Obviously Someday (Очевидно, когда-нибудь)

— Три месяца спустя —

Чонгук просыпается во всеобъемлющей, кромешной темноте. Слава богу за плотные шторы, думает он, пока не осознаёт, что, похоже, солнце ещё не взошло. Он перекатывается на другой бок и подсовывает руки под подушку, сворачиваясь в позе младенца. Хотя ему хочется снова уснуть, его мысли начинают ворошить прошлые воспоминания ранних дней «Бантан», когда Джин порой его будил, щекоча ему соски. Он вздрагивает от одной только мысли об этом. К счастью, в настоящее время он, как правило, в состоянии выкатиться из кровати, нажав на кнопку повтора будильника всего один раз — может, два, в особенно тяжёлые дни. Но, конечно, иногда ему не нужен будильник. Иногда утро бывает как сейчас… Сзади к шее Чонгука прижимаются губы, а потом в волосы утыкается нос. Затем губы начинают двигаться вниз, нежно целуя вдоль позвоночника. На его голый бок ложится ладонь и скользит вниз до края боксеров. — Сколько сейчас? — мямлит Чонгук хриплым голосом. — Пять часов, — говорит Тэхён, пробираясь обратно к шее Чонгука. Он льнёт к нему сзади, прижимаясь лицом к его плечу. — Ты такой тёплый. — Ммм. — Чонгук вытягивает ноги с ленивым стоном, а потом обмякает. Он чувствует, как Тэхён тянет его за бок, и он позволяет себя перекатить на спину, податливый и послушный. Тогда Тэхён залезает на него сверху, уютный, в своей любимой комбинированной пижаме: голубо-синие полоски с одной стороны, бело-голубые полоски с другой. Его волосы немного длинноваты и растрепанны, и падают на глаза. — Я хочу тебя так, хорошо? — шепчет он. Чонгук щурится на него в темноте, а потом опять закрывает глаза. — Хорошо. — Вот так. — С тихим стоном Тэхён окутывает Чонгука — руки сжаты по бокам, ноги раскинуты, лицо вжато в изгиб шеи. Когда Тэхён гладит его по рукам, Чонгук обхватывает его спину. — Ладно, — зевает он. — Люблю, когда ты такой, — мурлычет Тэхён, в этот раз целуя его шею сбоку. — Весь сонный и мягкий. — Я всегда сонный и мягкий. — Нет. Иногда ты… но иногда ты жёсткий и… и напористый, — произносит Тэхён ему в ключицу. — И какой-то сумасшедший, но мне это тоже нравится. Чонгук всегда обожал это чувство: тяжесть на нём, тёплая и приятная. И Тэхён знает, что надо немного перенести вес в колени, чтобы Чонгуку было не слишком тяжело дышать. Несколько минут они так и лежат, в основном неподвижно, но иногда нежно потираясь друг о друга. Слишком быстро, думает Чонгук, Тэхён скатывается с него и устраивается сбоку. Рукой он проводит по животу Чонгука, почти щекоча его пресс. Его нога закинута Чонгуку на бедро, и голенью он трётся о его пах, его утренний стояк. Этот приглушённый, уютный вид удовольствия до смешного расслабляет. Под него можно было бы обратно уснуть, но он заставляет себя не спать, водя по тэхёновой спине лёгкими кругами. Хотя у него до сих пор закрыты глаза, он ощущает дыхание Тэхёна у себя на лице, и тогда он поворачивается к нему и тянется губами. Принимая приглашение, Тэхён наклоняется вперёд и жмётся к ним поцелуем. С лёгкими поцелуями они устраиваются на боку. Временами губы Тэхёна смещаются на лоб Чонгука, его щёку, челюсть, нос, но в итоге всегда возвращаются обратно. Каждый раз, когда они отстраняются, их губы размыкаются с тихими чмокающими звуками. Чонгук возится с пуговицами тэхёновой пижамы, не совсем представляя, хочет он её снять или нет. Наконец Чонгук чувствует, как одна рука Тэхёна устраивается у него между ног, лаская его поверх белья. Удовольствие нарастает постепенно. Неопределённое ощущение превращается во что-то определённое и яркое. Пока они продолжают целоваться, Тэхён тянет вниз боксеры Чонгука и начинает медленно водить рукой по члену. Чонгук стонет в каждый последующий поцелуй — слабые с придыханием стоны, скрытые шумом кондиционера. И на это уходит немного времени, особенно когда Тэхён обращается с ним с такой непоколебимой уверенностью, точно зная, что ему нравится. У него тёплая и гладкая ладонь, и наслаждение разгорается ярче и ярче. — Я близко, — бормочет он, пока они снова целуются. — Я очень близко. — Хорошо, Чонгуки. — Аккуратно подталкивая его в плечо, Тэхён в процессе поцелуев укладывает Чонгука на спину, чтобы сперма не оказалась на кровати. Рукой он продолжает дрочить — теперь уже короткими, умелыми движениями — и Чонгук стонет чуть громче. Потом Тэхён прижимается ртом к его соску и целует вверх до линии челюсти, засасывая кожу на шее. Удовольствие полыхает и искрит. — О, о, — выдыхает Чонгук. Он стонет и содрогается, и его сперма струится ему на живот. Тэхён обнимает его после оргазма, осыпая его губы лёгкими поцелуями, пока у него не замедляется дыхание. Только тогда он переползает к тумбочке, чтобы взять салфетки. Он быстро вытирает сперму, кидает скомканные салфетки на пол, а потом опять пристраивается Чонгуку под бок. Глаза Чонгука закрыты, но он чувствует, что Тэхён разглаживает ему чёлку на лбу и целует его висок. — Обожаю это лицо, — бормочет он. — И ты тоже, — мямлит Чонгук, зевая. — То есть твоё тоже. Хорошее лицо. — Нет, я имел в виду — когда ты кончаешь. — Тэхён снова целует лоб Чонгука. — Ты морщишь брови и щуришь глаза. Как будто тебе настолько хорошо, что тебя это злит. — Меня это злит. Меня это бесит, — говорит Чонгук, прищуриваясь в темноту. Собираясь с силами, он перекатывает их наоборот, так что он оказывается сверху Тэхёна. — Ты сейчас слишком хорошо расслабляешь меня. — Да? — Губы Тэхёна расплываются в квадратную усмешку. — Слишком хорошо? — Ага. В следующий раз сбавь обороты. — Чонгук ворчит, сдвигаясь ниже по кровати. — Хватит рисоваться. Он тянет с Тэхёна пижамные шорты, напрасно расстраиваясь, когда у него уходит больше пары секунд, чтобы снять их с его ног. Тогда он отбрасывает их в сторону и разводит тэхёновы ноги, подползая между ними. Хотя его больше не завораживает вид члена Тэхёна, как было с ним когда-то, он уделяет время, чтобы полюбоваться им, целуя в его основании и проводя языком вверх по всей длине. Ему нравится время от времени поглядывать на лицо Тэхёна, замечая его расслабленную челюсть, глаза с лёгкой поволокой, грудь, которая поднимается и опускается всё быстрее и быстрее. Теперь уже окончательно проснувшись, Чонгук старается изо всех сил: лижет языком под головкой, мнёт яички, втягивает щёки, впуская так глубоко в горло, как ему только удаётся. Ему нравится то, что сейчас он так быстро может завести Тэхёна, что ему не нужно каждый раз просить подсказки или оценки результата. Конечно, есть моменты, когда Тэхён что-то просит или Чонгук спрашивает, хорошо ему или нет, но его интуиция намного улучшилась. Он может почувствовать, когда Тэхён близко — по его дыханию, его стонам, как его пальцы царапают по простыням, как поджимаются у него яички — и он замедляется, отстраняясь, целуя его бёдра и живот. Потом он возвращается обратно, заново набирает темп, слушает высокие с придыханием стоны Тэхёна и ждёт, когда его ступни извиваются в одеяле. — Твою мать, — в конце концов скулит Тэхён, и Чонгук сияет от гордости. — Так хорошо, Куки. Очень… — Неразличимый, гортанный возглас вырывается из него. Его руки тянутся за голову, хватаются за изголовье кровати. — Я… я сейчас кончу. Я сейчас — Всё происходит мгновенно. Он резко вскрикивает, и Чонгук чувствует, как струи спермы попадают ему в рот. Когда Тэхён ведёт ладонями по его щекам и вверх, по волосам, чтобы успокоиться, Чонгук отстраняется и глотает. В чуть безумном теперь состоянии Тэхён поглаживает Чонгука по голове. — Мне кажется, ты высосал из меня душу. Чонгук усмехается. — О, так вот что это было? — Ммхм. — Тэхён тянет Чонгука за подмышки, пока тот не смещается обратно выше на кровати. Потом он поддевает пальцем его подбородок и шепчет: — Теперь я просто бездушная оболочка. Демон. — Не думаю, что это так работает. — А ты её проглотил, так что сейчас у тебя как бы две души. Ты можешь использовать мою как запасную, наверно. — Хорошо, Тэ. Они снова обнимаются, спокойные, удовлетворённые и сонные — но в то же время хорошо понимают, что больше не могут уснуть. Тэхён возится, пока не оказывается немного ниже, чем Чонгук, прижимаясь лицом к его груди, а Чонгук устраивается носом в его волосах. Они пахнут им — его шампунем, его постелью, всеми жирами, и кожными клетками, и частичками материи, которые составляют саму его суть. И, возможно, об этом должно быть немного противно думать, но Чонгуку нравится такая интимность. Ему нравится в Тэхёне всё — даже что-то противное, раздражающее, странные привычки и причуды, которые он не до конца понимал ещё несколько месяцев назад. Ему нравится это всё, потому что каким-то образом это неотделимо от того, кем является Тэхён. Он думает об этом, когда Тэхён вздыхает ему в грудь и укладывает ступню между его голеней. Он думает, Я люблю тебя, Тэ. Я так тебя люблю. Но он этого не говорит. Прошло три месяца, а он до сих пор не сказал Тэхёну. Сначала он говорил себе, что просто ждёт подходящего момента, но он знает, что правда в том, что он нервничает. Он не хочет пугать Тэхёна, когда всё так неустойчиво замечательно. Когда они целуются каждый день и спят в постели друг друга, когда только могут рискнуть. (Одну, может, две ночи в неделю — слава богу, у Тэхёна уже была многолетняя привычка пробираться к другим людям в кровати, чтобы пообниматься.) Когда они так блаженно счастливы, но так и не определились со своими отношениями в любом смысле. (Как можно определиться с отношениями, которые живут в тени?) Когда они оба, кажется, ждут того неизбежного дня, когда кто-нибудь их застанет. (Хоби, Намджун и Джин по-прежнему в неведении.) Когда Чонгук до сих пор иногда просыпается в шоке, с удивлением таращась на спящую красоту рядом, с постоянным желанием схватить и зацеловать его, но вместо этого он только нежно целует его в висок или гладит по спине, чтобы он не проснулся. Он не сомневается, что нравится Тэхёну — это восхитительно очевидно — но он не хочет, чтобы Тэхёну было неудобно, чтобы он ощущал себя обязанным отвечать на чувства, если Чонгук вдруг обнажит своё сердце. И сама только мысль об этой открытости ошеломляет… Я люблю тебя, Тэ, думает он, оставляя невесомый поцелуй в волосах Тэхёна. Я уже так давно тебя люблю. Я люблю твой причудливый ум, и твои странные всплески энергии, и твоё невозможно прекрасное лицо, и твой мягкий животик, и согнутые задники твоих туфель, и все твои маленькие родинки, и я люблю смотреть, как ты заботишься о