Голодные Тени: Хранитель Тайн.

7:04. Шестое ноября. Лондон. — Я предлагал Вам дружбу, инспектор Леншерр, но вы отказались. Чарльз впервые говорил искренне с инспектором. Не вычурная вежливость ради вежливости, и не излишняя эмоциональность надеясь увидеть любую реакцию Леншерра на свои слова. Сейчас Чарльз был серьёзен, пусть нотки нетерпеливости и пронизывали его как маленькие иголки. Самомнение Чарльза могло быть велико. В некоторые моменты славы, — удачное интервью, похвала начальства, узнавание на улицы и даже не в дурном тоне, — оно жало в груди, не помещаясь там. Но какой бы надменностью Чарльз не обладал, он всегда знал когда её нужно придушить в себе, дабы амбиции не задушили его. — Азель, выйди. — сержанта не было в кабинете меньше чем через секунду. — Чего Вы хотите? Чарльз хотел услышать этот вопрос с того момента, как на него надели наручники, и начали говорить про тюремный срок. Чарльз хотел спать, кофе, и закурить сигарету. Но Леншерр навряд интересовался именно этим. Слишком мирские и жалкие желания. — Вам не нравится то, как я работаю. А я работать буду, ведь если Вы меня всё-таки арестуете, не так как сейчас, а по настоящему, — Чарльз знал, что сейчас это было всего лишь игрой. Попыткой запугать. Наручники, полиция, Леншерр. Это вполне могло бы напугать ничтожного журналистика. Чарльз ничтожным не был. — То это не понравится никому. Вы были очень расточительны, когда говорили те ужасающие вещи первоклассной корреспондентке, и думали что при ней нет диктофона. Они с Мойрой не помирились. Времени не было абсолютно, оно стремительно быстро пропадало песком сквозь пальцы, так что в этом не была виновата простая гордость через которую Чарльз бы не мог переступить. Но, как бы там не было, Мойра всё же прислала ему запись диктофона около двенадцати ночи. В тот момент Чарльз как раз выходил из бойцовского клуба — пьяный паршивым алкоголем, и опьянённый информацией. — Вам, Скотланд-Ярду, уже плюют в спину все кому не лень. — И это Ваша заслуга. — Отчасти. Но не будем обесценивать и Ваш вклад. Леншерр намеренно не смотрел на Чарльза намеренно, это в некой степени раздражало, словно тот до сих пор не считает журналиста равным собеседником. Он смотрел ему за спину. — Вы хотите, чтобы Вас отпустили. Но не просто отпустили, не просто дали уйти, — Леншерр всё также не смотрел в глаза. Он отошёл к окну, вряд-ли пытаясь отвлечься от каких-то своих мыслей, пейзаж не располагал к расслаблению — серость, слякоть, и дождь, и ветер, и холод, и сосредоточенный взгляд инспектора, отточенный чтобы замечать самые маленькие детали хочет того, или нет. — Вы хотите вести расследование вместе с полицией. Поэтому и написали статью, как залог своего успеха. Если мы Вас не отпустим — уже сегодня меня обвинят в превышении полномочий, а завтра по телевизору только и будут говорить как полиция заметает свои следы путём «устранения конкурентов». Но и отпустить Вас мы не может, Вы мешаетесь под ногами и липните к существенным зацепкам. И Вы, мистер Ксавье, это знаете. Леншерр повернулся к Чарльзу, наконец одаривая его своим взглядом. Он сделал несколько шагов к стулу, на котором сидел Чарльз. Леншерр не нависал над журналистом, но именно так себя и чувствовал Ксавье, когда задирал подбородок дабы сохранить часть своего достоинства. — Вы настоящая Мадонна, мистер Ксавье. — А у Вас нет другого выхода, как добиться привлечение гражданского к делу. И не говорите что не можете, или, что у Вас нет на это права. Вы можете привлечь меня как эксперта с психологии, у меня много работ на эту тему. И пусть у меня нет защищённого диплома, на основаниях репортёра я могу участвовать в вашем расследовании. Леншерр выглядел напряжённым, таким, каким выглядел всегда. Он знал, что Чарльз был прав, и он абсолютно точно не хотел соглашаться на условия журналиста какой-то скандальной газетки. Но, если быть честным, другого выхода не было. Не такие выигрышные для полиции, они в любом случае станут главными злодеями по телевидению, но так, хотя бы Ксавье перестанет вставлять палки в колёса. Не шибко большое облегчение. Но, если судить о том, до