Right or wrong?

Между парнями явственно прощупывалось расстояние. Шото не был готов произносить громкое «люблю», ему по-прежнему требовалось много личного пространства, но так же они с Кацуки довольно сильно сблизились, если брать в сравнение их первоначальные отношения после потери памяти. Тодороки больше не боялся говорить о своих чувствах и делился тем, что его беспокоит. Он совсем не стеснялся проявлять внимание к своей паре на глазах других, без стеснения обнимал его, подставлялся под его ненавязчивую ласку в виде поглаживаний, в ответ дарил Бакуго поцелуи в шею, то и дело ненадолго касаясь метки на ней. В начале их отношений им обоим было некомфортно демонстрировать кому-то излишнюю тактильность из-за того случая годичной давности за городом, но Шото этого не помнил. Спустя год отношений Кацуки научился относиться к этому проще, хоть и не терпел ловить на себе чужие взгляды. Они поцеловались по-настоящему только спустя неделю после того, как Тодороки пришёл к нему в комнату и рассказал обо всём, что творилось у него внутри. Ощущая губы своей пары на своих, вкусив наконец заветный поцелуй, Бакуго почувствовал слабость в ногах, как подросток. Он трепетно отвечал на поцелуй первые три секунды, но не смог сдержаться и выплеснул наружу всё своё желание, тесно прижав омегу к себе. Жадно сминая чужие губы, орудуя языком, Бакуго гладил Тодороки везде, где мог прикоснуться. Как только они отстранились друг от друга, оба тяжело дышали, сверкая ошалелыми взглядами. Кажется, это секундное помутнение не оттолкнуло Шото. Тот не выглядел испуганным, скорее удивлённым, но негативной реакции не последовало. С каждым днём он подпускал Кацуки всё ближе к себе, открывался для него заново, и тот не мог жаловаться. *** Возвращаясь со стажировки, Бакуго обнаружил дверь в свою комнату открытой. Волнение в миг унялось, как только он увидел в своей кровати Тодороки. Пару месяцев назад, ещё до амнезии, он дал ему копию ключа от своей комнаты, просто так, вероятно, как раз для такого повода, если его паре вдруг захочется поспать на кровати Кацуки. На самом деле, нынешний Шото не должен был знать о наличии у него ключа, но, вероятно, обнаружил его и догадался по форме. Ключи от комнат во всём общежитии были похожими, а к его двери этот ключ не подходил. Задавив в себе надежду на возвращение памяти, Бакуго переоделся в домашнее и лёг рядом. Глядя на занятую половину его кровати, он понимал, что не зря стерпел все заскоки Тодороки, не зря дожидался его принятия. Если бы несколькими неделями ранее он отступил, то сейчас ничего бы не было. В его комнате, как и в сердце, было бы до противного пусто. Запустив руку в двухцветные волосы, Кацуки прижался к ним носом, заполняя лёгкие родным запахом. — Как же я люблю тебя, придурок, — прошептал он тихо, чтобы не разбудить Шото. Вчера ему звонил Энджи, интересуясь состоянием сына. Он сообщил, что вышел на свежий след преступника, который забрал у Шото память. Это всё ещё было важно, но теперь только для того, чтобы он смог вернуться в учебную колею, ведь он уже научился приспускать стены, которыми огородил себя от близких людей, и уже не чувствовал себя так загнанно и одиноко как раньше. Прижавшись к нему, Бакуго закрыл глаза. Он действительно был готов бороться за их отношения. Забота о Тодороки неожиданно вышла в приоритет первостепенной важности. Он не мог представить себя с кем-то другим — это было нереально. Кацуки был не готов отдавать себя другому человеку, не хотел. Ему было хорошо с его омегой, самым лучшим, сильным, смелым, красивым. Погрузившись в свои мысли, он уснул, позабыв про душ и ужин. *** Он открыл глаза, ощущая прикосновения губ к своему лицу. Щёки, губы, нос, лоб, и снова по кругу. Не сдержав улыбки, Кацуки притянул свою