Feel it

      Изуку согласен, угрызения совести всё-таки проявились, в тот самый момент, когда они с Хитоши отправились после совместной тренировки в его комнату, под предлогом глянуть новую серию Хэмлок Гроува, тянув время ради ожидания вечера, чтобы свалить из ЮЭЙ на свидание куда-нибудь, желательно в другой конец города, а вернуться сюда лишь через два дня, когда выходные будут окончены; не хватает лишь помолиться, чтобы не вызвали помощниками на очередную геройскую миссию и можно будет насладиться долгожданным, действительно, отдыхом.       Парень Мидории был сегодня, на огромное удивление, не в духе. День не задался с самого утра: проспал, не успел позавтракать, забыл одну из обсуждаемых теоретических тем на геройском уроке, обсуждаемую ещё несколькими триместрами ранее, да и сама тренировка прошла достаточно неудачно — едва не вывихнул руку, неправильно управляя своей лентой, в имитируемой попытке схватить «преступника» — Ииду Тенью, который проволок Шинсо несколько метров, приложив лицом к земле. Спасибо Исцеляющей девочке за помощь в заживлении ран.       Поэтому сейчас, когда сериальная заставка уже прошла, а у Шинсо, кажется, ещё ничего не подействовало, Мидория смутно пожалел о своей нетерпеливости и нежелании перенести процесс. Мидория поздно принял во внимание, что Шинсо итак испытал много стресса за день, и только сейчас — ровно полдень, готов, наконец-то, полностью расслабиться в объятиях своего темноволосого, наглаживающего его, всё ещё слегка саднящие от ушибов щёки, что всё может пройти не по плану. То есть… Может и не быть милого первого секса. А что вообще будет? Что будет, если Шинсо весь день ходил с каменным лицом, несвойственно раздражённый, совсем не походя на себя обычного? Что будет, когда Шинсо узнает правду?.. Что будет, когда Мидория расскажет, как после тренировки дал ему бутылку с водой, предварительно замешав там несколько таблеток с афродизиаками, желая возбудить Хитоши и страстно, обоюдно трахнуться с ним, в первый, долбанный раз? Что тогда?..       Щёки у Шинсо нагреваются за сущие мгновения, когда осознаёт, что возбуждение застало врасплох. Совершенно не доезжает, как же так, ведь они с Мидорией… просто лежат рядом, подумаешь, слегка переплетая ноги, но так же каждый раз! Каждый раз руки Изуку заботливо гладят щёки, трут подбородок, слегка разглаживают волосы, массируя загруженную учёбой голову, и никаких последствий не было. Нервно ставит сериал на паузу, чувствуя, как теряет контроль над дыханием, потому что возбуждение перекрывает всё адекватное и подавляет всё нормальное. Шинсо неоднозначно смотрит на Изуку с немым вопросом, хмуря брови от недоумения. Разрывает небольшое объятие и ставит ноутбук на его место — пустую тумбу рядом с кроватью, сам отворачивает полный стыда и неловкости взгляд, клоня голову в пол и хватаясь за вечно растрёпанные волосы.       — Что с тобой? — Мидория не тупит, всё знает, но признаваться не хочет.       Хочет увидеть здоровую реакцию Шинсо. Хочет услышать, что тот скажет на счёт такой щекотливой ситуации. Потом Изуку всё расскажет, сейчас ведь необязательно.       — У меня… Стоит… Блять, Изуку, мне так неприятно, — Шинсо кусает губы до боли, а прикосновения Изуку, ползущие со спины, хоть они до сих и в одежде, заставляют лишь содрогнуться от новой волны непрекращающегося неприятного удовольствия.       — Тебе помочь? — Изуку думает, что он победил.       — Мне… не хочется и хочется одновременно, ах, — не выдерживает и пропускает первый стон, когда ладони Мидории нагло залезают под чужую кофту, наглаживая самое чувствительное место — область груди. Изуку тянет к себе мужскую фигуру, Шинсо чувствует спиной, как сзади Мидория прислоняет его интимно близко и водит пальцами по груди, пощупывая или просто нежно, слабо поглаживая, выводя на новые протяжные стоны.       — Ух, ты ещё никогда не был таким громким, — тёплое дыхание Изуку над ухом заставляет закатить глаза и полностью потерять себя.       — Как это… охуенно…       Шинсо больше не может вытерпеть ни единой, жалкой секунды. Рывком опрокидывает парня и тот не сдерживает сидячего равновесия, плашмя откидывается в лежачее положение, послушно оставшись на месте. Изуку думает, что же затеял Шинсо? Азарт перекрывает любые ограничения и угрызения совести, Мидория смотрит, как Хитоши нервно выдвигает полку тумбочки и копошится там, ища давно-приобретённые Изуку инструменты для получения общего удовольствия.       Конечно, кто бы мог подумать, разве Шинсо способен заняться первым сексом без презервативов? Конечно же нет, даже заведённый и преисполненный желанием всё равно терпеливо рвёт блистер и накатывает по основанию латексную шкуру, подпортящую первые впечатления.       Шинсо не знает, в какую позу ему лучше встать, от чего начинает лишь злиться, что сильно отдаётся на ноющем возбуждении, причиняющем боль. Жмурится. Весь красный, со стыда, с непривычки.       — Хватит ржать, Мидория! — повышает тон, зовёт по фамилии, и здесь Изуку явно напрягается.       — Тебе понравится, — Изуку тоже захотелось, тепло разлилось снизу живота.       Он садится на край кровати и двигает к себе стоящего Хитоши, уже избавившегося от нижней части одежды и готового во всеоружии, с надетой резинкой. Шинсо не смотрит Изуку в глаза, водит ими по разным углам до жути знакомой комнаты, в которой едва не поселился уже за эти два года, постоянно посещая Мидорию перед сном для мягкого поцелуя в разные части лица, в зависимости от дня недели. Изуку чувствует, как сильно Шинсо напряжён, в комнате запахло едким запахом пота, который только вскружил голову. Парень хватает Хитоши и тянет к себе. Тот опрометчиво оказывается рядом с Мидорией и зажмуривается, от ощущения крепкой хватки на своих, сейчас чрезмерно чувствительных бёдрах.       — Блять, ах, — не может вытерпеть.       Слишком гиперчувствительно.       — Давай уже!       Его колотит, как при лихорадке, потому что сейчас вот-вот начнётся самый пик нежелательного возбуждения, Мидория понимает, что шанс на первый романтичный секс был безвозвратно, и так нелепо, потрачен. Изуку рукой хватает его член, с желанием сначала немного простимулировать. Шинсо цокает, пыхтит с придыханием и не может раскрыть глаз. Ему этого недостаточно.       — Ну же, сделай что-нибудь, ещё! Этого мало!       Мидория дёргает интенсивнее, пытается понять в каком месте приятнее всего — от основания, в середине, или у головки. В разных местах Шинсо мычит одинаково громко, инстинктивно подавая бёдрами вперёд. Другой рукой Изуку поглаживает яйца, скользя между ног, нащупывая наиболее эрогенную зону, чтобы понять, где проводимая стимуляция более приблизит его к окончанию, но от этого Шинсо перестаёт сдерживаться. Всё. Он не может. Слишком чувствительно, до ненормальности.       Хитоши дико от себя. Он явно в ужасе от своих же действий, совершенно не понимает, что на него нашло. Он ни в чём не виноват, просто… резко захотел Мидорию. Всего. Сразу. Он резко схватил за голову Изуку, вцепившись в тёмные волосы, наклонил и силой заставил приступить к горловому минету. Так до простого жестоко. Хитоши двигает его головой, ощущая чужие вибрации и позывы с явной непривычки, что головка упирается в самое горло, так глубоко и неприятно. Мидория ответно вжимается пальцами в бёдра Хитоши и пытается отстраниться, чтобы вставить своё словечко, заодно прекращая сие, рвущее шаблонного — ласкового и нежного Шинсо в клочья, действие. Мидория жмурится, Шинсо жёстко двигает его возвратно-поступательно, так грубо, что парень постоянно давится, а из-за очевидного несогласия таких неприятных движений, не получается получить никакого удовольствия. У Шинсо жжётся внизу живота, подкашиваются ноги, кружится голова, безумно сильно и неудержимо стоит, и даже насильно сосущий Изуку не справляется. Шинсо скрипит зубами от полного неудовлетворения и отпускает чужую голову, так и не замечая отдающей в бёдрах боли от зверской хватки Мидории в ответ на это насилие.       — Какого…?! — всё ещё не набрав в лёгкие недостающего воздуха, прерывисто выдыхает Изуку, только освободив свой рот, полностью покрывшийся внутри смазкой с ароматом персиков.       — Изуку… прости… Я не знаю, что со мной такое!       На самом деле, всё банально просто, и Изуку сам осознаёт это, но уже боится говорить правду, чувствуя какую-то зреющую опасность, когда два фиолетовых глаза, в которых раньше можно было сыскать созвездия, сияют чёрными, зловещими дырами. У Изуку внутри тоже, кажется, сейчас вот-вот появится одна из них, засосав в себя всё живое, из-за ниоткуда возникшего чувства вины. Изуку не думал, что наступит такой момент: полная непредсказуемость со стороны самого предсказуемого и нежного парня в его жизни, который только что вытворил такой громящий, все былые о себе представления, перфоманс.       Шинсо устал с самого утра. Устал, как только продрал глаза. Устал, как только пришёл на занятия. Устал, когда Исцеляющая девочка затратила его ресурсы на собственное исцеление. По-хорошему, после такого не очень приятного для нервов и здоровья дня, надо не сексом заниматься, а отдыхать в кровати и пить ромашковый чай, съедая парочку любимых конфеток. А Шинсо что?.. Стоит с диким желанием, сверлит Изуку, стирающего с губ следы обильных слюней вперемешку со смазкой, маниакальным и озабоченным взглядом сверху вниз, только что едва ли не насильно заставил его взять свой член в рот и сделать приятно. И всё равно, блять, приятно не получилось! Рот у Изуку был горячий и мокрый, но из-за вечного ёрзания и желания прекратить, чтобы поговорить, всё равно этого было недостаточно!       Стимуляции руками и орального, вероятно, неудачного секса было недостаточно.       — Всё в порядке, — спустя время Мидория всё-таки решается перестать пялиться в эти глаза, вернув дыханию былой темп.       У Шинсо болезненно пульсирует, весь пах разогрет от переизбытка желания.       — Снимай всё и ложись на живот, Изуку… — Шинсо взял Мидорию под контроль; что ж, впервые такое произошло за всё время отношений.       Мидория внутри себя уже начинает закипать от накалённой обстановки, боясь за то, что же будет дальше. Что и как именно? Изуку представляет, но уже ничего не может сделать. Было слишком опрометчивым решением развести несколько таблеток афродизиака сразу, тем более для его Шинсо, который не признаёт секс, как обычное явление. Тем более для его Шинсо, который сегодня был буквально разбит и опустошён.       Парень думает, что Изуку после этого будет в полном шоке, примет за враньё все те истории о нежелании секса, потому что сейчас решился опробовать всё и сразу, ещё и таким способом: не полностью добровольным, учитывая взбешённую реакцию Мидории. Парень напротив послушно раздевается и укладывается, глаза у него пустые и померкшие, и хорошо, что Шинсо не видит их. Он просто не сможет смотреть в глаза Мидории во время этого, да и как после такого смотреть, тоже не знает, и уже успел загнаться, вновь ощущая раздающуюся боль во всём стояке. Потому что моральное и физическое состояние не совпадает, потому что планы идут вразрез своим желаниям, потому что желания тела берут верх над каким-либо здравым смыслом, который уже явно свалил из этой нагретой их дыханиями комнаты, в которую уже дважды постучали, но никто так и не обратил внимания. Глупые соседи-одноклассники, они реально подумали, что если из комнаты будущего символа мира разносятся такие продолжительные стоны, то это значит, что скоро всё закончится? Конечно, всё закончится. Всё закончится, только нихуя не скоро, и это даже не символа мира будущего вина; хотя нет, как раз таки его. Будь он неладен, этот Изуку, с его экспериментами и холеричным темпераментом. Пол-общежития (преимущественно мужского крыла) свалило на прогулку, лишь бы не слышать этих развращающих и провокационных стонов.       — Прости, — виновато шипит Шинсо, повторно открывая тумбу и жадно выливая смазку на ровные, накачанные ягодицы Изуку, еле сдерживаясь в намерениях как следует шлёпнуть по ним, увидеть, как начнут трястись будто аппетитное желе.       Давит совершенно без меры, она небрежно стекает и разливается каплями на постель. Шинсо стыдно и ничего не ясно. Он не знает как и почему, просто чувствует и щурится, когда приходится смоченную в смазке фалангу просунуть в анальное отверстие, которое уже, на огромное удивление, спокойно принимает его палец. Что ж, Шинсо мог бы и не сомневаться, что Мидория уже когда-то баловался, но даже, блять, думать не хочет как именно, и… с кем? Из-за ненормального восприятия настоящего, голову обволакивает какая-то невидимая туманность в виде бредовых идей и теорий. Шинсо гонит все их силой, точно также же, как и просовывает второй палец, от чего Мидория протяжно постанывает, всё ещё не выйдя из-под контроля. Хитоши уверен, что обязательно выйдет, как только окажется внутри. Надеется, что хотя бы так сможет помочь себе заглушить это, приносящее одни неприятности, саднящее возбуждение. Очень сильно борется со своими внутренними желаниями, которые всё это время, оказывается, дремали, потому что стоило только приподнять эту ширму правильности и отказа от плотских утех, как оказалось, Шинсо очень даже хочется покусать Мидорию, и получить подобное в ответ, желательно, на своей мега чувствительной груди. Желательно, как можно скорее. От одной фантазии уже текут слюни, приходится потратить на дело — сплюнуть на пальцы, чтобы смочить их ещё больше и как можно быстрее разработать Мидорию.       Хитоши скалится, потому что уже устал растягивать горячее нутро, опять же, на удивление оказавшимся подготовленным; да даже если и не было бы, Шинсо бы фыркнул, но желание от этого бы никак не снизилось. Чужой жалобный, но так излюбленный ушами, скулёж слышать более невыносимо, Шинсо слегка возвращается в привычное состояние, осознавая, что вот-вот лишит Изуку (как он хочет на это надеяться) девственности. Припадает к широкой, крепкой спине, водит по ней влажные дорожки языком, возжелав ощутить нечто подобное на себе, но лишь черствеет и злится, что сейчас не представляется такой возможности. Обтирает влажную руку и держится за плечи Мидории, продавливая под своим весом, потянувшись к плечам. Целует, страстно и жадно, от нежности и не следа, здесь пахнет только его животным желанием. Ещё один поцелуй, слабый укус, чтобы не вывести из транса, и возвращается, хватая чужие ягодицы, сладко и громко застонавшись, пока тёрся меж ними, чтобы опять вернуться к ощущению неугасаемого возбуждения. Бледное лицо вновь заполняется розовыми красками, когда подставляет изнывающую голову ко входу; дышит прерывисто, и ой как боится за реакцию Мидории, когда того пронзит первая боль. К слову, входит он, сгребая все остатки смазки, уплывшей на поясницу, размазавшейся там при соприкосновении Шинсо, когда полез целоваться. Туго, сам жмурится, не может сдержать молчания, разрывая его громкими охами, а Изуку вообще так срывается в полукрик. Первая фрикция была, очевидно, крайне болезненной, причинив обоим уйму дискомфорта.       