Все началось с одной жалкой пуговки

      Походка моя была шаткой, полуулыбка — счастливой. Если б не грубый асфальт да возможные осколки стекла, шла бы босиком, неся туфли в руке, словно прогулявшаяся по облизываемому волнами ночному пляжу. Район был тих и пуст, темноват — несколько фонарей перегорели уже давно, но никто чинить их не торопился, как и многое в этом месте. В круглосуточном горел свет, и в основном витринные окна его освещали мне тротуар. Небо было не видать из-за необъятных ржавых путей наземной станции метро. Домá практически упирались плоскими крышами в эти жутковатые балки, какие-то окна были слепы и жильцы уже спали, в каких-то сквозь тонкие шторы проглядывала жизнь.       …Меня оттрахали великолепно. Было жутко и страшно, но в итоге все прошло лучше, чем могло. О последнем я зря, конечно, не думала: кровь, очевидно, приливала не туда. Повезло, что парни оказались не кончеными мерзавцами, а всего лишь тестостероновыми кобелями — совсем как заказывала! Юбка была мной испорчена, брать в руки ее не имелось никакого желания; по первой же просьбе двое парней из пятерых были готовы отдать мне свои куртки — я взяла ту, что подлиннее. Я утопала в ней, кисти терялись в рукавах, но бедра она скрывала не хуже мини, так что из своего на мне осталась только обувь (топом я прикрыла тот ужас на полу, что получился при последнем оргазме. Не жалею о своем рискованном решении, но до чего же мне жалко уборщиков, коим достанется этот вагон… Оставила б рядом купюру покрупнее, если бы взяла с собой деньги, отправляясь в первый полноценный в моей жизни загул). Эта куртка и заглядывающий под нее легкий ветер напоминали о том нескончаемом удовлетворении, что я получила! — но отчего же в голове уже сейчас роятся мысли о новом веселье?..       Неторопливо стуча каблуками в свете магазина, я явственно видела себя снова в метро. Все места были заняты, и сидящий передо мной (стоящей, держащейся за высокий поручень — будто бы привязанной за руку к нему) молоденький парнишка время от времени нерешительно поглядывал вверх: на колышущиеся под тонкой белой тканью груди, на мое озаренное доминантной усмешкой лицо — и обратно на экран смартфона, зажатый в тонких бледных пальцах. Я шагнула к сиденью вплотную, его ботинки оказались между моими туфлями. Под его ошарашенным взглядом я расстегивала пуговицы блузы свободной рукой. Лифчика под низом не оказалось, груди — уже привычно, нахально и смело, — вывалились наружу, и, прогнувшись в спине посильнее, я приблизила их сверху к лицу покрасневшего мальчишки. Смартфон упал на пол, но малец того даже не заметил.       — Без рук, — с улыбкой приказала я, заметив краем глаза, как дернулись вверх его руки — и послушно обрушились на его же колени.       С жадностью жизненно нуждающегося в молоке ребенка, несмотря на нерешительность, страх и стыд, парнишка усиленно сосал мою грудь, покачивающуюся у его лица в такт движущегося поезда. Неприкрыто — в окружении недоумевающей толпы пассажиров…       Я «переросла» собственный стыд и готова удовольствия ради делиться им с другими, вынуждать их чувствовать себя так же? И да, и нет. Я все еще не против однажды обнаружить себя связанной в провокационной позе — привязанной к нижним поручням вагона, с заткнутым кляпом ртом и завязанными глазами. Любой желающий сможет подойти, помять обвязанные вокруг веревками или БДСМ-сбруей сиськи, кончить в мою пизду столько, сколько захочется, а может, еще и в зад — кажется, теперь я и такое люблю…       — Мелочь есть? — вдруг грянул старческий голос из-за угла оборвавшейся стены магазина. От внезапности я шарахнулась назад и чудом не подвернула ногу, качнувшись на высоком поребрике.       