Описание
Яростный крик Теодоры звенел в пустоте, сливаясь с воем тысяч покойников, измученных собственными демонами. И в одном голосе — едва различимом, хрипящем, грубом голосе — на мгновение ей послышалось что-то знакомое.
Примечания
Продолжение трилогии:
«Любимый немец» – https://ficbook.net/readfic/12418955
«Метафора любви» – https://ficbook.net/readfic/0189b67b-8724-7ca9-8907-77b6ea2a465b
«Терновая кровь» – https://ficbook.net/readfic/018b15b7-878b-715d-b9dd-2afe7283aa07
Эта работа – прямое продолжение «Любимого немца», сразу после финального выстрела.
Посвящение
Всем, кто сподвиг меня на просмотр «17 мгновений весны» и поддерживал мою гиперфиксацию
мгновение семнадцатое
15 марта 2024, 06:04
Языки пламени опадали быстро, зажигая тлеющие угли в душе девушки. Внутри давно что-то надломилось, но сейчас оно впивалось в сердце изнутри, будто сигара Альберта пряталась не меж его пальцев, а в ее измученной груди. Она не спрашивала, за что он ее терзает, знала — потому что может, потому что хочет.
В кобуре на поясе мелькнула знакомая буковая накладка. Все повторялось — не так, иначе, но круг завершался. Змея кусала свой хвост, и душа Теодоры стремилась сделать решающий выстрел, что разорвал бы ее хозяина на куски.
Нойманн ласково провел пальцами по ее щеке, вытирая засохшую грязь.
— Mein kleines Schwein…*
Резким поворотом головы Теодора оттолкнула его руку. Мужчина удивленно вскинул брови, но, заметив зажатый в ее пальцах люгер, бархатно рассмеялся.
— Я знал, что ты это сделаешь, meine Liebe. Стреляй.
Три патрона.
Там было три патрона, но в этот раз она использует лишь один. Она уже мертва, она уже в Аду, и теперь туда нужно швырнуть и его. Сейчас. Навсегда.
Выстрел.
В воздухе повисло облачко пороха. Альберт — неживой, как и прежде, — с пробитой грудью стоял перед ней, хохоча во все горло. Его смех глухо дребезжал, дробью отдаваясь в сознании, а слова пулями пробивали ее душу насквозь.
— Ты меня не убьешь. Уже никогда.
Яростный крик Теодоры зазвенел в пустоте, сливаясь с воем тысяч покойников, измученных собственными демонами. И в одном голосе — едва различимом, хрипящем, грубом голосе — на мгновение ей послышалось что-то знакомое.
Нойманн, изувеченный руками хрупкой девушки, стоял перед ней на коленях, без устали повторяя два слова:
— Meine Liebe…
Черные, неживые глаза Теодоры отражали языки пламени, лентами взвивающиеся вокруг его обнаженного израненного тела. Слезы падали на раскаленный песок, въедались в его кожу, заставляя снова и снова повторять:
— Meine Liebe…
Она смеялась ему в лицо. Счастливо, заливисто — так, как никогда не смеялась в жизни, загубленной Альбертом. А он, забыв другие слова, глупо твердил одно:
— Meine Lie…
— Meine Liebe? Нет.
Его прозрачные глаза в немом обожании уставились на Теодору, точно задавая ей невысказанный вопрос.
— Это ты — мой.