black hole sun

Barn me shadow - UNKLE

      Они идут к острову не больше трех часов; корабль, который Дьюс берет для того, чтобы отвезти их – небольшая двухмачтовая бригантина – явно не головной корабль Пиковых пиратов. Вместе с Дьюсом на борту только они – гости и совсем небольшая часть команды.       Две шлюпки отчаливают к берегу, и стоит только килю удариться о дно, Луффи выскакивает на песок и, сложив руки рупором, набирает в грудь побольше воздуха и орет:       – Эээээйсссс!! Ты здееесь?       Ждать приходится не больше нескольких минут.       Эйс спрыгивает с ветки дерева так, как будто он не один из самых жестоких и страшных пиратов на Гранд Лайн, а десятилетняя уличная шпана. Он вскользь мажет взглядом по всем собравшимся без доли узнавания или интереса, а потом поворачивается к Дьюсу и спрашивает:       – Очередные мстители?       – Сказали, что твои друзья, – отвечает Дьюс.       – И ты поверил? – выразительно вскидывает бровь Эйс, а потом обращается к своим «гостям»:       – Зачем бы вы ни пришли, вы этого не получите. Ни извинений, ни сочувствия, ни сожалений.       – А драку? – спрашивает Сабо.       – Это можно, – улыбается Эйс, но Сабо не видит в его глазах ничего, кроме черного равнодушия.       – Эээйс! Я начищу тебе рожу! – кричит Луффи и уже собирается броситься в бой, но Сабо ловко ловит его за рукав, притормаживая.       – Луффи, разреши мне?       Луффи хмурится, скрещивает руки на груди, но в конце концов поумеряет собственный пыл и кивает:       – Ладно, оставляю его тебе.       – Можете вместе, я не обижусь, – насмешливо говорит Эйс, и огонь вспыхивает у него в руках, ползет вверх по корпусу, пламя облизывает мышцы, пляшет в черных глазах, заостряет черты лица, делая их злее.       Это демонстрация, и, наверное, даже не бессмысленная, и кто-то другой на их месте развернулся бы и побежал прочь. В глазах Эйса – по-прежнему пустота. Сабо находит приятной мысль, что его друг не испытывает восторга от перспективы сжечь кого-то дотла.       – Спасибо, – серьезно говорит он Луффи. А потом поворачивается к огненному Эйсу, нарочно не спеша снимает перчатки, закатывает рукава рубашки до локтя, чтобы потом сжать пальцы в кулак и пустить по ним языки пламени. Облизывая предплечье, они бегут дальше, полностью охватывая его руки, ложась эполетами императорского плаща. «Я тоже могу эффектно демонстрировать силу», – думает Сабо и наслаждается произведенным впечатлением, потому что теперь Эйс смотрит на него иначе. Теперь, читает Сабо, Эйсу интересно. Интерес меняет его лицо, делая его по-мальчишески живым и любопытным. Так смотрел его десятилетний Эйс, когда Сабо находил в Терминале какую-то необычную и очень функциональную вещь, когда объяснял ему новый план, когда пересказывал прочитанные книги.       – Что за черт?       – Фрукт мера-мера.       – Это невозможно, – возражает Эйс.       – Интересный вечер будет, да?       Они кружат вокруг друг друга, и с каждым их шагом, с каждым ударом логии земля под ногами искрит и воспламеняется. В конце концов Эйс признает, что напротив него – не копия или уловка, потому что он не может не признать собственный дьявольский фрукт.       – Так как такое возможно? В мире не бывает двух одинаковых дьявольских фруктов!       