Сезон охристых бархатцев

Стоило ожидать того, что реальность соответствовать картинке не будет. Когда он вообще замечал, чтобы деревья одновременно окрашивались в золотистый и теплый? Никто ведь на них не вывернет жестяную банку с краской, не потянутся к их кронам вязкие щупальца охры. Или чтобы в парке было так же безлюдно, как на фотографиях? Ужаснейший абсурд. Где-то деревья оставляют свой общепринятый вид, природа только-только начинает высасывать из них соки. А где-то они здоровски облысели, лысеют и теряют свои драгоценные на вид листья. Однако те жухлые и чахлые, стремительно лишаются своих жизненных сил, теряют их чуть быстрее, когда летят с покореженных веток. А ветки, пускай и кривые, являются вполне изящными, складываются в замысловатые фигуры, нагло притягивают внимательный взгляд к себе. Олежа, отрывисто возмущаясь тому, как осень некачественно решает преподнести себя городу, делает паузы и, наконец, умолкает. Не может сокрыть в себе поползновение задрать подбородок к верху, глазами ткнуться, если не в ясный голубой потолок, то уж точно зацепиться за паучьи ветви. Олежа не позволяет себе липнуть к ним намертво, пальцами на пластиковой рукоятке мажет чуть смелее, возвращает себя в реальность. Ведь все еще в реальности, однако, уж слишком сильно его цепляют эти непонятные ветви, мысленно уводят явно куда-то не туда. — Он действительно ведет себя слишком спокойно. Олежа взглядом цепляется за Антона, что шагает сбоку, скользит вверх по аккуратному кашемиру, останавливая себя на его подсвеченных солнцем глазах. Затем стремительно летит тем же самым взглядом к овчарке на поводке, что уж больно важно спешит вперед. Даже не спешит — порой будто бы дожидается владельца. Легкая ухмылка с теплотой подпрыгивает на лице этого самого владельца, когда он мысленно зарывается рукой в его жестковатой темной шерстке. — Видишь, потому что авторитет, — с губ его, все же, слетает смешок с оттенком наигранного самодовольства. Взглядом Олежа вновь плывет к глазам собеседника, чуть склоняет голову к плечу. Улавливает ответную улыбку, теплое собрание мимических морщинок у чуть прищуренных глаз — из-за назойливых лучей солнца. Брови сводит слишком несерьезно, чтобы Олежина улыбка принялась идти на убыль. — Время летит слишком быстро, еще же недавно едой был. — Два года назад? Между прочим, вполне солидно. Антон легонько дергает поводком, тем самым успокаивая другого пса. Тот слушается, сбавляет темп и, по-видимому, бездумно нестись вперед больше не собирается. Это не может не радовать, ведь они пришли недолго прогуляться вместе с обоими псами, предоставить возможность насытить организм относительно свежим воздухом и рассмотреть нововведения этой осени — бегать за ними в их планы уж точно не входит. — Хватку теряешь — убежать от тебя хочет, — Олежа уклоняется от громоздкой сумки напыщенной дамы, что, не стесняясь, размахивает ей налево и направо. Однако это даже помогает ему заострить внимание на охристо-золотом множестве отлитых крон, что свободно красуются на повороте. Недалеко, они уже скоро должны дойти до этой самой развилки и обязательно свернуть направо. Антон, однако же, ненавязчиво притягивает Олежу к себе свободной рукой. Тепло и широко расставляет пальцы у него на поясе, секундно кидается в него взглядом. У осенней Олежиной куртки слишком уж приятный материал, цвет охры, что слишком уж ему идет. Увы, весьма рискованно держать ладонь на ней дольше, по многим причинам. Отпускает, вползая в карман под порядком плотную ткань брюк. — Не во всем, далеко не во всем, — бархатный и негромкий смешок сорвался с его губ, в ограниченном пространстве поплыл по воздуху. — За Патроном следи, вырвет поводок — сам ловить будешь, — Патрон задорно виляет хвостом, головой крутанув в сторону одной из клумб. Спешно старается принюхаться, однако затем оставляет это предприятие. — А как же твое «И в огонь и в воду»? — у Антона губы слишком часто складываются в хитрую ухмылку, в целом часто изгибаются в ней. И сколько уже длится подобное безумие, вот беда, не помнит ведь. Лишь несколько четких фактов в голове — долго и ему это определенно нравится. — Это другое, не сравнивай даже, — взгляд у Олежи более не устремлен ни на кроны, ни на спешащих вперед собак — лишь на его родное хитрющее лицо. Как здесь не отвлечься и не потеряться в ответной улыбке? У Олежи на поводке Цезарь продолжает легкой собачьей трусцой бежать вперед. Олежа все еще поспевает, скачков в его движении и не замечает вовсе. В то же время пес, казалось, и сам не понимает, на чем фиксирует взгляд своих блестящих на солнце, умных глаз. Однако наблюдает явно внимательно, казалось, вот-вот сделает решающий рывок и побежит уже далеко не легкой трусцой. Овчарка, что доселе вполне спокойно двигалась вперед, совершает задуманный рывок, почти что вырывая брезентовый поводок из аккуратных ладоней. Олежу Цезарь, конечно же, тянет за собой, создавая угрозу не только его носу и узкой плитке, но и прохожим.