пару для объятий и открыл глаза. Комнату освещала только настольная лампа. За окном было уже темно, хотя он возвращался ранним вечером. Но даже приглушённое освещение не помешало разглядеть слёзы на щеках Шото. В панике подорвавшись с места, Бакуго принял сидячее положение и схватил Тодороки за плечи, но тот не дал произнести и слова, начав сбивчиво шептать: — Прости меня, Кацуки. Я столько всего наговорил. Это было ужасно. Мне так жаль. — Чёрт возьми, о чём ты говоришь? — Я говорил, что ты мне не нужен, что мне не нужны наши отношения. Я был не прав, я так ошибался. Я хочу быть с тобой больше всего на свете. — Конфетка, что случилось? Ты знаешь, что я не злюсь. Я же, блять, люблю тебя. Слова Шото напрягали и настораживали. Было странно, что он заговорил на такую острую тему просто так, — неужели снова держал эмоции в себе и боялся открыться? Кацуки думал, что этот этап уже был пройден, и не было смысла вытягивать из его пары все переживания, но, вероятно, ошибался. — Я знаю, знаю. Я тоже тебя люблю, но я так виноват. Ты столько терпел. Я же ранил тебя! Как я мог так поступить? У тебя ведь остался шрам. Я не смогу простить себе это, даже если ты это сделал. Тодороки осторожно коснулся ноги Бакуго в том месте где теперь красовался шрам от ожога, а кожа некрасиво сморщилась, но он действительно не держал зла. Это был не первый его шрам и не самое большее, что он готов был вытерпеть ради своей пары. Признание Шото мешало поступлению кислорода в лёгкие. Кацуки не был уверен, что готов слышать это сейчас, что уж говорить о готовности его омеги, — слишком рано, слишком мало времени прошло. — Я изменил тебе, я целовал этого придурка, чтобы что-то кому-то доказать. Это так жалко. Как ты можешь так спокойно вести себя? Бакуго молчал и до последнего не позволял себе поверить в то, во что так хотелось. Они ни разу не вспоминали случай с Мономой. Несмотря на то, как Кацуки было неприятно от того происшествия, он не считал это изменой, ведь тогда Шото вообще не хотел с ним контактировать, а тот случай помог ему расставить приоритеты и прийти к своему альфе. — Любой на твоём месте не вытерпел бы всё, что я сделал. Я так люблю тебя, я не представляю жизнь без тебя, но я так облажался. Тодороки говорил всё тише, чтобы голос не звучал слишком надрывно, а Бакуго всё крепче сжимал его плечи. — Я вспомнил всё. Я помню наши отношения, помню свои чувства к тебе. Мне стало так страшно, когда появились воспоминания, — так много всего. Как я мог столько забыть? Несмотря на то, что Шото сам признался, что всё вспомнил, Кацуки как будто боялся в это поверить, словно это могло обернуться иллюзией или заблуждением. — Кацуки, не молчи. Скажи что-нибудь. Тодороки схватил его за руку и прижал к своей груди. Он больше не плакал, но выглядел разбитым. Подделать такие чувства он не смог бы. Бакуго осторожно, словно разминируя бомбу, коснулся щеки своей пары и накрыл её ладонью. — Мои слова о любви к тебе не пустой звук. Чего бы они стоили, если бы я так просто отказался от тебя? — раздражённо фыркнул Кацуки. — Ты не виноват. Ты не контролировал ситуацию. На твоём месте я вёл бы себя ещё хуже. Ты сам не хотел быть со мной только из-за того, каким уёбком я был на первом курсе. Я бы причинил тебе столько же боли, если не больше, но я знаю, что на моём месте ты поступил бы так же. Шото крепче сжал его руки и неожиданно приник к альфе с поцелуем. Тот ответил не задумываясь и притянул омегу к себе, вынудив того перекинуть одну ногу через его колени и сесть на них. Бакуго в тот же миг обнял свою пару и прижал к себе, выплёскивая наружу сдерживаемую столько недель страсть. Только сейчас поцелуй с ним наконец стал знакомым, совсем как раньше. Тодороки поочерёдно посасывал то верхнюю, то нижнюю губу, затопив