И Сабо не видит смысла скрывать от него правду.       – Ты прав. В одном мире не бывает, просто я не отсюда.       И пока Эйс не запутался еще больше, он поясняет:       – Один гений придумал систему перемещения между мирами, между параллельными вселенными. Существует множество версий одной реальности с незначительными отличиями. Я пришел из другой версии, в которой именно я владелец фрукта мера-мера. Если настроить перемещение определенным образом, можно выбрать нужную версию для встречи с нужным человеком.       Эйс атакует его, и Сабо приходится прервать свои объяснения, чтобы уклониться от смывающего все на своем пути потока огня.       – И ты пришел ко мне?       – Да.       – В этом еще меньше смысла. Нахрена ты искал меня?       – Хотел повидаться.       Они обмениваются схожими по силе ударами, изнуряя друг друга, уклоняются и превращаются в чистое неуязвимое пламя. Это изматывает, это раздражает, это битва ради битвы, беспощадная и бессмысленная.       Луффи сдается минут через сорок, когда посреди очередной пожирающей все живое атаки поднимается со своего места на песке и разворачивается к дерущимся спиной, чтобы обратиться к Дьюсу:       – Я устал смотреть! Эй, Маска, там не время ужина? Пойдем пошаримся у тебя на камбузе?       – Мы что, оставим их?! – удивляется Дьюс, но тоже поднимается со своего места.       – Это же Сабо, он знает, что делает.       Бригантина, на которой Дьюс является корабельным врачом, покачивается на волнах мягко и тихо, здесь не слышны стоны древесины с острова и скрип песка, который под подошвой того или иного хозяина огненной логии становится стеклом.       Луффи, сытый после ужина, сидит на носу корабля, свесив ноги за борт, и не отводит взгляда от острова, на котором тут и там мелькают огненные всполохи в лучах заходящего солнца.       Робин встает за его спиной, она смотрит в ту же сторону, что и ее командир, прежде чем Луффи обращается к ней. Его голос жалобный и немного капризный:       – Я тоже хочу подраться с Эйсом, – надувает щеки Луффи. – Завидую Сабо.       – Но тебя что-то останавливает? – с полуулыбкой уточняет она.       – Я дрался с Эйсом каждый день на протяжении семи лет. Будет честно уступить это Сабо.       И Робин чувствует, что вновь восхищается этим мальчиком, за которым без раздумий пошла, когда ее собственная жизнь развалилась под давлением абсолютной свободы.       – Но я все равно немножко завидую, – продолжает ныть Луффи.       Когда на черном ночном небе уже загораются синие звезды, оно постепенно оранжевеет, выжирая их блеск.       – Уже рассвет? – спрашивает задремавший на палубе Луффи.       – Нет. Остров горит, – возражает Робин.       Остров полыхает, трещит и стонет, полностью захваченный пламенем, похожий на огромное, застрявшее в океане солнце, он вспыхивает протуберанцами, взрывается вспышками чистого гнева, раскрашивая небо и воду в оранжевое золото, выжигая ночную черноту на несколько миль вокруг.       Горячий ветер приносит белые, как снег, частички пепла, тут и там они оседают на палубу.       – Я чувствую невыносимый жар даже отсюда... – пораженно шепчет Дьюс. – Отойдем подальше, пока железо на борту не накалилось, а до нас не долетела какая-нибудь шальная искра.