Мидория сегодня проиграл. Проиграл своим планам, желаниям и ощущениям. Мидория думал, что он будет управляющим звеном, что он здесь — главный сенсей и гуру, что он научит, нежно (!) научит Хитоши получать внеземное удовольствие от своих умелых ласк, а в итоге сейчас жутко прогибается под Шинсо, освобождаясь от чужого контроля, когда в очке начинает всё ужасно зудеть и гореть от неаккуратных и резких толчков Шинсо внутри него. Руки сразу же вжимаются в простыни, сминая их своим усилием, спина прогибается ещё глубже, чем была, а изо рта рвутся не просто постанывания, а натуральные полукрики, каждый, блять, новый толчок, который Шинсо, видимо, совсем не контролирует. Он грозно рычит, обхватив чужие бёдра и постоянно притягивая и убирая их от себя, не забывая самому поддаваться вперёд, как только оказывается на половине входа. Изуку ощущает, как со лба стекает пот, из-за сдерживания и контроля во рту набралось много слюны, он сглатывает, продолжая держаться. Это он виноват. Получил по заслугам. Сейчас бы как улыбнулся во все свои тридцать два, поощряя признанное Хитоши давнее желание, если бы, блять, не так больно, если бы не его звериное либидо, из-за которого сейчас всё внутри горит и буквально рвётся. Мидория был девственником, как Шинсо и мечтал, просто иногда разрабатывал, каждый раз надеясь, что Шинсо однажды согласится. Просто чтобы быть подготовленным, и даже не смотря на то, что хотел сначала провернуть подобное с задом Хитоши; всё равно был слишком заинтересован в своём будущем опыте и ждал этого, только не так же, блять!       — Хитоши! — пытается докричаться.       В дверь снова стучатся, но Изуку потратил последние силы на свой крик — последний шанс достучаться до Шинсо.       Услышал, но не может остановиться. Кажется… даже этого недостаточно. Долбится нещадно и жестоко, слушая, как Изуку уже начал всхлипывать, постоянно пытаясь отползти. Будущий, блять, символ мира не в силах использовать свои силы против этого парня. Он просто, блять, принял своё поражение, потому сам, блять, виноват. Лежит, уже даже не напрягаясь, просто трясётся под чужими толчками, агрессивно-пассивными, потому что у Шинсо уже просто заканчивается энергия. А он… так и не может кончить. Он так и не может, ведь всего этого секс-марафона оказалось недостаточно!       Изуку думает, что внутри весь изорван, что там, поди, уже сплошное месиво. Хитоши от полного отчаяния и бессилия выходит, и когда отверстие продувает свежий воздух, разряжая горящую точку, Изуку распахивает давно закрытые глаза, ощущая, как Шинсо падает рядом, ноги уже ватные, сил продолжать нет. Он ощущает дикую печаль от совершенных действий, которые, опять же, раздразнили, но так и не привели к успеху. Разгромленный, раздавленный и виноватый, отвернулся от Изуку, снимая замаравшийся в следах органики и уже не особо пахнувшего персиком, презерватив, откидывая его на пол. Рукой потянулся к ранее отброшенным трусам со штанами, начал одеваться, всё ещё не в силах повернуть взгляд на Мидорию, который лишь накрыл свою нижнюю, ужасно саднящую часть тела одеялом и прохрипел от сорванного голоса:       — Хитоши, прости, — уголки губ щипало от резко сорванной кожи по краям, из-за грубого и интенсивного принуждения отсосать.       Во рту так и застрял привкус персиков и было вязко от смазки.       — За что?! — не выдержал Шинсо, оборачиваясь и оглядывая Изуку полным раскаяния взглядом.       Фиолетовые волосы хаотично прилипли к лицу, половина волос опала от влажности, глаза на мокром месте, брови нахмурены пуще прежнего, вот-вот опять заскулит, только уже не из-за слегка спадающего, горячего возбуждения, а от дурости ситуации. Мидория видит, что через лёгкую ткань штанин так и стоит. Этого не хватило. Закусывает нижнюю губу и слегка морщится от ощущения липкости под собой. Из-за разрывной боли внутри даже не заметил, как извергся неосознанно, блять, даже в такой ситуации! А Шинсо стоит перед ним, так и не справившись со своей задачей.       — За что, ты, блять, извиняешься?! — Шинсо пускает слезу, не зная, что ему делать.       И из комнаты выбежать хочет, но понимает, что бежать три двери, в двух из которых, стопудово, при его выходе появятся ухмылённые рожи, что начнут едко сетовать на их… надо же! Пару часовой марафон первого раза. Вопросительно смотрит на часы, вообще не чувствуя, как прошло время, для него всё происходящее — сплошная тягомотина, которая, видимо, вообще никогда не закончится, а так хотелось бы. Искренне расстроен, что не может кончить, ведь такое уже случалось. Он редко возбуждается, но при этом, если всё-таки брался за мастурбацию с желанием получить удовольствие, в конце, то получал. А сейчас в чём проблема?..       И Шинсо понимает, что не выйдет за дверь в ближайшие ещё пару часов, пока всё не уляжется, и большая часть одноклассников не покинет корпус, так точно. А на Изуку просто невозможно смотреть, особенно на эти заеды на губах, Шинсо вспомнил, как жадно насаживал рот своего парня на изнывающий от желания оргазма член, и он опять болезненно дёрнулся.       — Это я во всём виноват! — хочется закричать во всё горло, но соседям итак уже спектакля хватило, Шинсо нелепо бормочет, отворачиваясь лицом к двери и опуская лоб о дверной проём, прикрыв веки.       Шинсо думает, что Мидория теперь расстанется с ним. Что… Шинсо псих. Что он всё это время скрывал такой стыд и срам, такие тайные и жестокие желания, что… взял под свой контроль Изуку. Впервые! Впервые вообще кого-то из знакомых взял, предварительно не попросив разрешения. Чувствует себя крайне погано, жмурится ещё сильнее, а потом это: хлопок по кровати. Личный призыв (ни разу не команда), чтобы подойти. Шинсо долго вдыхает воздух, наполняя грудь. Расправляет плечи. Чувствует, что этот пиздец ещё не окончен.       — Я выслушаю всё, что ты мне скажешь, прежде чем ты выставишь меня за дверь. Я сделаю всё что угодно, лишь бы хоть как-то загладить перед тобой этот ужас, прости меня Изуку, пожал…       Когда он присел на край, Мидория не стал дослушивать, схватился своими дрожащими руками за бок Шинсо, заставляя лечь рядом.       — Нет, Хитоши… Всё не так… Я сейчас всё объясню.       А Изуку боится, что Хитоши бросит его сам, потому что решил, что ему виднее, что там на самом деле чувствует Шинсо во время секса. Потому что Изуку возомнил, будто может сам решать такие вещи, хоть и постоянно твердит Хитоши о том, что ему не важен секс, что важны лишь чувства; всё равно ведь хочется, хоть единожды в жизни ощутить этот наплыв оргазма, находясь в любимых руках. Шинсо лежит полностью напрягшись, как и весь процесс доселе, отвернувшись к двери, спиной к Мидории, всё ещё не желая смотреть в его глаза, боясь увидеть злобу и разочарование. Кусает нижние губы, сильно и грубо, также, как и поступал с Мидорией. Хоть всё в кровь раскусить готов, лишь бы это немного отпустило не уходящее желание. Нервно дёргает дверцу тумбочки, примечая, что всё это время этот извращенский ящик пандоры был открыт. Заодно ощущает, как Мидория приближается, обнимает со спины, дышит своим, как всегда, тёплым дыханием в затылок, от чего по телу проносится ураган колючих мурашек, опять же сильно заводящих, заставляя член предательски дрогнуть.       — Изуку, что ты…       — Расслабься.       Шинсо не асексуал. Изуку понял это только сейчас, когда на личной шкуре ощутил, с какой животной страстью тот вгонялся в его задницу, раздербанивая её к чертям собачьим.       — Ты — демисексуал, — целует в слегка солёную шею, прямо под волосами, с абсолютной нежностью, а руками обнимает и тянет к себе.       