куда он успел добраться, то работал Ксавье на совесть. Эрик не мог перестать думать о всей той бумажной волокиты, которая его ждёт с приходом Ксавье. Отчёты, разрешения, просьба о допуске его к делу. — Зачем это Вам? — Вы даже не представляете какие дороги мне откроет этот сюжет, — не задумываясь ни на секунду ответил Чарльза, и, секундой позже, добавил: — И я хочу докопаться до правды. Леншерр снова подошёл к окну. Он устало закрыл глаза, считая несколько раз до десяти. Чёрт с ним. Осталось только дать Ксавье миллион документов на подписание, дабы в случае его смерти или ранения крайними снова не оказалась полиция. А также бумаги о том, про что Ксавье может писать в своих статьях, а про что нет. Это облегчит им жизнь, ведь сенсационный сюжет, в первую очередь, ведёт именно Ксавье, а остальные газеты пишут о деле Хранителя Тайн с отставанием. — Вы правы, я смогу организовать нечто подобное, но Вы будете обязаны пойти мне на встречу. — если честно, Эрик не любит такого рода договоренности. Но, сейчас это может сыграть и им на руку. Если Ксавье окажется на стороне полиции, то другие репортёры из других газет перестанут так агрессивно действовать. Потому что будут уверены, что второй раз подобный трюк не сработает. — Перечень правил. — Не терпится их услышать. — Вы их подпишите. Чтобы не было соблазна нарушить. **** Пару часов спустя. — Это было самое грязное место преступления. — Сержант Муринзо усмехнулся. Наручники с Чарльза сняли всего десять минут назад. Потому что: — Я хочу быть уверенным, что Вы подписали все соглашения, — Леншерр поджал губы, словно в сожалении. Ему хотелось хотя бы малой крови, чтобы журналист начинал жалеть о принятом решении ещё до того как будет официально привлечён к расследованию дела о Хранителе Тайн, и его подражателе. — Перед тем, как приступите к работе. На запястьях остались красные линии. Кожа у Чарльза белая. Вероятно, в этом виноват Лондон, который мало радовал солнцем. Но даже так, он не выглядел серым, он выглядел более аристократично нежели остальные британцы с недостатком витамина С. Наверное, именно поэтому любой след на его теле становился таким ярким. Взрыв сверхновой в темноте космоса. Чарльза это мало волновало, он внимательно слушал сержанта, который вводил его в курс дела. Он должен будет сделал тоже самое — иначе, это будет считаться за скрытие улик, а значит, Чарльз станет соучастником подражателя. — Я думал мало мест преступлений отличаются чистотой. — Но всё же. Они перешли в отдел, который был сформулирован специально для серийных убийц, и их подражателей. На доске висела карта города. Красные нитки — места убийств. Две красные, одна синяя — цвет, означающий подражателя. Слева — фотографии тел, точнее, только двух. Фотографии с парка, где был убит Джеймс Браун, висели справа. — Как можешь видеть, жертва выглядит несколько иначе. Это и правда было так. Фотографии в близи были намного лучше чем те, которые сделал Питер. Были видны и синяки на шее жертвы, признак удушья, и кривую линия что тянулась на всё туловище. Ему вспороли брюхо как свинье, в этом не было ничего от Хранителя Тайн. Он — узнавал что сделала его жертва, и заставлял её произнести это. После, Хранитель Тайн, единственный кто знает о грехах этих душ, выносил приговор, с хирургической точностью вынимая сердце человека, как признак того, что эти люди не достойны подобной роскоши. Он связывал мертвецов, не обращая внимание на кровь и выпадающие органы. Делал это медленно, словно наказывая провинившихся детей путём испытания скукой. И, в самом конце, ставил в единственную позу, которая бы им подходила. На колени, пальцами к губам. Как при молитве. Хранитель видел в этом красоту, или хотя бы справедливость. В случае с Джеймсом это был гнев, и ненависть, и импульс. Ни капли расчётливости, ни грамма искусства. — Они дрались, насколько можно понять. — Азель указал на синяки на теле Джеймса. Фотографии уже были сделаны в морге. — Браун выстрелил, у него на пальцах порох, и три гильзы на земле. Он положил перед Чарльзом на стол пакет с гильзами, и двумя пулями. — Две пули были в земле, он нажал на