свою пару в ласке. Он обнял его за плечи одной рукой, а вторую положил на щёку Кацуки. Тот запустил руку под футболку Шото, любовно огладил живот с твёрдыми кубиками пресса, поднял ладонь выше, чтобы очертить ореолы сосков, надавить на каждый, мягко ущипнуть и очертить ключицы. Тодороки не стал медлить и стянул с себя футболку, открыв доступ к своему телу, к большим ласкам. Бакуго тут же прижался к плечу партнёра губами, осыпая его короткими и влажными поцелуями, не прекращая трогать тело омеги, гладить, щупать, любовно сжимать. — Я люблю тебя, Кацуки, — прошептал Шото и снова втянул своего альфу в поцелуй. Теперь уже ничего не имело значение. Можно было забыть о событиях последних недель, потому что те больше ничего не значили. Схватив своего партнёра за талию, Кацуки сдавил её, а затем надавил на поясницу, вынуждая прогнуться в спине. — Мне не нужен никто, кроме тебя, — продолжал шептать Тодороки. Приподнявшись на коленях, он расстегнул свои шорты и попытался приспустить их, но из-за неудобной позы оказался вынужден перекатиться на кровать, чтобы снять предмет одежды. Бакуго последовал за ним и мгновенно навис сверху. За шортами на пол полетело нижнее бельё, и вот омега лежал под альфой уже полностью обнажённым. Он призывно развёл ноги, демонстрируя себя своей паре. — Я хочу тебя, — просяще произнёс Шото. Его голос был полон неподдельного желания. — Я скучал по тебе, — наконец ответил Кацуки. Он ещё был шокирован внезапным возвращением памяти своей пары и не был уверен в реальности происходящего, потому что далеко не один раз видел подобный сюжет во сне, но сон не может быть таким ярким и чувственным. Склонившись над пахом партнёра, Бакуго практически зарылся лицом в крепкие бёдра, целовал и кусал мягкую кожу, оставляя на ней лиловые отметины. Тодороки тихо стонал от удовольствия, приносимого губами альфы, запустил пальцы в его лохматые волосы, схватил его за плечи и заелозил по кровати. — Не смей больше подставляться под удар, — внезапно рыкнул Кацуки, мысленно возвращаясь в те дни, когда омега отталкивал его. Это уже не было важно, но он должен был сказать. Он уже научился тому, чтобы не держать всё в себе и высказывать сразу. — Я пиздец как волновался. Словно в отместку он сильнее, чем нужно, прикусил местечко над коленом и играючи шлёпнул Шото по бедру. — Ты же не думаешь, что я сделал это специально? — тот улыбнулся и резким движением повалил Бакуго на спину, чтобы вновь оседлать его. — Старайся лучше, или я подумаю, что ты слабее меня, — несмотря на недовольный тон, альфа не убирал руки с бёдер партнёра. Его возбуждало, что только Тодороки был обнажён, а сам он был полностью одет. Было в этом что-то извращённо привлекательное. Омега хорошо знал его кинки и умело по ним бил. Склонившись над телом Кацуки, он с улыбкой взялся осыпать его шею поцелуями. Тот запрокинул голову и переместил ладони на ягодицы своей пары. Потянув их в разные стороны, он вынудил Шото открыться. Его влажный сфинктер слегка растянулся и запульсировал. Бакуго этого не видел, но мог хорошо представить себе. Его партнёр совсем не стеснялся, ведь давно привык к таким откровенным прикосновением. Задрав майку своего альфы, Тодороки прижался губами к его животу. — Ты самый, блять, лучший. Я самый, сука, счастливый человек на этой ебучей планете, потому что у меня есть ты, — Кацуки пришлось переместить руки на шею своей пары. Нащупав на ней метку, он довольно улыбнулся. — Я только твой. Всегда. Сняв с себя майку, Бакуго кинул её к вещам омеги, лежащим на полу, и притянул его ближе к себе, чтобы вновь коснуться круглых ягодиц. Он просунул пальцы между ними и погладил вход по кругу плавным движением, чтобы расслабить партнёра и заставить его течь. Второй рукой он коснулся его члена и