Фик-рача

— Ты не против? — спрашивает Сынмин. Чанбин оторопело кивает, пытаясь скрыть нервозность неловкой шуткой: — Как будто тебя интересует мое мнение. Сынмин замирает. Смотрит так, будто его это задевает по-настоящему. Чанбин осторожно накрывает его руку своей и легко сжимает пальцы. — Нет, извини. Я не против. Очень даже за. Чанбин не врет, он правда этого хочет, хотя до сих пор не понимает, как они вообще до этого дошли. Начиналось-то все почти невинно, насколько с Сынмином это возможно. Чанбин ловил его взгляды и двусмысленные шутки, участившиеся после того, как Чонин рассказал им про фанфики. На самом деле, Чанбин и раньше что-то такое замечал — что Сынмин на него как-то странно поглядывает, — и его тоже к Сынмину тянуло, но он предпочитал об этом не думать. Не хотелось ничего усложнять, да и каждый раз, стоило ему самому проявить внимание, Сынмин шел на попятную. Но Чанбин видел, как он смотрит, видел, как поджимает губы, когда рядом с ним оказывается Феликс. Он гадал, не ревнует ли его Сынмин, но это казалось глупым. С чего бы. Да и они ничего не обсуждали. И нечего было обсуждать. Но тот вечер за написанием фанфика что-то между ними изменил. Может, подтолкнул Сынмина к действиям — правда, не к таким, которых Чанбин ждал, — или заставил осознать, что ждать нет никакого смысла. Чанбин про это его не спрашивал — просто не успел, потому что Сынмин поймал его на пороге их общаги, вдавил лопатками в стену, и Чанбин от неожиданности даже не смог его оттолкнуть. — Хён, сколько можно, а? — выдохнул Сынмин, и что-то щелкнуло, будто встало на место, будто наконец повернулось правильным углом. Сейчас Чанбин ни за что не вспомнит, кто кого первым поцеловал, но целовались они долго, совершенно забыв, что кто-нибудь мог зайти, мог увидеть их там, буквально у дверей. Это было неважно. Сынмин касался его губ так отчаянно, словно ждал этого очень давно. Может, и правда ждал. Разговаривать и что-то обсуждать было некогда. Когда Сынмин наконец его отпустил, Чанбин уставился на него, безуспешно пытаясь подобрать слова. О многом следовало спросить, о многом следовало сказать в принципе — например, про Феликса, про то, что между ними происходит. Но как только он открыл рот, придумав нужную фразу, Сынмин покачал головой: — Я знаю, — усмехнулся он. — Нормально все. Спорить и допытываться, как давно и почему молчал, Чанбин не решился. Зачем? Их все устраивало — причем всех, с Феликсом они когда-то это уже обсудили. Поэтому вместо ответа он поцеловал Сынмина сам. И все шло хорошо — нет, сейчас все тоже хорошо, Чанбину грех жаловаться, но он и не жалуется, не, не особо, — все развивалось постепенно. А потом Сынмин признался, что ему не дает покоя та сцена из фанфика Хёнджина — да чтоб его со всеми этими фантазиями! — и он очень, прям очень-очень хочет попробовать с Чанбином по-настоящему. В целом, страшного там ничего не было. Так, веревки какие-то, обездвиживание. Чанбин видел порно и пожестче. Да и Сынмин смотрел таким умоляющим взглядом — кто бы вообще мог подумать, что он на такой способен, — что Чанбин согласился. Сынмин пообещал прочитать нужные статьи, они выбрали время, когда в общаге никого не будет, договорились начать с малого — связать только руки и сильно движения не ограничивать, — и вот теперь Сынмин затягивает у Чанбина на запястьях веревки, постоянно проверяя, чтобы было не слишком туго. А Чанбин — Чанбин нервничает. Очень вовремя. Он Сынмину доверяет, иначе бы никакой умоляющий взгляд на него не подействовал, но лишаться возможности самому все контролировать — непривычно. Что если ему будет неприятно? Или больно? Сынмин, конечно, прислушается, если Чанбин попросит его развязать, вот только настроение портить никому не хочется. И Сынмин выглядит таким довольным — пугающе довольным, если честно, — что это как-то уверенности не добавляет. Может быть, все дело в том, что Чанбин лежит на животе и почти не видит, что происходит вокруг. Они разместились в изножье кровати, чтобы, если что, Чанбин мог лечь на спинку плечом, а не утыкаться лицом в постель — хотя по тому, как дрогнул на этих словах голос Сынмина, Чанбин догадывался, что лицом в постель его все равно в какой-то момент уткнут. Сынмин гладит его