Танни, и наблюдать, как ты сияешь на сцене, и твою широкую улыбку, и твои забавные идеи, и твою любовь к своей семье, и твою чувствительность, и твоё упрямство, и тихие звуки, которые ты издаёшь, когда мы занимаемся сексом, и я люблю твой экстравагантный вкус в моде, даже твои широкие брюки, и твои длинные руки, и твои неожиданные обнимашки, и твой низкий голос, и я люблю то, как ты смотришь на меня, то, как ты даёшь мне ощущение тепла и заботы, и — чёрт побери, Тэ. Я так сильно тебя люблю, что иногда аж тошнит. Это сводит с ума. Я люблю тебя, я — — Ты не уснул, нет? — невнятно произносит Тэхён. — Нет, — хрипит Чонгук, торопливо моргая глазами. — Хорошо. Потому что ты говорил, что собираешься пойти в тренажёрный зал, помнишь? Тебе стоит пойти, пока остальные не начали просыпаться. — Тэхён тянется за пультом на тумбочке и с его помощью открывает шторы. Хотя солнце ещё не встало, небо мягкого, голубого с фиолетовым оттенком цвета. Комнату заливает его свечением. — Да, я собирался. Я пойду, — говорит Чонгук, вытягивая руки. — Хочешь пойти со мной? — Неа. — Тэхён проводит пальцем вокруг его соска, а потом ведёт вниз, к прессу. — Мне больше не нужно ходить в зал, понимаешь? Я и отсюда могу прекрасно тобой восхищаться. — Логично. — Чонгук начинает перекатываться в сидячее положение, чтобы наконец встать с кровати, но перед этим Тэхён хватает его за руку. — Эй, подожди, — говорит он. — Мне надо тебе кое-что сказать. Я люблю тебя? сразу же думает Чонгук, ощущая грохот сердца. Что, если именно это? Что, если это именно тот самый момент? Что, если он это скажет, прежде чем у меня будет такая возможность, и это прозвучит, как будто я отвечаю только из вежливости? Чёрт, чёрт, чёрт. — Это вроде как важно, — говорит Тэхён. Он садится и берёт руку Чонгука в свои руки, нежно поглаживая его ладонь. Чонгук задерживает дыхание. Что, если это не то? Он думает, Что, если это неопределённое между нами внезапно исчезнет, потому что я был слишком неосторожен, или кто-то обнаружил, или Тэхён устал, или… — Я купил коттедж. Чонгук склоняет голову набок. — Ты… что? — Я купил коттедж, — повторяет Тэхён, ласково улыбаясь. — Маленький домик. Домишко. Не слишком далеко от Кочхана, чтобы я мог видеться с семьёй и всё такое. Чуть севернее Тогюсана. — Горы? — Ага. Ну, национального парка. — Глаза Тэхёна выискивают взгляд Чонгука. — Так что? Что ты думаешь? — Я как-то… Ну, наверно, я забыл, что ты упоминал об этом, что ты хотел купить коттедж, — говорит Чонгук, почёсывая голову. — Мне кажется, в тот момент я думал, что ты говорил, просто болтал ни о чём, чтобы… чтобы — Тэхён усмехается. — Чтобы залезть тебе в штаны? — Нет, просто — просто чтобы успокоить меня или что-то такое. Чтобы помочь мне снова уснуть. — Чонгук застенчиво смотрит вниз. — Это я пытался залезть тебе в штаны, помнишь? Странно упоминать ту ночь сейчас, после того, как далеко они зашли. Они не часто это любят вспоминать, потому что, несмотря на то, насколько фантастическим это казалось в определённые моменты, они оба знают, что произошло сразу же после этого. Чонгук ненавидит вспоминать, как он вышел, не попрощавшись, как следующей ночью он отказался от всего, настолько это казалось окончательным и трагичным. Так что он об этом не думает. Наоборот, он думает о том, как легкомысленно Тэхён стянул с него футболку той ночью, какой он был шикарный, как он говорил ему, что он так давно его хотел. А потом он заставляет себя полностью выбросить это воспоминание и говорит: — Так значит, коттедж? Ты правда купил коттедж? — Купил. — Вопреки темноте, кажется, что тэхёновы глаза сверкают. — Над ним требуется немного поработать, но он чертовски милый. И менеджеры уже знают о нём. Он частный, безопасный. Они согласились, что я смогу поехать туда самостоятельно, если захочу, раз уж я не выезжаю в город и тому подобное. Возможно, я только заранее загружусь продуктами и всем необходимым. — Так ты скоро туда поедешь? — Да… и я надеялся, что ты тоже поедешь. — Тэхён слегка понижает голос и добавляет: — Ты вроде как обещал. Хотя в груди у него давит, а сердце трепещет, Чонгук делает вдох и не всерьёз насмехается: — Я не знаю. Коттедж? — Он смахивает ниточку с пижамы Тэхёна. — Звучит как-то банально, Тэ. А ещё ты не можешь ссылаться на то, что я говорил прямо перед тем, как, ээ… кончить. — Окей, прекрасно. — Быстро натягивая свои пижамные шорты, Тэхён соскакивает с кровати и подходит к окну. — Ты не обязан ехать, — говорит он. — Просто чтобы ты знал, я собираюсь туда где-то через месяц. — На какой срок? — Два дня. Конец октября. Как раз когда жёлтые листья в самом разгаре. — Он пожимает плечами и смотрит вполоборота. — Наверно, я просто буду смотреть фильмы и мастурбировать все выходные. Чонгук ждёт, когда Тэхён повернётся от окна. Потом он отскакивает от кровати, обхватывает его талию, тащит задом наперёд и кидает его на матрас. Подскакивая, Тэхён взвизгивает и смеётся от удивления. Чонгук молниеносно забирается поверх него снова, прижимая его руки и целуя его щёки. — Прекрасно, — говорит он, широко улыбаясь. — Прекрасно. Ты победил. Я еду с тобой.

———

Весь уикенд у них оказывается свободный — на удивление редкое явление. Тэхён оповещает остальных членов группы, что будет расслабляться в своём новом коттедже, о котором он им рассказал в тот же день, когда обьявил о нём Чонгуку. К сожалению, Чонгук не обладает той же свободой действий. Вместо этого, намеренно избегая понимающего взгляда Чимина, он врёт, заявляя, что собирается провести выходные с братом на пешей прогулке недалеко от Тэгу. Они уезжают по отдельности — Тэхён в пятницу вечером, Чонгук следующим утром — чтобы по-настоящему закрепить ложь. После трёх часов по шоссе, плюс дополнительных тридцати минут петляния по маленьким просёлочным дорогам с помощью Нейвера, Чонгук обнаруживает маленький красный почтовый ящик, который Тэхён указал в своей (путано накарябанной) схеме проезда. Он выключает музыку, и его машину потрясывает на грунтовой дороге, обрамлённой деревьями с шокирующе яркими листьями. Живя в Сеуле и проводя столько времени на концертных площадках, в студиях на тренировках и медиацентрах, Чонгук не видел настолько захватывающей дух осенней листвы с самого детства. Пока его машина катится по длинной дорожке, он замедляется, чтобы насладиться разнообразными оттенками листьев: глубокий бордовый и ярко-красный, роскошный золотой и сияющий желтый. Он так отвлекается, что почти не осознаёт, как подъезжает. Однако он замечает спрятанный среди разноцветных деревьев маленький коричневый домик: неброский, ничем не украшенный и поистине неожиданный. На секунду он задумывается, то ли это место — он вообразил, что стильный Тэхён захочет более стильный дом — но потом входная дверь открывается, и выходит он. Руки в карманах. Шапка тёмных волос. Уютный свитер в шотландском стиле и огромные коричневые штаны. Он улыбается, и сердце Чонгука тает. — Привет тебе, — говорит Чонгук, отвечая ему улыбкой, когда выходит из машины. — Привет. Нашёл нормально? — Я же здесь, разве нет? Чонгук идёт вокруг машины к багажнику и уже готов вытащить свою сумку, как чувствует руки Тэхёна, опоясывающие его талию, и подбородок на своём плече. Он инстинктивно дёргается и оглядывается вокруг, как будто из кустов сейчас выскочит менеджер или папарацци, или даже какой-нибудь сасен. Но Тэхён только крепче его обнимает. — Не беспокойся, — говорит он ему в шею. — Ближайший дом за несколько миль отсюда. Ты вообще видел другие машины за последние полчаса езды? Чонгук раздумывает над этим и соглашается: — Нет… Думаю, нет. — Более того, я уже поговорил со всеми птичками, и оленями, и кроликами, и, конечно, бурундуками… — говорит Тэхён, целуя его шею и разворачивая его к себе, чтобы их губы могли встретиться. — Практически со всеми лесными существами, и они согласились не продавать нас сайтам со сплетнями и не постить о нас скандалы в твиттере. — И ты им доверяешь? — Чонгук смотрит в сторону деревьев и показывает на маленького бурундука, удирающего с жёлудем. — По мне так выглядит коварной тварью. Тэхён хихикает. Они снова целуются, а потом он отстраняется и говорит: — Это не то, что ты ожидал, так ведь? — Дом? Не совсем, нет. Но мне он нравится, — говорит Чонгук абсолютно искренне. — Смотрится уютно. — Риэлтор продвигала дома с большей площадью, в более хороших районах — возможно, потому, что она работает на проценты. Но мне понравилось очарование этого домика. Вообще-то я нашёл его сам и отправил объявление. Я буду делать ремонт внутри, но мне вполне нравится то, как просто он выглядит снаружи. Он действительно уютный. К тому же, вряд ли он привлечёт внимание. Никто сюда не ездит, а мои ближайшие соседи — пожилые пары. Не то чтобы я их видел, — немного грустно добавляет он. — Кто-то из компании вычислил их. Во время разговора Тэхён ведёт Чонгука в дом. Там пахнет лесом и свежестью — неудивительно, учитывая рабочий камин и открытые окна. В гостиной пока немного мебели, однако явно прослеживаются предпочтения Тэхёна, судя по тому, что он уже приобрёл: уютный диван с оттоманкой, телевизор, стопка одеял, фотографии его семьи и «Бантан» и спальное место для собаки в углу. — А где зелёная комната? — спрашивает Чонгук. Тэхён моргает глазами, озадаченный. — Что? — Ты сказал, что сделаешь одну из комнат полностью зелёной. Зелёные стены, зелёная мебель… — Ох, я так и сказал? Совсем вылетело из головы. Но, может быть, я сделаю. У моего прошлого «я» определённо были кое-какие блестящие идеи. Они обедают за удивительно огромным столом на кухне: яблоки, жареная лапша и кимбап, которые Тэхён купил перед отъездом из Сеула. После Тэхён предлагает им прогуляться, чтобы Чонгук посмотрел на местность, и они неторопливо прохаживаются мимо кустарника к небольшому озеру. Тэхён берёт с собой фотоаппарат, то и дело останавливаясь, чтобы сфотографировать листву, живность, отражение листьев в воде и, конечно, Чонгука. Тем временем Чонгук начал пускать «блинчики» по воде. Он останавливается, только когда один с успехом скачет по поверхности пять раз, создавая мелкие волнистые круги на воде. Когда он поворачивается, улыбаясь Тэхёну, его встречает щелчок фотоаппарата. — Пока что лучшее, — говорит Тэхён, глядя на изображение на экране. — У тебя даже сморщен нос! Чонгук закатывает глаза, но садится рядом с Тэхёном на бревно. — Да, так бывает иногда. — Ты думаешь, это свидание? — ни с того ни с сего