Путь сердца / The way of heart

Сон был беспокойным. Он ничего не видел, хотя, вернее будет сказать, единственным, что он видел, была темнота. Густая, вязкая и холодная. Она заполняла лёгкие, и вместо дыхания из горла вырывалось лишь жуткое бульканье. Так, должно быть, ощущается смерть — мерзкое, гнетущее пугающее ничто. И застрявшая в груди бесконечная предсмертная агония, разрывающая на части. Хрипло вздохнув, Том распахнул глаза, чувствуя, как бешено колотится сердце. Он положил руку на грудь, отстранённо подмечая, что тахикардию вызвало не что иное, как страх. Такой чуждый и в то же время пугающе знакомый — он заливал конечности свинцом и колол кожу тысячами иголок. И пусть рациональная часть ума не испытывала этого чувства, его бессознательное — кажется, пребывало в ужасе. Было даже занятно: наблюдать за тем, как зарождается эта эмоция, как пытается подчинить себе сознание, трепеща перед перспективой возможной смерти. Только вот в реальности Том не боялся — смерть не была ему подвластна, и он испытывал от этого скорее отчаянную злость, чем полноценный страх. По крайней мере, он предпочитал думать именно так. Страх деструктивен, он имеет лишь два пути проявления — бежать или стоять на месте. Ни то, ни другое не вело к цели, которую преследовал Томас. Хаос и паника не сказываются благоприятно на мыслительных способностях, другое дело — злость. Она освежает мысли, концентрирует внимание, позволяет упорно идти вперёд, игнорируя сомнения и неудобства, преодолевая препятствия. По этой причине он всё ещё был здесь, в этих тёмных лесах, в этой тёмной деревне с её безумными жителями. И даже перспектива потери магии и нависшая над ними неизвестная угроза не пугали, а скорее — вызывали раздражение. Эти мелочи не могли заставить его передумать и остановиться — не тогда, когда цель была так близко. Ближе, чем смерть, дышащая смрадом в затылок. И он должен сделать всё, чтобы найти волхвов раньше, чем темнота поглотит его. Потому что даже копьё оказалось неспособно остановить её. Чем дольше он его использовал, тем отчётливее ощущал разъедающий внутренности голод… Тот затмевал всё остальное, словно превращая его в дикое животное, ведомое лишь жаждой крови. Откинув все мысли, Томас сделал глубокий вдох и по привычке потянулся рукой вправо, ожидая наткнуться на тепло знакомого тела и запутаться пальцами в густых волосах — действие, которое стало чем-то вроде бессмысленного, но такого приятного ритуала. Наличие девчонки рядом было… интересным. Сложно описать это странное чувство, возникающее в её присутствии, но оно ощущалось чем-то правильным. Словно бы какая-то маленькая деталь пазла оказалась на своём месте. И пусть она не была значительной или важной и временами всё ещё возникало желание от неё избавиться, тем не менее с ней всё будто бы стало более полноценным. Он стал более полноценным. Если он был воплощением истинного зла — коим его считали остальные, — то Гермиона определённо была светом, пускай и запятнанным им же самим. Она была трофеем, который он захотел присвоить. Его собственный делюминатор, который он мог зажечь в любой момент или безжалостно погасить. Тем не менее, когда он потянулся к ней рукой, его пальцы нащупали лишь холодную гладкую ткань. Том приподнялся на локтях, рассматривая пустую половину кровати. В груди о рёбра едва ощутимо что-то ударилось: где Гермиона? Подавив раздражение, он поднялся с кровати и огляделся. Комната выглядела как обычно — солнечный свет мягко заливал помещение, сглаживая атмосферу затхлости и бедности. Единственным изменением было отсутствие девушки, которая обычно просыпалась вслед за ним. Ему нравилось, как менялось выражение её лица в первые секунды пробуждения — от бессознательной нежности и уязвимости во взгляде до настороженности и чувства вины от осознания, на кого она только что так смотрела. Сейчас же на него глядела лишь пустая комната — и это определённо было дурным знаком. В голове моментально всплыли все высказанные вчера опасения девушки. Не то чтобы Том не отнёсся к ним серьёзно, скорее — просто счёл их сопутствующими проблемами, которые нужно решать по мере их поступления. И, кажется, время пришло. Глубоко вздохнув, мужчина сконцентрировался на своей магии — вернее, на её остатках. Волшебства внутри осталось совсем мало — нужно поберечь силы на случай возможных осложнений. Он позволил себе лишь потянуть за тонкую магическую нить, ведущую к девушке. Судя по вибрации, та была жива. Хорошо. Сделав ещё несколько глубоких вдохов, Томас расслабил плечи и закинул голову назад. Несмотря на внешнее спокойствие, внутри упорно пробивались первые ростки злости и тревоги. И если первое чувство было знакомым и нужным в данной ситуации, то тревога определённо мешала: Том поймал себя на том, что торопится, совершая утренние процедуры и собираясь. Меньше всего ему нужна была суета и лишние эмоции, вроде беспокойства о судьбе девчонки. Он и так позволял себе быть слишком заинтересованным в ней, и это начинало создавать проблемы. И всё-таки где-то в глубине души он действительно беспокоился. Смерть Гермионы не входила в его планы; а если ей и было суждено погибнуть, то исключительно от его рук. Выйдя из комнаты, он услышал шум со стороны кухни. Медленно приблизившись, заглянул: старуха сидела за столом, размешивая в деревянной плошке тесто. Заметив мужчину, она бездумно улыбнулась. — Хадес… — пробормотала она и вновь опустила взгляд к тесту. Томас подошёл к старухе, нависая над ней. — Где она? София тряхнула головой и крепче сжала  деревянную лопатку. — Прозерпина? — она задумчиво постучала лопаткой по краю плошки. — Кажется, она отправилась на ярмарку, готовиться к празднику вместе с остальными жителями. Вы разминулись? Голос старухи звучал совершенно невинно, и на долю секунды Том даже засомневался в своих поспешных выводах. Однако витало в воздухе что-то странное, фальшивое — отчего к аромату готовящейся выпечки добавлялись горькие нотки плохого предчувствия. Перекатив их на языке, Том склонил голову набок, рассматривая старуху и размышляя. Вероятность, что девчонка действительно отправилась куда-то, не предупредив его, конечно, была. Она не отчитывалась перед ним и была свободна в своих передвижениях. При желании она даже могла уйти, только вот Томас точно знал, что она этого уже не сделает — он позаботился о том, чтобы ей некуда было вернуться. И всё-таки он чувствовал, что старуха лжёт. И этот факт заставлял пробуждаться тьму внутри него, что притаилась в последнее время. А ведь чтобы убить её ему даже не нужна магия — старые кости ссохлись, ему хватит небольшого усилия, дабы перебить их в районе шейного позвонка. Словно бы почувствовав его настрой, хозяйка хрипло выдохнула и посмотрела на Томаса понимающим взглядом. — Что толку тебе от смерти старухи, Хадес? Она всё равно скоро придёт за мной. Сосредоточься на тех, кто пока ещё жив. Вглядываясь в её блёклые глаза, поддёрнутые розовой дымкой, Том криво усмехнулся. — Спасибо за кров над головой, София. Он умеет быть благодарным — это правда. И он не тронул гостеприимную хозяйку, приютившую их в этой деревне. Лишь выйдя за порог и отойдя от дома на несколько метров, остановился на мгновение и обернулся через плечо. Щелчок — и маленькая искра соскользнула с пальцев прямо в кучу сухой травы рядом с неприметной стайкой.