по сведенным лопаткам, тянет веревку, будто в очередной раз хочет убедиться, что все хорошо, и внезапно шлепает Чанбина по ягодице. Чанбин стонет. От боли. Это они тоже обсуждали, но Сынмин не предупредил и Чанбин оказался совершенно не готов. — Ты бы хоть сказал, — ворчит Чанбин, укладываясь щекой на подушку. — Так веселее. Кому, хочет возмутиться Чанбин, но теряет все слова, когда шлепок прилетает по второй ягодице. Сынмин бьет не так чтобы сильно больно, но не слишком-то приятно. Кожа горит. А после следующих двух ударов — начинает гореть ощутимее. Чанбин морщится, но честно ждет, когда станет лучше — он читал, что хорошо может быть не сразу. И что может не быть вообще. Но надежда умирает последней — вместе с верой в то, что Сынмин таким образом не пытается ему отомстить. — Йа! Полегче! — в итоге не выдерживает Чанбин. Его тут же аккуратно и медленно гладят ласковыми ладонями, явно стараясь не причинить боль, и, когда Чанбин уже расслабляется, готовый сказать Сынмину, что можно продолжать, тот щиплет его за ягодицу. Чанбин вскрикивает. — Да твою же мать, — стонет он в подушку. Ни до какого секса они такими темпами не дойдут. Он заставит Сынмина снять веревки, зажмет сам и отшлепает так, что на следующей тренировке тот будет выть, как только сядет на диван. — Извини, — посмеивается Сынмин и ведет пальцами по спине ниже. Слегка царапает поясницу — вот это, кстати, приятно, — невесомо скользит по заднице к бедрам, касается коленей, щиколоток, обводит косточку сначала на одной стопе, потом на другой. Неожиданно открывается дверь — Чанбин слышит, как ручка ударяется о стену и оборачивается через плечо. На пороге стоит Феликс, настолько перепуганный, что Чанбин едва ли не начинает паниковать сам. В общежитии вроде бы никого быть не должно, но, может, они просто не услышали, когда Феликс пришел. Или что-то действительно случилось. Но взгляд Феликса быстро становится заинтересованным, внимательным — он осматривает Чанбина с ног до головы и, ни капли не стесняясь, замирает на его заднице. — Помощь нужна? — спрашивает Феликс, обращаясь к Сынмину. Чанбин вскидывается: — Мне! Мне нужна! Феликс тихо смеется. Сынмин тоже улыбается. — Если тебя это успокоит, Феликс может остаться, — предлагает он. — Если сам хочешь. — Это он говорит уже Феликсу. — А ты не против? — спрашивает тот у Чанбина. О таком они, конечно, не договаривались, но опять же — не он это предложил, всех все устраивает. Поэтому Чанбин кивает, а Феликс садится рядом с ним и кладет его голову себе на колени. Разминает затекшие плечи — Чанбин только теперь чувствует, что мышцы тянет, — мнет, как обычно, и его прикосновения расслабляют. Настолько, что когда Сынмин шлепает снова, Чанбин боли не чувствует. То ли им правда не хватало Феликса, то ли он теперь бьет иначе — но все ощущается легче и приятнее. И Чанбин теряется, пытаясь уловить, когда будет следующий удар, и раз за разом все равно не угадывая. Феликс мягко перебирает его волосы, гладит маленькими пальцами по скулам, по щекам, обводит искусанные губы. Сзади Сынмин между шлепками скользит ногтями по лопаткам и бедрам, легко сжимает ягодицы. Чанбин млеет — оттого, что касаются они по-разному, но его растаскивает от этого одинаково. Возбуждение закручивается внутри, стекает к члену горячими волнами. Чанбину это кажется странным, он бы никогда не подумал, что с ним такое случится, но ему правда хорошо. Через пару минут Сынмин наконец прекращает и будто бы невзначай задевает пальцами вход. Чанбин осторожно перекатывается на бок, смотря прямо на Сынмина. — Нашлепался? — фыркает он. Сынмин кивает с довольной улыбкой и поворачивает его обратно, заставляя подняться на колени. Чанбин сдвигается, ложится Феликсу на бедра грудью и послушно расставляет ноги шире. За спиной что-то щелкает — смазка, судя по тому, что после ко входу прижимаются влажные пальцы. Два проскальзывают без особых усилий — Чанбин на всякий случай подготовился заранее, — на третьем Чанбин безуспешно пытается сдержать стон. Когда Сынмин раздвигает их внутри, сразу касаясь так, как нужно, Чанбин зарывается лицом в Феликса, и тот с тихим смешком успокаивающе гладит его по макушке. Кажется, Чанбин чувствительнее обычного. От каждого