Зажги ночь

      — И более того, на основании ответов примерно на двенадцать тысяч вопросов о самых интимных деталях моей жизни ваша система не смогла подобрать для меня ни одного человека, с которым я даже смутно был бы совместим, — пишет Гарри, читая свои слова вслух Кену. — В заключение я должен сказать, что эта кампания обернулась полной катастрофой. Пожалуйста, удалите меня из своей базы данных как можно скорее. Я не требую возврата средств и предлагаю вам потратить мой членский взнос на угощения для совы, работа которой — единственная в вашей организации — не является полностью бесполезной. Гарри Поттер.       Гарри бросает ручку и отхлебывает чай. Кен неторопливо проходится по пергаменту, размазывая язвительные слова и марая чернилами кухонный стол. Гарри проводит пальцем по его гребню и улыбается, раздражение быстро проходит, когда он перечитывает письмо. Да, звучит по-идиотски, да и вообще, вся эта дичь, по крайней мере, частично — его собственная вина. Он комкает письмо, бросает его в огонь и начинает сначала.       Чернила еще сохнут на втором, гораздо более конструктивном письме, когда Гарри замечает какое-то движение и подходит, чтобы выглянуть в окно. Кто-то крадется по его саду. Кто-то с бутылочкой зелья. Кто-то в лимонно-зеленых одеждах, которые выделяются, как бельмо на глазу, среди зимних тщедушных растений. Развеселившись, он открывает заднюю дверь и улыбается незваному гостю. Гермиона вскрикивает и чуть не роняет бутылку, которую пыталась оставить на ступеньке.       — Привет, домовой с отваром. Не хочешь чашечку чая?       — Я только что закончила утреннюю смену, — говорит Гермиона, вкладывая теплую бутылку в его руки. — Как раз собиралась оставить это тебе.       — Да, я наблюдал за твоими незаметными передвижениями из окна. Чаю?       Гермиона следует за ним в дом, немедленно пытаясь скрыть свое смущение, шаря по кухне, беря в руки вещи и снова ставя их на место. Гарри позволяет ей, заваривая чай и разглядывая сегодняшнее зелье, фиолетовое и подозрительно пахнущее капустой.       — Очень официально, — говорит она, и он поворачивается, чтобы увидеть, что она держит письмо для Wizards Unite.       — Да, ну, первое, которое я написал, было немного грубым, — говорит он, съеживаясь при воспоминании о напыщенных словах. — Я решил, что буду вежливым, но твердым.       Гермиона кивает, откладывает письмо и принимает от Гарри дымящуюся чашку.       — Теперь я чуточку спокойна, — говорит она, подавляя зевок. — Извини, длинная смена. Я подумала, что ты мог бы попытаться продержаться до Рождества.       Гарри ловит зевок.       — Что ты хочешь сказать?       — Что ты невероятно упрям, — говорит Гермиона, одаривая его усталой улыбкой, которая заставляет Гарри поставить чашку и обнимать ее, пока она не кладет голову ему на грудь и не обнимает в ответ.       — Мое упрямство поддерживало во мне жизнь три десятилетия, — говорит он, целуя ее в макушку, а затем отпуская. — Тем не менее, даже я понимаю, что пришло время отказаться от этого.       Гермиона присаживается на край стола и позволяет Кену осмотреть карманы ее халата.       — Это к лучшему, Гарри. Мы оба знаем, что ты без ума от Драко.       — Пожалуйста, не надо, — шепчет он, но Гермиона еще не закончила.       — Тебе следует поговорить с ним. Разве было бы так уж плохо просто сказать ему о своих чувствах? Он, наверное…       — Гермиона, — перебивает Гарри, поднимая капустное зелье. — Ты знаешь, что я люблю тебя как сестру.       Она улыбается.       — Да.       — Помни об этом, потому что, если ты продолжишь пытаться заставить меня говорить о Драко, я вылью все это тебе на голову.       Гермиона смеется и отдирает Кена от пары изогнутых ножниц, которые ему удалось извлечь из ее кармана.       — Я заключу с тобой сделку. Выпей это сейчас, пока оно свежее, и мы сможем поговорить, о чем ты захочешь.       Гарри мгновение колеблется, а затем проглатывает зелье. Он старается не оценивать вкус, но сильнейшая затхлость борется за то, чтобы заявить о себе, повисая во рту даже после нескольких глотков крепкого чая.       — У меня онемел язык, — говорит он, с некоторым усилием шевеля им.       — Да, некоторые из моих пациентов… эм, некоторые из моих пациентов тоже обнаружили это, — говорит Гермиона. — Я знаю, это немного странно, но, видимо, это показатель того, что активные ингредиенты работают как надо.       — О, ладно, — бормочет Гарри, решив не спрашивать, что это за ингредиенты. — Ты хочешь увидеть мою рождественскую елку?       Гермиона следует за ним вверх по лестнице в гостиную, где он включает все светящееся и старается не прикусить язык. Она осматривает все и объявляет комнату «очень праздничной», прежде чем замечает часы и сует свою чашку в руки Гарри.       — Я опаздываю к празднику по поводу окончания триместра, нужно купить-принести что-нибудь Розе в школу, — объясняет она, целуя его в щеку и окружая запахами лаванды и остаточной магии. — Мы должны были принести домашние пирожные, но Рон застрял на работе прошлой ночью, и я попробовала сама, но все сгорело, а теперь мне нужно купить немного в магазине и сделать так, чтобы они выглядели как домашние…       Гермиона останавливается, чтобы перевести дух, уже на полпути к камину.       — Посыпь их сахарной пудрой, — предлагает он. — Втисни в формочки, сделай так, чтобы они выглядели немного рыхлыми. И все будет хорошо.       — Сахарная пудра, — повторяет она. — Гарри, ты супер. Спасибо за чай.       Гарри смотрит, как она исчезает в зеленом пламени, а затем с удовлетворением оглядывает комнату. Она выглядит чудесно, ярко, чисто и сверкающе, но когда он бродит по остальной части дома, становится ясно, что другие комнаты довольно заброшены. Все кажутся немного холодными и неиспользуемыми, а угасающий утренний свет создает в доме ощущение серости, которая угрожает опустить настроение Гарри ниже плинтуса.       Полный решимости избавиться от неприятного чувства, которое пытается овладеть им, Гарри убирается в кухне, моет пол до блеска плитки и снимает наплетенную паутину палочкой. Отправляя чистые тарелки обратно в шкафы, он начинает чувствовать, как новая энергия разливается по венам, и продолжает работать, молча благодаря Гермиону за ужасные зелья для здоровья, а также за ее дружбу. К тому времени, когда он укладывает свежее одеяло на кровати, Гарри снова чувствует язык и празднует это, показывая его своему отражению, пока моет зеркало в ванной. Он делает паузу, со вздохом разглядывая лицо, смотрящее в ответ. Он выглядит постаревшим. Гарри встряхивается. Он выглядит нормальным. Он выглядит немного бледным, как все всегда говорят, но могло быть и хуже. Его глаза блестят, а в беспорядочной копне волос нет ни одной седой пряди.       — Ты в норме, — твердо говорит он себе. — С тобой все будет в порядке.       — Во что мы играем? Говорим какое-нибудь случайно пришедшее в голову утверждение? — спрашивает зеркало, и Гарри не нравится его тон.       — Я думал, мы договорились, что ты будешь держать свое мнение при себе, — говорит он.       Зеркало замолкает, и Гарри закатывает глаза. Он в последний раз проходится по дому, осматривая свою работу и вдыхая успокаивающие ароматы полироли для мебели и магии уборки. Здесь есть какое-то сияние, которое как будто бы проникает в него и наполняет все его тело благополучием, вибрируя по венам и согревая, даже когда Гарри спускается в холодную дамскую комнату, чтобы упаковать чемодан для сегодняшнего шоу.       Приняв душ и завернувшись в свое любимое пальто, джинсы и красный джемпер, Гарри направляется в парк Фрай, большой участок зеленой зоны в Уэст-Мидлендс с озером, полным уток, буйством зимней листвы и самыми высокими хвойными деревьями, которые Гарри видел за пределами Хогвартса. И хотя это место популярно как среди маглов, так и среди волшебников, сегодня вечером оно будет предоставлено магическому сообществу благодаря искусной работе Селвина с барьерами и желтой лентой, а также Отталкивающим чарам мирового уровня.       — Я сделал так, чтобы маглы думали, будто парк закрыт на техническое обслуживание, — объясняет он, когда Гарри останавливается, чтобы полюбоваться видом у главных ворот. — А потом, если кто-нибудь подойдет достаточно близко, им внезапно придется бежать в туалет. Это немного грубо, но эффективно.       