***

Несмотря на раннее утро, ярмарка была в самом разгаре. Жители деревни шумно слонялись меж прилавков с едой и сувенирами, громко общаясь и смеясь. Откуда-то доносились задорная музыка и весёлые крики — начались традиционные весенние игры и соревнования. Во всей этой какофонии звуков и цветов Том пытался пробраться сквозь толпу и найти Гермиону. Сделать это было непросто: чем дальше он шёл, тем сильнее сгущалась толпа, будто бы специально оттесняя его подальше от центра. Раздражённо рявкнув на очередного мешающегося под ногами магла, он поднял голову и заметил впереди знакомую русую гриву волос. Протиснувшись мимо людей, он быстрым шагом добрался до девушки и схватил ту за плечо, разворачивая к себе. — Хадес! — радостно воскликнула Гермиона, увидев его, и бросилась тому на шею, впиваясь поцелуем в губы. От столь бурной реакции Томас опешил, не пытаясь ни оттолкнуть, ни притянуть её ближе. Когда Гермиона, слово не замечая его безучастности, отстранилась, он смог её рассмотреть. На ней было незнакомое ему белое платье с кружевом на воротнике, а в волосах красовался венок из полевых цветов. Она была бы даже красивой, если бы не глаза — слишком блестящие, тупые, с расширенными зрачками. — Как хорошо, что ты пришёл, любимый! — продолжила щебетать она, хватая его за руку и утаскивая за собой куда-то вперёд. — Тут так весело! Давай останемся здесь, пожалуйста! Томас резко остановился, тряхнув девушку на себя. — Что… — нахмурилась было та, но он её перебил. — Что происходит, Гермиона? — сквозь зубы тихо процедил он. — Ты злишься? — она непонимающе сдвинула брови и надула губы. — Сегодня такой чудесный день, не хмурься, Хадес! Пойдём, я покажу тебе кроликов! Стиснув челюсти, Томас подавил раздражённый рык. Захотелось то ли убить девчонку на месте, то ли поскорее увести. Она была явно не в себе — возможно, под каким-то зельем или магловским наркотиком. Однако большей проблемой ему казалось другое: Том буквально почувствовал, как в них вонзились десятки глаз, наблюдающих за развернувшейся сценой. Незаметно осмотревшись, он нашёл подтверждение своим опасениям — окружившие их жители словно замерли в ожидании его дальнейших действий. Только вот на лицах было не праздное любопытство, а какая-то жуткая решимость и угроза. Поведя плечом, Томас вернул внимание девушке, которая продолжала что-то бессвязно лепетать. Мысли лихорадочно пытались найти выход из ситуации, однако по всему выходило, что девчонку просто так с ним не отпустят. А вступать в бой с толпой разъярённых маглов было опрометчиво, особенно с таким небольшим количеством магии. Гермиона была ему больше не нужна — свою роль она сыграла ещё в Британии. То, что он взял её с собой, было эгоистичной прихотью, которую он себе позволил. Но он не мог бросить всё, к чему стремился, ради очередного её спасения. Не тогда, когда на поиски проводника у него оставалось меньше суток. Выбирая из двух зол наименьшее, он предпочёл бросить силы на то, что действительно было важно. По крайней мере — пока. Нацепив на лицо маску, Том тепло улыбнулся девушке и приобнял за талию. — Праздник и правда чудесный, Прозерпина, — он поцеловал её в макушку. — Но, боюсь, не могу остаться. Мне нужно завершить некоторые дела. Возможно, ему показалось, но её пальцы будто бы сильнее впились в его бок. Поймав её взгляд, он заметил, как за стеклом дурмана пробивается что-то вроде отчаяния. Кажется, настоящая Гермиона осознавала происходящее, но была заперта в своём же теле. — Пожалуйста, останься… — едва слышно прошептала она, продолжая безумно улыбаться. Наклонившись к ней ближе, Томас оставил ещё один поцелуй в самом уголке губ. — Мне жаль, — улыбнулся он и, резко развернувшись, направился прочь от толпы, тут же обступившей девушку, в глазах застыли слёзы. Возможно, маглы попытались бы его остановить — он уже видел потянувшихся вслед за ним людей. Возможно, это бы действительно случилось. Если бы не чёрный дым в небе со стороны