***

      Смертоносная полоса пламени распахивает землю прямо в том месте, где Сабо стоял мгновение назад. Сабо отскакивает в сторону в самый последний момент, сложенными в фигуру драконьей лапы пальцами, закалёнными волей, он ударяет по стволу дерева, переламывая его пополам. Со скрипом и стоном оно тяжело валится вниз, а его крона, охваченная огнем, закрывает Эйсу обзор и дает Сабо выгодную позицию для собственной атаки.       Огонь, который бежит у Эйса по венам, затмевает ему рассудок. Сабо тоже слышит этот зов, он убеждает – они должны сражаться до полного изнеможения, пока оба не свалятся замертво. Потому что иного способа причинить друг другу серьезный урон у них нет.       – Если у тебя мой фрукт, значит, я оказался на острове с тобой вместо Дьюса и ты убил меня?       – Я не убивал тебя.       – Тогда – кто-то из твоих людей, чтобы мера-мера переродился вновь?       – Ты сам убил себя.       У Эйса сложное выражение лица, что-то между неверием и ужасом полного понимания. Сабо догадывается, какие выводы мог сделать Эйс из его слов и выбранной формулировки. Это даже не близко к правде, поэтому Сабо считает необходимым пояснить:       – Была война в Маринфорде, ты подставился под удар адмирала вместо младшего брата. Закрыл собой и спас ему жизнь.       – У меня нет брата.       – Там, откуда я пришел, есть. Он приплыл со мной на твоем корабле. Хочешь с ним поговорить?       – Нет, – отвечает Эйс и снова бросается в атаку.       Сабо прекрасно отдает себе отчет, что такими темпами они долго не продержатся, дальше они оба неизбежно свалятся с ног от банальной гипоксии. Потому что они могут бесконечно и бесполезно сжигать друг друга, сражаясь часами, не нанося никакого действительно серьезного урона. Никто из них не может умереть от ожогов или жара пламени, но они легко могут задохнуться от углекислого газа.       Прикидывая варианты выхода из ситуации, Сабо делает то, что у него хорошо получается, – взвинчивает своего противника еще сильнее:       – Что, струсил кому-то понравиться? Убегаешь?       И Эйс ведется на провокации. Привычно, закономерно, знакомо.       – К черту фрукт! – орет Эйс. – Я разобью твою рожу собственными кулаками.       – Ну попробуй, черт возьми!       Оранжевое небо меркнет одномоментно, внезапно, как будто кто-то выключает выставленную на максимум конфорку. Бушующий пожаром остров гаснет. Только пелена плотного дыма стелется по ночной черноте мягким, удушающим звезды покрывалом. Ветер подхватывает горькие серые облака и постепенно уносит их прочь.       Эйс глушит все пламя, охватывающее до этого мгновения остров, подчиняя себе свой огонь и огонь Сабо. И это действительно впечатляет, ужасает, если задуматься о силе и потенциале такого действия. Пламя Сабо тянется к Эйсу, как к хозяину, дьявольский фрукт не чувствует между ними разницы, и будь кто угодно другой на его месте, он бы воспользовался этим фактом как лазейкой для атаки.       Эйс не пользуется, Эйс сражается честно, без уловок. «И эта черта, наверное, у всех Эйсов во всех мирах тоже общая», – с теплотой думает Сабо.       Эйс атакует первым, и уже через несколько мгновений Сабо сплевывает кровь на землю и, проходясь языком по зубам – левый клык ощутимо шатается – с восторженным восхищением думает: «Вот же ублюдок!» Еще один удар по тому же месту, и он выплюнет зуб на песок вместе со слюной и кровью.       Только зуб больше не молочный, а кулаки Эйса в десятки раз сильнее, чем те, которые выбили ему первый.       Сабо бросается вперед…       Будь это мой Эйс, я мог бы просто протянуть руку, чтобы погладить веснушки кончиками пальцев?       Сабо бьет. Ожидающий этого Эйс уклоняется, и удар приходится по касательной, но закалённый волей кулак Сабо все равно рассекает Эйсу бровь.       Совсем возле виска, надо аккуратнее.       Сабо наблюдает, как несколько дорожек темной крови бегут ровными полосками вниз по веку Эйса. Эйс будто не замечает этого, только смаргивает быстро, как несущественную мелочь.       Эта мысль отвлекает, и Сабо упускает момент, когда Эйс атакует снова, чтобы за несколько движений взять его в удушающий захват. Сабо сначала даже не осознает, что именно происходит. Только чувствует, как его голова, мотнувшись в сторону, описывает круг в туманном мареве, а дезориентирующий звон будит в его сознании тревожные колокольчики.       