спрашивает Тэхён, и Чонгук поднимает взгляд, не в состоянии скрыть радость. — Это просто… это как будто похоже на свидание. — Кажется, я никогда не был на свидании, — понимает Чонгук. Он вдыхает полные лёгкие прохладного воздуха. — На настоящем. — Тогда я делаю заявление. Это свидание, — твёрдо произносит Тэхён. — Чонгуки? Как только Чонгук поворачивается, губы Тэхёна оказываются на его губах. Подсознательно ощущая себя беззащитным и уязвимым на открытом воздухе, Чонгук отклоняется назад, но Тэхён только наклоняется дальше. Поэтому, вместо того, чтобы избежать поцелуя, Чонгук в итоге углубляет его. Потому что он наклоняется так далеко назад, что опирается на локти — и Тэхён принимает это как приглашение, зажимая его, а фотоаппарат падает Чонгуку на грудь. Они снова целуются, и Чонгук старается раствориться в нём — в тёплых тэхёновых губах, его мягкой тяжести, его сладком языке — но открывает глаза, когда слышит птичий щебет в листве над головой. Затем сверху, кружась, опускается медово-желтый листок — пугающая вспышка света на периферии взгляда, и он дёргается так резко, что Тэхён может только посмеяться. — Ты в порядке? — Да, просто этот дурацкий листок, — говорит Чонгук, сбрасывая его. — А эта птица — чёртова извращенка. — Он делает глубокий вдох и потом выдыхает, растирая ладонями колени. Уже тише, он говорит: — Как это тебе так легко даётся, Тэ? Разве ты не переживаешь? Мне кажется, я так привык прятать нас, что не знаю, как быть с тобой — в любом случае не таким образом. Не открыто. — Я не знаю. Наверно, я просто пытаюсь быть храбрым, — тихим голосом говорит Тэхён. И тут же добавляет: — Не то чтобы ты не пытался. Я просто, я так сильно этого хочу, что стараюсь преодолеть свой страх. — Нет, в этом есть смысл. Я буду стараться сильнее. Я уверен, я к этому привыкну. — Чонгук в очередной раз вздыхает. — Но дело не только в этом, — признаётся он. — Кажется, что тебе не настолько тяжело, как мне — держать ото всех в секрете. Ты не сходишь с ума, когда видишь Юнги с Чимином, когда мы дома? Вчера вечером они обнимались на диване, и у меня было чувство сумасшедшей ревности. Иногда я даже не понимаю, почему мы всё ещё скрываемся от остальных. Когда Чонгук поворачивается обратно к озеру, его сознание начинает перебирать воспоминания этих последних нескольких месяцев. Он вспоминает, как они собирались «посмотреть кино», но потом Намджун попросился к ним, и Чонгук большую часть фильма провёл с мучительным полустояком, потому что Тэхён постоянно гладил его по внутренней стороне бедра. Он вспоминает, как они, почти голые, целовались в кровати Тэхёна, а потом им пришлось лихорадочно набрасывать на себя одежду, потому что Хоби захотелось одолжить у Тэхёна одну из его шляп. И Чонгук просто сидел на кровати, пока они рылись в шкафу, задумываясь, не заметил ли Хоби его раскрасневшуюся шею и зацеловано-розовые губы. Он вспоминает, как они в первый раз осмелились пойти вместе в душ, когда были дома одни, но потом вломился Джин и завопил на Чонгука, что тот стащил его последние кислые мармеладки, пока Тэхён скрючился внизу под краном. И это только случаи в общежитии. Такой же стресс был при съёмках очередного сезона «Бон Вояж». В кои-то веки Чонгук расстроился, когда их игра смахни-крышку-с-бутылки привела его в номер с Тэхёном. Спать в одной кровати с натыканными в каждом углу камерами? Охренеть как рискованно. Они были настолько напуганы, что их полусонные «я» потянутся друг к другу ночью, что в итоге они наложили в качестве буфера дополнительные подушки между ними. И даже тогда Чонгук проснулся с тэхёновой ногой поверх своих бёдер и его губами на своём бицепсе. Он до сих пор задумывается, могли ли видеть те, кто занимается монтажом, как они делали что-то компрометирующее, пока спали. И потом, конечно, — конечно же, — в последний день поездки, когда каждого из них проинструктировали написать проникновенное письмо другому участнику группы, Чонгуку поручили написать Тэхёну. Сначала он мучился над каждым словом, переживая, что это звучит слишком нежно для письма другу. Потом он расслабился и так сильно увлёкся, что практически написал полноценное любовное письмо, и ему пришлось порвать его на кусочки. Окончательное письмо получилось простоватое, наивное, но по крайней мере оно заставило Тэхёна улыбнуться. Конечно, лицо Чонгука по-прежнему горело, пока он его читал, подумывая, не видят ли остальные его насквозь. Его взгляд метался между ними — Намджуном, Хоби и Джином — пока внутри всё скручивало от вины. — Я думаю, может, нам стоит им рассказать, — говорит теперь Чонгук. Тэхён сглатывает и кивает. — Я тоже думал об этом. — Правда? — Конечно. Мне не нравится им врать. Было слишком рискованно рассказывать что-то сразу, прежде чем мы вообще попытались быть вместе, но сейчас… Я… я вижу, что в ближайшее время это не закончится, — говорит Тэхён. Он наклоняется, притираясь носом к плечу Чонгука. — Я этого не хочу. — Я тоже. — Чонгук поворачивает голову, встречая губы Тэхёна в быстром поцелуе. В деревьях вокруг свистит ветер, и очередной красный листок падает вниз, приземляясь между ними на бревно. Тэхён поднимает его, крутит между пальцев стебелёк, а потом отпускает его на землю. — Сначала я не хотел им говорить, потому что беспокоился… Я постоянно думал, что ты опять психанёшь и всё закончишь, — медленно признаётся Тэхён, поднимая взгляд. Слова сдавливают Чонгуку грудь. Он прикусывает губу и гладит руку Тэхёна, пока тот продолжает: — Ты заметил, что я стал держать влажные салфетки рядом с кроватью? Я боялся, что если я пойду за полотенцем, ты соберёшься уйти, пока меня нет, как ты делал раньше. Или что ты возьмёшь угол простыни, чтобы вытереться. — Он улыбается, но эта улыбка с оттенком грусти. — Я… я так не буду делать, — бормочет Чонгук, и Тэхён кивает. — Я никогда больше так не поступлю с тобой, Тэ. Я обещаю. — Я знаю, я просто — я не был уверен, что могу тебе доверять, Куки… Я всё время ждал, что ты уйдёшь, когда я проснусь. Или, ну, однажды мне приснилось, что ты опять начал извиняться, за всё, говорил, что тебе жаль, что всё кончено. — Говоря это, он таращится на озеро, едва моргая. Но потом Чонгук сжимает его руку, и Тэхён быстро моргает, его глаза внезапно наполняются влагой. — Пожалуйста, если ты когда-нибудь будешь переживать, или бояться, или — что угодно, просто скажи мне в этот раз. — Скажу. Я обещаю, — произносит Чонгук. Он снова сжимает его руку, сильнее, пытаясь передать всю свою любовь через свои пальцы. — Я никогда больше не хочу причинять тебе боль. Мне так жаль, что я — — Ты не обязан опять извиняться, — говорит Тэхён, вытирая слёзы рукавом свитера. — Но я должен, — вздыхает Чонгук. — Я был ужасен, и я — — Ты просто запутался. Ты не знал — — И всё же я — — Чонгуки! — говорит Тэхён, выдохшись, но с улыбкой. Он притягивает его руку к губам и целует его костяшки. — Всё нормально. Правда. Сейчас я тебе доверяю. Их губы встречаются в очередном мягком, нежном поцелуе как раз в тот момент, когда над ними рокочет гром. Тэхён смотрит вверх и бормочет что-то про то, что он не думал, что будет гроза, но Чонгук не отвечает. Потому что его поражает внезапное чувство. Странное, крутящее чувство, от которого дыхание замирает в груди, а руки подрагивают на коленях. Взглядом он осматривает лицо Тэхёна и чувствует, как три слова вертятся на кончике языка. Там они задерживаются, дрожа и выжидая бог знает чего, и Чонгук откашливается, чтобы помочь им найти дорогу. Но потом заговаривает Тэхён, и момент оказывается упущенным. — Думаю, нам нужно сказать Джину первому, — говорит он. — Знаешь, потому что он чувствовал себя таким забытым, когда оказалось, что все знали о Чимине и Юнги раньше него. — Оу, — выдыхает Чонгук. — Ох, да, конечно, в этом есть смысл. — Нам надо придумать, как это сделать по-хорошему. Мы можем просто им сказать, но у меня есть и другие идеи. — Брови у Тэхёна подскакивают. — Вполне можно было бы немного поразвлечься, прежде чем придётся обсудить все эти неловкие моменты с Намджуном, что разрешается, чего от нас ждут… — Он снова бросает взгляд на небо, которое стремительно заполняется тёмно-серыми тучами, и говорит: — А вот это смотрится зловеще. Нам, наверно, стоит пойти обратно до того, как ударит гроза. Пока Тэхён складывает фотоаппарат в сумку, которую он, к счастью, взял с собой, Чонгук бросает последний камешек в озеро. Потом они идут обратно в лес, шагая через заросли. Они болтают о том, какое название дать домику, когда снова гремит гром. Под кронами деревьев они едва замечают молнию над ними. Хотя они прибавляют шаг, они не достаточно быстры. Как только они добираются до открытой поляны, тучи разверзаются потоком мощного, беспощадного ливня. — Твою мать! — говорит Чонгук, когда оба начинают бежать. — Мы промокнем! — Это не так далеко! — отзывается Тэхён, засовывая сумку с фотоаппаратом под свитер. Он прав — как только они пробегают до конца поляны, Чонгук видит коттедж — но это не меняет дела. Они бегут, но дождь льёт как из ведра. К тому времени, как они добираются до крылечка, надёжно укрытые крышей, они стоят, насквозь промокшие. Чонгук мотает головой туда-сюда, смахивая мокрые прядки волос с глаз, а Тэхён смотрит вниз на свои свитер и брюки, с которых капает вода. — Это было безумно, — говорит Тэхён. — Как будто из какого-то фильма. Дыхание Чонгука учащается. — И что случилось потом? В фильме? Бросая свою сумку на пол, Тэхён ярко улыбается и тут же шагает вперёд, обнимая руками Чонгука за шею и утягивая в поцелуй. Они целуются жадно, мокро, пока оба не улыбаются друг другу в губы. Одежда прилипает к телу, волосы прилизаны на лбу. Пока они целуются, струйки дождя стекают по лицу и попадают в рот. Воодушевлённый, Тэхён отстраняется и оживлённо жестикулирует. — Камера кружится вокруг нас, так драматично. А потом она отходит назад, пока мы не становимся меньше и меньше, всего лишь два маленьких пятнышка в этих огромных лесах. И где-то тут включается грандиозный романтический саундтрек. А потом — Смеясь, Чонгук обрывает его, затягивая в очередной поцелуй. Он крепко его стискивает поверх мокрого, тяжёлого свитера, и мурлычет: — Ты знаешь, я представлял другой тип фильмов. И прежде чем Тэхён спросит, какой именно, Чонгук изображает саундтрек из «Психо» и поднимает руку вверх, делая вид, что ударяет ножом Тэхёна в плечо. Тэхён хихикает и уворачивается, открывая дверь, пока Чонгук продолжает своё нападение.