окраины леса, где находился дом старой Софии, привлёкший внимание толпы. Воспользовавшись суматохой, Том незаметно скрылся от преследователей. Бесшумно двигаясь вдоль улиц, он заметил, как преобразилась деревня: дружелюбные ещё вчера дома стали похожи на выдумку сумасшедшего декоратора. Украшенные уродливыми цветочными чучелами и обвешанные гирляндами мёртвых кроликов дома смотрели на него пустыми тёмными окнами, а на входных дверях отсвечивал на солнце странный символ, начерченный чем-то красным, так похожим на кровь. Было очевидно, что безопасное пристанище, коим изначально казалась деревня, являлось западнёй. Только один дом отличался от остальных отсутствием подобного «украшательства». Томас остановился перед рассохшейся деревянной дверью, которая тут же приоткрылась из-за гуляющего сквозняка, словно приглашая. Кинув взгляд назад и удостоверившись, что за ним никто не следует, он зашёл внутрь. Как и вчера, дом встретил его страшным бардаком и душным смрадом мусора и перегара. Пройдя в гостиную, Томас медленно осмотрелся. — Кого дьявол притащил… — раздалось со стороны комнаты недовольное ворчание, а в следующую секунду в проёме появилась сонная Сага, завёрнутая всё в тот же грязный плед. Опухшее лицо вытянулось, когда она увидела гостя. — Ты… Женщина было дёрнулась к выходу, но пронизанный льдом голос остановил её. — Я бы не стал этого делать, Сага, — он отступил чуть вбок, — поговорим? Сага настороженно оглядела незваного гостя, зацепившись взглядом за расслабленные руки. Она сделала неуверенный шаг в сторону дивана, однако передумала и остановилась у противоположной от мужчины стены. — Чего хочешь? — Сага явно пыталась выглядеть безразлично, однако дрожь голоса выдавала её страх с головой. Томас едва заметно усмехнулся. — Ты ведь догадываешься, кто я такой? Она не ответила, лишь нервно дёрнула плечом, поправляя сползший плед. — Ты прибыла в деревню двадцать лет назад, — продолжил Том, — беременная, с мужчиной… Ты бежала из Британии в конце Первой магической войны, я прав? Лицо Саги покрылось испариной. Дрожащей рукой она потянулась к лицу, стирая пот со лба. — Забавно… — протянул Томас, склонив голову набок. Он медленно подошёл к ней и остановился на расстоянии вытянутой руки. — Кем был твой муж? — Он… он был мракоборцем. Один из Ордена, Карадок Дирборн. — Сага прикрыла глаза, пряча слёзы. — Никто из Ордена не знал, что я была беременна, мы скрывали это. Особенно, когда стало известно о пророчестве. Мы решили сбежать, пока моё положение не стало слишком очевидным. В Ордене считали, что Карадок погиб, но тело так и не нашли. Карадок Дирборн… Том помнил этого волшебника: он так же, как и Долгопупсы и Поттеры, неоднократно бросал ему вызов. Сильный маг. Доставил немало хлопот Пожирателям. А потом просто исчез, и пошёл слух, что его убил кто-то из его последователей — сейчас он уже не вспомнит кто именно. Томас смотрел на грязную уставшую женщину и размышлял. Интересно всё-таки сложилась судьба… То пророчество стало для него самым знаковым событием в жизни и самой роковой ошибкой, с последствиями которой он до сих пор не мог справиться. И тем не менее, это ощущалось как некий фатум — неотвратимость решений, которые привели его в эту точку. И оттого альтернативные ветки судьбы воспринимались так остро — знай он, что жена Дирборна ждёт ребёнка, возможно, избранным мальчишкой мог стать Стиг, а его мать и отец погибли бы от его руки. Кстати, об этом… — Как вы оказались здесь? И что случилось с Карадоком? Сага покачала головой и тихо заскулила. — Я не могу… не могу… В следующий миг холодные пальцы впились в её подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть в алые глаза напротив. Томас стоял совсем близко, концентрируя магию для всего одного заклинания. — Легилеменс. Вихрь воспоминаний закружил его — бестелесные образы проносились мимо, оставляя после себя только звонкое эхо. Сосредоточившись, Томас выцепил первое воспоминание.

