(Не)счастливые попаданцы

Приятный слуху женский голос пел колыбельную. Укутанного в пелёнку ребёнка положили в кроватку, до этого напоив тёплым молоком. И вся эта ситуация была бы очень милой для Альбины, вот только ребёнком, которого сейчас укладывали спать, была она сама. В первые дни в новом теле Альбина орала дурниной, прерываясь только на сон, с которым тоже пыталась бороться, и отказывалась от груди — её кормили молоком из бутылочки и через силу. Не понимали её расстройства — откуда им было знать о её печали? Весь мир девушки рухнул в один миг, испарился, и жизнь, эту новую жизнь, надо было проживать заново — снова ходить сначала в садик, а потом в школу, после неё сдавать государственные экзамены, и жить с новой семьёй, как будто бы у неё не было своей. Она не хотела жить заново, и сейчас молилась, чтоб это был просто затяжной сон. «Не сон,» — с ужасом понимает Альбина, чувствуя боль в руках и ногах после падения с детской кроватки. «Не сон,» — думает она, когда Асами и Изаму, родителями их язык назвать не поворачивался, ведь у неё были свои, родные сердцу мама и папа — Надежда Владимировна и Руслан Альбертович, по очереди читают ей книги с множеством картинок на смутно знакомом ей языке. Судя по их именам, на японском. «Не сон,» — как-то грустно принимает реальность Альбина Юко, когда к ней в рот летит самолётик с дурацкой кашей, которой так и хочется плюнуть кому-нибудь в лицо. Желательно, тому кто её этой гадостью кормит. Пережить тот позор, когда ей, взрослому своим сознанием человеку, меняли пелёнки и подгузники, было непросто. Мытьё и кормление грудью стали отдельной главой её жизни, которую очень хотелось закрыть, пропустить как рекламный баннер в очередном видео и не поминать всуе, но до момента взросления это не представлялось возможным. Когда Альбине Юко было два года, её новая ка-сан подарила ей с новым ото-саном очаровательного младшего брата, два года спустя — сестру. И пусть их двоих всё ещё было сложно почти невозможно воспринимать как родителей, она искренне старалась относиться к ним получше. Юко не любила детей в прошлой жизни, была безразлична к ним в целом и не думала, что что-то изменится и сейчас, но в тот миг, когда две малюсенькие ладошки годовалого Рю сжали её указательный палец, а сам он, слегка шепелявя, произнес своё первое и тихое: «Ю-ко» и засмеялся громким и переливчатым смехом, Акутагава была ошарашена и, кажется, совсем немного счастлива. А когда ей стукнуло пять, милая Гин произнесла в её присутствии громкое и такое проникновенное: «Люб-лю». Тогда Юко убедились — младенцы действительно запоминают чужую речь, а сама она всецело и бесповоротно влюблена в своих малышей. Их милая ка-сан была домохозяйкой, а потому вплоть до начальной школы воспитывала их троих сама. Жить здесь было интересно. Аппетитные макеты еды на витринах ресторанов, расставленные по городу автоматы с напитками, отсутствие тротуаров и пешеходной набережной, капсульные отели, онсэны, целая индустрия игровых автоматов — одна из самых популярных игр называется Патинко и обилие магазинов с мангой и фигурками персонажей, много косплееров — всё это ждёт туристов в Японии. Но больше всего удивляли строгие правила японских школ, ведь в родной сердцу русской школе они обычно не соблюдались и были прописаны лишь на бумаге. Опоздание на уроки в Японии обязывает к уборке школы, приём пищи проходит в классных комнатах, а выбрасывать еду нельзя — всё должно быть съедено. В учебный план входят уроки плавания, до окончания всех уроков пользоваться мобильными запрещено, есть строгие требования к