И задыхаясь, ощущая безумное и злое давление предплечьем на пережатую трахею, Сабо думает:       Кислорода в моей крови хватит на восемь секунд для контратаки…       И еще:       Если бы… Это было бы просто объятие? Такое же смертельно крепкое. Боги, как я скучал по тебе.       Он фиксирует руку Эйса, зажимая своей, укреплённой волей, а вторую заводит за спину, вплетая пальцы в чужие отросшие волосы.       Будь это не так, я бы просто заправил ему пыльную черную прядь за ухо?       Он крепко сжимает пальцы в кулак и с силой и рывком дергает на себя, разворачивая противника, забирая у него равновесие и сбрасывая с себя на землю. Они несколько раз перекатываются по земле, нанося не слишком эффективные и беспорядочные удары друг другу в корпус и голову, а потом поднимаются на ноги, и все начинается заново…       У Эйса хуже техника, ему привычнее огонь, а не кулаки, но бесконечное бушующее упрямство из раза в раз оставляет его стоять на ногах. И Сабо не может легко справиться с этим, несмотря на годы профессиональных тренировок карате с Хаком. Сабо и рад бы победить честно, но он устал, правда устал, да и дело не в честности вовсе. А в победе.       И в том, чтобы что-то починить, иногда нужно сначала доломать это окончательно. Он выхватывает трубу из кожаного крепления на своей спине. И его удар, сильный и внезапный, приходится сверху вниз по латеральной мышце бедра ближе к колену. Нога Эйса тут же подкашивается, а наверняка онемевшее колено упирается в землю. Сабо не дает ему подняться…       Доламывать того, кого любишь, больно.       Но им это нужно.       …впечатывая сапог в грудь, опрокидывая Эйса на лопатки. И когда он одним броском вперед опускается голенью на горло йонко, мучительно перекрывая воздух, обрез его трубы входит в землю меньше чем в сантиметре от головы Эйса с такой силой, что легко мог бы проломить человеческий череп.       Эйс не превращается в огонь, чтобы спасти себя или увернуться, только вздрагивает по инерции и смотрит широко открытыми глазами на Сабо, а потом переводит взгляд на трубу.       – Один – ноль, – говорит Сабо, поднимаясь и тяжело дыша. Он бы подал руку, но знает, что Эйс еще не готов ее принять. Поэтому Сабо просто отступает и садится напротив прямо на обугленную землю. – Признай поражение, и начинаем заново. Играем до пятидесяти одной победы.       Эйс приподнимается на локтях, в его глазах целая палитра чувств – неверие, удивление, злость за проигрыш и уязвленное самолюбие, наконец, восхищение и азарт.       – Ты, долбанутый псих, прав, – говорит он, когда поднимается на ноги и выдергивает трубу Сабо из грунта. – Мы могли бы подружиться.       Эйс вертит ее в пальцах, пускает небольшую дорожку пламени, скорее, по привычке поджигать вещи, чем пытаясь демонстрировать что-либо, а потом швыряет ее в руки по-прежнему сидящему на земле Сабо.       Сабо ловит ее.       – Все еще можем, – он пожимает плечами так, будто это не такое уж большое дело. И это злит Эйса. Сама фраза и то, как она сказана, будто можно просто взять и стать его другом, будто это легко и не в тягость, не жутко, не больно, будто вместе с этим не придется жрать дерьмо от всего мира, терпеть презрение, ненависть, ненавидеть и презирать в ответ.       В это самое мгновение Эйса душит злоба, но ему любопытно, правда любопытно, как это в той версии, откуда пришел ебанутый владелец его фрукта, как это – быть другом ненавидимого всеми сына Роджера?       – Раскроешь рот, если пятьдесят первая будет твоя.       – А ты сядешь и послушаешь, – улыбается ему блондин; лопнувшая кожа на его губах расходится, и кровь окрашивает их.       Сабо облизывается и встает на ноги.       – Отдохнул? – подшучивает он. – Тебе, кстати, режим сна соблюдать не надо?       – Это ты расселся тут, – отвечает Эйс. – Если усну, считай, это тебе фора.       А потом спохватывается:       – Хватит болтать. Мне нужен реванш.       Потому что теперь в его собственном голосе не слышно привычной злобы или даже раздражения, ему весело – просто весело, вдруг понимает Эйс. Но хуже всего то, что стоящий напротив и ухмыляющийся Сабо тоже понимает это.

