Воришка

      – Я дома! – Себастьян вошел в коридор и бросил ключи на тумбу у зеркала.       – Я в кухне.       Себастьян снял пальто и поспешил в кухню, где Сиэль проверял готовность мяса из духовки.       – Пахнет волшебно, – улыбнулся Себастьян, наблюдая, как на лице Сиэля расцветает довольная улыбка.       – Тогда накрывай на стол — я не успел.       – У меня для тебя есть кое-что, – Себастьян достал из кармана брюк небольшую черную коробочку и поставил ее на стол рядом с Сиэлем — он поспешил снять прихватки и взял коробочку в руки, с любопытством поглядывая на Себастьяна.       – Ты что, предлагаешь руку и сердце?       Себастьян усмехнулся.       – Просто открой.       Сиэль послушался и достал из коробочки связку ключей, удивленно уставившись на Себастьяна.       – Я думаю, ты готов, – чуть улыбнулся Себастьян. – Я не выставляю тебя, – поспешил добавить он, – но если ты хочешь уединения, хочешь жить отдельно — она твоя. Квартира в Ричмонде, так что двадцать минут — и я начну тарабанить в дверь, если ты не ответишь на мое сообщение, – Себастьян даже не был уверен, сколько в этой шутке было действительно шутки, а сколько — предупреждения.       Сиэль все еще смотрел на него огромными глазами, но никак больше не реагировал, и Себастьян засомневался, что выбрал подходящий подарок на семилетнюю годовщину с их первой встречи. Сиэль ведь и правда мог подумать, что Себастьян решил выставить его.       – Если ты считаешь, что это плохая идея... – начал Себастьян, когда пауза затянулась.       – Я просто... – Сиэль вернул ключи в коробочку и закрыл ее, покачав головой. – Просто не ожидал — это очень... дорогой подарок... – Себастьян взял его за запястье и притянул к себе, обнимая и впутываясь в волосы на затылке пальцами, и Сиэль замолчал, отвечая на объятие.       – Я не хочу, чтобы ты съезжал. Просто подумал, что тебе нужно личное пространство: встретиться с друзьями, просто отдохнуть от меня, – заверил Себастьян.       – Я хочу быть с тобой, – прошептал Сиэль и уткнулся лицом в шею Себастьяна.       – Конечно, – улыбнулся Себастьян, а перед его глазами возникло воспоминание, когда они стояли в этой же самой кухне в очень похожей позе. Сиэль тогда даже сделал похожее признание, и Себастьяну пришлось очень осторожно подбирать слова, чтобы не стать причиной очередного рецидива — Сиэль к тому моменту не сбегал уже год, и Себастьян очень не хотел, чтобы это вдруг случилось, и им пришлось бы начинать новый отсчет.       Незадолго до этого разговора Себастьян случайно увидел Сиэля обнаженным — тот не закрыл дверь в спальню, скинув с себя халат после душа. Себастьян видел его буквально секунду, но этого времени хватило, чтобы осознать, что Сиэль больше не ребенок — прежде Себастьян просто не обращал внимания на изменения в нем. Конечно, он замечал, что Сиэль подрос, хотя он все так же оставался невысоким, что иногда злило его, но остальные изменения оставались вне поля зрения Себастьяна. Он не заметил, когда у того выступил острый кадык, когда волосы на предплечьях потемнели и стали жесткими, когда кости обросли мускулами — даже когда плечи стали шире и торс приобрел более треугольную форму, а голос просел и перестал звучать, как у ребенка. Себастьян все это пропустил. Но ему хватило одного мгновения, чтобы осознать, что рядом с ним жил уже не ребенок — еще не мужчина, но все же. Потому Себастьян и завел разговор о безопасном сексе — в прошлый раз они говорили об этом после последнего побега Сиэля, когда они ждали результатов анализов. Это было одним из условий: если Сиэль пропадал даже на один день — по возвращении он должен был сдать анализы на венерические, и каждый раз Себастьян заводил разговор о безопасном сексе. Когда Сиэль перестал сбегать — Себастьян позабыл об этой теме, но Сиэль незаметно повзрослел, и теперь секс для него был не вызовом Себастьяну, не был попыткой заявить, что Себастьян не в состоянии контролировать его — он должен был стать для него частью жизни, и Себастьян не хотел, чтобы Сиэль вспомнил прошлое и что-нибудь подцепил по глупости. Его ангел-хранитель оберегал его весь тот протестный период с постоянными побегами, и Себастьян опасался, что тот сложит свои полномочия, если Сиэль не станет хотя бы немного заботиться о себе.       