———

Чонгук забыл взять с собой какую-нибудь пижаму или домашнюю одежду. По сути единственный предмет одежды у него в сумке — это пара боксеров, носков и спортивные штаны на завтра. Поэтому, пока он вытирается полотенцем в ванной, Тэхён приносит ему мягкие брюки и футболку. Слава богу, Тэхён предпочитает свободный стиль, особенно для уютной одежды, так что ему хорошо подходит. Кроме того, вещи пахнут им — его комнатой в общежитии, кондиционером для белья, его любимым одеколоном с древесным запахом. Чонгук то и дело поднимает футболку к носу, в очередной раз её нюхая. Когда он возвращается в гостиную, Тэхён уже устроился в пижаме на диване. Его глаза тщательно осматривают его от макушки до пяток, коротко задерживаясь на его груди, а потом на пахе. Его губы изгибаются набок, улыбаясь. — Куки, ты такой горячий в моей одежде. Краснея, Чонгук отвечает: — Ты такой горячий в твоей одежде. Он садится рядом с Тэхёном на диван и складывает ноги на оттоманку. Он говорит непринуждённо, но чувствует беспокойство и нервозность. У него подскакивают коленки, и ему приходится подсунуть ладони под бёдра, чтобы они не тряслись, в то время как Тэхён начинает разглагольствовать насчёт вариантов их ужина. Через несколько минут Тэхён притягивает Чонгука к себе на колени — Чонгук спиной к его груди, у обоих ноги на оттоманке. — Расслабься, Куки, — говорит он ему в шею. — Ты чего такой дёрганный? Когда они снова начинают говорить о том, как назвать домик, — может быть, что-то типа Кленовый Домик или Домик Гинкго, раз уж он окружён столькими прекрасными деревьями гинкго и клёнами? Но нет, это слишком скучно для Тэхёна. Что, если им совместить два слова? Клёнко? Гинлён? — Тэхён гладит ладонями вверх и вниз по рукам Чонгука, а потом по животу. Пока Чонгук предлагает некоторые другие идеи, тэхёновы руки ползут чуть ниже, и он издаёт победный возглас, когда обнаруживает, что у Чонгука уже почти стоит. Тогда Чонгук чувствует губы Тэхёна у себя на шее — несколько поцелуев, засос, щипок. Его руки мягко ласкают член Чонгука через ткань, и он полностью встаёт, похоже, за секунды. — Такой горячий в моей одежде, — снова шепчет Тэхён, пока его рука ныряет под пояс пижамы. У него такая тёплая ладонь, и он так нежно ласкает его член, что Чонгук сразу же расслабляется и прижимается обратно к его груди. Но потом он ощущает твёрдый член Тэхёна у себя между ягодиц, и вдрагивание начинается снова. Он слегка дёргает ногами, которые лежат на оттоманке. — Чонгуки, — мурлычет Тэхён ему в шею. — Почему ты так — — Я хочу заняться сексом, — выпаливает Чонгук. Он закрывает глаза и морщится, радуясь, что Тэхён не видит его выражения лица. — Оу, — произносит Тэхён, вытаскивая руку из штанов. В его интонации не слышно никаких особенных эмоций, но Чонгук немедленно впадает в панику. Над домом раздаётся раскат грома, по окнам стучит дождь. — То есть мы не обязательно должны это делать! — Чонгук крепко стягивает руки Тэхёна вокруг себя, мечтая в них спрятаться. — Просто мы немного об этом говорили, поэтому в какой-то момент я подумал — и кто знает, когда ещё у нас будет такой шанс уединиться. И я… ну, я подумал заранее. Я купил презервативы и смазку. Но это не обязательно, если ты не готов. Я только хотел, чтобы ты знал, что я готов, что я думал об этом. Много. Я всё время об этом думаю. Ну, то есть я всегда об этом думал, но теперь я по-настоящему подумал об этом. Чёрт. — Он резко выдыхает. — Прости. Я немного… я немного на взводе. Блядь. Я правда хотел, чтобы это было сексуально. — Чонгуки, — тихо говорит Тэхён в его шею. Он может почувствовать, как его кожу покалывает от тепла его дыхания. — Я тоже взял с собой презервативы и смазку. У Чонгука в животе ощущение дикого трепета. — Правда? — Да. И я тоже об этом думал. Много. — Много? — Ммхм. Чонгук выкарабкивается с коленей Тэхёна, потому что теперь ему так сильно необходимо видеть его лицо, что ему всё равно, если Тэхён увидит выражение его лица, на котором, конечно же, унизительная смесь волнения, головокружения и смущения. Он садится, подвернув под себя ноги, опираясь на спинку дивана, и просто смотрит на Тэхёна. На его по-прежнему влажные волосы. На его язык, облизывающий губы. На его блестящие, затуманенные глаза. — Я думал… — мямлит Тэхён, — я думал, возможно, если ты хочешь, мы могли бы это сделать перед камином? Как-нибудь романтично? — Чёрт, — шепчет Чонгук, бросая взгляд на очаг. — Да. Да, хорошо. Почти сорок минут у них уходит на попытки развести огонь. Пока Тэхён читает в Нейвере советы, Чонгук выходит и заходит обратно, принося дрова и ветки с крыльца. Так как у них нет никаких газет, они разрывают запылившийся телефонный справочник, который Чонгук находит в кухонном шкафчике. Они мастерски справляются с поджогом бумаги и веток, но не настолько успешны, когда нужно действительно разжечь дрова. Однако как раз в тот момент, когда они готовы всё бросить, они видят, что частичка пламени нырнула под одно из самых крупных поленьев и неуклонно покрывает дерево сияющим оранжевым цветом. Тэхён подталкивает его железной кочергой, и Чонгук облизывает губы. Потому что его сердце снова колотится. И ему кажется, что если он не дотронется до Тэхёна в ближайшее время, он, возможно, в самом деле умрёт. Поэтому, как только Тэхён ставит кочергу на пол и пристраивает защитный экран, Чонгук берёт его за руку и притягивает в объятия. Какое-то время они целуются — сначала стоя на ногах, потом на коленях. Ковёр жёсткий, но Чонгук пытается не обращать на это внимания. Кого волнуют следы от ковра, когда у тебя в руках красивый парень — самый красивый парень — который вздыхает в твои губы, большими пальцами поглаживает твою талию и вжимается членом в твоё бедро? Но, чёрт, он и правда царапается, этот жёсткий ковёр. А потом из щели между двумя частями каминного экрана начинают вылетать огненно-красные искры, и Чонгук вздрагивает. — Так не получится, — бормочет Тэхён. — Да? Его голос звучит так хмуро, что Чонгук незамедлительно переключается в режим решения проблемы. — Нет, получится, получится, — говорит он. — Ты закрой щель в экране, а я сейчас вернусь. Чонгук идёт в спальню, думая, может, он просто стянет все одеяла с кровати и принесёт в гостиную, но потом ему в голову приходит кое-какая идея. — О, мой бог, — говорит Тэхён, смеясь, когда он снова заходит в комнату. Потому что сейчас Чонгук тащит из спальни матрас королевского размера на боку, напрягая руки, чтобы его придержать. Тот почти переворачивается, чуть не задевая кухонный стол, но он его выравнивает и продолжает толкать, пока тот не оказывается перед диваном. — Пододвинешь оттоманку? — кряхтит он. — Да, конечно, — говорит Тэхён и так и делает, всё ещё посмеиваясь. — То есть мы могли бы просто пойти в спальню — — Не хотелось, — говорит Чонгук. — Ты хотел возле огня, так что я подумал — — Матрасная вечеринка, — говорит Тэхён с внезапным осознанием, и Чонгук лыбится ему в ответ. — Матрасная вечеринка. Прошло много времени, как думаешь? Несколько лет назад, когда они переехали из общежития с одной спальной комнатой в более масштабное помещение, большинство парней оказались с соседом по комнате, но Чонгуку повезло выиграть собственную комнату. Хотя ему нравилось личное пространство, он ещё и чувствовал что-то вроде ревности, слушая, как другие парни болтают со своими соседями по комнате. Они были в этих своих весёлых мирках, а он был весь в своём одиночестве. Но однажды в пятницу вечером он играл в «Овервотч», один в своей комнате, когда по общежитию начал выступать Тэхён, выкрикивая: — Матрасная вечеринка! Матрасная вечеринка! Сегодня вечером матрасная вечеринка! — Он сделал из этого кричалку, песенку, которую он наполовину пел, наполовину кричал, заглядывая в каждую комнату. И вот так они в итоге стащили свои матрасы в гостиную, каким-то образом втиснули все семь, смотря фильмы и поедая вредные снэки до трёх ночи. И Чонгуку особенно запомнилось, как он сидел один на своём матрасе, надеясь, что Тэхён усядется с ним в обнимку во время просмотра фильмов, но вместо этого Тэхён оказался на матрасе у Хоби в первый фильм, а во второй — у Чимина. А Чонгук просто сидел, мучаясь, жуя свой попкорн, думая, что, если ему надо было сделать более обнимательный вид, что, если Тэхён подумал, что он слишком занят своим попкорном? Но потом, когда он проснулся среди ночи, Тэхён был рядом с ним, слегка обнимая его за руку, уткнувшись носом ему в плечо, закинув на него ногу. И несколько минут он игнорировал свой взбесившийся мочевой пузырь, только чтобы была возможность вдыхать запах тэхёновых волос и слушать его тихое сопение. — Матрасная вечеринка, — снова повторяет Тэхён, в то время как по крыше барабанит дождь. — Мне нравится. Хорошо придумано. Он сдвигает оттоманку на кухню, и Чонгук устраивает матрас на полу — далеко от теперь полыхающего огня, который Тэхён аккуратно прикрыл заслонкой. Они снова разделяются, чтобы найти все подушки и одеяла, какие только можно, которые они сваливают на матрас, и тогда Тэхён на минуту исчезает и возвращается с двумя маленькими предметами: прозрачным бутыльком и блестящим квадратиком. Он кладёт их рядом с матрасом, смотрит на Чонгука и прикусывает губу. — Прости. Так неловко. Я просто хотел, чтобы мы точно были готовы когда — ну, ты знаешь. — Это не неловко, — бормочет Чонгук, хотя определённо так и есть. Когда он видит это всё рядом с кроватью, вся ситуация кажется в десять раз реальнее. Прежде было ощущение, как будто они дети и готовятся к ночёвке, а сейчас — ну, сейчас Чонгук как никогда осознаёт, насколько некомфортно его член напрягается у него в боксерах. Он сдвигает его, заправляя под резинку на поясе, и его пульс учащается, когда он видит, как Тэхён прослеживает это движение. Чонгук сглатывает и продолжает: — Прежде чем мы… я только хотел проверить. Я знаю, что мы говорили про это раньше, но, эмм… Что ты хочешь, Тэ? Понимаешь, раз уж ты… Ты говорил, что, возможно, захочешь… От