***

Стены этой маленькой комнаты давили на неё, вызывая тошноту. Хотя, наверное, дело было всё-таки в токсикозе — её мутило от любого постороннего запаха, а при виде еды в горле моментально поднимался горький ком. К концу первого триместра она потеряла семь килограмм; хотя, по словам целителя, должна была набрать как минимум четыре. Эта беременность вообще была не такой, как она представляла. Они с Карадоком мечтали о ребёнке, и это событие должно было стать самым счастливым в их жизни. Но вместо захватывающего ожидания и уютного гнездования она получила страшный токсикоз и беспросветное одиночество. Карадок сказал, что им нужно сохранить новость о ребёнке в тайне. В тот день он пришёл домой с опухшими бегающими глазами, и ей пришлось долго выпытывать, что произошло. Он рассказал ей о случайно подслушанном разговоре и об опасности, что может прийти к ним в дом. Это было похоже на добровольную изоляцию. Родственникам и друзьям они сказали, что она заразилась драконьей оспой и единственным, кто был вхож к ним в дом, был доверенный целитель. Карадок целыми днями пропадал в Ордене и на заданиях, и Сага была предоставлена лишь самой себе и гнетущим мыслям. Она всегда считала чушью советы родовспоможенниц о том, что нужно говорить с ребёнком в животе, но в итоге он стал её единственным слушателем. В тот момент ей казалось, что хуже уже быть не может. Она ошибалась.

***

— Нам надо уходить, — Карадок ворвался в комнату, на ходу колдуя палочкой и заставляя вещи кружиться по комнате. Он никогда не обсуждал с ней свои планы. Всегда ставил перед фактом принятых решений, и она молча следовала им. Потому что так было нужно — уже много лет они выживали, и в этом была только его заслуга. Поэтому и в этот раз она позволила себе лишь смахнуть слёзы и спрятать в сумку связанные накануне носочки для будущего малыша. — Что случилось? — тихо спросила она и медленно поднялась из кресла, придерживая уже начавший проявляться живот. — Мне пришлось инсценировать собственную смерть. Скоро они придут в дом, чтобы убедиться, что я погиб, — Карадок беглым взглядом оглядел комнату, а затем перевёл его на застывшую в растерянности жену. Черты его лица разгладились, и он мягко улыбнулся. — Не волнуйся, я всё продумал. Мы будем в безопасности. — Куда же мы отправимся? — спросила Сага, подходя к мужу, в руке которого уже был собранный чемодан. Карадок аккуратно достал из кармана мантии завёрнутый в платок старый подсвечник. — Туда, где он нас не найдёт.