курок уже когда был схвачен. Его держали за шею одной рукой, второй же отводили пистолет. Именно тогда, мы предполагаем, Браун сделал два выстрела. — Когда он выстрелил в третье? И куда делся пистолет? — Чарльз рассматривал улики, иногда смотря на Азеля. Они, вроде бы, начали неплохо ладить. Азель хоть и казался сначала враждебным, быстро переменился. Леншерр же отсутствовал, кажется, он ещё добивался полной законности сотрудничества с Чарльзом. — До того, как его схватили. Он сделал выстрел, руки у него дрожали, если учитывать что он был алкоголиком и был пьян на момент смерти, то вряд-ли серьёзно ранил убийцу. — Азель вдохнул воздух, словно его не хватало. — Но всё же попал. Пистолет, должно быть, выхватили. Чарльз поморщился. Джеймс был алкоголиком? Чёрт, Чарльз должен бы сам догадаться. И он всё же попал в своего убийцу. — Вы нашли кровь другого человека? Как поняли, что выстрел был удачным, а не попал в какое-то дерево? — Мы нашли всю одежду Брауна. В ближайшей мусорке была и обувь, и галстук с рубашкой. Отсутствовало только пальто. — Азель продолжил, видя непонимание в глазах Чарльза, но уже с нетерпеливой скоростью, будто это очевидно. — Когда Брауна душили со спины, к нему прижимались. Пальто должно было быть перепачкано кровью, даже те, кто совершают убийства из-за личных мотивов не выкинули бы подобную улику против них в мусорный бак возле трупа. — Да и случайные бродяги не забрали б такое пальто, особенно оставив хорошую обувь и дорогие часы без внимания. — перехватив мысль, договорил за него Чарльз. Это было восхитительно легко, и объясняло каждый из пунктов. — Также, вскрытие тела проводилось небрежно. В темноте, посреди парка, нельзя сделать иначе, но и характер другой. Если коротко, то сердце было вырезано так, словно убийца до этого смотрел хреновый мастер-класс на Ютуб. — А с верёвками что? Кажется, они выглядят по-другому. Азель щёлкнул пальцами, кивая. — В точку. Верёвки другие, прикреплены паршиво. Тело они держали кое-как. — Азель, не оборачиваясь к картам и фотографиям сзади, указал себе за левое плечо. — Хранитель делал так, чтобы тела Кэйнила и Фишгарда держались на славу, чтобы они не упали и не завалились в бок. Потому что работа это тонкая и кропотливая, поэтому их нашли в том месте, где Хранителю никто бы не помешал. Это тебе не парк, из которого нужно убраться как можно быстрее. — Это, конечно, очень увлекательно Азель, но пришло время дать слово нашему гостю. — Чарльз вздрогнул, услышав голос инспектора сзади. Чарльз не был уверен, как давно он подошёл, и сколько времени уже стоял здесь. — Это сержант Нила Турман*. Молодая чернокожая девушка, та, которая проводила Калибана в допросную, подошла ближе к Азелю. Чарльз встал, чтобы пожать ей руку, на что девушка сияюще-искренне улыбнулась. — Очень приятно, — Ниле была ровесницей Чарльза, а может, даже моложе. Удивительно, как она в таком возрасте уже стала сержантом. — Я читала ваши работы, это потрясающе! — Мне очень приятно, сержант Турм... — Нет-нет-нет, просто на «ты». — она наконец отпустила руку Чарльза, что держала до сих пор. — Раз мы работаем вместе, то зачем эта официальность? — Рад это слышать. Чарльз слышал тяжёлый вздох Леншерра, и был уверен, что тот закатил глаза. Чарльз прочистил горло, вставая со стула, и подходя к фотографиям Джеймса Брауна. — Про выстрелы говорили жильцы из домов неподалёку парка. Знакомый Джеймса сказал, что он пытался найти и купить оружие, и он направили Брауна к.. — Стой. — инспектор перебил его. — Кто направил в магазин с оружием? Что это за знакомый? Чарльз нервно втянул воздух. — Я не могу сказать. Леншерр вскинул брови, скрестив руки на груди, явно не ожидавший такой наглости. — Не можете сказать? — Да, не могу, этот человек пожелал остаться анонимным, поэтому я.. — Поэтому Вы обязаны прямо сейчас изложить все известные Вам факты, ведь меня не обязывает моральная этика, и я в любую секунду могу привести сюда всех с кем Вы общались последние двадцать четыре часа, и допрашивать их по двое суток поочередно, а после добиться у судьи ордер на ваш арест подкрепляя это тем, что вы отказались