смущения голос Чонгука сходит на нет, но, к счастью, Тэхён сразу же кивает. — Снизу? Да, я… Я думаю, да, потому что у меня больше опыта с… растяжкой? — Лицо у него горит ярко-красным, но он продолжает: — Но, может быть, в другой раз… — Да, — с облегчением говорит Чонгук. — Да, в какой-нибудь другой раз я могу — я хочу попробовать и так, и так. — Я тоже. — Так, хорошо. — Нам надо?.. — Да. Хотя гроза ушла, дождь всё ещё барабанит по крыше и окнам, когда Тэхён с Чонгуком садятся на матрас на полу в этом маленьком домике посреди леса. Чонгука пугает вся важность этого момента, поэтому он рад, когда Тэхён сразу подаётся вперёд и прижимается к его губам своими. Какое-то время они целуются, тихо и нежно, почти делая вид, что всё, чем они собираются заниматься, — это целоваться. Но в конце концов губы Чонгука смещаются к шее Тэхёна, притягиваясь туда, как магнитом, и он начинает посасывать и прикусывать пульсирующее местечко. Тэхён роняет голову набок и стонет: — О… О, очень хорошо, Куки. Пламя потрескивает, когда ломаются и сдвигаются дрова. И Чонгук засасывает сильнее, взволнованный, потому что если Тэхёну хорошо только оттого, что он целует его шею, тогда можно представить, что будет, когда он… Блядь. Эта мысль опьяняет. Продолжая выцеловывать его шею, он представляет его в абсолютном блаженстве, почти под кайфом от удовольствия, и, сам того не осознавая, он гладит член Тэхёна через пижаму, взбудораженный тем, что тот уже такой твёрдый, что Тэхён кажется уже слегка перевозбуждённым, выстанывая ему в ухо. — Ты можешь — хочу чувствовать тебя, твою кожу, — говорит Тэхён, и Чонгук немедленно отклоняется назад, стягивает за ворот футболку и снова начинает целовать Тэхёна. — Подожди, подожди, — произносит Тэхён в его губы. — Я тоже. Я хочу… — Не теряя времени, Чонгук стягивает и его футболку тоже. Продолжая целоваться, они оба выворачиваются из своих штанов и боксеров, отбрасывая их в сторону. В доме немного холодновато, но огонь обеспечивает комфортное тепло, и, конечно, им теплее рядом друг с другом, пылая телами, соприкасаясь губами. Они целуются и трутся друг об друга под толстым шерстяным одеялом, пока не выдыхаются. Чонгук теряется в ощущениях, кажется, будто всё тело вибрирует от возбуждения. Но потом Тэхён ловит его взгляд и говорит: — Чонгуки, — в той самой манере, которая кажется одновременно и ужасно уверенной, и мучительно уязвимой. — Я… я хочу тебя. Я хочу… Мы уже можем начать? Ты готов? Чонгук замирает и целует тэхёновы губы, прямо в середину. — Да. Да, я готов. Он говорит, что готов, и он думает, что готов, но замирает, когда Тэхён тянется за смазкой. Его нерешительность, вероятно, отражается у него на лице, в его слишком больших глазах, потому что Тэхён смотрит на него с этим нежным, осторожным выражением. — Ты ведь раньше делал это сам с собой, да? — Пару раз. — Теперь он жалеет, что не практиковался больше. Чёрт. Он должен быть Золотым Макнэ, парнем, у которого получается всё. Он втягивает нижнюю губу, зажимая её между зубов. — Но ты знаешь, как это работает, так ведь? — говорит Тэхён, подавая ему бутылёк. Чонгук смущённо кивает. — У меня есть интернет, — быстро говорит он. — Я читал… кое-что. Я смотрел какие-то вещи. Нежно улыбаясь, Тэхён говорит: — Кое-что и какие-то вещи? Идеально. Ты абсолютно готов. Чонгук закатывает глаза. — Я знаю, как это работает. И я… ну, ты знаешь, я быстро учусь. — О, я знаю. — Тэхён хватает одну из подушек, садится на неё, потом ложится на спину, так что подушка приподнимает его зад. Потом он подтягивает колени к груди и делает глубокий вдох. Кажется, он делает это так легко, так беззастенчиво, но Чонгук снова чувствует, как краска приливает к щекам. — Эмм, как только будешь готов. Расстояние между ними пугает: Тэхён на спине, ждёт, в то время как Чонгук сидит у него в ногах, ощущая себя пульсирующим пучком нервов. Он подползает вперёд и обхватывает Тэхёна за голень, прижимается губами к боковой поверхности его колена. Их взгляды снова встречаются, и Тэхён выглядит таким красивым, таким уязвимым, таким ждущим. С очередным поцелуем Чонгук прижимается к его ноге и шепчет: — Я не хочу делать тебе больно, Тэ. — Ты не сделаешь, — тут же говорит Тэхён, но потом сжимает губы и добавляет: — Ну, ты можешь. Это возможно. Но я скажу тебе, если будет больно или… или неприятно, и мы это исправим, хорошо? — Хорошо. Чонгук выдавливает немного смазки на пальцы — ладно, это смешное, нелепое количество смазки. Тэхён моргает, глядя на него, явно сдерживая соблазн подразнить. — Что? — спрашивает Чонгук. — Ничего, я просто… не обращай внимание. — Все говорят, что невозможно взять слишком много смазки! — говорит Чонгук, когда несколько капель приземляются на бельё. — Правда. Так действительно говорят. — Тэхён прикусывает губу. — Я просто… хочу убедиться — — Я знаю. И это хорошо. Всё будет хорошо. — Он добавляет тише: — Давай сейчас? Пожалуйста? Я чувствую себя немного, э… открытым? — Ох! Да. Да, прости, я только… — Он делает вдох и опять целует колено Тэхёна, словно это необходимо для усиления его смелости. Потом он наклоняется вперёд, аккуратно проводя подушечкой смазанного пальца вокруг входа, прежде чем скользнуть внутрь одним только кончиком. Он выдыхает. — Нормально? — Ммхм. Продолжай, — произносит Тэхён. Его глаза сейчас закрыты. Поэтому Чонгук проталкивает палец дальше, думая, разве когда-то ещё он так сильно нервничал? Никакая сцена стадиона, или концерт, или даже живая запись с этим не сравнится. Сердце барабанит у него в грудной клетке, и ему приходится заставить себя делать медленные вдохи и выдохи. Когда один палец полностью внутри, он задерживается на несколько секунд, наслаждаясь ощущением. Его тепло, обхват, то, как он как будто обнимает его палец, словно не желая отпускать. Он не может не представлять, какое будет чувство, когда его член заменит палец. Он охает, вытягивая палец назад, а потом толкая обратно, массируя вкруговую. — Так нормально? — дрожащим голосом бормочет он. — Хорошо? Тебе хорошо? — Хорошо, — с выдохом говорит Тэхён. — Слегка некомфортно, но… но хорошо. Просто продолжай так. И, эмм, попытайся немного сменить угол. Так он и делает. И требуется какое-то время, чтобы Тэхён расслабился, чтобы он его достаточно растянул, прежде чем Чонгук смог — медленно, очень медленно — добавить ещё один палец. Взгляд Чонгука мечется между задом Тэхёна и его лицом, и он продолжает целовать его колено, в качестве успокоения для них обоих. В конце концов Тэхён говорит ему развести пальцы, и когда он так делает, дыхание Тэхёна ещё больше сбивается. Он выгибает спину и смотрит на Чонгука этим тёмным взглядом, залитым похотью. — Так хорошо, — стонет он. — Твою мать, очень… Ты можешь, эмм… ты можешь их немного загнуть? Прижимаясь губами к ноге Тэхёна, Чонгук сгибает оба пальца. Тэхён охает и потом издаёт такой низкий, гортанный звук, который, Чонгук клянётся, он никогда от него не слышал. Это щекочет нервы — слышать, видеть, как плотно Тэхён закрывает глаза, как его пальцы белеют, сжимая бёдра. — О… о, боже, — низко стонет он, и вместе с ним стонет Чонгук. — Это оно? — Да, это… — Он снова стонет, громко. Потом просит: — Пожалуйста, Куки. Пожалуйста, просто… Да, вот здесь. — И он такой шикарный — его пылающая розовым шея, волосы откинуты на подушку, раскрытые губы. Он вздрагивает и снова стонет, закидывая руку на лицо. — Давай ещё один, — говорит он, возвращая некоторую связность. — Очень медленно, хорошо? Очень медленно. Ещё один. — Да? Ладно, ладно, ладно. Господи, Тэ. — Член Чонгука дёргается, истекает смазкой ему на ногу, но он легко его игнорирует, в сотый раз целуя Тэхёна в колено. Как можно медленнее, сустав за суставом, он проталкивает внутрь три пальца. В этот раз растяжение занимает чуть больше времени, но он ждёт, пока Тэхён подстроится. Только тогда, когда он получает кивок, он осторожно двигает пальцами, медленно толкаясь туда и обратно. — Так нормально? Не больно? — Так хорошо, так хорошо, — мямлит Тэхён, снова выгибаясь в спине, крепко зажмуриваясь. Круговыми движениями он двигает задом и издаёт глубокий горловой возглас. Чонгук двигает пальцами немного сильнее, уверенно толкаясь туда и обратно. И Тэхён тонко всхлипывает — короткими звуками. — Ты делаешь так хорошо, Куки. Боже, это просто… так — — Да? — Так… блядь. — Тэхён приоткрывает глаза. Он делает глубокий вдох. — Ты… не надо. Я слишком близко. Подожди, подожди. — Чонгук немедленно останавливается. — Если будешь продолжать, я кончу. Так что Чонгук аккуратно вытаскивает пальцы. Он не может удержаться и нависает над Тэхёном, осыпая его лицо поцелуями. Чуть посмеиваясь, Тэхён тянется и сжимает руками его плечи. Огонь трещит — громкий щелчок — и они оба подскакивают, что снова заставляет Тэхёна смеяться. А Чонгук только смотрит на него, до сих пор немного удивлённый, что всё это происходит. Он не может оправиться от того, каким громким уже был Тэхён. После долгих месяцев постоянных попыток вести себя тихо, скрывать их тайну в комнате общежития или номере отеля, кажется, будто кто-то включил громкость на полную. И, да, над головами до сих пор стучит дождь, и по-прежнему бормочет и потрескивает огонь, но над всем этим шумом так ясно звучал Тэхён — такой низкий рокот его голоса. Он так хорошо звучит, и, чёрт, он выглядит потрясающе. Его глаза сочатся желанием, его член лежит твёрдый у него на животе, волосы в абсолютном беспорядке. Но больше всего Чонгук восхищается его уязвимостью. Как он лежит, такой открытый, доверяющий, нежный. — Тэ, я так сильно тебя хочу, — шепчет он. Безумное чувство. Он почти не трогал свой член, но сейчас он не может не дотронуться. Это самое лёгкое прикосновение, однако ему кажется, что всё его тело покалывает. Он немного проводит по нему рукой, чтобы снять пик напряжения, но становится только хуже. Тэхён переводит взгляд с лица Чонгука на его член. Он прикусывает губу и кивает. — Я знаю. Я знаю. Я тоже тебя хочу. Подбираясь к краю