от нуля до сотни.

Нервозность Игоря можно было, буквально, рукой потрогать. До плеча дотронешься, а мышцы каменные, как будто в один момент затёкшие. Это не пугает, напряженный Гром – дело такое, в ситуации даже возбуждающее, – но беспокоит. А спросить Петя всё никак не может. То они сменами не совпадают, то ещё что. Одно накладывается на другое, и однажды вечером, Хазин, не выдержав, снова трогает Игоря за плечо, но в этот раз поворачивает его лицом к себе. – Какого хрена, дядь? Ты который день ходишь как собака побитая, которую ещё и пнуть собираются. Давай выкладывай. Ответ Грома его удивить не может, думает Петя, но тот берёт и удивляет, да ещё как: – Ты знал, что у меня брат есть? А он есть. И он пропал. Петя делает большие глаза. Ну да, они встречаются около года, вместе живут пару месяцев, много говорили про родителей, тут-то целый простор для воображения был, но про братьев разговора никогда не заходило. Видимо, взгляд у него очень уж говорящий, раз Гром всем телом к нему поворачивается, да закидывает ноги на диван, вздыхая. – Макс младший. У нас пару лет разницы. Когда отец умер, у него начало крышу рвать, мы с мамой решили, что им в Москву лучше уехать будет, я-то уже совершеннолетним был. С матерью мы, конечно, связь держали, а вот с ним как-то не сложилось. Решил, что я его так предал. В восемнадцать даже фамилию сменил. Хазин слушает. Ну а что ему ещё остаётся? Только выслушать, ведь информация для него новая. Непонятная даже. Переварить надо. А Игорь продолжает на него бобиком этим побитым смотреть, и вроде даже глазами влажными. Переживает, не оглядываясь на все особенности их общения. Задумывается Петя о том, как бы он сам отреагировал, случись что с его семейкой Аддамс. Он бы тоже с таким видом сидел? Во времена своих трипов он бы только порадовался, заказывая сверху пяток шотов. Потом, на отходняке, от эмоции к эмоции бы метался… А сейчас, наверное, тоже бы переживал. Но не так ярко. Разузнать всё точно нужно сначала. – Откуда ты про его пропажу узнал? – приходит в голову Пете банальный, но на самом деле важный вопрос. Если они на связи не были, – у тебя же мама… – Да знаю, – отмахивается Игорь, – он сам позвонил. Номер его, я потом пробил, и местоположение тоже. Хрипы какие-то в трубку, звуки не то погони, не то стрельбы, а может и всего сразу. Сказал что-то, по имени позвал, и отключился. С тех пор его телефон в сети не появлялся. – И где последний раз пинговался? Переключаться в режим мента, как они это называли задача простая, на самом деле. Так и проще куда – эмоции на второй план уходят. Петя видит, что Игорь тоже сразу приосанивается, расслабляя плечи. – В деревне какой-то. Под Архангельском. Мудьюга, или хрен его знает, ни на одной карте нормального изображения нет. В интернете тоже пусто. На форумах пишут, что был сайт храма, а теперь там пустое место. На форумах. Хазин невольно ухмыляется. Кто ж ещё, кроме его старорежимского мужика полезет искать информацию на форумах? Ещё и забрёл небось в такие глубины интернета, в каких его брат по стране не бывал. – Давай так. Если до завтра твой блудный не объявится, мы сами туда поедем? У Фёдор Иваныча направление будет проще получить, если я буду просить, а не ты со своими личными интересами. – А то у тебя интерес не личный, – отмахивается от него Игорь, но по лицу Петя видит – тот уже согласен. Не сможет сидеть на месте, пока сам всё не выяснит. Одна из множества причин, почему Петя в это вписывается, хотя дело, скорее всего, никакого отношения к наркоте не имеет. Гром уедет хрен знает куда, без согласования и согласия, а тут останутся те, кто без него на иголках будет сидеть. Как на иголках, конечно, для него этот этап прошедший. Сон тем вечером с трудом идёт к обоим, а Игорю долго снится лицо, так сильно похожее на его собственное, опутанное паутиной. – Да вы поехали совсем? Именно так начинается утро в кабинете у Прокопенко, когда Петя с Игорем дружно вваливаются к нему в кабинет, выпрашивать связать их с местными отделениями полиции. – Мы бы и поехали, Фёдор Иванович, но без вашего