***

Она очень устала. Ноги распухли и едва помещались в башмаки, поясницу тянуло так, что хотелось выть, а виски сдавливало тупой болью. Но хуже всего — холод; он пробирался до самых костей, вызывая неконтролируемую дрожь. Ей постоянно хотелось есть, но от каждого кусочка её тут же тошнило. Она была уже на шестом месяце, но токсикоз всё никак не проходил. К нему примешались тянущие боли внизу живота, и с каждым днём они вызывали всё большее беспокойство. Ей был прописан постельный режим, но вместо него она стирала ступни в кровь, пробираясь сквозь густые заросли деревьев. Они должны были оказаться в Нарвике, но во время перемещения что-то пошло не так, и портал выкинул их посреди незнакомого леса. И если поначалу это не казалось проблемой, то впоследствии оказалось катастрофой: они не могли ни аппарировать из него, ни найти выход с помощью поисковой магии. А позвать на помощь было некого — официально они были мертвы. Со временем они начали замечать, что их магия слабеет. А вместе с тем слабела и надежда выбраться оттуда живыми. Карадок старался держаться, но ночами, когда она незаметно наблюдала за его неудачными попытками наколдовать хотя бы что-то, он опускал руки и что-то тихо шептал себе под нос, закрыв глаза. — Господи, спаси хотя бы мою жену и ребёнка, — услышала она однажды.

***

Волшебники обычно не верят в магловских богов. Религия плохо сочетается с магией, потому что неспособна её объяснить. Тем не менее её муж был одним из тех немногих волшебников, кто сохранял в себе веру. Сказалось его полукровное происхождение — отец Карадока был очень набожным маглом. Поэтому, когда спустя долгие недели они наткнулись на уединённую деревню посреди леса, он сказал: — Господь не забыл про нас. Она хотела было поспорить. Это место выглядело именно так, как говорят маглы, — богом забытое. Но тогда она была так счастлива увидеть хоть какую-то цивилизацию, что не обратила внимание на странное поведение жителей. Они смотрели на чужаков со странным выражением благоговения и одержимости — каждый, кто встречался на пути, норовил потрогать её живот и благодарил за то, что они пришли. Ей было всё равно первое время и даже в какой-то степени нравилось — с ней обращались как с принцессой, и после долгих скитаний по лесу это было тем, чего она так хотела. А вот Карадок мрачнел с каждым днём. Он не хотел оставаться и ждать появления ребёнка, до рождения которого оставалось чуть больше трёх месяцев, в этой деревне. Он пытался найти способ выбраться, но жители уговаривали его дождаться конца весны, когда пройдут холода и можно будет добраться до ближайшего населённого пункта. Приходилось соглашаться, но в душе его всё равно зарождалась необъяснимая тревога.

***

А потом наступила весна. Примерно за неделю до дня Весеннего равноденствия начали происходить странные вещи. Вначале Сага списывала их на своё разыгравшееся воображение, но потом, накануне праздника, она обнаружила мёртвого кролика под своими окнами. Тушка зверя была выпотрошена и набита цветами. Это потрясло женщину, она бросилась искать Карадока, но его нигде не было. Заперевшись в доме, она стала ждать. Он объявился уже ночью, его глаза блестели, а руки сжимали какую-то старую рукопись, которую он нашёл в местной библиотеке. — Эти маглы… — шептал он, постоянно оглядываясь на дверь, — они следуют какому-то дьявольскому культу. Жуткие ритуалы с животными, человеческие жертвоприношения… Нам нужно скорее бежать отсюда, Сага! Они выскочили из дома, не взяв с собой ничего, и бросились в темноту деревьев, где начинался лес. Сердце глухо стучало в грудной клетке, а низ живота тянуло тупой болью. — Карадок, я не могу… — выдохнула она, оседая на землю и держась за живот. — Ребёнок… Схваткообразные боли вызывали панику — неужели преждевременные роды? Ещё слишком рано! Карадок склонился на женой, пытаясь понять, чем помочь, но ситуация казалась безвыходной. Он что-то говорил ей, но из-за боли она не улавливала сути слов, а потом он резко замолчал и выпрямился, загораживая её собой. — Твоей жене нужна помощь, — раздался хриплый мужской голос. Повернув голову, Сага увидела мужчин и женщин, стоявших в нескольких метрах от них. Она в ужасе ахнула, когда заметила в руках некоторых верёвки и ножи. — Не подходите! — крикнул Карадок, выхватывая из кармана бесполезную волшебную палочку. — Вы не притронетесь к ней! — Её выбрала Остара! Она станет великим даром для этого леса! Очередная болезненная схватка заставила её зажмурить глаза и закричать. Согнувшись к земле, она пыталась продышать её, краем глаза улавливая начавшуюся потасовку. В следующий миг она почувствовала, как множество рук пытаются аккуратно поднять её с земли. — Нет! Не трогайте её! Она увидела Карадока, пытающегося вырваться из захвата нескольких мужчин. По его виску текла кровь, а глаза горели ужасом. — Это честь, моя дорогая… — услышала Сага голос пожилой женщины по имени София. — Ты будешь прекрасна в лепестках огня… Карадок вновь дёрнулся и закричал. Сага попыталась вырваться, но тело играло против неё, вновь скручиваясь в спазме. — Дайте ей отвар, — послышался ещё чей-то голос над ухом, — она не должна потерять ребёнка. — Меня! Возьмите меня! — она не сразу поняла, кому принадлежат эти слова, но потом увидела Карадока, упавшего на колени. — Прошу вас! Не трогайте мою жену! Возьмите меня! — Хочешь умаслить богов, подари им того, кого любишь… — София подошла к нему, задумчиво рассматривая его. — Так будет даже лучше… — Нет… — попыталась было крикнуть Сага, но ей зажали челюсть и влили горький отвар. Её едва не стошнило, но кто-то закрыл рот и нос ладонью, заставляя проглотить жидкость. Откашлявшись, она подняла глаза на мужа и встретилась с ним взглядом. — Прости меня… — прошептал он. — Карадок… Боль куда-то ушла, забирая с собой и сознание. Сага провалилась в темноту.