от сотрудничества с полицией, вероятно покрывая преступника. — Леншерр говорил достаточно громко, чтобы офицеры смотрели на него с лёгким чувством страха, боязливо обходя стороной, Нила смутилась, а Азель смотрел куда-то сквозь доску с картой. Чарльз же чувствовал лишь раздражение. Его вычитывали как школьника, что намеренно разбил мячом окно, и теперь пытается избежать наказания. — Вы меня хорошо услышали, мистер Ксавье? — Вполне. — голова вновь начинала болеть, и Чарльз не был уверен виновен ли в этом недосып или Леншерр. — Джеймс Хоулетт, владелец «Рассомахи», сказал тридцатого октября Брауну что по слухам, пистолет можно купить у Калибана. Но он не знал наверняка, думал, Браун несерьезен в своих намерениях. Чарльз не должен был говорить о Логане. Он обещал Логану, что он останется анонимным, но эта договоренность никак не касалась полиции. Чувствуя не сильную вину, Чарльз решил что попытается всё же прикрыть Логана, пусть и такими банальными сказками про слухи и «не знал наверняка». — Убийство было совершенно из-за мести, и имело личный характер. Это значит, что этот человек, убийца, должен быть как-то связан с ним. — Чарльз взял со стола свой телефон. Его было конфисковано у Чарльза по прибытию в полицейское отделение, но Леншерр любезно предоставил телефон обратно вместе со снятием наручников. — Поэтому, немного порывшись в прошлом Брауна, я вышел на Орин Монро. Он открыл статью на своём телефоне, где речь шла о ней и её брате. Та самая статья, написанная два года назад. Где Джеймс сидит на кровати рядом с малышом, а Орин стоит рядом не решаясь войти в кадр полностью но и не желая уйти насовсем, зная, что при таком раскладе брат расстроиться. — После этого, она появлялась на всех интервью и встречах Брауна. Её видно в уголках фотографий, ведь она никогда не является официальным гостем, и никогда не пытается привлечь внимание. — Чарльз видел, как на лицах Нилы и Азеля отображается постепенное понимание того, что это может значит. Понять о чём думает Леншерр было невозможно. — Её друзья были очень рады узнать, что Брауна убили. — Азель, Нила, вы поедете к издательству Брауна, спросите коллег, — вдруг начал говорить инспектор. — Нужно узнать про его конкурентов. Найдете их, и допросите. Леншерр положил свою руку на плечо какого-то паренька, что проходил мимо, низко склонившись над планшетом. Рыжий, нескладный, щурит глаза как будто нуждается в очках. — Шон, пробей по базе Орин Монро, может, были приводы. — и сразу же отпустил. — Да, инспектор Леншерр. — Шон никуда не ушёл, так и продолжая стоять сгорбившись над планшетом. Его голос был уставшим, сомнений в том, как много он работает, не возникало. Нила и Азель ушли, так и не дождавшись вестей от Шона. — В трейлере где она жила, при обыске, нашли кокаин, её арестовали. Она клялась что не знала про это, и что во всём виноват её парень — так и оказалось, у него было много приводов за наркотики. Его посадили. Орин не хотели отпускать, ведь она могла быть соучастницей, но залог за неё заплатили. — Её адрес с тех пор не менялся? — Сложно сказать, инспектор Леншерр, но, я думаю, она может находиться.. **** — Кто мог бы заплатить залог, и так быстро, за девочку-сироту с дерьмовыми друзьями? — Чарльз вышел из машины Леншерра, идя возле него. Они остановились на Hollan road, возле электростанции в Плимптоне. Здесь основали нелегальный лагерь для трейлеров. В Лондоне не было специального парка для домов на колёсах, из-за чего, их жители колесили по городу останавливаясь то там, то здесь, в надежде что их не возьмут под стражу. Чарльз считал это неправильным. В США подобных парков было много, малоимущие люди могли за дёшево купить плохой одноэтажный домик, или паршивую машину где будет кровать и подобие кухни. Это было грязно, обычно такие парки не отличались чистотой или доброжелательностью. Но это было ближе к людям, более человечно, что-ли. Последнее время в полицию поступало много сообщений о людях, которые паркуют свои трейлеры так, что мешают другим. Опеку над Орин Монро оформили очень скоро после её первой встречи с Джеймсом Брауном в больнице. История