движения по лопатками бегут мурашки, от того, как Феликс надавливает кончиками пальцев, путаются мысли. Сынмин растягивает неторопливо, как будто ему самому совершенно не хочется зайти дальше. Чанбин намекающе виляет бедрами, подается назад, стремясь принять глубже, — но добивается только внезапного шлепка. Да сколько можно. — Сынмин, — тянет он. — Давай быстрее. Впервые за все это время его бесят веревки — потому что он ничего не может сделать, только бессильно сжимать и разжимать кулаки, изнывая от желания. Сынмин что-то говорит — Чанбин не разбирает слов, и раз ответа от него не требуют, то и обращаются, видимо, не к нему, — его тянут за бока, вынуждая встать на колени. Сынмин держит его, целуя в шею, пока Феликс садится удобнее. После он обнимает Чанбина, позволяя лечь на себя сверху, и целует тоже. А через секунду прямо над плечом Чанбина Сынмин целует Феликса — и еще недавно думалось, что возбудиться сильнее уже не получится, но нет. Вот, пожалуйста. Что они вообще с ним делают. — Все, все, — смеется Феликс, отстраняясь. — Сынминни, не тяни, а то Чанбин-хён нас сейчас убьет взглядом. — Потерпит, — саркастично отзывается Сынмин, но возмутиться Чанбину возможности не дает — спешно чмокает в губы и отползает назад. Шуршит одежда. Матрас прогибается то с одной стороны, то с другой. Чанбин почти сходит с ума от предвкушения и того, что сам ничего не может. Это неожиданно заводит. Руки Сынмина жестко стискивают его бока, опускаются ниже. Пару мгновений он ласкает член Чанбина — прокручивает кулак на головке, срывая с губ неровные стоны, — а потом между ягодиц прижимается его член, упирается во вход и медленно, миллиметр за миллиметром проталкивается внутрь. Чанбин замирает. Феликс ловит его губы своими, целует мягко и трепетно, едва касаясь языком. Чанбина хватает всего на несколько секунд — он отрывается и грозно, ну, ему хочется надеяться, что грозно, просит Сынмина больше не тормозить. Тот вскидывает бедра резко и быстро. Чанбин кусает губы, падая лбом Феликсу на плечо, и тонет в накрывающем удовольствии. Руки Сынмина замирают на его талии, тянут на себя. Чанбин не сползает вниз лишь потому, что Феликс держит его крепко и уверенно. От того, как сильно Чанбин доверяет им обоим, кружится голова. — Хорошо? — спрашивает Феликс. Чанбин его почти не слышит за собственными стонами, но кивает все равно. Потому что ему очень хорошо. И жарко, и он плавится от возбуждения, неловкие поцелуи только подливают масла в огонь, а совсем охренительно становится, когда Феликс опускает руку и накрывает его член. Чанбин чуть ли не воет. Громко и в полный голос. Если бы они только понимали, насколько ему приятно. Если бы они только догадывались… — Феликс, — выдыхает Сынмин за спиной. — Не знаю, что ты сделал, но сделай так еще раз. Чанбин, если честно, не знает тоже — в обилии ощущений он просто теряется, — но, судя по звучному стону Сынмина, Феликс делает все правильно. Чанбин окончательно перестает следить за всем, что происходит, и просто отдается на волю их рукам. Он кончает через несколько долгих, полных сводящего с ума удовольствия мгновений. Они снова целуются — Чанбин не улавливает, в каком порядке, он жмурится и просто подается навстречу. Поддается, когда они поворачивают его голову, послушно открывает рот. Его потряхивает от оргазма, оттого, что Сынмин по-прежнему внутри, двигается медленнее, но все равно не останавливается, пока Чанбин не пытается отстраниться. Сынмин, правда, и тогда не отпускает — но замирает, тяжело дыша, утыкается лбом Чанбину между лопаток и крупно вздрагивает. Когда он выходит, Чанбин чувствует, как по бедрам скользко стекает сперма. Обычно он против, но сейчас возмущаться нет никакого желания. Зато есть желание, чтобы его наконец развязали и он смог нормально потрогать каждого. Веревка исчезает незаметно. Чанбин разминает запястья, ведет плечами. Феликс тут же с довольным видом мнет мышцы, а Сынмин смеется, наблюдая за ними. — Похоже на фанфик? — спрашивает Чанбин, обнимая Феликса и притягивая Сынмина к себе. — Нет. У нас лучше вышло, — фыркает Сынмин. — И мы еще не закончили. Он перегибается через Чанбина и целует Феликса. Тот улыбается, отвечая, а Чанбин думает: да, они только начали.