***

Костёр горел ярко. Она стояла прямо перед ним, невольно восхищаясь его красотой. Её словно заполнила безусловная любовь. К себе, к людям, что стояли рядом с ней, а главное — к человеку в самом центре огня. Она не могла вспомнить, кто это, но почему-то чувствовала, что он очень важен. И была так благодарна за эту песню, что доносилась из пламенных лепестков. Песня? Или это был отчаянный обезумевший вопль? Она не могла понять, но это было прекрасно.

***

Потом она ничего не помнила. Её постоянно чем-то поили, и она словно попадала в забытие. Казалось, это продолжалось долгие месяцы.

***

Роды пришлись на середину лета. Она помнила лишь разрывающую боль, которая вернула её в сознание. И громкий плач кого-то очень маленького, кого она так хотела увидеть. Но ей не дали. Они забрали её ребёнка и отнесли в лес, сказав, что это дар для богов.

***

Они сменили отвар на что-то более терпкое и крепкое. Или она сама это сделала? Она напивалась до беспамятства, не желая возвращаться в реальность и вспоминать.

***

Спустя несколько дней к ней пришла София. Она несла в руках завёрнутый в ткань свёрток. — Они вернули твоего сына. Они назвали его Стиг, что значит странник. Теперь он будет освещать путь другим. Сага взяла ребёнка и разрыдалась. Это не был её ребёнок, больше нет. Дьявольский подменыш, который смотрел на неё страшно взрослыми глазами. Он никогда не плакал. Никогда не называл её мамой наедине. Подолгу уходил в лес и возвращался с пустыми глазами. И она так никогда и не смогла его полюбить.

***

Том вынырнул из чужих воспоминаний и пошатнулся, чувствуя, как его накрывает нарастающее головокружение. Он потратил много сил на это заклинание, и ему потребовалось время, чтобы прийти в себя. Все его подозрения подтвердились, причём не только насчёт деревни, но и насчёт проводника. Глубоко выдохнув, он поднял взгляд на Сагу. Та смотрела перед собой стеклянным взглядом, наполненным болью. Её губы что-то беззвучно шептали, и, прислушавшись, он расслышал слова. — Они оставили меня в живых словно в издёвку. Они отняли у меня всё: мужа, сына, силу воли. Я не могу ни уйти, ни умереть. Я так устала… Тому не было жаль её, хотя в глубине души он и проникся историей. Возможно, потому что сейчас был на её месте и тоже рисковал потерять что-то ценное. Но вместе с тем обрести нечто даже более значимое — понимание. Эмоции захлёстывали его, он чувствовал, как они разгоняют адреналин по венам, призывая бежать. Вот только Томас не мог определиться, куда именно, вернее, за кем — Стиг или Гермиона? Сколько у него осталось времени до главного ритуала праздника — сожжения жертвы? И сколько осталось времени, чтобы найти проводника? Сага хрипло рассмеялась, наблюдая за мечущимся в раздумьях мужчиной. — Тебе ведь на самом деле плевать на неё? Пусть лучше её сожгут они, чем она сгорит в огне твоего безумия, великий Лорд Волдеморт! Тот отступил на шаг, наблюдая за захлёбывающейся в приступе отчаянного смеха женщиной. Судьба — вещь неотвратимая. Это было главным знанием, усвоенным им за всю жизнь. — Твой муж увёз тебя из страны, чтобы спасти от меня, — произнёс он тихо, надвигаясь на неё, — он погиб, пытаясь уберечь тебя от смерти. Но смерть всё равно нашла тебя, Сага. Потому что это твоя судьба. Тело женщины сотрясла дрожь. Она посмотрела на Томаса взглядом, наполненным ужасом, и бросилась в сторону. Но не успела: сильные руки обхватили её со спины, чужое предплечье обвилось вокруг горла, перекрывая кислород. Сага забилась в его смертельных объятиях. — Не бойся, твоя жизнь обрела свой смысл. Твой сын приведёт меня к вечности. Спустя несколько долгих мгновений тело женщины обмякло. Убрав руки, он смотрел, как оно грузным мешком упало на пол. Томас присел на корточки, поправляя сползший плед. Убивать без магии ему никогда не нравилось — слишком грязно, примитивно, уродливо. Несравнимо со сверкающим лучом Авады или отчаянной агонией Круциатуса. Но другого выбора не было — он и так потратил почти все остатки магических сил. Развернувшись на пятках, он покинул ещё один дом, не оставив там ничего, кроме смерти.