внешнему виду: ученикам нельзя делать макияж, носить линзы, красить волосы и ногти, а также выщипывать брови. Альбина помнила только часть своего прошлого, но точно знала, что на момент смерти ей было 18, она жила в России и училась на первом курсе медицинского университета. На терапевта. Кажется, у неё была большая семья, но ярче всех были воспоминания о маме, папе, бабуле и двух дедушках. Временами ей снились отрывки прошлого. Там была вся её родня — она не помнила многих из них, но чувствовала, что когда-то любила их. Каждого из этой комнаты. Вызывающая иррациональное счастье Лена, качающаяся с ней на соседней качели. Загадочная, но очень добрая Джамиля, достающая её сапог из сугроба. А потом входящая с нею в лужу, которую они вместе назвали, кажется, Андрос? И высокая, понимающая её в любых ситуациях Саша, с которой они смотрели на приключения смешно одетой девочки-героя, кушали наггетсы, ели мороженое, прогуливаясь под снегом, и пили грушевый лимонад, а после фоткались со стеклянной бутылкой, делая вид что в ней алкоголь. И Альфия — девушка, с которой они пели в один голос, пока та играла на гитаре. Кажется, у неё была милая кошка. Все эти люди временами приходили в её сны, но очертания их лиц и фигур вскоре размылись, забылись её памятью. Но сам факт, что её любили, что все эти люди когда-то существовали и были важны для Юко, рождал тепло в её сердце. И этот трепет мешал принять ей новых родных. Милашке Юко было всего двенадцать, когда судьба провела по её губам метафорическим членом. Мама заболела менингитом и была госпитализирована. А папа передал ей золотой браслет с голубым камнем и ушёл, не объясняясь, куда уходит, и ни с кем не прощаясь. Отец больше не появлялся в их квартире. То, что он жив, было видно лишь по денежным переводам, ежемесячно поступающим на мамин счёт. Изаму выздоровела и пропала вслед за отцом, также появляясь лишь в виде сумм на её счёту. Чем таким зарабатывали её новые то-сан и ка-сан было неизвестно, но суммы, присылаемые ими, были такими большими для обычных рабочих, что Юко, вдоволь поудивлявшись происходящему, склонялась всего к двум теориям: либо они занимают высокие посты в Правительстве, либо являются главами исполнительного комитета в той сфере, где законы для всех людей — просто пустой звук, в местной Портовой мафии, держащей в страхе всю ночную Йокогаму. Быть сестрой-одиночкой было… сложно. Юко была загружена как бытом, так и воспитанием, а иногда — обучением сразу двоих совсем непохожих друг на друга детей, к каждому из которых нужно было найти свой подход. Гин была мягким и неконфликтным ребёнком, хорошисткой и всегда слушалась старших. Она бы и мухи не обидела, скорее обижали бы её. Но таких смельчаков не нашлось, ведь старший брат Гин — Акутагава Рюноске, внушающий другим людям страх одним взглядом, был суров и очень жесток в избиении её обидчиков. К слову, при Юко и Гин он был белым и пушистым котиком, а сплетней о нём просто … не было. Парня боялись настолько сильно, что «говорить» о нём без страха ученики его школы могли лишь в своей голове. Рюноске был тихим, не очень эмоциональным и любящим инжир и, как ни странно, окрошку интровертом на тысячу из ста возможных процентов, но сестёр любил, и потому их общение не претерпело никаких серьёзных изменений. Разве что волком смотрел и не только смотрел на парней, заглядывающихся на Гин и Юко. И за него старшая сестра почему-то переживала ещё сильнее, чем за младшую. Казалось, стоит ей перестать за ним присматривать, и сразу случится страшное, что-то очень плохое и непоправимое. Смерть или что-то похуже.