подверглась огласке, и дети были найдены их двоюродным дядей, который случайно смотря новости по телеку нашел своих племянников. Условия жизни были спорные, но всяко лучше, нежели жизнь в интернате. Номера на третьем трейлере совпадали. — Вот сейчас и узнаем. — Леншерр постучал в дверь. Внутри послышались ругательства. Что-то упало, кто-то ударился. Дверь открыла Орин. Совсем короткая причёска, мальчиковая, волосы торчат в разные стороны, майка-алкоголичка и старые потёртые шорты едва ли прикрывают наготу девушки. — Уоррен***, блядь, восемь утра... — её глаза округлились, стоило увидеть вместо своего друга двух мужчин, и значок в руках Леншерра. — Я инспектор Леншерр а это.. — Орин резко захлопнула дверь перед их носами, не дав договорить. Они переглядываются, лишь для того, чтобы в ту же секунду инспектор дёрнул ручку на себя с такой силой, что мог бы вырвать её. Но такие мелочи сейчас были не важный. Леншерр, а следом и Чарльз, забежали в трейлер. Шум исходил из единственной отдельной комнаты. Леншерр открыл дверь, ведущую в санузел. Чарльз стоял у него за спиной, наблюдая за довольно жалкой картиной. Орин, молодая девушка, чья жизнь ещё не прожита, но уже изрядно побита, стояла на коленях возле унитаза, пытаясь смыть таблетки и порошок. — Мне дадут адвоката? Ну, бесплатного в смысле. Она сидела на диване, который был разложен. Смирение пришло к Орин быстро, примерно в тот же момент, когда понимание её безвыходного положение стало единственной разумной мыслью в сонной, и, возможно, пьяной голове. — Если вы хотите от меня штраф, то, скажу прямо — идея хуевая. — она говорила твёрдо, словно это не худшее, что могло произойти. — Лучше на какие-нибудь работы меня отправьте. Я могу выполнять всякое дерьмо вроде собирание мусора. Или что обычно на общественных работах делают? Она хихикнула, закурила сигарету. Воздух в трейлере вонял травкой, сигаретами, и потом. — Правда, я своих не сдам. — Она запрокинула голову, закрывая от наслаждения глаза всего лишь на мгновение. Чарльз не знал наверняка о том, какие мыслительные процессы происходят в голове Орин, но выглядела она так, будто точно знала следующий шаг каждого человека в этом мире. — Поймите, они тоже люди. Это работа такая, да, для кого-то мерзкая и низкая, но а кому сейчас просто? Тебе вот например, сильно легко? Орин кивнула в сторону Леншерра опирающегося на небольшой стол. Вероятно, именно на нём Орин развлекала себя и своих друзей кокаином, или прочей дрянью. Чарльз мог поклясться, что видел почти микроскопические остатки белых следов наркотических дорожек. — Да, бывает довольно тяжко. Леншерр не жмурил глаза от дыма, не пытался что-то сделать, или что-то сказать. Ждал, пока Орин придумает себе самое гнусные события, пока сама захочет сотрудничать. А для этого нельзя было что-то делать. Нужно было слушать, и слушать, и слушать, весь тот бред что говорила Орин, не перебивая. У Чарльза чесались руки чтобы открыть окно, чтобы выбросить все окурки из импровизированной пепельницы созданной из блюдца, сесть на этот жуткий диван возле Орин и сказать ей что они пришли не чтобы её арестовать и даже не собираются увозить в участок. Район такой, что зайди без предупреждения к соседу взять соли, так он амфетамин случайно подсунет. Конечно, полицейские иногда делали сюда набег. Патрульные вылавливали молодых, и не очень, людей с наркотиками, или хотя бы прогоняли парочку преступников самого низкого класса. Надолго ли это помогало? На пару часов, должно быть. Лондон был домом для всех. Для известных людей, для полицейских, для наркодилеров и для Хранителя тайн и его подражателя. — Вы знали, что выглядите как бандиты? — Орин докуривала вторую сигарету. — Если б не твой значок, инспектор, я в жизни не поверила что ты не серийный убийца или киллер. — она усмехнулась, переводя взгляд на Чарльза, тыкая на него кончиком тлеющей сигареты. — А ты его оруженосец. Ну знаешь, тот паренёк в фильмах. Лучший друг главного героя, весь такой милый и пушистый. Смех Орин был скорее нервным, чем искренним. Конечно, девушка пыталась всеми силами оттянуть момент поездки в полицию, а