***

Выйдя на улицу, Томас с некоторым удивлением обнаружил, что над деревней начали сгущаться сумерки. Воздух стал будто бы разреженней — на языке оседал металлический привкус. Дыма с окраины видно не было — вероятно, пламя с дома Софии уже потушили. Не было его и со стороны центра, отчего в груди ослаб один из узлов. Возможно, если всё сложится удачно, он сможет забрать девчонку. После увиденного в воспоминаниях Саги он знал, какое будущее приготовили жители для Гермионы. И это словно бы ставило его перед выбором, который он предпочёл бы не совершать. Ему нужно было идти дальше, оставив её здесь. Это было бы верным решением — сейчас он слишком слаб, чтобы вступать в бой с толпой одержимых маглов. Как бы ни было неприятно это признавать, он не справится сейчас с ними. Так к чему рисковать ради девчонки? Но почему-то внутри что-то настойчиво противилось, заставляя то и дело нервно поглядывать в сторону площади. Когда он уже был готов сделать шаг, на краю зрения показался силуэт. Кинув взгляд туда, Томас увидел Стига, облокотившегося на дерево на расстоянии нескольких метров и с безразличным видом разглядывающего его. Сердце быстрее забилось в груди, когда он развернулся и пошёл в обратную от дороги к площади сторону. Остановившись перед парнем, Том впился в него алым взглядом. — Так ты и есть проводник? Стиг медленно кивнул. — А ты тот самый путник, что бежит от смерти. Его голос звучал незнакомо: исчезла шепелявость, лишняя болтливость и дурость. Даже взгляд у Стига стал будто бы другим — холодным и вязким. Словно бы перед ним был совершенно другой человек. — Почему раньше не раскрыл себя? — И пропустил бы такое веселье? — тот кивнул в сторону дома, где осталась лежать его мёртвая мать. Стиг оттолкнулся от дерева и подошёл к Тому. — Хотя главное веселье всё же ещё впереди, правда? — он перевёл взгляд за спину Тома, где находилась дорога в центр. Хмыкнув, он обратился к Тому: — Ты завершил все дела здесь? Томас хотел кивнуть, но не смог. «Пусть лучше её сожгут они, чем она сгорит в огне твоего безумия…» Может ли он допустить это? Однажды он пощадил её, но тогда она была нужна ему для уничтожения Сектора. Сейчас — не нужна. Так почему он не может сдвинуться с места? — Тик-так… — словно бы издеваясь, пропел Стиг. — Хочешь умаслить богов — подари им того, кого любишь. Ты разве забыл? Томас схватил его за шею, но тот даже не дёрнулся и не поморщился. — Я не верю в богов.    Оттолкнув Стига, он развернулся и пошёл туда, куда тянулось всё существо. Стиг окликнул его. — Боги всё равно заберут свою жертву. Но ты можешь предложить им что-то взамен девушки. Томас остановился. — Чем ты готов пожертвовать ради неё? Жизнью? Желанным бессмертием? — видя, что Том не торопится отвечать, он улыбнулся. — Конечно же нет… Тогда, может быть, тот милый посох, что ты всё время прячешь? Закрыв глаза, Том сделал глубокий вдох. Ну конечно — копьё. Что ещё могло привлечь волхвов, как не могущественный древнейший артефакт. Стоит ли Гермиона того — лишиться единственной подстраховки на случай неудачи с волхвами? Ответить он себе так и не смог. Вместо этого он призвал копьё, и оно привычным холодом оттянуло ему руку. Повернувшись к проводнику, он молча разжал пальцы, и копьё упало на землю. Стиг удовлетворённо улыбнулся. — Я буду ждать вас в течение получаса на окраине леса. Поторопись. Кивнув ему, Том ушёл.