начал медленно надрачивать, недостаточно, чтобы дать кончить, только возбудить и разогреть. Дыхание Тодороки участилось. Теперь он почти не двигался, наслаждаясь интимными прикосновениями, лишь оставляя короткие поцелуи на щеке своего альфы, тонко и чувственно. Любовь просачивалась через каждое их прикосновение. Эта близость была далеко не для удовлетворения желания, а чтобы выразить все их чувства. Кацуки мог вообще не вспоминать про секс, если бы это было условием для того, чтобы быть рядом с Шото. Как только его вход увлажнился, Бакуго облизал два пальца и вставил их медленно и осторожно. Всё же у них давно ничего не было, стоило растянуть подготовку. Тодороки громко ахнул после проникновения и укусил альфу за шею в том месте, где оставил метку, не настолько сильно, чтобы прокусить, но вполне ощутимо. Поднявшись, Шото поцеловал партнёра, вздрагивая от каждого движения пальцев, и застонал в поцелуй. Кацуки вело от его отзывчивости. Не вынимая из омеги пальцы, он ловко перевернул их обоих, повалив Тодороки на спину. Запечатав на его губах короткий поцелуй, Бакуго языком обвёл ухо своей пары, провёл кончиком вдоль ушной раковины, не прерывая растяжку пальцами. — Кацуки, — протянул тот, прогибаясь в спине, тем самым насаживаясь на пальцы глубже. Он обнял свою пару за плечи, склоняя к себе сильнее, соприкасаясь с ним голой грудью, сжал его бёдра своими коленями, попытался насадиться глубже и довольно застонал, когда ощутил в себе три пальца. Альфа разрабатывал его не спеша, умело стимулируя простату, отвлекая от малейшего дискомфорта поцелуями и поглаживаниями. — Я люблю твои пальцы, — признался Шото. — Обожаю тебя. Кацуки вернул внимание его губам и накрыл их в очередном поцелуе. Он ни разу не прикоснулся к себе, но возбудился и не нуждался в дополнительной стимуляции. Член был твёрдым и неприятно упирался в ткань нижнего белья, сдерживаемый брюками. Бакуго всегда ставил удовольствие партнёра выше своего, поэтому собирался основательно разогреть его, чтобы тот не испытывал ненужной боли. Тодороки не торопил его, не просил действовать быстрее, а значит, он всё делал правильно. Ещё спустя пару интенсивных движений омега содрогнулся. Настигнув пик удовольствия, он крепче сжал плечи партнёра, кончая себе на живот. — Вставь мне, — рассеянно потребовал он, плавая в послеоргазменной неге. Кацуки не стал спорить. Поднявшись с кровати, он снял с себя остатки одежды, достал из-под кровати необходимое. Смазав лубрикантом покрытый презервативом член, он приставил головку к расслабленному влажному сфинктеру и медленно направил его внутрь. Шото раскрыл рот в немом стоне и запрокинул голову назад, утопая в ощущениях. После оргазма проникновение ощущалось особенно остро. Он хватался за спинку кровати, но пальцы невольно разжимались и сползали вниз. Бакуго двигался размеренно, плавно, сдерживая желание толкнуться быстрее. Запоздало сообразив, он подложил подушку под поясницу омеги и продолжил движения бёдрами. Его член приятно сдавливало нутро Тодороки, и это долгожданное ощущение дарило невероятное удовольствие. Он не мог отвести взгляд от своего партнёра. Тот заелозил пятками по кровати и тихо, но непрерывно стонал. Наклонившись, Кацуки поцеловал его мокро, неразборчиво, но чувственно. Шото тут же обнял его за шею и надавил, не позволяя отстраниться, целуя альфу, как жаждущий глотает воду. Они делили одни чувства на двоих, касались друг друга везде, чтобы чувствовать ещё больше, чтобы стать неразделимым. Только рядом со своей парой Бакуго ощущал так много, что готов был разбиться ради одного только человека. Он постепенно увеличивал темп, срываясь на более резкий и сильный. Ему всё же пришлось разорвать поцелуй, чтобы сосредоточиться на темпе проникновения. Вжавшись носом в