матраса, Тэхён достаёт презерватив. Он разрывает упаковку и даёт его Чонгуку, глядя глубокими, тёмными глазами. Когда Чонгук его раскатывает, он замечает, как пристально смотрит Тэхён. Потом он ложится на спину, поправляя подушку под ягодицами. У него такой жаждущий, податливый вид. Он улыбается, и Чонгук улыбается в ответ. Вспышка чего-то близкого, уютного. Потом Чонгук придвигается ближе, и Тэхён подтягивает колени к груди. — Готов? — спрашивает он. — Ты должен сказать мне, — говорит Чонгук срывающимся голосом. — Ты должен сказать мне, хорошо тебе или больно. Хорошо? Обещаешь? — Обещаю, — сразу говорит Тэхён. И у него такое милое выражение лица, такое беззащитное, что он не может не склониться над его согнутыми коленями опять. Он подцепляет его подбородок, с силой его целует. Он бы целовал его дольше, только его член уже пульсирует энергией, а Тэхён начинает царапать его по спине, задыхаясь под ним, произнося: — Пожалуйста, Куки, пожалуйста. Я готов. Он возится, пока не находит смазку, и тогда выдавливает и размазывает неприличное её количество прямо себе по члену. Он ждёт, что Тэхён улыбнётся на это, но тот только завороженно кивает ему, слишком не в себе, чтобы шутить. Со срывающимся выдохом Чонгук направляет себя. Потом он давит внутрь очень, очень медленно. Сначала только кончик. Он останавливается, нежно поглаживая бёдра Тэхёна. Тэхён выдыхает и кивает, так что Чонгук продолжает движение — чуть дальше, чуть дальше — потом он снова ждёт, целует Тэхёна в голень, шепчет ободряющие слова, ждёт очередного кивка и наконец доходит до конца. У Тэхёна закрыты глаза, брови нахмурены. — Ты в порядке? — бормочет Чонгук. — Какое ощущение? — Ощущение — хорошее, — шепчет Тэхён. — Наполненный. Очень наполненный. Как будто я… как будто меня растянули — в хорошем смысле. Чонгука окатывает облегчением. Он склоняется вперёд, притираясь носом к носу Тэхёна, и признаётся: — В тебе так хорошо, Тэ. — Да? — Да. Я… Чёрт, прости. Я долго не продержусь. Уже знаю. — Просто не двигайся минуту, ладно? — Ладно. Он ждёт тихо, терпеливо, слушая каждый треск пламени, ровное постукивание дождя, стараясь сосредоточиться на чём угодно, только не на удовольствии, пульсирующем в его члене. Тэхён ёрзает под ним, как будто проверяет ощущение, и даже это малейшее движение насквозь пробирает Чонгука разрядом. На секунду он закрывает глаза и отворачивается, пытаясь остыть, и ненамеренно думает о Ю-бабе из «Унесённых призраками» — о её огромном носе крючком, её морщинистом лице, родинке между бровей — но потом Тэхён касается его щеки: — Ты в порядке? — и он осознаёт, насколько это безумно. Зачем ему думать о неуклюжей старухе, когда рядом Тэхён? Тэхён, такой красивый, такой уязвимый, такой тёплый, такой прекрасный, впускает его в себя, прижимает его, смотрится совершенно измученным под ним. — Чонгуки, ты в порядке? — В порядке, — прерывисто бормочет он. — Ты слишком горячий, Тэ. Так я кончу слишком быстро. Тэхён на это ласково улыбается. Он притягивает Чонгука за шею ниже, нежно его целует. — Можешь двигаться? Только чуть-чуть. Он почти не двигается — всего лишь крошечная тяга назад, толчок обратно — однако наслаждение ослепительное. Оно щекочет по телу, расходится от его члена. И оно только усиливается, когда он слышит стоны Тэхёна, видит, как его рот открывается, чувствует, как его руки сжимают его спину. — Ещё немного. Сильнее, — мямлит Тэхён, его щёки светятся золотом от огня. Чонгук осторожно толкается вперёд, и Тэхён стонет. Он выходит, и Тэхён охает. Его тело кажется напряжённым от предвкушения, туго сжатое, балансирующее на краю, но он продолжает толкаться бёдрами, слушая каждый малейший звук, который издаёт Тэхён. Это чувство ошеломляет. Осознание того, что он может сделать так, чтобы Тэхён издавал такие звуки, чтобы так выглядел, чтобы распадался под ним на части. Он начинает двигаться быстрее, жёстче. — Я понял, — мямлит он как в тумане. — Я тебя понял, Тэ. В тебе так хорошо. Так идеально. Чёрт, ты просто… — Он тяжело дышит ему в рот, беспорядочно его целует, и Тэхён целует в ответ, задыхаясь, и потом Чонгук толкается чуть выше, разводит бёдра Тэхёна шире и — — Вот здесь. — Здесь? — Да, да. Вот так, — рвано шепчет Тэхён. — Господи боже. Чонгук опускает взгляд туда, где его член погружается в Тэхёна. От этого вида у него туман в голове и боль в груди, но он продолжает толкаться вперёд. Он стонет, и под ним стонет и скулит Тэхён. И ему нравится, что это чувство у них на двоих, что оно как будто вращается между ними. Он мягко гладит Тэхёна по бедру, нежно целует его, но потом слышит его потрясающий вскрик, а его лицо выглядит таким блаженным, что Чонгук опять начинает толкаться неровно, как будто не может это контролировать. Он вбивается низко и глубоко, целясь в то же самое место, тем же самым углом, и Тэхён толкается вверх, следуя за ним. Они стараются найти ритм, но всё происходит небрежно и хаотично, и Чонгук сходит с ума от страсти. Ему кажется, что он может кончить в любой момент, но он продолжает сдерживаться, держась крепко, отчаянно цепляясь за край этого ощущения вместо того, чтобы позволить ему накрыть его целиком. — Чонгуки, — всхлипывает Тэхён, хрипло и потеряно. — Я близко, я правда… — Он охает, снова хнычет. — Я очень близко. Глядя на него сверху вниз, Чонгук чувствует смятение в груди. Одна его часть хочет просто схватить его лицо и целовать, целовать и целовать его, однако он отбрасывает эту мысль на потом. Вместо этого, стараясь держать ритм, он тянется к члену Тэхёна и обхватывает его ладонью. Он горячий, твёрдый и готовый, забытый всё это время. Чонгук едва его касается, едва проводит рукой вниз, и всё же Тэхён под ним извивается, невнятно стонет, резко и беспокойно. Поэтому Чонгук проводит рукой ещё, продолжая подкатывать бёдрами, отчаянно довольный, когда Тэхён снова непроизвольно вскрикивает. Непросто выполнять несколько задач одновременно — непрерывно двигать бёдрами и одновременно ласкать член Тэхёна — но, к счастью, на какое-то время это также отвлекает его от собственного удовольствия. Он может только двигать рукой, толкаться бёдрами, наблюдать, как морщится тэхёнов нос, а потом расслабляется с каждым выдохом. Тэхён сейчас выглядит в совершенном экстазе, в полнейшем исступлении. — О, боже, — хнычет он, и в груди Чонгука всё трепещет. — Мне так, так… Тэхён содрогается и охает, как будто у него перехватывает дыхание. Он замирает на секунду, потом низко стонет, и сперма заливает ему живот и грудь, а Чонгук продолжает водить рукой по его члену и смотреть на его красивое, исступлённое лицо. Он отпускает его, когда Тэхён шипит от перевозбуждения, и перестаёт толкаться, когда Тэхён затихает, но Тэхён тут же мотает головой. Он притягивает Чонгука за шею, сильно его целует. — Давай. Продолжай, — выстанывает он в его губы. Он подкатывает бёдрами. — Продолжай. Ты должен…пожалуйста, Чонгуки. Пожалуйста. Хочу почувствовать, как ты кончаешь в меня. Хочу тебя видеть. Пожалуйста, кончи. Пожалуйста. Чонгук никогда не видел Тэхёна таким обезумевшим. Он подбрасывает бёдра, крепко прижимая Чонгука за поясницу, всхлипывая, хныча, целуя вокруг его рта, как будто не может его найти. И сдерживаемое наслаждение вдруг возвращается с полной силой. Чонгук вибрирует и пульсирует им. Он развязно целует Тэхёна. Он толкается бёдрами. Он громко стонет. Он наконец-то, наконец-то принимает этот жар внутри себя. Как будто он везде, как будто его тело вибрирует возбуждающей энергией и тёплым, волнообразным удовольствием. Тэхён тоже повсюду, отчаянно его целует, вокруг губ, в шею, нашептывает в лицо, пока он выплёскивает свой оргазм. — У тебя так хорошо получилось, — продолжает шептать Тэхён, едва слышно за шумом дождя. — Очень, очень хорошо. Чёрт, чёрт, Куки. Потрясающе. Я даже не знаю. Чёрт. И Чонгук просто слушает его, бессильно навалившись сверху, не замечая сперму, размазанную между их животами. Лицом он уткнулся Тэхёну в шею и чувствует, как Тэхён проводит рукой по его волосам, мягко поглаживая голову. — Как будто кончило всё моё тело, — в шоке говорит Тэхён. — Да? — Да. Даже пальцы на ногах… Уши… Колени. Всё. Полностью. Все они кончили. — Даже твои родинки в виде слона? — Они тоже кончили. Чонгуки? — Мм? — Давай этим заниматься всё время. Чонгук хихикает. — Хорошо, Тэ. Он чувствует наполненность и удовлетворение в сердце. Когда он наконец выходит, Тэхён опять начинает его целовать, словно не хочет, чтобы это заканчивалось. Хотя Чонгук и вымотался, он собирает последние запасы энергии, целуя его в ответ. И, да, они уже вспотели, сперма липнет и кажется мерзкой, и на щиколотку намоталась простыня, но Чонгук никогда не чувствовал себя настолько блаженно счастливым. И самое удивительное — это чувство не угасает. Оно остаётся, когда он несётся в ванную, чтобы выкинуть презерватив и найти полотенце, когда он стирает смазку и сперму с живота и бёдер Тэхёна, а потом со своих, когда он обнимает Тэхёна под клетчатым шерстяным одеялом, когда он подбрасывает дрова к теперь уже затухающему огню, и когда натягивает боксеры и свитшот. Оно по-прежнему здесь, мощное и приятное, когда он готовит им на ужин лапшу быстрого приготовления и бибимбап в микроволновке, и мороженое на десерт, когда они с Тэхёном пересматривают несколько серий «Волейбола!», когда он чистит зубы, и умывается, и наносит увлажняющий лосьон. И оно разгорается ярче, когда он притягивает Тэхёна обратно на матрас, когда укрывает их нелепым количеством одеял и делает из них тёплое гнездо, когда они близко прижимают друг друга, и разговаривают, и зевают, и ещё немного целуются, и наконец закрывают глаза. И оно ярко бьётся в груди, когда он слышит тихое сопение Тэхёна, когда он чувствует его тёплое дыхание на своей шее, когда он вдыхает запах горной свежести в его волосах, когда он оставляет поцелуй на его макушке. И, возможно, оно будет длиться вечно, думает он, пока засыпает. Может быть, это просто новая форма его существования.