Гарри смеется.       — Думаю, это гениально.       Селвин краснеет.       — Это очень любезно с твоей стороны, Гарри. Что будет сегодня?       — Что-то вроде сафари, — говорит Гарри, понижая голос, а затем понимает, что здесь некому подслушивать, кроме белок и сорок. — Африканские млекопитающие. Я с нетерпением ждал этого.       — Замечательно, — говорит Селвин, а затем бросает тревожный взгляд через плечо Гарри. — Я лучше пойду и еще раз проверю чары.       Гарри смотрит, как он убегает, не сказав больше ни слова, и пытается не подпрыгнуть на десять футов в воздух, когда Драко появляется у его локтя со взъерошенными ветром волосами, лимонной остротой и, ох, в пальто.       — Как думаешь, Гленда уже здесь? — спрашивает он, и серые глаза будто светятся в темноте.       — Не знаю. — Гарри втягивает носом воздух. — Может быть. Я чувствую запах чего-то готовящегося.       — Тогда пошли, — говорит Драко, выводя его на тропинку прохладной рукой на спине. — Знаешь, я сегодня смотрел фильм о кулинарии. Ни один из поваров не пытался насадить свою еду на палочку.       — Ты одержим, — говорит Гарри, позволяя увлечь себя, потому что не знает, что еще делать.       — Может быть, — соглашается Драко, останавливаясь рядом с большим кустом остролиста, чтобы рассмотреть переливчатые от мороза листья. — Я искал вас, — говорит он ветвям, отпуская Гарри и вытаскивая палочку. — Извини, я хочу взять немного остролиста для каминной полки.       — Точно.       — Мне нужно совсем немного, но это очень… блять, — шипит Драко, отдергивая руку от остролиста и морщась от боли.       Желудок сжимается при виде крови, хлещущей из глубокого пореза на указательном пальце Драко, и Гарри, не задумываясь, хватает его за запястье, чувствуя, как учащается пульс Драко, когда он вытаскивает палочку.       — Все в порядке, — обещает он. — Я исцелил так много пальцев, что, наверное, смог бы сделать это во сне.       — Давай на этот раз останемся в сознании, хорошо? — говорит Драко, но не отстраняется.       На самом деле, он подходит даже ближе и внимательно наблюдает, как Гарри убирает заклинанием большую часть крови, а затем проводит кончиком палочки по ране. Оба задерживают дыхание, пока ждут, когда края кожи сомкнутся вместе, и выдыхают, когда Гарри бормочет второе заклинание, которое стирает все следы травмы, оставляя кончик пальца Драко таким же, как и раньше.       — Вот так. А теперь, если бы ты мог быть поосторожнее с собой, я был бы признателен, — говорит Гарри, понимая, что все еще держит Драко за запястье.       — Я постараюсь, — торжественно говорит Драко, сжимая руку Гарри так, что их пальцы переплетаются. Он встречается взглядом с Гарри и удерживает его. — Гарри… ты хочешь о чем-то со мной поговорить?       Гарри открывает рот, а затем снова закрывает его, когда волна паники и тоски поднимается и обрушивается на него, от чего он чувствует себя так, будто может потерять равновесие, несмотря на то, что стоит совершенно неподвижно. Глаза Драко пронзают, требуют, но они добрые, такие чертовски добрые и грустные, и это так больно, что Гарри хочется броситься с головой в куст остролиста и порезаться в клочья, просто чтобы не пришлось стоять здесь, переплетя пальцы с пальцами Драко и распахнув грудь ночному воздуху.       — Например, о чем? — спрашивает он тонким скрипучим голосом.       Глаза Драко умоляющие, просящие, но все, что он говорит, это:       — Гарри.       — Я ничего не могу придумать, — врет Гарри, сжимая пальцы Драко, а затем отстраняясь.       Драко выглядит так, словно собирается что-то сказать, но потом передумывает. К облегчению Гарри, он отворачивается, чтобы более осторожно оторвать веточку остролиста, а затем идет в ногу с Гарри, когда они продолжают путь через парк. К тому времени, как они добираются до фургонов с едой, Драко, кажется, возвращается к своему обычному острому добродушию, и Гарри делает вид, что все в полном порядке. И это так, потому что все вокруг него прекрасно, восхитительно и потрясающе, и теперь, когда их странный момент закончился, они с Драко могут вернуться к нормальной жизни.       