оттуда в тюрьму. Как минимум, Орин надеялась что тянет время. — А какого хера здесь делает инспектор? — единственный разумный вопрос наконец был задан. — Я думала, такие ребята как ты чем-то серьезным занимаются. — Да, так и есть. — Леншерр кивнул. — И разговор с тобой является важнейшим делом на данный момент. Орин переменилась в лице. Спала вся дурашливость, и намеренная болтливость лишь бы не сидеть в тишине. Она кусала свою нижнюю губу, потушив третью по счету сигарету об диван. — Это из-за Брауна? — Орин поменяла позу. Она притулилась спиной об спинку дивана, скрестила руки на груди, и теперь выглядела внимательной а не наигранно расслабленно с раздражающими шутками которые скрывали весь её страх. — Да, из-за него. Думаю, ты знаешь что с ним случилось. — Чарльз понимал, что лучше говорить ему. Леншерр мог быть слишком резким, как минимум он казался тем, кто церемониться не станет. Чарльз молился, чтобы тот молчал, и не смешивался. Сама его атмосфера, обволакивающая небольшой дом, и так кошмарно отвлекала. И да, Чарльз знал, почему именно это происходит. Нежелание видеть ещё кого-то возле себя, будь то Чарльз, или кто-либо другой, выводило Леншерра из себя. Пусть бесится. Лишь бы не мешал так сильно, как Чарльз мешает ему. — Что вас связывало? Но, перед тем как захочешь врать, я считаю своим долгом сообщить тебе факты, которые мы уже знаем. Ты появлялась везде, где он официально выступал. Ты общалась с ним, и довольно много, с того момента как он заплатил за лечение твоего брата. Ты не выглядишь сильно расстроенной его смертью. Орин опустила взгляд. Она надеялась что к ней не придут. Да, светилась на парочке фотографий, но что это меняет? Орин надеялась что всем было похуй, и не ожидала подобного внимания к себе и к тому, где и с кем она общается. Орин пыталась на что-то решиться, настроить себя, но не была уверена стоит ли это того. — Орин, ты можешь сказать. — Чарльз сел на край дивана, неуверенно положив свою ладонь на её плечо. Она едва ли заметно дрогнула, но не ушла от прикосновения. Кожа у неё холодная, горячие только глаза. Но и горели они от ненависти и злости. — Два года назад мой брат получил нормальное лечение в охуенной больнице. Он — единственный ради кого я готова на всё, уверена, это было ясно всём. — Орин скривила губы. — Ну, «всё» это и спать с волонтёром, благодаря которому мой брат может выздороветь. Чарльзу хватило одного взгляда на Леншерра, чтобы несомненно познать одну вещь — никто из них не был удивлён сказанному. Вопреки этому, Чарльз имел совесть дабы выглядеть сочувствующим и понимающим настолько, насколько сможет, в то время как Леншерр бесстыдно оставался невозмутим, будто он, вместо признания в том, что девочку, буквально ребёнка, сексуально использовали, услышал очевидный прогноз погоды. Дождь. — Ты куда-то сообщала об этом? Полиция, может, социальные службы? Орин усмехнулась, снова беря в руки пачку сигарет. — Мне уже было шестнадцать, возраст согласия, все дела. Тем более, кто ещё смог бы помочь брату? Это небольшая цена, меня она устраивала.— Орин не выглядела сильно расстроенной. Её восприятие этих ужасных событий не являлось таковым, это было частью её повседневной жизни, а значит, она успела минимум пару раз смириться. Хоть подобное и осталось чем-то неприятным на подсознательном уровне, но уже успело стать на ровне с генеральной уборкой нежели с фактическим изнасилованием. Люди привыкают по всему. Просто к чему-то чуть дольше обычного. — Кто знал о вашей.. договоренности? — Пару моих друзей, Бетт и Уоррен. — Орин на секунду замолчала, думая, стоит ли говорить. — И мой дядя. **** 30 сентября. 