Дела семейные

— Да блять! Откуда тут пробка в такое время? — Юра в сердцах ударил рукой по рулю, чтобы хоть как-то выразить свой гнев и возмущение в замкнутом пространстве салона автомобиля. Он стоит в пробке уже 30 минут и теперь жутко опаздывает. Из-за непредвиденного снегопада движение на дорогах города было абсолютно отвратительным. Казалось бы, снег на Урале идет каждую зиму, и каждую зиму его много — это же Урал, все должны привыкнуть к тому, что зимы здесь холодные и снежные. Но, тем не менее, каждый год с приходом зимы происходит одно и то же: «Ой, это что за белые штучки падают с неба? Мы о таком никогда не слышали и что делать с этим не знаем. Как это убирать? Наверное само исчезнет». Ага, исчезнет. К апрелю — исчезнет, а до этого момента городские дороги будут переполнены злыми жителями на автомобилях, которые не могут добраться домой. Но тут уже ничего не поделаешь: выйти и пойти пешком он не может, взмахнуть рукой и непонятным чудом расчистить все дороги тоже. Вот и остается только зажечь очередную сигарету и приоткрыть окно, запуская в машину поток морозного воздуха. «Главное расслабиться» — так же говорят, вроде. Однако расслабиться у Челябинска не получается, потому что от меланхоличного созерцания фар машины напротив и мерного курения его отрывает неожиданно раздавшийся звонок телефона. Противная трель выводила, и так не самого стабильного сейчас Юру из себя еще больше и он принялся шарить рукой по соседнему сидению в поисках источника шума. — Пап, ну ты где? — звонкий голос Снежинска раздался из динамиков телефона, как только Юра принял звонок. — Пап, мы с Сережей уже заждались тебя, ты скоро будешь? — Катюнь, я в пробке застрял, буду где-то через полчасика, — всю ворчливость Челябинска как рукой сняло. Он устало потер переносицу и вздохнул. — Если вы устали, то ложитесь спать без меня, перенесем все на завтра. — Не, пап, дождемся, ты только приезжай быстрее, — только и успела проговорить девочка перед тем как сбросить звонок под доносившееся из трубки недовольное бурчание Магнитогорска. На светофоре, наконец, загорелся зеленый свет и движение возобновилось. Юра нажал на педаль газа и перестроился в другой ряд, чтобы объехать пробку через дворы. Все-таки он знает этот город с самого его основания, уж с тем, чтобы проехать по проулкам он точно справится. Спустя некоторое время Челябинск уже стоял перед дверью собственной квартиры с двумя большими пакетами продуктов. Правда, из продуктов там были только яйца и сосиски, а все остальное являлось, со слов Ани, «вредной белибердой, непригодной для употребления в пищу детьми». Конечно, Юра понимал важность правильного питания для детей, но сегодня можно. Сегодня у них запланирован семейный вечер. Вообще Юра не мог назвать себя «отцом года» или даже просто примерным родителем. Что может дать двум малолетним обалдуям загибающийся от туберкулёза и плохой экологии город, к тому же, находящийся, по-видимому, в затяжной депрессии? Правильно, ничего дельного… Поэтому Юра старался максимально уделять детям внимание — единственный ресурс, который у него был. К сожалению, большую часть его времени занимала повседневная работа на заводе и разгребание бумажек перед собраниями округа, но он правда старался. И как раз одним из продуктов этих стараний были семейные вечера: каждые две недели в пятницу Юра устраивал себе сокращённый день, слал всех нахуй уже в 5 вечера (а что они ему сделают, в конце концов, он свою дань Родине ещё в двадцатом веке отдал с лихвой) и ехал домой с кучей всяких вкусностей, чтобы включить очередной бессмысленный фильм и развалиться с детьми на диване, попутно разговаривая о всяких мелочах. Вот и сейчас, открывая дверь собственной квартиры, Татищев уже был готов к мгновенной атаке Снежинска. Девочка, только услышав звук входного замка, сразу бросилась в коридор, чтобы заключить отца в объятьях. — Папочка, ты приехал! — Катя немного неуклюже уткнулась лбом в живот Юры, крепко обхватывая его и сжимая в маленьких кулачках куртку. От Челябинска всегда пахло пылью, дешёвыми сигаретами и одеколоном, подаренным Костей со словами «не будешь ты как баба, а так к тебе хоть подойти можно будет, чтобы не заработать рак лёгких на расстоянии