шею Тодороки, слабо источающую омежий феромон, он в опьянении вдыхал любимый запах, раз за разом погружаясь в тесное нутро, с трудом сдерживаясь, чтобы не кончить слишком быстро. Шото вцепился в его спину, сжимая твёрдые мышцы, и двигал бёдрами навстречу, подстраиваясь под заданный ритм. Его член снова стоял без дополнительных прикосновений. Кацуки каждый раз задевал его простату, пронзая партнёра удовольствием, не позволяя отвлечься ни на секунду. Придерживая партнёра за бёдра, он толкался внутрь всё быстрее и жёстче, пока не почувствовал, что он уже близок к оргазму. Приподнявшись, он схватил Тодороки за запястья и прижал их к спинке кровати одной рукой, зная о том, как легко его омега мог кончить, ощущая над собой контроль альфы. Пальцами свободной руки Бакуго коснулся губ своей пары, обвёл сперва верхнюю, потом нижнюю, оттянул её вниз, затем надавил на подбородок, вынуждая открыть рот. Просунув внутрь два пальца, он поиграл с кончиком языка, провёл подушечками по кромке зубов. Шото тут же сомкнул губы вокруг пальцев и сдавленно простонал от накатывающего удовольствия. Он не отводил от Кацуки поплывший взгляд. Глядя на то, как его омега охотно подставлялся под каждое собственническое прикосновение, как его тело содрогалось от каждого толчка, Бакуго кончил, погружаясь в наслаждение. Не сдержавшись, он застонал и запрокинул голову, ощущая до остроты приятное покалывание внизу. Тодороки не двигался, позволяя своему альфе насладиться пиком блаженства. Хватка на его запястьях стала крепче. Он податливо облизывал пальцы Кацуки, пока тот приходил в себя. У них действительно не было секса уже очень давно, и оргазм был оглушающим. С пониманием наблюдая за тем, как лицо его пары исказилось от удовольствия, Шото восторгался тем, насколько тот красив. Как только Бакуго вышел из желанного тела, он постарался как можно быстрее снять с себя презерватив, чтобы вернуть внимание своей паре. Избавившись от мусора, он вставил в омегу сразу три пальца и опустился губами на его твёрдый член, двигаясь интенсивно и резко, чтобы довести Тодороки до оргазма. Задевая его простату, альфа плотно сжимал губы вокруг ствола, ласкал свою пару с двух сторон. Тот застонал ещё громче и вскинул бёдра, подставляясь больше. — Кацуки! — вскрикнул он. Ему не удалось продержаться долго. Руками впиваясь в спинку кровати, Шото кончил в рот Кацуки, наконец опустил бёдра на кровать и расслабленно закрыл глаза. Тыльной стороной ладони Бакуго вытер сперму, попавшую на лицо и рухнул рядом со своей парой. — Я так скучал по тебе, — прошептал он и поцеловал плечо Тодороки. — Я больше не оставлю тебя. Никогда, — тот повернул голову к Кацуки и улыбнулся. — Я сам этого не допущу. Прижав к себе Шото, альфа обнял его и устроил голову на его плече. — Мне было так страшно, когда я ничего не помнил, а ещё я злился на всех. Даже на тебя. Как я мог не видеть твои чувства столько времени? Омега запустил пальцы в светлые волосы своей пары и стал мягко массировать его голову. Бакуго расслабленно закрыл глаза, наслаждаясь нежными прикосновениями, по которым так скучал эти недели. — Ты не виноват. Забудь уже об этом. — Ты знаешь, что я не прощу себя. — Тогда это сделаю я. Я прощу тебя. На губах Тодороки вновь появилась улыбка. Он наклонился, чтобы поцеловать своего альфу в макушку, и лёг обратно. — Мне нужно извиниться и перед остальными. Я ужасно вёл себя с ЯоМомо-сан. — Ты и ей ожог оставил? — усмехнулся Кацуки и обнял свою пару крепче. — Конечно, и ещё половине общежития, — фыркнул Шото и задумался. — Отец, наверное, испугался. — Между прочим, именно твой папаша поймал ублюдка, который лишил тебя памяти. — Ты не говорил, что он занимался поисками. Не хотел напрягать лишними разговорами об отце? — догадался омега. — Нужно