2015 год. Лондон. Эн Сабах Нур**** никогда не был терпеливым человеком. Его редко интересовали другие люди, не беря в расчёт себя самого. Эн не стремился к семейной жизни, но семью уважал. И уважал он только свою семью. Его брат, вместе со своей женой, разбились при аварии. Несчастный случай, машина была неисправна, из-за чего подушки безопасности не сработали. Бракованная партия машин. Огромный тираж был распродан так быстро, как было только можно. Их продавали дёшево, даже слишком, нельзя было слепо довериться такой удачи. Двоюродная родня Нура, кажется, не отличалась деньгами, от чего хваталась за любую возможность. Эн пришёл на скромные похороны, скорее формальные, нежели определённо необходимые. Он не мог забыть маленькую девочку, что выглядела абсолютно несуразной в чёрном платье. Она смотрела на всё с неожиданной серьёзностью, она не плакала, она сжимала руку своего брата. Ей, по-моему, было не больше девяти, или восьми. На рост девчонка была маленькой, и Эн никогда не разбирался в том, как должны выглядеть дети в определенном возрасте. Эн, на похоронах, ухватил какую-то женщину за руку, что вечно кричала на ту девочку, отчитывая за неопрятный вид, будто это имело значение. Спросив что это за дети, откуда, и как оформить документы об опекунстве в случае родства — женщина, с неприятным лицом и ранними морщинами, сказала что это его не касается, и если желание удочерения и усыновления такое сильное, то «они будут с радостью ожидать Эн Сабах Нура в детском доме». Женщина, вместе с детьми, испарилась, словно их никогда не было на похоронах. Без адреса, без названия детского дома, без знания имени перепуганного мальчика и неестественно суровой девочки. Эн Сабах Нур нашёл детей только семь лет спустя. Их показывали по телевизору, и, как любило делать СМИ, повторяли про печальную судьбу родителей этих сирот. Не то чтобы Эн удивлялся всем тем историям про аварии, нет, их было миллионы, это было статистически большим числом смертности, а значит, являлось чем-то бытовым. Эн также знал, что фамилия «Монро» популярна. Кто-то, даже менял свою настоящую фамилию, на такую, только из-за поп-певицы. Но девочка осталась такой же серьёзной, и это, от чего-то, добавляло уверенности в собственной бредовой теории. Эн забрал их к себе быстро. Ну как, «к себе». Айзек почти всё время жил в больнице. Он приезжал нечасто, и ненадолго. Малой был рад всему, что ему показывали, и рассказывали — хотя Эн ему и не набивался в отцы, Айзек однажды проронил это слово, за что поспешно извинился. Эн считал это одним из лучших моментов в своей жизни, но никогда не признается об этом в голос. Орин предпочла его старый трейлер, вместо нормального дома. Ничего, Эн тоже был таким. Суровое детство постепенно становится серым настоящим. Оно отдаляет от людей, особенно от тех, кто нам правда близок. Эн жил в плохом районе, за Лондоном, на его окраине. Всю жизнь работал на заводе, производя чёрт знает что. Всё детство забирал мячи у других детей, зная, что иначе заберут у него. Одиночество — часть выживания в небезопасной среде. Люди — всего лишь переменная часть жизни. Эн дал Орин столько одиночества, сколько было нужно человеку, что был избавлен от самого себя и личного пространства все годы своей сознательной жизни. Полгода Орин жила в трейлере, дрожа от холода, и питаясь чем-то схожим на помои. Они один раз пересеклись в полицейском участке, трейлер принадлежал Эн Сабах Нуру, а наркотики которые там нашли принадлежали Орин. Пришла она сама. Орин не извинилась, не говорила насколько ей жаль насчёт фактического угона трейлера Эна. Она протянула ему пиво, и сказала, что надеется на наличие телевизора у него дома, ведь пропускать чемпионат футбола не намерена. Эн пускал её на вечеринки, к друзьям, на дополнительные занятия в школе. Не запрещал пить, курить с закрытыми окнами, пропадать ночами, красить и отрезать себе волосы. В доме нельзя было обдалбываться, у Эна нет желания сесть в тюрьму за сохранение наркотиков, про наличие которых он даже не знал. Эн замечал как Орин раз в две недели пропадает, не то, чтобы это было сильно отвлекающим или отличающимся от остальных её исчезновений. Но именно от этих её прогулов тянуло чем-то тёмным. Нехорошим. У неё оставались синяки на руках, и она закатывала глаза чуть чаще обычного, стоило об этом спросить. Взрослая девочка — нравятся извращения, пусть занимается, Эн не собирается ей читать нотации, уж точно не на подобную тему. Счастье в неведении. Но однажды, это перешагнуло любые рамки приличия. Орин пришла рано, даже не стемнело. Орин постаралась быстро пройти к себе в