Сиэль тогда сказал, что в разговорах о безопасном сексе нет необходимости, потому что он не занимался им со своего последнего побега — Себастьян тогда подумал, что это, пожалуй, лучшее, что может услышать родитель: ребенок, пусть Сиэлю на тот момент и было семнадцать, не занимается сексом. Себастьян испытал невероятное облегчение. Но эйфория длилась недолго: следом Сиэль сказал, что куда приятней для него объятия и ласка Себастьяна. Себастьян никогда не вкладывал сексуальный подтекст в свои прикосновения — Сиэль жаждал тактильного контакта едва ли не с первых дней, и Себастьян давал ему это, не без удовольствия — он и сам соскучился по теплоте чужого тела рядом. Но он никогда не переходил границу, сколько бы Сиэль ни пытался первое время получить нечто большее — Себастьян даже думать об этом не мог без внутреннего омерзения. Он видел в нем только ребенка: брошенного, сломленного, запутавшегося, и когда Сиэль перестал интерпретировать каждое прикосновение, как предложение секса, Себастьян решил, что он, наконец, понял, что не всегда тактильный контакт значит приглашение в постель. Но в тот момент, когда Сиэль сказал, что для него прикосновения Себастьяна важней секса, Себастьян насторожился и постарался аккуратно объяснить Сиэлю, что ничего не изменилось, что он все так же видел в нем своего подопечного и это вряд ли когда-нибудь изменится. Себастьян боялся, что все это обернется катастрофой, и Сиэль вновь сорвется и сбежит — и в этот раз, возможно, навсегда, но тот заверил его, что не подразумевал ничего подобного. Себастьян после этого еще долго следил за собственным поведением, но в конце концов расслабился, когда заметил, что прикосновения быстро успокаивали Сиэля, если он нервничал, о чем-то переживал и волновался — потому он обнял Сиэля и сейчас, едва тот стал запинаться.       – Я буду счастлив, если ты не станешь съезжать.       Он продолжил перебирать волосы на его затылке, и Сиэль медленно расслабился в его объятии.       – Как прошел день? – тихо спросил Себастьян, решив поскорей сменить тему и выбросить подарочную коробочку сразу в уличный бак, как только представится возможность, чтобы она не попадалась Сиэлю на глаза, а ключи спрятать поглубже в ящик тумбы в коридоре.       – Мистер Бакстер сказал, что я идиот.       – Прямо так и сказал? – удивился Себастьян.       – Нет, но это определенно подразумевалось, – усмехнулся Сиэль. – А еще он считает меня заносчивым ублюдком, который не знает меры и не понимает, когда нужно остановиться, – Сиэль отстранился и с извиняющейся улыбкой заглянул в глаза Себастьяну. – Я выставил его кретином перед деканом, и теперь он намерен отказаться от тьюторства.       Себастьян картинно вздохнул, и Сиэль легко рассмеялся.       – Я не виноват, что он пользуется решениями прошлого века — я просто указал ему на то, что сейчас никто так не делает, наш спор услышал декан, подошел к нам, и я все высказал. Я ни при чем!       – Конечно, – улыбнулся Себастьян, но посмотрел на стол рядом с ними — он и забыл, что Сиэль до этого был занят мясом. – Скоро будет готово? Я дико голоден.       – Уже, – Сиэль выпутался из объятий и перенес противень с рабочего стола на обеденный.       – Будешь искать нового тьютора? – спросил Себастьян, принявшись нарезать горячее мясо на куски и позволив Сиэлю накрыть на стол и откупорить бутылку с вином.       – Миссис Пейдж очень даже ничего, она пользуется новаторскими методами в своих проектах, – задумчиво произнес Сиэль, достав из холодильника миску с салатом и захватив с рабочего стола сервировочную тарелку с гарниром из коричневого риса.       – Почему сразу не пошел к ней?       – Все хвалили мистера Бакстера, – пожал плечами Сиэль, – и мне в самом деле понравились его проекты, когда я изучал информацию о тьюторах. Ты завтра снова допоздна? Нужно свозить Барни к ветеринару — он какой-то вялый.       Себастьян только теперь заметил, что их лабрадор не выскочил в коридор, едва Себастьян открыл входную дверь. Обычно он бежал здороваться или вообще дожидался Себастьяна у двери, только услышав звук двигателя машины.       – Ты уже записал его на прием?       – Да, в шесть.       – Хорошо. А где три демона?       – Дрыхнут.       – Совершенно не удивлен.       Кризис был успешно преодолен, и ужин прошел в непринужденной обстановке: пересказ прошедшего дня, какие-то планы назавтра — спокойный и уютный вечер, как и многие-многие до него. После они перебрались в гостиную, захватив бокалы и бутылку с вином, и устроились на диване для просмотра кино: Себастьян сел, а Сиэль лег, устроив голову на его бедре.       – Ужин был потрясающим, – Себастьян положил ладонь на грудь Сиэля и слегка огладил ее через футболку.       – Спасибо, – Сиэль запрокинул голову и встретил взгляд Себастьяна, лукаво улыбнувшись: – Рад стараться, Мистер Толстый Кошелек.       Себастьян усмехнулся и щелкнул Сиэля по носу. Сиэль отвлекся на вступительные титры фильма, а Себастьян продолжил разглядывать его лицо в полумраке гостиной, вспоминая, через что им пришлось пройти за эти семь лет. Первые три года были невероятно тяжелыми: постоянные проверки службы опеки, бесконечные психологи, врачи, полиция, рецидивы побегов, когда Сиэль сбегал от Себастьяна, обидевшись на ровном месте, вереница репетиторов, нежелание Сиэля учиться, упрямство, сквернословие, постоянные вызовы Себастьяну и попытки оттолкнуть от себя... Ему было сложно следовать правилам, он искал любой повод задеть Себастьяна, вынудить его отказаться от опеки и, тем самым, доказать свою правоту: он не был, как он считал, достоин нормальной жизни, и Себастьяну не стоило тратить на него свое время и силы. И снова побеги, снова служба опеки, снова психологи...       Когда Себастьян для себя решил, что не сдастся, он не мог вспомнить, хотя временами ему хотелось все бросить: признать собственный провал, собственную несостоятельность, отступить и пустить все на самотек, но потом он вспоминал, каким встретил Сиэля, сравнивал его с тем, кто в очередной раз испытывал его на прочность, и понимал, что прогресс все же был и останавливаться было нельзя. В этом же его убеждали и социальные работники, и психологи. По их словам, Сиэль делал огромные успехи, и все это благодаря Себастьяну — он влиял на Сиэля, он был родительской фигурой, которой до этого так не хватало и из-за отсутствия которой служба опеки не могла справиться с Сиэлем. Это придавало сил садиться за руль и полночи колесить по злачным местам, где обычно обитал Сиэль. И это в итоге принесло свои плоды: сейчас Сиэль учился на инженера, его хвалили профессора, он не позволял себе ругательств, следил за здоровьем и питанием — и не только своим, он и Себастьяну не давал спуска; он увлекался живописью, оперой и совершенно не напоминал себя прошлого.       – Что? – снова посмотрел на него Сиэль, будто почувствовав взгляд.       – Ничего, – улыбнулся Себастьян. – Просто вспомнился мальчишка, который ругался через слово.       Сиэль наморщил нос, но улыбнулся:       – Отвратительный был ребенок.       – Не то слово, – Себастьян не мог не согласиться. – Но я рад, что повстречал его.       – А я и тем более рад нашей встрече, – Сиэль прижал ладонь Себастьяна к своей щеке и снова уставился на экран телевизора, добавив уже привычное: – Спасибо, что не сдался.