написать ему. — Я и так писал ему почти каждый день. Он знает, что ты в порядке. Может потерпеть до завтра. — Отец писал тебе? — За весь год мы не общались так много, как за эти две недели. — Вы теперь лучшие друзья? — Тодороки дёрнулся, едва сдерживая смех. — Ещё чего, — скривился Бакуго. — Это была вынужденная мера. Типа перемирие врагов ради достижения общей цели. Омега всё-таки не выдержал и рассмеялся. *** Они пролежали в кровати почти два часа, обсуждая минувшие события и то, что им предстояло сделать. Нигде Кацуки не находил такой комфорт, как рядом со своей парой. Живот тянуло от голода, ему не помешало бы сходить в душ, но он чувствовал себя слишком хорошо, чтобы вставать. — Нужно рассказать Мидории, что я всё вспомнил. Он ведь единственный сам понял, что я потерял память. — Может, он и это сам поймёт? — Не будь грубым. — Это мой максимум вежливости и доброты. Не жалуйся. — Я не жалуюсь. Я знаю, что ты самый лучший, — обезоруживающе произнёс Шото с ехидной улыбкой. — Приятно слышать это от тебя вне течки. — Кацуки, — вдруг воскликнул Тодороки и резко перевернул их обоих. От неожиданности Бакуго не успел среагировать и оказался лежащим на животе, придавленный к кровати телом омеги. — Эта течка была невероятной. Мне не совсем понравилось, что я не контролировал себя, но все ощущения как будто были в двукратном объёме. И, господи, ты лизал мне весь день. Я как будто попал в рай. — Какого хуя ты на меня навалился? — беззлобно спросил Кацуки и попытался подняться, но давление чужого тела не позволило. — Ты же часто так делаешь. Прижавшись к заднице альфы вялым членом, Тодороки потёрся и прикусил его загривок. Бакуго легкомысленно позволял ему это баловство. Со своим омегой он был готов к чему угодно. — Хочешь поменяться позициями? — Заманчивое предложение. Я приму его, но не сегодня. У Кацуки дрожь прошла по всему телу, когда он представил своего омегу в активной роли, и он призывно поднял бёдра, чтобы вжаться ягодицами в его член. — Может быть, если мы не будем общаться перед моей течкой, то ощущения повторятся, — Шото как ни в чём не бывало продолжил рассуждения, оставляя поцелуи на плечах альфы. — Я думал, что у меня язык отвалится. Может, теперь твоя очередь поработать ртом? — Спасибо, что не зашёл дальше, — в одно мгновение тон Тодороки стал серьёзным. — Тогда для меня это было очень важно. Вообще-то я даже хотел поблагодарить тебя, но чувствовал себя отвратительно. Никогда не думал, что события на том складе могут повториться. — Ты ведь не винишь себя сейчас? — Бакуго напрягся и повернул голову так, чтобы видеть лицо своей пары. — Конечно нет. Всё-таки рядом был ты, — Шото наклонился, чтобы поцеловать своего альфу в губы. — К тому же, мы совсем скоро снова начали встречаться. Это помогло мне унять совесть. Наверное, тебе тяжело было сдерживаться. Я компенсирую тебе это в следующую течку. Омега вновь игриво потёрся бедрами о задницу Кацуки и принялся осыпать его лицо поцелуями. Тот уже всерьёз задумался о перспективе подставиться своей паре. Разумеется, не сейчас, но в ближайшем будущем. Несмотря на его биологическую принадлежность, его привлекала эта идея. — Пойдём ужинать, пока ты не вставил мне, — Бакуго усмехнулся и сбросил с себя Тодороки, вынуждая его скатиться на вторую половину кровати. Поразмыслив, тот поднялся, чтобы подойти к шкафу и вытащить одежду Бакуго, которую собирался надеть на себя. Альфа ничего не имел против. Он был рад снова видеть, как его омега по-хозяйски копошился в его комнате, зная расположение практически всех вещей. Кацуки поверить не мог, что теперь всё будет как прежде, но вот он, — Шото щеголял перед ним голой задницей, а несколькими минутами ранее говорил о своих чувствах. Пожалуй, Бакуго мог назвать это счастьем.