Моменты

Уильям Мэрдок считал себя человеком простым и воспитанным. Сдержанный даже в самых, казалось бы, предполагающих эмоции ситуациях (что не раз было замечено Адой), он неосознанно ожидал холодности ума у остальных, и немного разочаровывался, если человек, показавшийся ему сначала взрослым и вполне рассудительным, с которым можно было нормально, спокойно и воспитанно поговорить, начинал вести себя как ребёнок, неуместно шутил подростковым юмором или излишне горячился в стрессовых ситуациях. Сразу же симпатия к такому человеку шла на убыль, хоть и могла вновь подняться, стоило человеку (тому же Лайтоллеру с его извечным оптимизмом) показать себя достойно и собрано в требующей этого ситуации. В любом случае, излишнюю эмоциональность в поведении Уильям Мэрдок не принимал… она его, собственно, тоже. Однако исключения, конечно, были. Первое: если ситуация была очень серьёзной и шокирующей, второе: если эмоциональность в поведении прослеживалась у детей, подростков или совсем уж молодых людей. Ни больше, ни меньше. Поэтому ему довольно сложно было воспринимать то, как Томас Эндрюс-младший, показавшийся ему при первой встрече серьёзным мужчиной, мастером своего дела, не сдерживал эмоции рядом с расспрашивающей его об устройстве корабля юной девушкой, преисполненной, без всяких сомнений, энтузиазма и непонятного желания узнать обо всех тонкостях кораблестроения. Как он ей отвечал: спешным тоном, активно жестикулируя; каким красным был цвет его лица, на мгновение испугавший принявшего румянец за лихорадку первого помощника; как горели его глаза при взгляде на рыжие кудри и миловидность юной девушки; какое воодушевление плескалось в них, когда он подробно рассказывал об устройстве кают третьего класса, а собеседница, взяв его под руку, слушала, слушала, слушала… Поэтому Уильям МакМастер Мэрдок поспешил перейти на другую сторону капитанского мостика. Если бы первый помощник заметил, как Томас Эндрюс зажмурился после короткого прикосновения чужих губ к уголку своего рта, его точно бы хватил удар.