***

Ей было нестерпимо жарко. Действие отвара, которым её напоили, начало проходить, и на смену ему пришёл ужас. Она дёрнулась, но тугие верёвки крепко впились в запястья, связанные вместе за её спиной. От отчаяния она заскулила. — Том… — она попыталась осмотреться, но перед глазами всё плыло. Она смутно помнила, что произошло: кролик, удар по голове, а затем ощущение необъятного счастья. Но она точно видела Тома! Он был на площади, он видел её и точно понял, что она в опасности! Он бросил её? В груди больно запекло от этой мысли, а на глаза навернулись слёзы. Неужели он ушёл? После всего того, что он заставил её пережить? После того, как уничтожил всех, кто был ей дорог, чтобы стать единственной ценностью в её жизни? Ответ был очевиден, но от него ей хотелось завыть. Наивная идиотка, решившая, что Тёмный Лорд способен к ней что-то испытывать… Поток отчаянных мыслей прервал чей-то голос: — Великая Остара, мы приготовили для тебя чудесные дары! Благослави этот лес и его жителей своей любовью! С усилием сфокусировав зрение, она увидела толпу людей в масках кроликов, сделанных из мёртвых тушек животных. Они окружили что-то, к чему она была привязана. Скосив глаза вниз, она едва не закричала от осознания — то самое кострище, где должны сжечь чучело. — Пусть плоть этой девушки сгорит в твоих лепестках и подарит она нам чудесную музыку своей агонии! — Что… нет! Подождите! — она попыталась вырваться из пут, наблюдая, как от толпы отделился человек в маске с зажжённым факелом в руке. — Прошу вас, вы не можете! Словно бы упиваясь её криком, толпа начала плавно покачиваться из стороны в сторону, разнося по земле шёпот. Человек с факелом подошёл ближе и наклонился к кострищу, поднося огонь к сухим доскам. — Том! — истошный вопль вырвался одновременно с пламенем от факела. Раскалённые языки жаром облизнули голые ступни, и Гермиона заорала ещё громче. Сквозь безумный страх, заглушивший всё восприятие, она вдруг осознала, что кричит не одна. Распахнув глаза, она увидело то, что перекрыло собой боль от подбирающегося огня. Сквозь толпу медленным шагом пробирался Томас. Его взгляд был прикован к девушке у столба, а руки то и дело взлетали вверх, магией разбрасывая жителей деревни. То и дело мерцали вспышки тёмных заклинаний, и в голове Гермионы тенью пробежала мысль: если он истощён так же, как и она, каким образом он колдует такую мощную магию? Вцепившись взглядом в его лицо, она увидела, как из носа Томаса густой струйкой бежит кровь, капая на землю под ногами — он был на пределе. Толпа разбегалась на его пути — жители спотыкались о трупы, пытаясь покинуть место бойни, но Том был неумолим. Когда он дошёл до кострища, единственным звуком осталось потрескивание поленьев на помосте. Площадь была усеяна мёртвыми людьми. Не пытаясь потушить пламя, Томас взобрался на возвышение и разрезал верёвки позаимствованным у кого-то из жителей кинжалом. Подхватив ослабшую от пережитого шока Гермиону, он, не обращая внимания на обжигающий одежду и кожу огонь, слез с кострища и направился прочь. — Ты вернулся за мной… — Грейнджер обвила его шею руками, роняя слёзы ему на грудь. Её сердце неистово билось, обезумевшее от нахлынувших эмоций. Громко всхлипнув, она состряслась в рыданиях. Том молча нёс её прочь из этой деревни. Казалось, произнеси он хоть слово — тотчас рухнет от истощения. Внутренности горели огнём, голова раскалывалась, а в груди впервые за долгие годы что-то болело. Но он продолжал нести Гермиону на руках, словно бы это было самое ценное, что у него осталось. Он не знал, как у него хватило сил создать такое колдовство. Это было невозможно, он точно знал, что магия была истощена до предела. Но, увидев Гермиону, объятую огнём и отчаянно зовущую его, он почувствовал что-то… Такое сильное, всепоглощающее, неконтролируемое. Магический всплеск был такой силы, что сметал всё на своём пути, пока Томас не добрался до неё. Он не хотел признаваться себе в том, что это было. Хотя и слышал о подобном от глупца Дамблдора и мальчишки Поттера. Нелепые сказки, которые он упорно растаптывал и отрицал. Он не верил в это. Он не был способен на это. И тем не менее он продолжал прижимать дрожащую девушку к себе, осознавая, что, кажется, совершил самую большую ошибку в своей жизни. Впервые ему было по-настоящему страшно.