———

На следующее утро Чонгук сидит на крыльце, раскачивая ногами на краю. Здесь не хватает перил — что наверняка не соответствует нормам — и Чонгука так и тянет прыгнуть в сторону, просто ради забавы, но он не хочет тащить за собой мокрые листья к Тэхёну в дом. Поэтому он просто сидит, вдыхая свежий лесной воздух, слушая, как ветер шелестит в деревьях и сдувает капли с листвы. В конце концов он слышит, как позади открывается дверь, и вот Тэхён уже рядом, садится сзади, притягивая его к груди. На нём длинный тёплый халат, и им он окутывает их обоих, завязывая пояс на талии Чонгука. — Прохладно тут, — говорит он, раскачивая их туда-сюда. — Свежо, — поправляет его Чонгук. — И так приятно пахнет. — Уверен, что не хочешь чай? Прости, я не взял кофе. — Нет, всё нормально. Тэхён целует его плечо. — Хорошо. Когда зайдём обратно, я могу приготовить нам нурунджи. — Правда? — Да. Моя мама научила меня всем хитростям. — Мм, хорошо. Какое-то время они сидят в тишине, и Чонгук не знает, что даёт ему толчок. Может, это тепло Тэхёна позади него и халат вокруг него, такой уютный и комфортный? Может, то, как Тэхён вжимается лицом ему в шею, раскрывая губы? Может, весь этот уикенд, всё это — листья, и птицы, и гроза, и огонь, и Тэхён, всегда Тэхён. Но что бы это ни было, Чонгук ощущает, что его разрывает от любви, пока он сидит в его объятиях. Он снова качает ногами, думая о том, как сильно он хотел сказать это прошлой ночью, когда они потом лежали вместе. Однако он в каком-то смысле рад, что не сказал, потому что это могло бы прозвучать так, будто он это говорит только из-за того, что у них был секс. Люди говорят всяческие безумные вещи, когда хотят секса, или во время секса, или даже после него, пока они всё ещё одурманены оргазмом. Он бы не вынес, если бы Тэхён подумал, что он просто возбуждён или в экстазе, а не по-настоящему, глубоко, безнадёжно влюблён в него. Поэтому он рад, что ничего не сказал. А теперь, когда он сидит под этим уютным покровом любви и благодарности, он начинает думать, насколько ему не терпится рассказать. Он думает о том, когда и где ему лучше сказать об этом. Может, они вернутся к озеру этим днём. Может, ему стоит предложить туда пойти. Он мог бы сказать это возле спокойной воды, под золотой листвой. От одной только мысли об этом его губы изгибаются в улыбку. Или, может быть, ему стоит это сделать, когда они снова будут обниматься возле камина… Не зная об улыбке Чонгука, Тэхён внезапно встаёт и взъерошивает свои волосы. — Я начну готовить завтрак, хорошо? — Хорошо. Чонгук сидит там ещё несколько минут, слушая звуки птиц, ветра и капель, стекающих с деревьев. Тэхён оставил за собой открытой дверь, и Чонгуку слышно, как тот копается на кухне и включает музыку на телефоне. Факт, который надо знать о Чонгуке, в том, что он не верит в бога, или в судьбу, или что-то подобное. Конечно, он потакает Тэхёну в его идеях об ангелах, но на самом деле он не воспринимает это всерьёз. Он верит только в совпадения — и этот момент, это совпадение чуть не сбивает его с ног. Он входит в дом, закрывая за собой дверь, когда слышит это: «Closer» от «Chainsmokers». Тэхён ставит сковороду на плиту и вытаскивает рис из холодильника, но останавливается, когда начинается песня, и качает головой. — Знаешь, мне нравится эта песня, — говорит он, — но мне больше нравится другая версия. Ты слышал про «Postmodern Jukebox»? Они делают эти ретро, старинные версии песен. Вот, я включу их версию. Тэхён возится с телефоном, пока не начинается песня. Как только звучат первые ноты, он начинает покачивать головой и вытаскивать тарелки из шкафчика. Чонгук лишь смотрит на него, замерев, стоя у холодильника. Его мысли переносятся в тот день, много месяцев назад, когда он стоял на кухне в общежитии, глядя на то, как Тэхён поёт и танцует под эту самую песню. Ему почти не верится, что это происходит. Его сердце бешено колотится. Его язык тяжелеет. Его мысли начинают скакать с одного на другое. В какой-то момент он даже злится оттого, что он так смущён, так не подготовлен, но ещё он подсознательно понимает, что это он и есть. Тот самый момент. А Тэхён начинает танцевать. — Эй! — поёт он, забывая про нурунджи и поворачиваясь лицом к Чонгуку. — Я прекрасно жил до встречи с тобой. — Он танцует по кухне в своём халате, скользит по полу в носках. На путанном английском он поёт: — Я знаю, это разбивает твоё сердце, переехать в другой город на разбитой машине… Покачивая бёдрами, руки в стороны, Тэхён танцует вокруг Чонгука. А Чонгук? Чонгук стоит очень, очень неподвижно. Глаза у него большие и блестящие. Он охвачен и переполнен любовью, как будто может в ней утонуть. — Тэ, — произносит он, но Тэхён не слушает. Он забыл половину слов, поэтому большая часть его пения превратилась в бессмыслицу, перемешанную с невнятными английскими словами. Он поёт слишком высоко, пытаясь соответствовать фальцету певца. И потом он оказывается рядом, прижимается к Чонгуку, руками обвивает его шею и более отчётливо поёт: — Так, детка, прижми меня ближе… И Чонгук его прижимает. Они смотрятся немного несуразно: беззаботный и расслабленный Тэхён, который двигает бёдрами и раскачивается из стороны в сторону, и неуклюжий, застывший Чонгук, который держит руки на талии Тэхёна. И опять он говорит: — Тэ, я только — Но Тэхён его перебивает: — Укусить татуировку на твоём плече. А потом он действительно кусает Чонгука в плечо. Он кусает так сильно, что Чонгук, который до сих пор пребывает глубоко в затуманенном сознании, взвизгивает и чуть отступает назад. Тэхён хихикает и с озорным ликованием произносит: — Когда ты сделаешь татуировки, я покусаю их все, хорошо? Каждую. И если мне какая-то не понравится, я её съем. — Он снова делает вид, что грызёт плечо Чонгука, широко улыбаясь. Чонгук сглатывает. — Хорошо, Тэ. — Мы никогда не постареем, — поёт Тэхён, медленно и проникновенно. — Мы никогда не постареем. Чонгук вновь старается собрать всё своё мужество и говорит: — Тэ, мне нужно тебе сказать — Но тогда Тэхён разворачивает его кругом, держа руки на его талии, направляя его бёдра из стороны в сторону. Громко играет музыка. Почему так громко? Он как-то увеличил громкость, пока Чонгук не видел? — Тэ, мы можем сделать паузу? Это вообще-то важно. Ничего не замечая, Тэхён целует его в щёку, а потом пятится назад, танцуя в сторону плиты и напевая в деревянную лопатку. А Чонгук только и таращится на него в который раз — кулаки сжаты, дыхание учащается, всё его тело натянуто от напряжения. Он не может противиться. Не тогда, когда Тэхён такой милый, танцует с падающими на глаза волосами и сползающим с плеча халатом. Но в итоге у него получается сделать шаг вперёд. Он хватает Тэхёна за локти и прижимается к его лбу своим. Потом он выдыхает и прочищает горло, стараясь подавить свою тревогу. — Тэ, — тихо говорит он. Всё так же покачивая бёдрами, Тэхён растерянно улыбается. — Что? Он думал, что это будет трудно, но слова выходят так легко. Как три листка, падающих вниз в осенний день — неизбежные, ожидаемые, идеальные в своей простоте. — Я люблю тебя. И, к счастью, на этот раз Тэхён его слышит. Он замирает. Брови у него поднимаются. Его улыбка растягивается ещё шире. — Правда? — Да. Я… я люблю тебя уже очень давно, — говорит Чонгук. Эти слова остаются у него на языке, гладкие и неожиданно сладкие. Он ведёт пальцем по щеке Тэхёна, стараясь не замечать своего грохочущего сердца. — Помнишь, когда ты снимал видео с этой песней? Вот… именно в тот день. Именно тогда я точно узнал об этом. Я только вернулся из спортзала, и ты пел эту песню, танцевал, и я просто понял. — Он делает выдох, и когда он продолжает, его голос срывается: — Я знал это тогда, и с тех пор я знал это каждый день, и я хотел тебе это сказать, пытаясь найти подходящий момент… Так что ты понимаешь, мне приходится это сделать сейчас. Я хотел это сделать возле озера. Это должно было быть на самом деле романтично, Тэ, но потом началась эта песня и… И мне пришлось. Тэхён больше не улыбается, но у него сияющий вид, как будто он может в любой момент рассмеяться или разрыдаться от счастья. Но потом он открывает рот, и Чонгук впадает в панику. — И тебе не обязательно делать то же самое в ответ! — говорит он. — Вообще-то не говори ничего в ответ. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным только потому, что я тут болтаю. А если ты это правда скажешь, я, наверно, просто буду переживать, что ты это из вежливости или из жалости и не хочешь оставлять меня без ответа, так что — Тэхён смеётся. — Но — — Нет! — кричит Чонгук. — Стой! — Но, Чонгуки, я — — Тише! — В дикой спешке он притягивает Тэхёна к себе, а потом толкает его к холодильнику. Он сталкивает их губы вместе, целуя Тэхёна так глубоко, что тот выдаёт какой-то короткий звук ему в губы — может, смешок, может, всхлип, может, что-то невыразимое. Чонгук втягивает его нижнюю губу в рот, потом отпускает. — Пришлось поцеловать, чтобы заткнуть тебя, — бормочет он. Тэхён лыбится. — Ах, вот почему? — Ммхм. Ты такой громкий, такой… такой болтливый всё время, — говорит Чонгук. Он разворачивает их и обхватывает Тэхёна за бёдра, поднимая его на стол. Он утягивает его в очередной поцелуй, взявшись за шею сзади. — Буду теперь тебя постоянно целовать, чтобы ты молчал. — Хорошо, — радостно говорит Тэхён. Он ведёт руками по плечам Чонгука, пока они снова целуются, и потом снова — оба слегка задыхаются, слегка перевозбуждённые для девяти часов утра. — Скажи ещё раз, — мурлычет Тэхён. Чонгук морщит нос. Он целует уголок тэхёновых губ и шепчет: — Я люблю тебя. — Ещё. Он целует другой уголок его губ. — Я люблю тебя. — Ещё. — Я люблю тебя, — говорит Чонгук, улыбаясь ему в губы. Он тянет Тэхёна за талию вперёд, так что они прижимаются бёдрами, и проводит руками по спине, снова его целуя. — Господи. Правда. Я так охрененно люблю тебя, Тэ. Один поцелуй растворяется в другом, а потом ещё одном, и рис лежит забытый на столе, и телефон переключается с песни на песню. Наконец Тэхён отстраняется и бормочет: — Ты же понимаешь, что когда-нибудь я это скажу, Куки. — Тише, сейчас тише, — шепчет Чонгук. Потом он подсовывает ладони Тэхёну под задницу, поднимая его и унося обратно на матрас в гостиной. — Тихий час, хорошо?

———

Днём они идут обратно к озеру и снова сидят на бревне лицом друг к другу. С внезапным чувством, как будто он не потратил и половины того времени, что должен был, на поклонение тэхёновым рукам, Чонгук берёт одну и начинает её изучать. Он тщательно обводит каждую линию и массирует каждый сустав. Потом он обводит каждый ноготь и целует ладонь, после чего поднимает его руку к своей щеке. — Мы скоро вернёмся, — говорит Тэхён. — Даже если на один день. — Будет проще, если другие будут знать. — Именно. — Тэхён большим пальцем поглаживает Чонгука по линии челюсти. — Нам надо подумать, что мы хотим сделать, когда вернёмся. Тогда будет зима. Мы могли бы приготовить хоттоки! Или научиться их готовить, я имею в виду. — Мы могли бы порисовать. Или я мог бы порисовать, а ты пофотографировать. — Мне нужно посовещаться с одним из моих ангелов, чтобы устроить метель. Разве не прекрасно будет? Всё в снегу, никуда не надо, уют и романтика. Может, мы могли бы тогда остаться и дольше. Чонгук улыбается. — Да, это было бы весело. Может, мы могли бы покататься с горы где-нибудь рядом. Нам ещё надо устроить киновечер, набрать кучу снэков. — Знаешь, что я хочу? — спрашивает Тэхён. В глазах у него мелькает дикий блеск. Он понижает голос и говорит: — Я хочу, чтобы мы зашли со снежной улицы, все холодные, дрожащие и промокшие, а потом я хочу сорвать с тебя всю одежду и отсосать тебе прямо у входной двери, стоя, пока ты всё ещё в шапке и шарфе. Чонгук хлопает глазами. — Правда? — Да. Теперь ты. Почёсывая затылок, Чонгук напрягает мозги. Он смущённо произносит: — Эмм. Я всегда хотел горячую ванну. Я хочу принять горячую ванну, а потом, ну, знаешь, сделать это в горячей ванне. — Хорошо, — говорит Тэхён. — Я хочу тебя вылизать, попробовать тебя изнутри. Чонгук округляет глаза. — Хочешь? — Тебе понравится. — Тэхён лыбится. — Поверь мне. Глубоко вздыхая, Чонгук говорит: — Я хочу разбудить тебя очень медленно, взяв в рот твой член. — Последние два слова он произносит так тихо, что Тэхёну приходится наклониться, чтобы их услышать. — Я — за, — говорит Тэхён. Уголок его губ приподнимается вверх. — Я хочу надеть очень широкое пальто, такое, огромное, достаточно большое, чтобы поместиться в нём вдвоём, и потом хочу отдрочить тебе прямо тут, у озера. Чонгук хочет спросить, как это будет работать логистически — типа, разве не будет грязно? Куда девать сперму? Не будет ли менее нелепо, если просто лечь и спрятаться под одеялом? Но вместо этого он выдумывает дальше и говорит: — Я хочу это сделать, когда мы оба с завязанными глазами, чтобы нам пришлось, ну, чувствовать друг друга, чтобы понимать, что происходит. Понимаешь? — Да, мне нравится… Ещё я очень хочу оседлать тебя перед камином. Чонгук мямлит: — Что, если я хочу оседлать тебя? — Блядь.