В узеньком переулке между круглосуточным и жилым домом у огромной коробки и магазинной тележки с пожитками сидел грязный бородатый бездомный. Сложно было сказать, сколько ему лет: они всегда выглядят намного старше, а ведут себя в разы активнее иных людей того же возраста. Далеко за его спиной пестрели мусорные контейнеры, куда магазинные работники, вероятно, выбрасывают просрочку, так что место отхватил себе превосходное, ничего не скажешь.       — Мелочь не найдется, красавица? — довольно скромно, вежливо, чисто символически тряхнув протянутой рукой, повторил он.       — Нет с собой денег, — пожала я плечами. Он кивнул пружинисто, даже отчасти скучающе, продолжил что-то высматривать по сторонам. Я собиралась вернуться к своим делам, раз он сделал то же, но через шаг снова к нему повернулась, здраво оставаясь на почтительном расстоянии. — Хотите, кое-что покажу? — словно школьница, хихикнула я.       Он кивнул, даже и не предполагающий причину моего задора. Медленно я повезла язычок молнии вниз. Куртка была настолько велика, что грудь не торопилась вырываться наружу, так что доведя язычок до пупка, я сама раздвинула ткань. В глазах старика забегали яркие искорки, пышные седые усы потянулись в разные стороны от широкой благодарной улыбки.       — Это лучше мелочи, — рассмеялся он. И я в ответ. Запахнув куртку, но не застегнув, я сделала еще один шаг в направлении дома. Свербящее чувство внизу живота не угасло, пришлось повернуться к бродяге опять.       — А хотите, киску покажу? Но трогать нельзя. Вообще подходить. Попробуете встать — я сразу убегу.       — Конечно, трогать нельзя, — ничуть не обиделся тот. — Я ведь понимаю, что… навряд ли благоухаю розами, — сипло посмеялся он. — Я с места не сдвинусь. Хочешь — покажи. Кто ж посмотреть откажется.       Вконец очарованная его обходительностью, коей, к слову, имелось явно больше, чем у надругавшейся надо мной компании, я расстегнула куртку до конца, распахнула ее как коротенький халатик. Теплый взгляд бездомного гулял по моим бедрам, поблескивающим от смазки, по животу и груди. Дед пытался запомнить все как можно детальнее, чтобы было чему греть его холодными ночами. Ради вежливого человека и постараться не жалко: я попозировала боком, повернулась к нему спиной и, прогнувшись, развела ягодицы в стороны.       — Может… раз такое дело, потрогаешь себя немного? — совершенно не навязчиво предложил он, и я, опустившись перед ним на корточки, вкруговую поласкала пальцами клитор, с улыбкой второй рукой притянув грудь к губам и подразнив языком сосок.       — Нравится?       — Конечно!       — Я красивая?       — Никого красивее не видал. Теперь и умереть можно счастливым, — душевно хохотнул он, любуясь тем, как я встаю, шутливо по-стриптизерски покачивая бедрами. Голова его задумчиво склонилась к плечу, взгляд скользнул за мои ноги, и старик приветственно кивнул кому-то: — А вот и ты!       Я не успела обернуться: нечто маленькое-холодное-мокрое мазнуло по половым губам у самого ануса, а следом — большое-горячее-и-шершавое. Я отпрыгнула с испуганным визгом — крупный пшеничный кудрявый пес сделал то же, только молча.       — Блять!..       — Это всего лишь собака, — виновато вставил бродяга, явно пропустивший момент нашего с псом интимного знакомства. — Доходяга добрый, он никого не кусает.       Морда пса говорила, в принципе, то же. В больших блестящих черных глазах не присутствовало ни одной мысли, уши умильно висели по бокам, хвост медленно повиливал из стороны в сторону, как маятник для гипнотерапии.       — Да все в порядке, — запахивая куртку, посмотрела я на бездомного (он может казаться сколь угодно приличным человеком, но выпускать его из поля зрения уж точно не стоит! Не хочу, чтобы меня выебал грязный вонючий бомж. Я все-таки знаю себе цену). — Просто не очень люблю соб…       Любопытный нос занырнул под край куртки за секунду — и язык собрал с губ больших и малых смазку. Судорожно и громко вздохнув, словно это могло донести до собаки степень моего недовольства, я попыталась оттолкнуть мохнатую голову, но шея не сгибалась, силы у зверя было явно больше, чем у меня! Как ни в чем не бывало, пес размеренно лизал мою киску, наскоро вытертую о брошенный в вагоне топ. Будучи не в силах его оттолкнуть, от шока из-за сложившейся ситуации и собственных ощущений, я так и замерла — с руками, обхватывающими его голову, как если бы наоборот умоляла не останавливаться…       — От-зо…ви-те… соба-ку… — простонала я, дрожа.       Бездомный двинулся, чтобы встать.       — СИДЕТЬ! — будто собаке, рявкнула ему я. Живот и ноги содрогались от каждого нового скольжения…       — Он бродячий пес, он не знает команд. Я его возьму вокруг шеи и уведу…       — Не сметь к-ко… мне при-ближаться!..       — …а иначе-то никак… Да он просто знакомится… — не особо веря в собственные слова, зачем-то добавил бездомный.       Дыхание мое постепенно превратилось в собачье, шумное, частое и неглубокое. Глупый!.. — хотя, вообще-то, все понимающий и действующий в соответствии со своим естественным животным планом — Доходяга старался проникнуть языком все глубже в сильно разъебанную членами киску, носом ненароком потирался о клитор… Иногда самый кончик его языка дотрагивался и до ануса — я сама не замечала, как малость приседала в такие моменты, направляла таз чуть вперед. Эти пять озабоченных идиотов ни разу даже вскользь не лизнули меня!.. Это, конечно, не повод давать отлизывать собаке, но… я же ее не заставляю… это Доходяга заставляет меня!.. Я тут… жертва… Боже, как хорошо… Ткань зашуршала справа. Я повернула голову, боясь увидеть поднимающегося-приближающегося бездомного, но он всего лишь приспустил замызганные, покрытые коркой грязи, штаны, обхватил пятерней колом стоящий член. Стараясь не думать о том, что делаю, я позволила куртке спасть по моих рукам на асфальт. Абсолютно голая, не считая туфель, посреди мало-мальски освещенной улицы, прямо у продуктового магазина, я наслаждалась теплом и лаской собачьего языка прямо перед дрочащим на меня бездомным… Эта ночь развратных приключений не могла закончиться еще безумнее!..       Могла.       «Хорошего понемножку…» — одернула себя я, осознав, как скоро и высоко растет мое возбуждение от всей этой фантасмагории. Не хочу кончить от собачьего языка — и уж тем более скакать на члене бомжа, самолично, распалившись, на него охотно запрыгнув. Если уж голову Доходяги не отодвинуть, значит, мне просто надо отойти! Но сучий каблук мгновенно запутался в сброшенной блядской куртке! — отчего я, в этот момент разворачиваясь, упала на колени, а следом — на четвереньки, чтобы не потерять равновесие окончательно и не стесать лицо об асфальт. Не успела я выматериться, как широкий, наловчившийся язык вновь обласкал мои нимфы, а нос шумно запыхтел, обдавая жаром дыхания анус.       — О черт… — В поисках помощи я метнула взгляд на бездомного: движения его руки стали быстрее. Он не собирается мне помогать, он наслаждается действом, как и чертов пес!.. Юркий, настойчивый язык прошелся от текущей как никогда в жизни киски к сфинктеру, все еще помнящему горлышко бутылки и член — тотчас расслабляющемуся от такой пылкой нежности… — Бля-я-ять… — простонала я, злая на себя, на свою силу воли, на свое податливое тело, — ложась щекой и грудью на подставившую меня под это счастье куртку. Я не хочу никуда идти! — хочу продолжать стоять на четвереньках в ожидании оргазма от бродячего пса… Единственное, чего я боялась, — что старик, посчитав мое смирение за приглашение, захочет сунуть член мне в рот, но, похоже, он действительно был джентльменом, уж насколько позволяло творящееся между нами тремя: больше не пытался оставить насиженное место, не спускал с меня утопленных в бурлящем желании глаз, ритмично насаживая тугой кулак на член.       