***

      Костер горит мягко и ровно, пара обгоревших стволов деревьев служит им сиденьями не слишком удобными и чистыми, но за неимением лучшего сойдут и такие. Под ногами похрустывает покрытое сажей раскрошившееся стекло. Сабо смотрит на пламя перед собой и думает о том, что огонь развел Эйс, но он их общий. А человек по ту сторону пламени жив, и он не его друг детства. И все же этот Эйс – не подделка и не копия, это правда он, Сабо видит это в мимике, в движениях, в решениях и действиях. В том, как Эйс хмурит брови, в его тяжелом взгляде, в беспорядочных веснушках на щеках…       Судьба зло и насмешливо из всех возможных версий бесконечных вселенных предлагает Сабо начать с того же места, где он остановился семнадцать лет назад. Эта мысль на секунду полностью захватывает Сабо, и он почти ловит себя, что уже собирается спросить, есть ли у капитана Пиковых пиратов навигатор?       Конечно, есть, и наверняка не один, в подчинении Эйса целая эскадра, естественно, на каждом из кораблей подобран собственный талантливый навигатор.       Вместо этого он спрашивает:       – Знаешь, что забавно?       – Мм? – не слишком заинтересованно мычит Эйс.       – В своей вселенной я потерял десять лет, затяжная амнезия, по моей вине мы расстались и очень долго не виделись. И я не мог простить себе этого. А тут я, оказывается, потерял все семнадцать.       – Неудачник.       Они молчат, и это далеко от комфортного молчания, это тишина двух смертельно уставших людей, которая могла бы тянуться до самого утра, но Эйс прерывает ее. Он спрашивает:       – Так зачем ты на самом деле пришел ко мне?       Сабо смотрит на него, и Эйс отвечает прямым серьезным взглядом. Это тот единственный момент, к которому шел весь вечер, начиная от кровавой драки, заканчивая вот этим мгновением повисшего бессильного перемирия между ними, когда ни один из них больше не в состоянии просто поднять руку, не то что занести ее для удара. Момент, когда Эйс готов услышать его ответ и сделать из него какие-либо выводы.       Теперь – только правду без недомолвок, сложных фраз. Только застрявшее признание в первую очередь самому себе, а потом уж…       – Ты умер. Больше двух лет назад.       – Прошло достаточно времени.       Сабо качает головой, ему горько думать, что и этот Эйс в своей абсолютно самодостаточной и пугающе сильной версии все так же хрупок в вещах, касающихся его самооценки.       Сабо ищет слова, которые могли бы доказать, как он важен и скольким людям, какой-нибудь подходящий пример, когда понимает, что этот Эйс никогда не узнает от него о том, что на самом деле произошло в Маринфорде, о семье, которая встала на его защиту, о приобретенном Отце, которого он любил и которому доверял, потому что этот Эйс собственными руками сжег в прах этот путь. Стоящему на краю не говорят об утраченных возможностях, поэтому Сабо находит единственные слова, за которые действительно готов ответить в будущем. Он говорит о себе и о том, что еще может случиться с ними обоими.       – Ты умер, и я почти сошел с ума от этой потери. И сходил до тех пор, пока сегодня мы не встретились вновь.       – Почему?       – Потому что ты мой друг. Ты нужен мне, – Сабо выбирает самые простые и понятные формулировки, чтобы выразить свои чувства, те самые фразы, которые однажды десятилетний Эйс использовал, чтобы расспросить о себе маленького Луффи:       – Потому что когда ты рядом, я чувствую себя хорошо, и мне плохо, когда тебя нет. И больше всего на свете я хочу, чтобы ты жил.       – Не я, – прерывает его Эйс. – Тот твой друг.       – Вы с ним один и тот же человек.       Эйс усмехается горько и без веры.       – И что, совсем не отличаемся?       Сабо думает об ужасе, мелькавшем в глазах людей, когда они с Робин расспрашивали об Эйсе горожан. О мрачной решимости Луффи и о том, как отреагировали бы остальные мугивары, если бы явились сюда вместе с ними, и все те, кто знал Эйса привычно внешне веселым, улыбчивым и заботливым парнем.       Но никто из них, даже Луффи, не был его первым другом, никто из них не знал Эйса таким, каким Сабо встретил его в их первый день знакомства в Сером Терминале на острове Рассвета.       – Для других – может быть. Для меня ты просто стал старше.       И говоря это, Сабо чувствует, что произносит чистую правду.       Эйс не отвечает, только хмуро смотрит в огонь. И когда Сабо понимает, что ответа он не дождется, то поднимается со своего бревна, чтобы оставить самого молодого в истории Гранд Лайн йонко одного.       Он успевает отойти от костра, когда Эйс все-таки окликает его:       – Уходишь?       Сабо медлит пару мгновений, прежде чем ответить:       – Нет.       О чем бы ни был вопрос. А потом добавляет:       – Просто проведаю своих людей на корабле.       Лодка с глухим стуком ударяется о борт корабля с черной пикой на флаге. Сабо забирается на палубу и прислушивается к тишине на корабле. Он оборачивается назад, чтобы бросить еще один взгляд на остров, который теперь огромной черной кляксой расплылся по Гранд Лайн в том месте, где линия горизонта не просматривается совсем, а воды плавно становятся небом.       Сабо вздрагивает, когда в поле его зрения внезапно появляется женская рука с зажатым в пальцах конвертом.       – Пришла информация, которую ты просил.       Робин ходит бесшумно. Сабо забирает плотный пергаментный конверт, и рука в эту же секунду распадается множеством цветочных лепестков.       – И что там? – спрашивает ее Сабо, но Робин только загадочно пожимает плечами.       – Откуда мне знать.       Она никуда не уходит, только облокачивается о борт корабля рядом с ним. И ждет. Сабо вскрывает конверт, чтобы достать из него короткое письмо, содержащее информацию о том, что в Балтиго нет революционера с именем Сабо и, более того, никогда не было. Он смотрит на следующий лист, и им оказывается газетный разворот двухлетней давности из королевства Гоа. Крупный витиеватый заголовок сообщает жителям подробности о коронации нового правителя.       – Это ужас на вашем лице, господин революционер? – спрашивает его Робин. Сабо не отвечает, только сминает газетный лист, и он вспыхивает в его ладони, превращаясь в прах за одно мгновение.       – Спасибо, что достала это для меня, – искренне благодарит ее Сабо.       – Пожалуйста. Мы возвращаемся или причаливаем?       Сабо смотрит на остров, на берегу которого одинокой рыжей искрой вспыхивает в ночи маленький костер, и отвечает:       – Причаливаем. Но утром дадим ему немного пространства. И времени.       – Что ж, Луффи будет рад.       Они стоят на палубе молча еще некоторое время, а потом расходятся.