Могут. Правда могут. Гарри может просто игнорировать ощущение, будто разваливается на части, шокирующий вид пролитой крови Драко, этот вопрос… все это. Он может притвориться, что не замечает, что Драко покупает у Гленды крошечный гамбургер на палочке и не задает никаких сводящих с ума вопросов. Он может улыбнуться Лорне, когда она протягивает ему кружку горячего шоколада, и ничего не сказать, когда она хмурится и спрашивает, все ли с ним в порядке. Он может сделать все это, потому что отрицание — его друг, и он придерживается его.       Когда Флер появляется с Камиллой, Хьюго и Розой, Гарри поднимает шум, настаивая на оплате еды на палочках, мороженого и напитков, пытаясь сосредоточиться на чем-то знакомом и безопасном.       — Как у тебя получилось справиться со всеми тремя? — спрашивает он, как раз в тот момент, когда Джинни подбегает и прыгает ему на спину в тяжелом пальто и ботинках. — Может, в следующий раз предупредишь?       — Ты же знаешь, как это бывает, — пожимает плечами Флер. — Камилла хотела, чтобы Хьюго пришел, поэтому я подумала, почему бы не привести всех?       — А я здесь за едой, — говорит Джинни, опускаясь на ноги и заглядывая в меню Гленды.       — Мороженое горячее, тетя Джинни, — говорит Роза. — Тебе стоит его купить.       — У меня сыр на палочке, — возражает Хьюго. — Это классно.       — Да, а еще в горячем шоколаде зефир, похожий на оленя, — говорит Камилла, протягивая свою чашку, чтобы показать Джинни. — Самый вкусный.       — Не паникуйте, я собираюсь попробовать все, — обещает Джинни, и Флер смотрит на нее со смущенным восхищением.       — Кажется, Селвин зовет тебя, — говорит Драко, и все они поворачиваются, чтобы посмотреть через парк на Селвина, который размахивает руками и произносит имя Гарри одними губами.       — Я лучше пойду, — говорит Гарри, поднимая свой чемодан. — Тут будет всякое, а мое представление — в самом конце. Наслаждайтесь праздником!       Он спешит по траве, ведет короткую беседу с Селвином, а затем расставляет снаряды в аккуратном порядке. Только оглянувшись на фургоны с едой, он понимает, что Драко решил не идти за ним. Рядом нет второго стула, никто не разговаривает с Кеном, пока они ждут, когда назовут имя Гарри, потому что Драко стоит вон там, пьет горячий шоколад и кивает, пока Флер болтает с ним и размахивает руками.       Гарри задается вопросом, не следует ли ему наложить защитные чары на снаряды и присоединиться к остальным, но что-то удерживает его на месте. Он ждет своего времени, подтянув колени, чтобы согреться, и прижимаясь лицом к Кену, когда тот забирается на плечо. Парк кишит людьми: возбужденными парами, семьями с детьми, закутанными в шапки и шарфы, старушками в остроконечных шляпах и с замысловатыми тростями. Шум невероятный, и когда первые из выступающих начинают петь, Гарри кажется, что он может просто пропустить свой выход.       К счастью, все замолкают во время фейерверка, чередуясь между благоговейной тишиной и шумными аплодисментами, когда Гарри использует магию, химикаты и порох, чтобы разрисовать темное английское небо сверкающей африканской саванной. Жираф вытягивает свою длинную шею, чтобы сорвать листья с дерева, и вздрагивает, когда вокруг него начинают падать пятна сверкающего белого снега. Скоро к нему присоединятся слоны, леопарды, львы и многие другие, но для начала Гарри сосредотачивается на том, чтобы сохранить окружение жирафа на месте, когда по очереди зажжет следующие два снаряда, чтобы отправить остальных членов семьи в небо.       Он наклоняется вперед, задерживает дыхание и делает взмах палочкой как раз в тот момент, когда что-то резко ударяет его по затылку. Даже когда перед глазами все плывет и он начинает падать вперед, Гарри знает, что все представление уже полетело в тартарары; он слышит грохот взрывов — все вышло из-под контроля — и видит размытые очертания огней и людей, движущихся к нему.       — Кен, — бормочет он, ударяясь лицом о землю и теряя дыхание, когда раскаленная добела боль пронзает тело. — Блять… что…?       — Камилла! Не подходи! — кричит кто-то, и мир Гарри погружается во тьму.