё, что было до этого. Дело всё-таки в Антоне. ***  — Арс! — кричит Антон из коридора. — А где подарок?  — Какой? — переспрашивает Арсений, зачесывая волосы в ванной.  — Для Юли! Арсений бросает последний взгляд в отражение и выходит из ванной. Антон стоит в коридоре в ботинках — обутым ходить запрещено — расстегнув зимний пуховик, и таращится на Арсения.  — Подарок? Так я утром взял с собой и подарил в офисе, — спокойно объясняет Арсений, снимая с вешалки куртку.  — Без меня? — Антон растерянно тянет брови наверх и стоит истуканом.  — Антон, не смеши меня, — снисходительно улыбается Арсений, кутаясь в шарф. — Я сказал, что это от нас двоих, Юля поблагодарила — сейчас её поздравишь лично, если тебя это так волнует. Арсений застёгивается и берёт с тумбочки телефон и ключи от квартиры, полностью готовый ехать в небольшой ресторанчик, где Юля собралась отмечать день рождения в кругу маленькой компании. Антон молчит и разворачивается к двери, не комментируя никак. Арсений подозревает неладное, когда хмурый Антон не реагирует на Просто Леру, которую крутят по радио — с опаской смотрит на сосредоточенный профиль Антона, что внимательно следит за дорогой. Убеждается, когда они входят в ресторан, и Антон суёт руки в карманы джинс, горбится и бубнит какое-то поздравление растерянной Юле. Она одной бровью вопрошает у Арсения, что же случилось, но ответа не получает — Арсений пожимает плечами, а Антон плюхается на стул рядом с Димой. По Антону понятно сразу — недоволен, обижен и расстроен, и Арсений и сам сидит как на иголках, не может расслабиться, пока рядом колючий и злобный Антон.  — Мы можем выйти? — осторожно шепчет Арс.  — Мы только сели, — бурчит Антон, уткнувшись взглядом в пустую тарелку перед собой.  — Мы только сели, а ты уже похож на ежа, — проговаривает Арсений, и Антон поднимает на него действительно обиженный взгляд. — Я просто хочу понять, что не так — иначе, мы испортим вечер не только себе, но и другим. Антон думает — это видно по хаотичному движению бровей, зелёные глаза бегают по лицу Арсения, и он едва кивает.  — Мы отойдём, — виновато просит Арсений, улыбаясь друзьям. — Можете начинать без нас…  — Ну, вы бы постеснялись, — шутливо возмущается Дима, перебивая.  — Бесстыдники, — Серёжа прекрасно пародирует ворчащую бабушку, и столик укрывается хохотом. Арсений спокойно воспринимает подобный юмор именно от них. Ведь Серёжа за его отношения, порой, переживает больше него, а о Диме Антон отзывается только хорошо — Арсений и сам видит, что тот друг хороший. Антон смешно смущается, когда шутки заходят о таком, поэтому торопливо поднимается с места, и Арсений едва поспевает за ним в холл.  — Что такое, Антон? — Арсений воровато оглядывается — на публике приходится держать дистанцию, и правило «десяти секунд» приходится игнорировать. Хотя обнять Антона хочется слишком сильно.  — Ты отдал подарок без меня, — выпаливает он, держа руки в карманах.  — И ты серьёзно обиделся на это? — Арсений пытается не сердиться, но причина кажется детской и несерьезной.  — Я просто не понимаю, почему для тебя это ничего не значит, — упрямится Антон.  — Какая разница — подарим подарок вместе или я сам? — Антон только глаза закатывает. — Я же сказал, что это от нас двоих, да и Юля это сама знает.  — Но для меня есть разница! — приглушённо шипит Антон, сдерживаясь.  — И что, мне пойти забрать подарок, и будем передаривать, взявшись за ручки? — бурчит Арсений, раздражаясь от того, что диалог сводится к взаимным претензиям.  — Бля, Арс, ну это хуйня, — скатывается в сплошной мат Антон, чем только доказывает, что разговор не клеится. — Договорим потом, — устало просит и идёт к гардеробу.  — Ты куда? — спохватывается Арсений, но Антон уже протягивает свой номерок.  — Поеду домой, чтобы не портить всем вечер, — проговаривает и даже не оборачивается, забирает пуховик с рук мужчины и натягивает на поникшие плечи. Арсений не комментирует это никак, молча следит, как Антон выходит из ресторана, и чувствует странное желание усмехнуться. За столик он возвращается один — на ходу плетёт историю, что Антон чем-то отравился и не хочет портить праздник кисло-болезненной миной. Ему, по правде, плевать, поверили ребята или нет — хватает, что вопросов задавать не стали. Вечер без Антона кажется странным, особенно зная, что между ними пробежала чёрная кошка с пустыми вёдрами наперевес. Арсений возвращается в пустую квартиру, вяло шаркает тапочками по паркету и падает на кровать, сжимая телефон в руке. Они разные — это слишком очевидная причина ссор, но расходиться с Антоном из-за вечно всплывающих недоразумений ещё глупее, чем молча обижаться. Жабомышь — Антон смеётся с этого слова, как-то раз выудив из недр твиттера — так обозначают пустые споры без причины. Их совместная жизнь временами похожа на жабомышь — недовольно квакают и пищат. Антон, очевидно, по-другому воспринимает некоторые вещи, и Арсений сердится сам на себя, что не вспомнил об этом во время спора. С другой стороны, он не мог предположить, что этот конфликт вообще возникнет. Арсений мысленно обувает чужие ботинки — он бы и не заметил, что Антон подарил подарок без него. Телефон коротко мигает сообщением, и Арсений торопливо снимает блокировку, чтобы увидеть непрочитанное в переписке с Антоном: мне нужны 10 секунд обниманий, чтобы поговорить нормально

мне тоже

Арсений торопливо печатает ответ, чувствуя, как волна странной грусти накатывает — они могли бы сейчас лежать вместе, обниматься и тихо говорить, а вместо этого на разных концах города обиженно заперты в своих квартирах. мне приехать?

если хочешь

хочу

приезжай

еду тебе что-то захватить с мака?

картошку

понял :) Арсению почти тридцать, но предубеждениями он не страдает — поэтому совершенно не стесняется зарыться в кровать носом, чтобы как-то заглушить писк. Антона он любит — вопросов нет. *** — Арс, — Антон зовёт так мягко, что собственное имя кажется Арсению чем-то интимным, — может, нам стоит жить вместе? Вот так просто они съезжаются. Вернее, после этого предложения начинается двухнедельное обсуждение — в чьей квартире жить и сколько вещей Арсения поместится в шкафу Антона. Арсений возникает и спорит чисто для поддержания формы, сентиментально прощается с разными мелочами в квартире — он прожил тут всю сознательную часть жизни, прикипел к каждому уголку, но честно себе сознается, что квартира Антона ощущается более «их». Хозяйка сокрушенно причитает, стоит ему объявить о переезде, но у Антона хозяйки нет — ипотека висит на нём третий год, и Арсений всерьёз берётся за «матчасть» — рассчитывает, сколько им нужно на питание, на «хотелки», на «отложить» и на оплату за жильё. Антон неожиданно расстрагивается от этого жеста — делить кровать и последний бутерброд круто, но ипотеку — бесценно. Арсений неловко пожимает плечами, позволяя себя обнять — он-то в Антоне уверен. И вечером, нежась в ленивых объятиях после малой программы, Антон ненавязчиво спрашивает:  — А ты не хочешь заняться сексом? — он держит за бедро — обкусанное и зацелованное, почему-то с бёдрами у Антона отдельная любовь. У Арсения нет проблем с поцелуями, петтингом и минетом, но одна мысль о сексе во всех смыслах заставляет напрячься.  — Не думал об этом, — честно отвечает Арсений. — Я читал, что некоторые пары и вовсе не занимаются сексом, — булькает смущенно.  — А что ты читал? — заинтересованно спрашивает Антон, рассматривая пунцовое лицо — его любимое!  — Литературу, — уклончиво отвечает, обещая себе почистить историю браузера на всякий случай.  — А я просто вчера мангу прикольную увидел…  — Ты предлагаешь заняться сексом после того, как увидел мангу? — перебивает Арсений и приподнимается от негодования, упёршись локтём.  — Ты не видел! — возмущается Антон, и вовсе усаживаясь, от чего одеяло сползает, обнажая грудь и мягкий живот. — Там тот, что снизу, такой хорошенький…  — А почему я снизу? — бурчит Арсений, хмурит брови и падает на подушку.  — Ты себя только что назвал хорошеньким? — лукаво спрашивает Антон и нависает над Арсением — целует красные щёки и не даёт сказать и слова.  — Подожжи-подожжи, — торопливо просит Арсений, хватая за плечи. — Я как-то не могу представить, что я тебя…  — И я тебя, — кивает Антон, отстраняясь. — Арс, я же не говорю уже и сейчас, не говорю, что ты должен быть снизу или сверху…  — Что за ужасное обозначение? Сверху, снизу? — бубнит Арсений, и Антон хватает ладонь, чтобы целовать костяшки — Арс сразу успокаивается.  — Ужасное, — согласно кивает Антон. — Если мы и дойдём до этого, то это будет по обоюдному желанию. Арсений не отвечает — иногда ему банально не хватает слов.  — Ну что, оладушки? — предлагает Антон, словно мизинчик после ссоры. Он даже не слушает ответа, поднимается с кровати и натягивает домашние штаны прямо на голое тело. Арсений не успевает прокомментировать это событие — мобильник разрывается входящим, и он тянется за своим телефоном, чтобы увидеть входящий от мамы. Арсений не любит звонки из дома — несколько минут слушать как дела у дальних родственников, которых он в глаза не видел, поддакивать на все сокрушения о семье и детях, коротко рассказать о Юленьке и Серёженьке, подтверждать, что на работе всё хорошо, без изменений. И это разговоры с мамой — с папой Арсений говорит очень редко, просто не привык. Заманчиво маячит идея скинуть вызов, но он так поступил в пятницу — когда Антон самозабвенно надрачивал ему на диване.  — Алло, — тянет Арсений, поднимаясь с кровати. — Привет, мам.  — Привет, Арсюш, — мамин голос приятный — и вообще, с мамой ассоциации только приятные. — Ты как там? Всё работаешь? — беспокоится, пока Арсений выискивает своё бельё на полу.  — Да, заработался, — поддакивает, натягивая одной рукой трусы. — Прости, что не перезвонил тогда. В одном белье (он же теперь тут как дома) выходит в гостиную, что от кухни не отделена стеной, и Антон там вовсю гремит посудой.  — Ты хоть есть успеваешь? — волнуется она, а Арсений садится на подлокотник дивана. Арсений смотрит, как Антон хватает пальцами горячий оладушек со сковородки, очевидно обжигается, небрежно бросает того в тарелку — шипит и облизывает пострадавший палец. А потом снова лезет в сковородку голой рукой, зря, что во второй зажата вилка.  — Успеваю, — хмыкает Арсений. — Не беспокойся, прошу, — мягко, и мама тает, давно не слышав такого сына.  — Ой, а ты там, случайно, никого не нашёл? — вопрошает она, заливисто смеясь. — Ты ж ещё какой молодой, красивый…  — Мам, мы уже много раз об этом говорили, — перебивает, надеясь, что старая лекция не начнётся заново. Антон довольно перебрасывает готовые на тарелку, машет лопаткой с кухни и лыбится.  — …такая хорошая девушка, — цепляется мамина фраза. И Антон хороший.  — Я живу с парнем, мам. Арсений сознаётся в этом легко — будто прожил с Антоном много лет и отпраздновал все оловянные, деревянные и медные юбилеи. Мама по ту сторону замолкает, и Арсений старается не думать, что его чувства к Антону стали настолько крепкими, что он готов рискнуть нитью родственных отношений. Он любит родителей горячо-благодарной любовью ребёнка, оставив позади желание что-то доказать и кем-то быть в их глазах, но именно сейчас Арсений понимает, что если они не примут его любовь к Антону, то и любые достижения не будут стоить ничего.  — Арсюш, — мама по-особенному тянет «ш» в его имени — как в детстве зовёт из площадки домой. — Ты счастлив? Счастлив ли он? Антон гремит посудой, строит планы на Новый год, целует по утрам и плевать на то, что зубы ещё не чистили. Они платят ипотеку за его квартиру вместе — а это уже не звоночек даже, это колокола собора. Ссорятся не часто и не редко, но всё больше и больше разговаривают, порой преодолевая смущение и предубеждение, что мужчины такие вещи не обсуждают. Антон прикладывается к каждой мелочи его жизни — удивительно впору, будто нужный крохотный пазлик.  — Да, мам, — ложится на диван полностью. — Я счастлив, — Арсений плачет тихо, улыбаясь, и мама в трубке плачет вместе с ним.  — Я папе сама скажу, — давит всхлип — и мама, и он. — Надеюсь, мы ещё познакомимся. Арсений только одним «угум» отзывается, скидывает звонок и тычется носом в жухлую обивку, пропитывая её слезами — а за спинкой дивана кухня, и Антон там дирижирует оладушками. ***  — Ты ещё не все вещи разобрал? — Антон пытается найти что-то в шкафу, но натыкается на увесистый пакет неизвестных ему шмоток. Арсений лениво поднимает голову, выглядывая из-за края ноутбука.  — Это женские вещи — Юле они большие, а выбросить жалко, — комментирует Арс, возвращаясь к работе — к концу года количество заказов стандартно увеличивается, поэтому часть работы Арсений забирает домой. Работать дома не тяжело — разлегшись на кровати, попивая лимонный чай, которым Антон лечится от всего — зима уже вовсю, только снега не хватает.  — И ты их не носишь? — переспрашивает Антон, зарываясь в пакет с интересом исследователя.  — Не ношу, — хмыкает Арсений, откладывая ноутбук на тумбочку, чтобы следить, как Антон перебирает вещи. И вытаскивает те самые злосчастные колготки.  — Бля, а я и забыл, что ты был в колготках, — Антон мнёт в пальцах мягкий капрон, осторожно тянет и восхищённо поднимает глаза на стремительно краснеющего Арсения. — Наденешь? Арсению бы возмутиться, но его хватает только на то, чтобы молча открывать-закрывать рот.  — Тебе стыдно надеть колготки? В житейских вопросах Антон зачастую не умеет тщательно планировать ход диалога, осторожничать, выбирать фразы, утаивать некоторые пикантные детали. Антон чаще всего задаёт вопросы прямо, если уверен, что сам на такой вопрос сможет ответить — Арсений оправдывает это тем, что Антону попросту не хватает деликатности. Однако сейчас Арсений не может охарактеризовать свои внутренние ощущения — он частенько бывает перед Антоном полностью раздетым, но его вопросы временами заставляют обнажиться совсем по-другому.  — Мне стыдно думать, что я хочу это сделать, потому что тебе понравится, — сознаётся Арсений, переступая через себя.  — Стесняешься сводить меня с ума? — не успокаивается Антон, а Арсения затапливает краснота — Антон уверен, что вплоть до сосков грудь окрашивается в красный.  — Стесняюсь, что мне нравится сводить тебя с ума, — Арсений горит на кровати, Антон стремится к нему, замирает перед краснеющим лицом и мягко целует в губы.  — У тебя хорошо получается, — мурчит Антон, легко кусая щеку.  — Ну хорошо, хорошо, — сдаётся Арсений, упираясь ладонями в грудь. Безумие — Арсений натягивает капрон ужасно медленно, не скрывает для самого себя, что восхищённые взгляды и выдохи Антона действуют на него незамедлительно. Так и хочется вытянуть носок ещё сильнее, поднять ногу выше, прогнуться красивее.  — Ого, — всё, на что хватает Антона, стоит Арсению дотянуть колготки до талии — без футболки, в черных боксерах, с тонкими ногами, обтянутыми капроном. Антон взглядом просит разрешения, и Арсений кивает, падая на спину. Ладони смыкаются вокруг тонких щиколоток, цепляя пальцами пятки. Антон волнуется — ладони потеют, но он широким касанием проходит по икрам, сжимает и оттягивает капрон, отпускает, и тот с хлопком липнет к коже. Арсений тяжело дышит, держит руки на животе, внутри которого горячее и жаркое накапливается, и выдыхает громче, стоит влажным пальцам ущипнуть за бёдра.  — Красиво, но твоя кожа ещё красивее, — выдыхает Антон, тянется к кромке, что резинкой стягивает поперёк живота.  — Это был первый и последний раз, — недовольно тянет Арс, позволяя стягивать колготки — кажется, Антону это нравится ещё больше.  — Вот чулки… — мечтательно бормочет Антон — кромка кружева на любимых бёдрах так и манит.  — Посмотрим, — краснеет Арсений, не отказываясь прямо. Антон бросает колготки на пол и падает рядом, чтобы обнять большой ложкой — Арсений быстро мёрзнет, поэтому ладони укладывает на его холодные коленки.  — Может попробуем фингеринг? — мысли Антона скачут очень резко — Арсений уже научился отслеживать их. — На попа-прутик-унитаз решим, кто первый — и на следующих выходных попробуем. Арсений чувствует, как чужой член упирается в ягодицы. И хочется, и колется ему странным чувством.  — Хорошо. И спустя неделю Антон, чистый во всех местах и смыслах, готовый попробовать первым, осторожно спрашивает, стоит увидеть, с каким серьезным лицом Арсений натягивает латексные перчатки на руки.  — Это же гигиенично! — Антон смеётся, едва успокаивается, и Арсений недовольно стягивает перчатки, усаживаясь у ног Антона.  — Твои бактерии мне как родные, — успокаивает Антон и лежит на спине, раскинув руки в стороны. Слова Антона сбегают по коже вниз, набирают силу, цепляются буква за букву и останавливаются внизу живота, разгораясь там жарким пламенем. Арсений переживает — Антон чувствует это всем своим телом, видит отчаяние в лихорадочно горящих глазах. Вдруг причинит боль, ничего не получится, а потом их отношения развалятся? И злиться на себя за эти мысли было так же бесполезно, как и бояться сделать ошибку, но Арсений не может успокоиться. Потому Арсений делает то, что получается хорошо — любит Антона руками, губами, вжимает в постель и ловит тихие стоны. Любить Антона легко — он отзывчивый, податливый и мягкий, не стесняется стонать, но долгие поцелуи-укусы по телу не терпит — в отличие от Арсения, что млеет от одних только рук на бёдрах. Антону по душе минет, и Арсений всегда уступает в этом — почему-то отдавать в этом плане ему нравится больше, чем получать. И Антон стонет тяжело, сцепив зубы, укладывает ладони на голову, успевая при всём этом мягко массировать пальцами кожу головы.  — Я не могу, Антон, — Арсений останавливается внезапно, небрежно мазнув ладонью по губам, чтобы стереть слюну.  — Что такое? — Антон едва говорит в возбужденном состоянии, не понимает причину остановки, тяжело поднимая голову.  — Я не представляю себе, что могу… Что могу тебе…  — Вставить? — предполагает Антон, и Арсений хмуро кивает — слово ему не нравится. — Арс… — шепотом тянет, рывком усаживаясь перед ним. — Я не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. Антон обхватывает ладонями лицо, вовлекая в поцелуй — у него большой рот и целуется широко, всасывает язык, не смущается звуков. Едва не вылизывает изнутри — и Арсений расслабляется в его руках. Скользят от лица к шее, вдоль боков, и пальцы по-волшебству знают точки, что способны разморозить замершего Арсения. Прижимает к себе крепко, так что члены соприкасаются между вспотевшими телами, и Антон невольно дёргает бёдрами, чтобы задержать это касание.  — Со мной можем попробовать, — роняет Арсений, а Антон подхватывает — заставляет посмотреть глаза в глаза.  — Ты уверен? — совсем немного волнения и много заботы.  — Если что-то будет не так, то я скажу, — обещает Арс, и рука Антона скользит к ягодице, средним пальцем проходит по ложбинке, щекоча.  — Я тебе член откушу, если полезешь без смазки, — угрожает Арсений, и Антон смеётся.  — Приподнимись, — просит Антон на выдохе, возвращаясь к ягодице — хорошо ложится в ладонь, а пальцы приятно сжимают мягкую кожу. Арсений усаживается на колени и, чтобы не смотреть Антону в глаза, укладывает голову на его плечо и жмурится — Антон даже не касается ануса, всего лишь гладит, щипает и мнёт ягодицы, давит, заставляя вжаться сильнее, и едва не заглядывает через плечо.  — Пиздец… — шепчет Антон, щекоча кончиками пальцев место, где ягодицы переходят в бёдра. — Можно шлёпнуть? — с детским интересом спрашивает.  — Не стоит, — выдыхает Арсений, боясь своей реакции, и Антон не протестует — ему и так хорошо. Пальцы ненавязчиво скользят вокруг входа, дразнят рецепторы, и Арсения подкидывает от этого ощущения — ступни ног потеют от напряжения. Антон второй рукой гладит рёбра, опускает ниже и оттягивает ягодицу, от чего Арсений невольно приподнимается, пальцами пытаясь ухватиться за Антона, но только скользит по спине царапинами. Антон прерывается на миг, чтобы достать тюбик смазки, небрежно выдавливает, роняя тягучие капли на одеяло, греет между пальцами, залипая на то, как она блестит. И очень хочется посмотреть, как она будет блестеть на Арсовых ягодицах. Антон так и не дочитал ту статью, что нашел у Арсения в истории браузера — она была заумной, длинной и с ужасно невозбуждающими словами на латыни, но что-то из неё помнит, поэтому входит осторожно, на две фаланги, а второй рукой держит крепко, вылизывает шею и всё доступное вокруг, чтобы отвлечь от неприятного.  — Как ощущения? — спрашивает Антон, целуя «родинковое» плечо, проталкивает палец глубже, и Арсений в его руках трясётся, дышит горячо.  — Будто у меня чьи-то пальцы в жопе, — шутит Арсений, и Антон нащупывает уплотнение, легко касаясь — Арс внезапно стонет. — Вот-вот ещё раз там… — Антон едва держит захват — Арс норовит насадиться глубже, стремясь догнать внезапное приятное чувство, сильно стонет. — Пальцы длинные, — выдыхает ужасно довольно. Антон принимает это за знак и добавляет второй, медлит, чтобы Арс снова начал дышать, и толкается глубже, снова к простате — на каждое прикосновение Арсений отвечает стоном. У Антона в голове безумная идея, и воплотить её не так уж и сложно — мягко отстраняет разморенного Арсения, что слишком податлив в возбужденном состоянии.  — Обопрись, — шепчет, укладывая Арсения в коленно-локтевую — тот не сопротивляется, лишь зарываясь красным лицом в одеяло. Антон пристраивается сзади — смазка красиво мерцает на ягодицах, что плавными линиями тянутся вверх, и язык невольно облизывает губы. Если верить статье — это приятно. А «приятно» уже негласный девиз для Антона, поэтому сразу вжимается лицом промеж ягодиц, широким раскаленным языком проходит по входу. Арсений зажимает рот ладонью и глухо стонет, счастливый, что никто не видит его лица. Антон выдыхает — Арс чувствует жар кожей — и разводит ягодицы ещё сильнее, тянет, чтобы скользнуть языком внутрь. Арсений невольно всхлипывает, дрожит словно от лихорадки, а потом и вовсе кусает ребро ладони, чтобы ничего лишнего не простонать. Но Антон идёт ещё дальше — к языку подключает пальцы, разводит фалангами вход, чтобы язык мог войти дальше — и вот это уже чересчур. Арсений не представлял никогда, что его телу может быть так невероятно хорошо. Ноги дрожат, и оргазм приближается быстро, он едва дотрагивается до члена рукой, спуская в кулак, пока Антон самозабвенно вылизывает и ставит засос на бледной правой ягодице — как знак качества. Арсений падает на живот, хотя в голове набатом мысль, что Антон ещё не кончил — нужно подняться и помочь, но сил хватает на пол оборота — Антон сидит жопой на пятках, торопливо дрочит и смотрит так внимательно, что Арсения пробирает хлесткой плетью смущения.  — Хочу… Кончить тебе на бёдра… — хрипло, на самых низких тонах, что торкают Арсения так сильно, и он едва кивает. Антон любуется, как потёки спермы укрывают его любимые белоснежные бёдра — это кажется таким правильным, что идти умываться не отпускает сразу, а ложится рядом на бок, прижимаясь грудью к спине.  — Давай сексом займёмся в новогоднюю ночь, — предлагает Антон, лениво целуя за ухом.  — Ты романтиком стал? — тихо смеется Арсений, укладывая ладонь поверх его чужой руки на своей талии.  — Всегда был. *** Так уставать никто не планировал. Антон в последнюю неделю года закрывает два смежных проекта, катает командировку в соседний город и помогает убирать квартиру. Арсений устаёт не меньше, сил готовить нет, поэтому, выстояв невероятную очередь в супермаркете и скупив всё, что требует минимум действий, они заваливаются домой.  — Я есть не хочу, — тянет Антон, опуская пакеты на стол.  — Я даже разбирать не хочу, — Арсений солидарен с ним как никогда.  — Может… В спальню? — робко предлагает Антон, получая лёгкий кивок. Арсений старается не думать о чем-то столь пугающем, как приближающийся секс с мужчиной. Они сходятся на том, что Арсению должно понравиться в принимающей позиции — по крайней мере, длинные пальцы Арсения к мягким ягодицам Антона так и не добрались. Они раздеваются неспешно и лениво, стягивая шар тёплых свитеров. На пол падают джинсы, и парни вместе ложатся на мягкое одеяло. Поцелуи ничуть не страстные — спокойные, словно им уже не нужно доказывать свои чувства именно так, хватает просто лёгких объятий и сытых касаний губами. И тут Арсений сквозь гудящее в голове желание понимает, что шевелится уже с ощутимым трудом.  — Черт, кажется, я только что истратил все оставшиеся силы, — Арсений тяжело выдыхает прямо в шею.  — Я тоже, — с трудом кивает Антон.  — Прости, — бурчит Арсений, прижимаясь теснее к тёплому Антону. — Ты хотел заняться…  — Только молчи, прошу, — устало смеётся Антон. — Я не хочу секс, я хочу тебя — просто рядом, мне этого уже достаточно. Антон хватает Арсения в охапку к себе, держит ногами и одной рукой, второй цепляет край одеяла и двигается в сторону — получается ролл с мягкой начинкой. Но Антон не рассчитывает количество оборотов, и падают прямо на пол — путаются в коконе, смеются и «случайно» щекочут друг друга. Где-то далеко бьют куранты.  — Как Новый год встретишь, так и проведешь, — шепчет Антон всем известную поговорку — и Арсению хочется верить в неё как никогда.  — В твоих объятиях…