полуметра». — Конечно приехал, снежинка моя, — Юра с широкой улыбкой потрепал девчушку по волосам, взъерошивая двуцветные косички, неумело заплетенные им ещё с утра. — Серый, харе сиськи мять, иди помогай пакеты разбирать! — Да иду я, иду! — донеслось ворчание из комнаты, а затем уже и сам Магнитогорск показался в поле зрения. Его чёрные волосы находились в полном беспорядке, создавая ощущение гнезда на голове. Да такого, в котором только что хорошо так порезвилась целая стая пернатых. С показушно-недовольным лицом Серёжа взял у отца пакеты и понёс их на кухню. Сам Юра уже снимал с себя верхнюю одежду и обувь, чтобы через секунду подхватить дочь на руки под её счастливые визги от неожиданной потери опоры. Проходя с девочкой на кухню, Челябинск мягко опустил Снежинск на стул и принялся помогать сыну формировать «блюда» для сегодняшних посиделок. — Ну что, как день прошёл у вас? — спросил Юра, фасуя чипсы по отдельным мисочкам. — Да норм всё. Ниче нового пока в нашей глуши не произошло, — отозвался Татищев-младший, высыпая орешки в большую тарелку. — Ой, пап, сегодня тако-о-е произошло! Ты представляешь, я Серёже сегодня косички заплетала! Сама! — от такого порыва эмоций у Кати высыпалась добрая половина мармеладок из пачки, которые она раскладывала по цветам: папа любит лимонные, Серёжа — яблочные, а себе она кропотливо откладывала ягодные. — Да ладно! Какая ты у меня умничка! — Юра с трудом сдерживал смех, косясь на скривившегося Сережу. Тот максимально отворачивался от отца, пытаясь спрятать алеющие от смущения щеки. — Ты же сфотографировала нашу новоиспечённую принцессу? А то как же мне в полной мере оценить твои усилия? — Конечно! Серёжа, правда, дергался, поэтому немного смазано получилось, — на лице Кати промелькнуло разочарование и обида на брата, но всё быстро прошло, стоило только услышать заговорщицкий шепот Челябинска, просящий отправить ему эти фотографии как можно скорее. — Да завалитесь вы! Ничего такого не было! — уже красный как рак Магнитогорск подхватил тарелки со снеками и направился в гостиную, шлепая босыми ногами по полу. — Идемте смотреть, в конце концов, а то я че зря весь инет перелопачивал в поисках фильма на сегодня? Переглядывающиеся отец и дочь одинаково прикрыли рот ладошкой, чтобы не раздражать парня ещё больше своими ухмылочками, а уже через мгновение оба подхватили свою часть тарелок и напитков и отправились к телевизору вслед за что-то бурчащим себе под нос Серёжей. Юра обожал такие вечера, когда можно всё отбросить и просто лежать на диване за просмотром какого-либо фильма (для Серёжи) или мультика (для Кати). Все проблемы отходили на второй план, оставляя в сознании только приятную пустоту и лёгкость. Он наслаждался размеренной тишиной, приятной тяжестью тела дочери, которая, как обычно, устроилась у него на плече, потягиванием холодного лимонада из стакана и периодическими комментариями сына на реплики с экрана. Ему нравится прислушиваться к Катюниному дыханию, чтобы понять, когда уже стоит подхватить дочку на руки и отнести её в кровать, накрывая тёплым тяжёлым одеялом и оставляя лёгкий поцелуй на детской щёчке. Возможно, если кто-то узнает об этом, то скажет, что суровый Челябинск та ещё размазня. Сказать-то он скажет, но вот от хорошо поставленного хука справа его вряд ли кто-то защитит. Татищев может быть насколько угодно суровым с другими людьми: пиздиться с Красноярском, блажить трёхэтажным матом на Московского во время собраний, пить с Костяном водку в Екатеринбуржской квартире и ругаться с дворовой шпаной, угрожая переехать их на танке, но со своими детьми он будет доставать всё самое хорошее, что у него есть в душе. Юра помнит, как он себя чувствовал под вечно строгим и осуждающим взглядом Даниса в детстве. Он помнит, как из кожи вон лез, только бы услышать от старшего брата банальное «молодец». Конечно, когда Юра стал старше он понял, почему брат так к нему относился, времена были такие, и Челябинск даже благодарен ему за это, но, тем не менее, на его душе остались неприятные шрамы. И Юра пытался сделать все, чтобы не оставить подобных шрамов на душе уже своих детей, пусть даже и покажется кому-то «неженкой» или «мамочкой-наседкой». Возвращаясь в