***

Шестнадцатилетней Юко было страшно, когда на улице к ним троим пристала неприятная компания, на вид состоящая из всего уличного сброда Йокогамы — неопрятно выглядящих воров, хищно скалящихся убийц и, по ним было видно, находящихся в мире каких-то своих буйных фантазий, больше похожих на зомби или вампиров, чем на живых людей, наркоманов. Впервые в жизни Юко не знала, что делать, и была в ступоре, но когда чужие мерзкие и большие руки потянулись в сторону Гин, а у одного из ублюдков, стоящих ближе к Рюноске в руке блеснул раскрытый складной нож в её младшем брате зародилось что-то воистину страшное. Способность брата сработала как защитный рефлекс и убивала, не разделяя людей на своих и чужих. И если для Рюноске Гин и Юко были любимой семьёй, то для Рассемона — нет. В одно мгновение разрубив на куски всех бандитов и окрасив дороги в тёмно-алый, не контролируемый ничем кроме собственной жажды крови зверь принялся за сестёр. Рюноске был в отключке, и срывающая свой голос в попытках докричаться, дозваться до его сознания Гин, заляпанная в чужой крови, всё ещё верившая в него после увиденного Гин кричала напрасно. Акутагава очнулся, но не мог взять под контроль свою же силу. Будучи в здравом уме и в трезвой памяти, ни на что негодный, он мог лишь наблюдать и молиться за их спасение. У Юко была пятёрка за бег на коротких дистанциях. И первое время они с Гин хорошо уворачивались от вездесущих лезвий, но ничто не могло быть вечным. Способность не уставала, они — да. Раз — Юко чуть не лишилась глаз, два — была оторвана правая рука Гин, три — когда лезвий было настолько много, что хватило бы на убийство целой армии. Этот удар будет для них последним. Акутагава коротко смотрит на своих младших: на плачущего, не способного взять под контроль внутреннего демона брата, которого не ненавидела ни на грамм, ведь в происходящем не было его вины, на скулящую от страшной боли, лежащую в луже своей же крови Гин. Отпинывая как можно дальше вскрикнувшую от боли младшую, Юко кричит во всю мощь лёгких: «Беги!» И надеется, что хотя бы та уйдёт живой. А после чувствует как её внутренности протыкает к чёртовой матери. В рот хлынула кровь, стало очень больно, рот открылся в немом крике, и она упала на землю, теряясь в этой агонии. Пришедший в себя Рюноске как подкошенный пал на колени рядом с её умирающим телом. Лихорадочно вслушиваясь в слабеющий пульс, смотря на её отрешённое, искажённое от боли лицо, на то, что ОН сам сделал с её телом, он терялся в чувствах самоненависти, страха к монстру, живущему в нём самом, и ждал-ждал-ждал неизбежного конца. У сестры изо рта шла кровь. И вместе с последним стуком её сердца перестал существовать и он сам. Перед ним лежала его старшая сестра. Та, что учила его говорить, ходить и писать. Та, что всегда была на его стороне. Даже если он сам был не прав, защищала перед другими, а потом уже дома объясняла его ошибки. Та, что, немного поворчав о неосторожности мальчишек, обрабатывала его раны, целовала перед сном в лоб и обнимала, так нежно, как умела только она. Карие глаза, что всегда одаривали его своей нежностью, закрылись на вечный сон. Чёрные как смоль, раскинувшиеся во все стороны волосы. Даже будучи мёртвой она была прекрасна. Он не имеет права плакать над той, кого сам убил, но ревёт навзрыд и громко кричит, прижимаясь к ещё тёплому от натёкшей крови мёртвому телу. И пока он пытался не потерять то последнее для него тепло, к нему подошёл неизвестный в чёрном плаще. Дазай Осаму. Его будущий сенпай. Тот, кто спас Гин и привёл их обоих в мафию. Рюноске — как опасного преступника, Гин — как обязанного мафии человека. И раньше любившая его младшая сестра больше с ним не разговаривает. Рюноске чувствует себя ещё более разбитым. Но понимает — он это заслужил. Гин не могла любить его и дальше, не после того, что он сделал в тот день. И потому ушла из его жизни так же, как отец, как мать. Не прощаясь. Пройдут два года молчания и житья раздельно, когда они встретятся у одной могилы, где лежит Акутагава Юко. И Гин, всё ещё помнившая тот страшный день, после разговора по душам пусть и не простит брата, но поймёт его. Поймёт, что Рюноске не хотел такого конца, что жалеет о произошедшем и горюет не меньше, чем она сама. Но это не вернёт её бывалые чувства. Тонкие женские руки кладут на могилу букет синих роз. Любимых цветов анэ-сан. И горячая слеза стекает по щеке. Прошло ровно два года, а больно и грустно как и тогда. Ведь время душевные раны нисколько не лечит. Поднимая глаза к голубому безоблачному сегодня небу, Гин вспоминает чьи-то слова: «Хорошие люди всегда умирают рано». Они с Рюноске, работающие в портовой мафии уже два года, хорошими точно не были, и потому до сих пор жили. Вот только, можно ли это было назвать жизнью? Любила бы их таких анэ-сан? Приняла бы их такими, какие они сейчас? Гин глубоко вдыхает, успокаиваясь и мысленно прося у сестры прощения. Любила бы она их таких? Конечно же любила. Ведь у её анэ-сан было очень доброе сердце.

***

Девушка открыла глаза, оказавшись в больнице в объятьях спящего и забавно сопящего в её шею брюнета в бинтах. Посмотрела на него пару минут, вспоминая, кто он вообще такой, и какое у них было знакомство. Вспомнила. Дазай Осаму из БСД. В этом мире её соулмейт. Но если она сейчас здесь, то что… Все те чувства и события, её младшие брат и сестра, которые тоже оказались героями аниме, вся её жизнь в виде Юко была всего лишь сном? Да бред какой-то! Она ясно чувствовала ужасную боль перед смертью, еда, съеденная там, имела вкус, а объятья с Гин и Рюноске были самыми тёплыми и приятными, точно настоящими. Теряющаяся между своими ролями Альбина чувствует небольшую тяжесть в правой руке. И видит то, что подтверждает её мысли — на правой руке поблёскивает на свету знакомый ей золотой браслет с голубым топазом.