благословения никак, – с самым незаинтересованным видом отвечает начальству Хазин, – вы нас свяжите только с их отделением полиции, а дальше мы сами. – Да нет у них там никакого отделения. Два человека на всю округу, – глядя в первую очередь, конечно, на крестника, говорит им Прокопенко, – и до тех не дозвониться. Игорёш, ну куда ты всё лезешь? Вернётся небось, журналист твой Максимка, потом в Москву к нему поедешь. – А если нет? – хмуро отвечает Гром, разминая пальцы, которые с самого утра сводило нервной дрожью, – какой от меня тут толк, если вся голова только им забита? – А у меня – вот им, – кивнув на Игоря, встревает Петя, поднимаясь с диванчика в кабинете, – давайте мы поедем, проверим всё, а? Ну за неделю максимум управимся, а там из города группу привезём, пускай леса обыскивают. Фёдор Иванович видит то, что видит в Громе Петя. Не остановится, сорвётся, сам поедет. Отцовские гены, блин. Ворча себе под нос, достаёт из стола чистый лист, раскрывает футляр ручки. Много лет служившее ему верой и правдой перо, впервые за долгое время, отказывается писать с первого раза. Прокопенко человек не суеверный, но такой знак ему точно не нравится. Петя никогда не видел такого пустого поезда раньше. Он, конечно, вообще не большой путешественник на поездах, всё чаще на самолётах, но чтоб людей почти не было, одни проводницы время от времени сновали туда-сюда… Странно всё это. Да и билеты они покупали как-то через одно место – кассирша упрямо говорила, что такого места назначения просто нет, а после очередной просьбы проверить, неожиданно нашла, как-то заторопившись их продать. Они с Игорем только плечами жали – ну с кем не бывает, устала может, не посмотрела нормально. А теперь этот скрипучий старый вагон, в котором они, кажется, только вдвоём. Покачиваясь на рельсах, поезд дальнего назначения увозил их всё дальше от города. Хазин бегал курить каждый час, но сигареты быстро кончились. Стало скучно. Апатия какая-то накатывала, чем дальше они уезжали. Игорь тоже уже не выглядел таким напряжённым, плечи опустились, всё в окно смотрел, как будто задаваясь вопросом – когда уже. Петя виснет на его плечах, обнимая со спины, потом как-то утаскивает на полку, укладываясь рядом с ним. Засыпают, просыпаются. Заполненные одинаковыми видами прямоугольники окон делают дорогу визуально бесконечной. Ощущается она, впрочем, в точности так же. Проводница приносит чай раза три, кажется, но никогда не задерживается, смотрит на них только как-то странно. В последний говорит, что станция через десять минут, мол, собираться уже можно. Гром сбрасывает с себя хандру, готовый взяться за дело, и взгляд женщины какой-то совсем кислый становится. Петя даже не смотрит в её сторону, протискиваясь с небольшой сумкой к выходу. Станцией пустой полустанок назвать – больно громко будет. Из поезда они буквально вываливаются, а проводница торопится всё, и их торопит. Двери закрываются прямо за спинами. Петя оборачивается на набирающий ход поезд с удивлением. А потом видит то, на что Игорь смотрит, сжав ладони в кулаки. – Сколько ж их там… – выдыхает он с таким отчаянием в голосе, что Хазин моментально сумку на плечо закидывает, подлетая к Грому. – Много. Но это не наше дело пока, понял меня? Игорь взгляда от будки, обклеенной, кажется, слоёв в пять, объявлениями о поиске пропавших, не отводит, но кивает. Сказать ничего не выходит, зубы сжаты так же плотно, как и кулаки. Им это никак не поможет, что он свою злость держать будет, что выплеснет – всё одно. И деваться тоже некуда, вокруг глушь, только будка эта, леса, да дорога железная, теперь опустевшая. И звуки какие-то. Игорь даже не оглядывается, а вот Петя сразу головой мотать начинает, пытаясь понять, откуда здесь такой мощный мотор. Что-то в машинах он да понимал, поэтому сразу догадался. Чёрный внедорожник, разбивая лужи под колёсами, влетает едва ли не в них, тормозя боком едва ли не перед лицом Игоря. Тонированные, – почему-то Гром только и думает о том, что такое у них в стране давно запрещено, – стёкла опускаются. Хазин ахает. Это лицо он