***

      Корабль причаливает к остывшему острову ранним утром вместе с приливом, когда звезды еще не успевают погаснуть и висят маленькими бледными лампочками на таком же медленно выцветающем небе.       Они высаживаются на берег, и Эйс стоит там, сложив руки на груди в закрытом жесте. Он со скептическим молчанием, почти отрицанием наблюдает их высадку на берег.       – Сказали, ты не против, – пожимает плечами Дьюс.       – И ты поверил снова?       Второй раз наблюдая этот диалог, Сабо думает, что эти фразы больше похожи на традиционный шифр, чем на реальную претензию. А еще о том, что Дьюс зря не считает себя другом Эйса. У Сабо нет доказательств, но он интуитивно уверен, что кому-то другому Эйс не позволил бы из раза в раз безнаказанно вторгаться в его личное пространство под прикрытием такой лажовой отмазки.       Вопреки ожиданиям, Луффи не пристает к Эйсу с расспросами с первого прыжка на землю, не просит драки и вообще не обращает на него внимания. Он вглядывается в береговую линию, перемежающуюся небольшими каменными возвышениями и тянущуюся на несколько километров вперед, а потом вдруг говорит:       – Кажется, я видел там большую черепаху! Пойду поищу, у нас будет завтрак из черепахиии.       И выдав это абсурдное заявление, разворачивается и устремляется прочь. Эйс не двигается с места, Сабо ловит его полный негодования взгляд и кивает в сторону ушедшего Луффи.       «Иди за ним.»       Взгляд Эйса становится еще более мрачным.       «Струсил?» – вскидывает брови Сабо.       Ему кажется, что еще немного, и Эйс воспламенится там же, где стоит, настолько зло горят его глаза. Они переглядываются, и это ожесточенное противостояние чистого гнева и дружелюбной приятельской насмешки. Эйс сдается в тот момент, когда Сабо решает, что из его ноздрей сейчас повалит настоящий пар, как из закипевшего котла. Плечи Эйса опускаются, он как-то несчастно выдыхает и, кинув на Сабо еще один враждебный взгляд, уходит вслед за Соломенной шляпой.       Луффи обнаруживается сразу за береговыми скалами на возвышенности, он не оборачивается на шаги Эйса, стоит спиной и действительно будто бы высматривает берег на предмет живности.       – Сабо сказал, там, откуда вы пришли, ты мой брат? – говорит он, когда останавливается в паре шагов прямо за спиной Луффи.       Тот поворачивается и легкомысленно отвечает:       – Ага.       Это странно, ответ слишком простой, как будто Эйс спросил, выглядывало ли солнце сегодня.       – Значит, там у него не один сын? – после паузы уточняет он.       – Чего?       Эйс больше не хранит этот секрет, несколько лет назад эту новость разнесли по всему свету, она облетела мир, гремела над городами, играла стуком барных бокалов, передавалась каждой кухаркой на каждой рыночной площади звоном монет.       – У Гол Д. Роджера.       – А, не, один. Мы не кровные братья, – Луффи снова отворачивается и складывает руки козырьком над головой, всматриваясь вдаль. Его шея комично удлиняется, сильно увеличивая рост. На берегу ни одной черепахи.       – Какие тогда?       – Названные. Когда мне было семь, тогда ты, я и Сабо разделили саке и с этого момента стали братьями. Сабо не рассказал?       – Нет.       – А, ну значит, расскажет потом. Забыл, наверное, – добавляет пацан и хихикает какой-то своей мысли.       «Мелочь какая», – думает Эйс.       Исходя из того, что Эйс успел понять о Сабо, он уверен, что этот человек не упускает какие-то важные детали просто так.       Сабо решил не говорить, придерживая информацию. Эйс не знал, что делать с его словами об одном «брате», который где-то там зависает с Дьюсом на его корабле. Что бы делал сразу с двумя, один из которых сидит напротив на расстоянии пары метров? «Умный сукин сын», – думает Эйс. Но сейчас есть и другой вопрос, который зудит у него в голове и точит череп.       – Получается, ты выбрал быть моим братом? Вы оба.       – Ага.       Повисает короткая пауза. В конце концов Эйс снова спрашивает:       – Не пожалел?       – Конечно, нет, – Луффи улыбается так легко и широко, что это похоже на южное солнце. Безжалостно и беспощадно согревающее. Он будто снова стоит на обрыве острова Рассвета, смотрит на море и задает человеку за своей спиной самый главный в жизни вопрос. Только на сей раз позади – не вице-адмирал Дозора, а этот мальчик. Смешной и улыбчивый, маленьким он, наверное, был смешнее и улыбчивее раз в пять.       