———

Через девять дней Чонгук лежит, развалившись, на диване за просмотром видео на ютьюбе, когда Джин отвоёвывает пульт, чтобы посмотреть какое-то шоу. Хотя Чонгук с лёгкостью уступает телевизор, ему неспокойно, скучно, и хочется есть, поэтому он заказывает Джину сделать немного рамена. Джин отказывается, конечно же. Чонгук ему угрожает, конечно же. После раунда препирательств Джин готовит достаточно рамена для них обоих, и Чонгук уступает своему хёну лучшее место на диване. Он набивает рот лапшой, когда заходит Тэхён и плюхается рядом с ним. В своих пышных чёрных штанах и свободной футболке Тэхён выглядит несправедливо мягким и жамкательным. И хотя Чонгуку хочется притянуть его в поцелуй, он вместо этого просто думает, что с ним сделает позже, когда они благополучно останутся вдвоём за закрытой дверью. — Чонгуки, Чонгуки, — говорит Тэхён, открывая рот, как птичка. Своими палочками Чонгук помещает большой ком рамена ему в рот. Тэхён жуёт, улыбаясь. Когда Чонгук заканчивает с едой, они меняют разнообразные позы для обнимашек: рука Тэхёна на плечах Чонгука, ноги Чонгука закинуты на колени Тэхёна, Тэхён сидит спиной к груди Чонгука. В один момент Чонгук берёт со столика резинку для волос и зачёсывает Тэхёну волосы назад, завязывая их в виде яблочного хвостика. Джин посмеивается, глядя на них. Чонгук лыбится и дёргает его по кругу. Это похоже на стандартный вечер в общежитии. Он кажется абсолютно нормальным, но потом — Ни с того ни с сего Тэхён поднимает руку Чонгука к своим губам и целует тыльную её сторону, мягко и нежно. Чонгук замирает. Он бросает взгляд на Джина, который по-прежнему таращится в телевизор. Потом он поворачивается к Тэхёну, который ему подмигивает. Оу, думает Чонгук. Оу. Они в комнате одни с Джином. Джином, который, по их договорённости, будет первым, кто узнает… Но разве так всё это случится? Под идиотские передачи и дешевый рамен? И с волосами Тэхёна, до сих пор связанными в яблочный хвостик? Когда Чонгук стягивает с его волос резинку и зачёсывает их назад, Тэхён пристраивается у Чонгука на груди. Он увиливает, когда Чонгук тянет его волосы слишком резко, но потом устраивается ближе, обхватывая рукой Чонгука за талию и закидывая ногу ему на колено. Чонгук слегка потирает его спину, но в основном он просто неподвижно сидит, выжидая. Неужели Тэхён просто это скажет? Он ждёт рекламной паузы? Что, если зайдёт кто-нибудь другой? Через несколько минут, когда Джин хихикает над чем-то по телевизору, Тэхён поднимает голову и целует Чонгука в щёку. На самом деле ничего особенного, но его губы задерживаются и оставляют за собой влажный след. И опять Чонгук просто сидит, идеально неподвижно. Он сглатывает. Проходит ещё несколько минут, и Джин поднимается. Чонгук слышит, как его шаги затихают по коридору. Хлопает дверь в ванной. И сразу же, прежде чем Чонгук может сказать хоть слово, рука Тэхёна ныряет под чонгуков свитшот, а его губы развязно целуют его шею. — Тэ, — хнычет Чонгук, ёрзая. — Что ты делаешь? — Он понижает голос и добавляет: — Ты хочешь рассказать Джину сейчас? Вот так? С озорным весельем Тэхён говорит: — Ты расскажешь ему. — Нет, не буду, — говорит Чонгук. Хотя это выходит рефлекторно. Отчасти он думает, что, наверно, им стоит рассказать Джину сегодня. Однако, прежде чем он говорит что-то ещё, возвращается Джин. Тэхён снова уставился в телевизор, делая вид, что смотрит шоу, раскрыв рот. Сердце Чонгука начинает громко стучать. Хотя он смотрит в направлении экрана, как ни в чём не бывало, теперь он чётко осознаёт, как рука Тэхёна гладит его бедро. Он начинает обдумывать, что они могли бы сказать, как можно построить фразу. И он постоянно поглядывает на Джина, пытаясь определить, в хорошем ли он настроении, готов ли он к сногсшибательным новостям. Он кажется… умеренно весёлым, но кто знает точно? Чонгук слушает его смех, разглядывает его улыбку. Он так сосредотачивается на Джине, что ему требуется несколько секунд, чтобы встряхнуться от ступора, когда Тэхён шепчет: — Эй, Чонгуки. Чонгук кряхтит. И снова Тэхён шепчет: — Чонгуки? Он растерянно смотрит на него: — Ммхм? Уголки тэхёновых губ поднимаются вверх. А потом он говорит это, тихо, но однозначно: — Я люблю тебя. Какое-то время Чонгук просто смотрит на него. Он как будто ощущает свет в груди, который светит ярче и ярче, пока не начинает светиться вся грудь. Полностью забывая про Джина, он так широко улыбается, что его нос морщится. Должно быть, он выглядит смешно, думает он, но разве это имеет какое-то значение? Тэхён любит его. Он любит его. Прежде чем он осознаёт, что делает, он склоняется и целует Тэхёна так крепко, что тот опрокидывается спиной на диванные подушки. И тогда Чонгук оказывается на коленях, забираясь поверх Тэхёна, целуя его снова и снова. — Йааа! — слышит он в паре метров от них, однако игнорирует это. Ярко улыбаясь, немного истерически, Тэхён произносит возле его уха: — Я люблю тебя, Чонгуки. И что может сделать Чонгук? Он снова его целует — несомненно романтическим поцелуем, двигаясь губами по губам, чуть-чуть скользя языками — и он чувствует, как под его рукой колотится сердце Тэхёна, и он откидывает волосы с его глаз, и он почти забывает обо всём на свете — где они, кто рядом, что это значит — пока он не слышит визг Джина. — Это что сейчас происходит?! Как вспышка, тут же появляется Чимин, восторженно болтая и подпрыгивая на пятках. После этого заходит Юнги, скрестив руки на груди, но не сумев спрятать свою улыбку во все дёсны. А потом уже Намджун, врывается и отскакивает, прижав руку к груди: — Ох! Воу! — И в конце концов Хоби, который кричит: — Я знал! Я знал! Клянусь, я видел, как Тэхён присасывается Чонгуку к шее, где-то два месяца назад, но Чимин как-то убедил меня, что это просто платоническое! — Широко ухмыляясь, Чимин кланяется. Смутившись, Чонгук прячет лицо у Тэхёна на груди. А Тэхён? Тэхён только смеётся и смеётся. Это самый замечательный хаос. Когда они наконец-то поднимаются с дивана, Чимин, всё ещё подскакивающий вверх и вниз, немедленно утягивает Тэхёна. Джин начинает пихать Чонгука в плечо, сильно, говоря, что третий — это ладно, но он должен был быть первым хёном, кто узнал об этом, так как он самый старший. С очаровательными огромными глазами Намджун просто продолжает с любопытством озираться, как будто пытаясь определить, как он пропустил подсказки. Юнги высмеивает Хоби за его нелепую наивность — Платонически сосаться в шею? Платонические засосы, правда? В итоге Чимин оттаскивает Чонгука от Джина, которого тот скрутил в захват. И в разгар всего этого хаоса, Намджун почти созывает групповое собрание, но потом уступает и соглашается, что они проведут его завтра, когда у них будет время всё это переварить. Спустя два часа они по-прежнему все вместе, все семеро, валяются на диванах. Тэхён лежит на боку, головой у Чонгука на коленях, а Чонгук то и дело посматривает на него сверху вниз и перебирает его волосы, слушая его тихие довольные урчания. И всё равно это будет действительно тяжело, думает он в миллионный раз. Кто знает, сколько ещё времени они не смогут рассказать об этом никому за пределами этой комнаты? Им придётся продолжать осторожничать во всём, что они делают — на концертах, записях на телевидении, интервью, «Run BTS», «Bon Voyage», «Bangtan Bombs», видео на ютьюбе. Даже за кулисами, за кадром, во время обновления макияжа, или повторения хореографии, или в очереди на примерках они не могут оступиться. Это всегда будет тяжело, но по крайней мере сейчас у них есть остальные парни. И когда-нибудь, думает он, у них может быть что-то большее. Он представляет Тэхёна в его родительском доме в Чусок — как он готовит рисовые пирожки с его бабушкой, бегает с его двоюродными племянниками, держит его за руку под столом. Он воображает, как однажды пишет песню о Тэхёне — делится с ним наедине, украдкой напевая ему со сцены, в конце концов (возможно, через несколько десятков лет) делится этой новостью с АРМИ. Он представляет более частые поездки в коттедж, умиротворяющие выходные, полные расслабляющих прогулок и творческих занятий, и, хорошо, да, обильное количество секса тоже было бы неплохо. Он представляет их призыв, возможно, вместе, возможно, по отдельности, но оставаясь на связи всё время, а потом воссоединение, словно давно разлучённых любовников. Он представляет их путешествие в какое-нибудь тихое место, например, домик в горах, или, может, в дикую местность, где они могли бы прыгать с тарзанки или нырять с аквалангом, и успокаивать бешеное сердцебиение друг друга. Но больше всего он думает о мелочах — спорить с Тэхёном о том, что есть на ужин, смотреть фильмы со свернувшимся рядом Ёнтаном, звать его на настоящие свидания, заботиться о нём, когда ему нехорошо, играть с ним в видеоигры в номерах отелей, поднимать гантели, пока он смотрит на него с матов, делиться с ним большой чашкой мороженого перед сном, целовать его родинку на носу, просто потому что хочется, засыпать с липнущим к нему, как коала, Тэхёном, укладываться ложками (или вилками) воскресным утром… Внезапно его подбородок поддевает рука, вытягивая его из фантазий. — О чём ты думаешь? — бормочет Тэхён. Чонгук только улыбается и целует его.