знает как родное. И при этом – не знает совсем. Видимо этот мужик с лицом, очень похожим на Громовское, кудрявый, да более полнотелый, судя по щекам, высовывающимся из окна, и есть его Максик. На похищенного совсем не похож, стоит признать. Ну или тут у них, под Архангельском, каждому лицу с бумажки “пропал человек!” по гелику выдают. Хазин бы тогда тоже тут пропал. Шутки приходится отложить до лучших времён, ведь дальше ситуация становится только интересней. Заднее пассажирское неожиданно открывается, и к ним выходит не сам Макс, который так и остаётся сидеть на водительском, улыбаясь, как совершенно потерявший рассудок, а человек… Сказать, что он похож уже на него, так это Петя сильно преуменьшит ситуацию. Разве что на его плечах шуба какая-то совершенно блядская, и улыбка на губах такая же. И худой как щепка. – А ты что ещё за хер? – вырывается у него невольно, прежде чем ему в лоб утыкается двустволка. – Ты гля, два по цене одного, – ржёт тот, что с оружием, и Макс ухмыляется ему в тон. – Я, вообще, на одного рассчитывал, но пускай будет, – отвечает он так снисходительно, как будто знал, что они поедут сюда. Или знал? Хазин рвётся вперёд, стискивая кулаки, с желанием вытащить придурка из машины, но холодное дуло толкает его назад. – Тиш, тиш, родненький, стой где стоишь, – голос Кольцова мёдом льётся, а улыбка с губ не сходит, когда он от Пети и своего спутника поворачивается к Игорю, – привет, братец. Представим друг другу своих подружек? Петя рычит. Гром, как зачарованный, смотрит на лицо Макса, не отводя взгляда даже ради происходящей у него за спиной сцены. – Я думал с тобой случилось что, – мотает он головой, как будто никак не может выйти из кошмарного сна, который пришёл ещё и с сонным параличом, – а ты, видимо, в полном порядке. – Ну как звонил, так и случилось, а теперь чего? Ты лучше расскажи, кого ты к нам привёз. Дениска вон его уже приметил. Названный Дениской отводит оружие от лица Пети и кланяется как-то поломано, как будто игрушка, управляемая кукловодом. Хазин невольно думает, что тот, чьи пальцы держат ниточки, сейчас сидит в машине, не вызывая ни капли доверия. И что с Игорем вообще? Весь его запал снова куда-то пропал. – Игорь, – твёрдо произносит Петя, пока чудище в шубе отвлеклось от него, масляными глазками глядя на Максима, – ну если он в порядке, так может поехали? – Нет. Голос Кольцова меняется вместе с его лицом. Шутовской образ маской слетает и с Дениса, подошедшего к водительской двери, да почтительно открывшего её для Максима. Подозрения о ниточках более чем подтверждаются. Игорь сглатывает шумно, когда брат вылезает из машины, демонстрируя замызганную толстовку, и цвет разводов говорит далеко не о том, что он бургеры тут жрал последние пару часов. – Макс, – Гром пытается проявить голос, но он словно бы в вате тонет, не давая нормально говорить, – я ж за тобой приехал. Думал, ты в беде. Петька помог прошение выбить… – Петька, значит. Пётр, – Макс переводит взгляд на него, словно бы в задумчивости подпирая подбородок кулаком, – хороший он у тебя. Сильный. Алкаш или наркоман бывший? Дернувшись ещё раз, Хазин понимает, что и его к месту приковывает, не давая и шагу сделать. Голова тяжелеет. – Пошёл ты, – из последних сил зло произносит он, – и ты, и щенок твой. Смех у Кольцова такой же обволакивающий, как у Игоря, когда он позволяет себе расслабиться и посмеяться над тупой шуткой… Руки Макса на его плечах ощущаются в точности так же. Денис снова смеётся. Весело так, задорно, как будто знает, что эта история подходит к концу. – Давайте в машину. Игорь беспомощно оборачивается на Петю. Хазин пытается в его глазах искру какую-то поймать, руку ему протянуть, и они даже как-то, словно через толщу воды, соприкасаются пальцами… Тяжёлый приклад винтовки разбивает их ладони. Денис подталкивает Игоря в спину, Макс Петю ведёт, и ноги совершенно не противятся этому пути. Прежде чем двери захлопываются, Хазину кажется, что в глазах Кольцова мелькает совершенно дьявольский огонёк. Игорь выдыхает на переднем сидении, куда его заставили сесть.