Если бы Эйс спросил его.       Что бы он ответил?       – Знаешь, – вдруг серьезно говорит Луффи, его голос теряет всю свою легкость и смешливость, лицо наклонено вниз, а на глаза ложится тень от соломенной шляпы. – Мой брат мертв. Я очень хотел увидеть его снова, но теперь окончательно понял, что это невозможно. Но еще я думаю, что это круто, что есть другие Эйсы. Даже если вдруг ни один из них – не мой брат.       Пацан поднимает голову, шляпа больше не бросает тень, и это как рычаг переключает его состояние обратно в легкое, веселое и очень живое.       – Ты такой сильный, это просто офигенно! Давай ты и со мной подерешься?       К вечеру, когда солнце начинает медленно, но верно клониться к горизонту, Робин сообщает Сабо и Луффи, что песок в сигнальных часах яблокоголового профессора достигает красной сигнальной отметки, и если они хотят вернуться на собственный Гранд Лайн к остальной команде, им пора.       – Ладно, я возвращаюсь, – легко соглашается Луффи.       – Хорошо.       Сабо кивает ему, но не пытается встать со своего места, только засовывает руку за пазуху и достает оттуда немного помятый конверт и клочок плотной бумаги. А потом протягивает все это Луффи:       – Для моих. А это тебе моя библ-карта.       – Значит, все-таки остаешься?       – Есть чем заняться, с точки зрения революционера.       Луффи не идиот, Луффи понимает гораздо больше, чем предпочитает говорить и комментировать вслух.       – Присмотри тут за всем. Заскочу к вам, как стану Королем пиратов!       Бригантина отчаливает от берега через час на закате, и Сабо остается на пляже один, потому что Эйс молча и без прощаний уходит вглубь острова почти сразу после слов Луффи о возвращении.       На пляже повисает тишина, море шумит и шуршит пеной, добегая до брошенного на берегу «Страйкера» и облизывая его турбины. Сабо садится у потухшего кострища и снова разжигает огонь. Проходит меньше получаса, прежде чем Эйс снова появляется на берегу. И Сабо делает вывод, что он наблюдал за ним с какой-нибудь возвышенности внутри острова.       Эйс садится рядом на остывший песок и недружелюбно спрашивает:       – Зачем остался?       Эйс думает, что если Сабо опять будет нести всю эту трогательную чушь про «ты мне нужен», как прошлой ночью у костра, он даст ему в зубы. Быть причиной того, что кто-то легкомысленно откидывает одну свою жизнь, чтобы начать другую, – отягощает, словно бы накладывает ответственность и сковывает не хуже цепей кайросеки. Эйс ненавидит цепи.       – Работы тут слишком много. Хочу найти пирата по имени Трафальгар Ло, здешний Луффи так и не доплыл до Дресс Розы, а ее, вероятно, надо спасать. Хочу вытащить революционеров Эмпорио Иванкова и Инадзуму из Импел Дауна и, возможно, помочь Монки Д. Драгону с освобождением Текила Вульф, если они еще не привели свой план в действие…       – И как все это тебя касается?       – Я состоял в Революционной армии там. Был начальником штаба в Балтиго.       От Эйса не укрывается то, что Сабо говорит о себе в прошедшем времени, а корабль с его друзьями уже давно скрылся за горизонтом.       Сабо остался.       Не просто остался на острове, чтобы нагнать своих позже, наконец осознает Эйс, он остался совсем.       – Тем более, – продолжает Сабо, – хорошо бы узнать, что на самом деле творится на острове рыболюдей, над которым теперь висит флаг с черной пикой. Дорогу подскажешь?       – Если кинуть тебя в море над островом, сам топором доплывешь?       Сабо смеется, хотя Эйс не считает, что его мрачная шутка была достаточно смешной. Но при виде чужого веселья его самого непривычно тянет улыбнуться.       – Я Сабо, – ему предлагают руку, и раскрытая ладонь зависает между ними.       – Я понял, тебя столько раз называли по имени.       – Нет, давай нормально.       – Эйс.       Это не рукопожатие, Сабо не просто касается его руки на мгновение, чтобы потом разжать пальцы. Он держит его ладонь крепко, уверенно, почти нерушимо, и Эйсу впервые в жизни приходит в голову мысль: может быть, однажды он сможет держаться за эту руку в ответ?

Hold my hand – UNKLE