зал из Катиной комнаты, Челябинск увидел только пустой диван и телевизор с идущими титрами после фильма. Если Сереги не было здесь, то сейчас он курит, поэтому быстро подхватив свою куртку и олимпийку Магнитогорска, Юра направился на балкон. Самому курить тоже хотелось страшно. Уже одетый Юра захлопнул за собой застекленную дверь, вдыхая морозный воздух и набрасывая на сына его кофту. Рука же быстро достала из кармана домашних штанов открытую пачку сигарет и зажигалку. — Пиздюк, яйца отморозишь, потом сам ныть будешь, — сказал Челябинск, зажигая сигарету и вставая рядом с Сережей, выдыхая дым в открытое окно. — Иди нахуй, бать, — отмахнулся от отца Магнитогорск и сразу же почувствовал подзатыльник, торжественно врученный ему крепкой отцовской рукой. — Ай, блять! За что? — За все хорошее, мелкий, — усмехнувшись, мужчина снова затянулся никотином одновременно с сыном. Юре вообще не нравилось, что Серый начал курить, но сделать с этим он ничего не может. Запретить ему? Устроить скандал? Магнитогорску уже почти сотня лет, а производственных предприятий у него в городе уже достаточно для того, чтобы заработать себе похожие с Юрой проблемы со здоровьем. Юра знал, как сигареты помогают отвлечься, поэтому сына не поддерживал, но и не осуждал. Помнится, когда Челябинск в первый раз застукал Серегу за гаражами с сигаретой, хотел устроить ему знатную выволочку, но, заметив черные круги под глазами сына и усталый взгляд, просто встал рядом и закурил вместе с ним. Было ли это правильным поступком с точки зрения его, как родителя? Наверное, нет. Но и они не просто люди, поэтому именно этот пункт списка «батя века» он вычеркнул. С тех пор совместное курение на балконе стало своеобразной традицией. За подобными посиделками обычно и случались самые душевные и доверительные разговоры, которые потом с балкона перетекали на кухню, где вместо сигаретного дыма был горячий пар, идущий от свежезаваренного чая. — Па, — тихое, почти шепотом сказанное, обращение выдернуло Юру из вороха собственных мыслей, заставляя повернуться в сторону Магнитогорска и вопросительно кивнуть головой, — можно я на этой неделе тут останусь? За Катюхой послежу, машину помою, снег разгребу, соседке коляску спущу или че еще там сделать надо? — Серый, ты с какого перепугу в благодетели заделался? — удивление промелькнуло на лице Челябинска. Конечно, а как тут не удивиться, когда вечно отлынивающий от всех обязанностей подросток с энтузиазмом выдвигает себя на роль главного деятеля. — Оставайся, конечно. Только скажи, че у тебя там такого, что ты к себе ехать не хочешь? Магнитогорск замялся и немного отвернулся от Юры, туша сигарету в пепельнице. Как только его город начал активно развиваться, он решил съехать в собственную квартиру, так любезно выделенную властями. Тогда же начал вникать в административные дела, в инженерные науки, в тонкости металлургической промышленности — занимался городом, короче, поэтому надолго оставаться в отцовском доме старался как можно реже, уделяя большое количество времени освоению своего «воплощенчества». Однако иногда наступали времена, когда лучше родных стен не помогает ничего. — Мне страшно, па… На прошлой неделе вводили ЧН и мне так хуево было, думал, что на месте сдохну, — Серега посильнее укутался в принесенную ему олимпийку и сжал ее в руках, будто бы ища опору. — Не хочу больше один… А тут ты и Катька, и… Не так хуево, в общем. Челябинск молча слушал сына, изредка кивая на отдельных словах, а как только тот закончил, резко притянул Серегу к себе, заключая в объятия. Парень, не ожидавший такого, сначала попытался воспротивиться и оттолкнуться, но вскоре расслабился и уже сам покрепче сжал спину Челябинска, утыкаясь в грудь. — Не боись, мелкий, всё на мази будет. Оставайся сколько хочешь, тебе здесь всегда рады, — тихо проговорил Юра, поглаживая сына по спине, — Я тогда неделю эту отгульную возьму, Костяна зазовем, сгоняем куда-нибудь воздухом чистым подышать. Облагородимся, так сказать. А пока пошли чайку намахнем, лишним не будет. — Да, лишним не будет, — прошептал Серёжа, отстраняясь. Он уже направлялся к двери, когда резко обернулся и с задорством произнес заветные слова, — Бать, а научи меня водить тогда!..