Несмотря на неописуемое, самое яркое из-за запретности удовольствие на моей памяти, я понимала, что кончить от таких неинтенсивных, сумбурных ласк не смогу, а мастурбировать перед Доходягой как-то не хотелось: вдруг он и правда не понимает, что, дурак, творит, а всего лишь «нашел вкуснятину»?.. Поэтому, когда тепло и непредсказуемость движений чужого языка угасли, я выпрямила руки, чтобы встать с остатками человеческой гордости. Когти чиркнули вспыхнувшие болью полосы на внешних сторонах моих бедер! Я вскрикнула — и этот возглас потонул в частом радостном дыхании взобравшегося на меня пса. Мех и внушительный вес прикрыли мою поясницу и спину, лапы царапали ноги. Панически повторяя: «Стой! Стой! Стой! Стой!!!», — я старалась отползти на четвереньках, но Доходяга то ли полз вместе со мной, за меня держась, то ли вообще залез на меня верхом и лапами асфальта уже не касался. Я не могла посмотреть — мне было неважно! — мне было жутко увидеть собачий член, свисающий под своей тяжестью позади, меж моих расставленных бедер. Я дергалась, толкалась от тротуара, но не могла выпрямиться и скинуть с себя пса, в то время как его горячий узкий член быстро терся о мою кожу, тыкался то в ягодицы, то в бедра. В клитор! — блять! Приятно, но нельзя!.. В складку за нимфами. В промежность — в тщедушный перешеек между вульвой и анусом. В бедро. Опять и опять, уже в другое. …Господи, меня сейчас трахнет собака!.. В пизду. И как обезумевший, погнал ебать быстрее, чем пятерка из метро вместе взятая!.. Мои ноги била крупная дрожь, голос превратился в один сплошной стон, вибрирующий от бесконечных толчков! — и что хуже всего! — всякий из них попадал прямо в цель, заставлял искры в мозгу подсвечиваться с каждым мгновением все ярче и ярче!.. Я дернулась от подчиняющего себе удовольствия, вновь припала грудью к куртке — бесстыдно подставляя пизду бродячему псу!.. Член тыкался мимо раз за разом. Окончательно лишившаяся морально-этических ориентиров, я потянула правую руку себе между ног, чтобы направить его член в подергивающуюся, умоляющую о продолжении дырку! — но Доходяга взял выше нужного: набухший, заметно подросший член скользнул в задницу — и безумная гонка за скоростью автоматной очереди продолжилась!.. Пальцы начали с нажимом терзать вкруговую клитор. Наслышанная о скорострельности в мире животных, я понимала, что это разовое — совершенно точно разовое! — сумасшедшее удовольствие вот-вот окончится, и хотела кончить в тот же миг. Пес же, ускоряясь до предела, снова и снова терял выбранную дырку, а иногда менял их, попадая сразу же в соседнюю по счастливой для нас обоих случайности…       — …го…ловку… — обронила я вслух — пожалела, но повторила: — Обли-жу го…ловку… Давай…       Снова просить не пришлось: со сноровкой юнца старик оказался передо мной и сунул под нос отполированный рукой до блеска член. Доходяга снова ебал киску, сжавшуюся под его член, обволакивающую его и вспыхивающую наслаждением от столь быстрого трения. Я правда думала, что лишь слегка пососу конец, но, подводящая себя к оргазму пальцами — подводимая к нему набросившимся на меня псом!.. — я вобрала в рот весь член бродяги и играла с ним языком до тех пор, пока во рту не ощутила сперму. Отвыкшую от ширины киску до боли раздвинул узел — я кричала сквозь зубы от наслаждения, подушечками пытая чутка натертый клитор. Сознание медленно выплывало из туманного колодца к поверхности. Что… Что я… только что… делала?..       …Стоило остановиться хотя бы на демонстрации киски бомжу…