Шинсо забыл, что это такое, они гуглили ориентации ещё с полгода назад, поэтому вопросительно и нетерпеливо дёргался и томно постанывал, когда Изуку продолжил акт нежности. Всё ещё напряжён, но… Изуку, блять, так сладко целует, причмокивая, что опять накрывает жаром и ужасно хочется ещё ещё и ещё.       — Почему, Изуку?.. — Шинсо интересует только один вопрос.       Почему после всей той жестокости, он до сих пор не выпровожен за дверь, не обматерен на триста раз, не услышал ни одной осуждающей фразы?       — Шинсо, — рука скользнула между ног, заставляя Хитоши сжать их, не пуская Мидорию дальше.       — Хватит, — снова раскраснелся и уткнулся лицом в подушку от этой бесконечной пытки. — Не надо… — бубнит в самую подушку, Мидория едва разобрал слова.       — Просто расслабься полностью и доверься мне, — Мидория игриво посасывает чужую мочку уха, от чего Шинсо вставляет конкретно; по-второй волне.       Кажется, нашлось ещё одно чрезмерно эрогенное местечко. Хитоши немного расслабляет ноги. Нет, не потому что он понял всю суть сказанного Мидорией, а просто потому что нет сил терпеть и бороться с этим сущим злом — похотью. Просто она опять взяла вверх. Мидория снова крепко обхватил всей ладонью напряжённый, так и не получивший должного наслаждения стояк, предварительно спустив бельё со штанами, и начал дёргать его крайне медленно и неприятно. Потому что Шинсо просто разрывало от нетерпения, ему хотелось быстрее и сильнее. Лицо по-прежнему оставалось в подушке, туда же он шумно выдыхал, совмещая это с хныканьем.       От этого действия Мидория сам снова возбудился, но полностью проигноривал своё желание, потому что Шинсо, у которого, на его веку, встал, раз наверное десятый-одиннадцатый за всё то время, что они вместе, и пройдя все этапы получения удовольствия всё равно ещё не мог получить свой долбанный оргазм, просто не мог позволить думать лишь о себе.       — Хитоши, солнце, расслабься, прошу тебя, — снова этот горячий воздух, от которого Шинсо даже с закрытыми глазами ловит вертолёты и нехило передёргивает.       Напряжённые, всё это время, конечности, шея, голова медленно отходят. Шинсо повернулся на спину, открывая обзор на своё, влажное от слёз и конденсата из-за горячего воздуха на подушке, лицо. Мидория сразу же приметил чужие искусанные губы, начав аккуратно полизывать их, продолжая дрочить Шинсо, уже более интенсивно.       Хитоши горячо выдыхал прямо в рот Мидории. Он поймал себя на мысли, что такого не ощущал. Что за все эти годы крайне ленивого исследования своего тела, даже научившись испытывать оргазм, но отойдя от этой идеи, не испытывал таких вот ощущений, как сейчас. И за весь этот сраный день тоже! Поясница прогибается сама по себе, и Мидория довольно улыбается в поцелуе, замечая это, и прекращая его, потому что Шинсо больше не может сдерживать сдавленных стонов, предвкушая скорое окончание этой затянувшейся секс-сессии. Ладонью зажимает как можно выше, к головке, а когда Шинсо пронзает дрожь, а он закатывает глаза, то старается как можно крепче сжать верх, не давая семени растечься ещё больше.       Хитоши долго лежит зажмурившись. Его нехило так потрясает осознание всего произошедшего. Он остаётся дальше лежать на кровати, когда Мидория медленно переваливается через отходящего парня, забирая с комода целую пачку салфеток, начиная стирать с себя все следы ненасытного и долгого секса, совершенно не представляя, что он окажется таким… странным.       Хитоши думает, что самое время взяться за сигареты, потому что после такого как вообще в нормального человека опять вернуться?       — Почему ты не выгнал меня? Я сделал тебе больно, — всё ещё не может отделаться от липкого чувства вины перед этим солнышком, которое даже стерпя такую боль, в конце концов, выполнил то самое, ради чего и был позван Шинсо на самом деле.       — Шинсо, ты только не убивай, ладно? — Мидория протянул Шинсо пачку с салфетками, чтобы он тоже вытерся, а сам полез в шкаф доставать им свою чистую одежду.       К слову, среди всего этого барахла уже давно затесались футболка и пару толстовок парня, ну а что про трусы говорить — размерчик то один носят.       — После тренировки я дал тебе попить водички… Там были эти… таблетки-возбудители. Я хотел увидеть, что будет, если так сильно возбудить тебя и не дать возможности сбить это, сможешь ли ты полноценно насладиться… — Изуку накинул на лицо футболку, пряча его со стыда.       А Шинсо с лицом, выражавшим явное охуевание — приподнятыми бровями и выпученными глазами, под которыми красовались характерные тёмные круги, спустил ворот футболки, смотря на Мидорию.       — Что?! — сам опешил от своей, понятно откуда взявшейся, но такой нелюбимой ярости, что следом же переспросил, но тоном, уже ниже, — Что?..       — Прости, Шинсо! Я сам виноват в этом. Поэтому мы…       — Да уж, — не знал, радоваться или гневаться: а если бы у Шинсо просто само по себе башню снесло в один момент, простил бы его Изуку так легко и просто? — А если бы я просто так, ни с того, ни с сего… — озвучил свою теорию.       Мидория задумался, поджимая губы, кончиком языка проходясь по заедам.       — В любом случае было охуенно, но я в один момент подумал, что у меня сейчас твой член где-то из живота выйдет нахрен…       Шинсо опять смущённо убрал взгляд, а Изуку схватил его щёки и прислонил лицо, выдыхая в губы перед страстным поцелуем:       — Ты, оказывается, такой ненасытный.       — А ты извращенец походу, — ответил, как только Мидория закончил ловить его язык своим, с явным намерением обсосать его со всех сторон.

*

      — Да уж, хорошо, что начинаются выхи, иначе бы я к тебе спать пошёл, обкончали всю кровать, пиздец… — Изуку свернул всё грязное бельё и кинул его в пакет, чтобы спустить в прачечную.       — Изуку, хватит… — наверное, эта скрытая глубоко внутри секс-машина, никогда не престанет смущаться от любых разговоров восемнадцать плюс; да, даже после такого. — Кстати, а ты меня как-то назвал… как же там… короче, какой-то там-сексуал… Что в итоге-то?       Шинсо потянулся, крутанувшись в кресле, ожидая когда Мидория закончит свои сборы и они выйдут из общежития. Во избежание огромного количества слухов и смешков, решили не ехать сегодня на свидание, а просто отправиться потусить домой к Шинсо. Время было уже поздне-вечерним, часы со Всемогущим показывали пол десятого; большинство одноклассников уже уехали, а кто остались, наверняка, отошли от сегодняшнего абсцесса, внезапно и очень громко вдарившего по ушам.       — Ну смотри, ты ведь испытываешь ко мне романтический интерес, а теперь, как я понял, и даже сексуальный, и не отрицай!       — Не буду, — зажал лицо ладонями.       — Возможно, какое-то время ты и не испытывал сексуального интереса ни к кому, но когда мы начали встречаться, и ты эмоционально привязался ко мне, смог со временем раскрыться… Возможно, в будущем, ты сможешь принять своё сексуальное влечение ко мне, но я не настаиваю, конечно…       Мидория подошёл вплотную, перекинув через плечо собранный рюкзак с вещами. Шинсо убрал ладони с лица и Мидория крепко обнял его. Парень, оказавшись на порядок ниже Мидории из-за сидения в кресле, обхватил руками живот Мидории, утыкаясь в него носом.       — Это называется «демисексуальность». А теперь поднимайся, поехали уже досматривать сраный Хэмлок Гроув.       Мидория потрепал Шинсо по волосам, прижимая к себе как можно ближе.       Хитоши, вероятно, согласился с высказыванием о демисексуальности и далее, чем больше они с Мидорией проводили время вместе, тем больше удостоверялся в этом понятии.