комнату, она находилась недалеко от входной двери. Она не учла одного — дом был маленький, здесь всё находилось рядом. В момент, когда Эн схватил её за локоть, в её глазах читался гнев, стыд, и унижение. На её шее начинал синеть большой отпечаток мужской руки. Её душили, и сильно. Возможно, она потеряла сознание на пару секунд. Она стыдилась того, что не смогла себя защитить? Ставить кулак Орин умела, в детском доме иначе не выйдет. — Если тебе нужны деньги, необязательно этим заниматься. — Эн отпустил её руку. — Но, если ты зарабатываешь сексом на наркотики, то я могу оплатить тебе лечение а не препараты. — Ты меня шлюхой назвал? — Орин оскорблено вздохнула, будто это можно было объяснить иначе. — Послушай, эта история длинная и неинтересная, пожалуйста, просто дай мне отдохнуть. У меня дерьмовый день. — Я не потерплю в своём доме проституток, — слова Эна заставили Орин застыть на месте. Вот, кем она была в его глазах? А может, и не только в его. — Поэтому, объясни так, чтобы я тебе поверил и больше не цеплялся. **** — Ну, я ему рассказала. — она ухмыльнулась скорее своему дяде нежели кому-то, кто и впрямь присутствовал в этой комнате, в тысячный раз прокручивая в голове тот вечер. — Он отдал мне трейлер, сказал, что я должна научиться самостоятельной жизни, и перестать ждать помощи от кого-либо. Она была разочарована в Эне, ведь он даже не пытался понять, сразу же выставив Орин за дверь. В Брауне, что он повторял одни слова снова и снова — то, что она ему принадлежит, что она ничего не может сделать, что жизнь её брата зависит только от неё. Но больше всего в себе. За каждое своё действие. За всю свою жизнь. — Ты бы не могла дать нам адрес своего дяди? — Конечно, я... я просто.. теперь не знаю что мне делать. — Орин кинула окурок на пол, не обращая внимание на следы пепла от него. — Но Эн не убивал Брауна. Он стыдился меня, а не ненавидел его. — Ты молодец, Орин, как бы там не было, ты правда молодец. Чарльз видел как глаза Орин наполняются слезами. Он не мог ожидать, что в следующую секунду девушка прильнет к нему ближе, пряча лицо где-то в плече Чарльза, и почти неощутимо, боясь быть отвергнутой, обнимет. Чарльз не мог оторвать взгляд от Леншерра, который закатил глаза, желавший как можно быстрее покинуть это место, ведь они уже обладали нужной информацией. Орин быстро отстранилась, тихо шмыгая носом, и быстро моргая в попытках прогнать слёзы. — Какого чёрта это было? Ты видел её, она дрожала от напряжения, а ты упивался этим! — По пути к машине громко говорил Чарльз, больше не смея терпеть те эмоции, которые его переполняли, переливаясь через край. — Ты бесчувственная машина, которая не способна ни на грамм сочувствия! Девочка созналась в том, что Браун её насиловал на протяжении двух лет, и всё, что ты сделал — это стоял и закатывал глаза! — Как быстро с «Вы», мы перешли на оскорбления. — Леншерру хватало совести на искренние смешки. — А что я, по-твоему, должен делать, Ксавье? Может, прямо сейчас, поедем в больницу святого Варфоломея, и проведём этот день плача у коек смертельно больных, в надежде что им станет легче? Или мне записаться в группу людей страдающих депрессией, и рассказывать каждому из них, какие они сильные, и что они обязаны продолжать бороться? Орин Монро загнала себя в яму самостоятельно, не вижу смысла её в этом жалеть. Они остановились уже около автомобиля инспектора. Леншерр открывал себе дверь, в то время как Чарльз стоял в пару метров от него, не в силах пошевелиться или заставить себя сесть в машину. Как он может такое говорить? Как такой человек как Леншерр смог дослужиться до инспектора, и работать в Скотланд-Ярде? — Хочешь сказать, она виновата в смерти своих родителей? В том, что не знает о другой жизни кроме подобного дна? Ты обвиняешь ребёнка, в том, что ей пришлось ублажать мужчину намного старше себя, лишь бы помочь брату? — Господи боже, я не настолько ужасен, как ты думаешь, Ксавье. — шутливая манера пропала, хоть Чарльз и до этого воспринимал её скорее как пассивную агрессию, нежели за чистое веселье. — Я не судья, чтобы судить людей. Но у неё было много возможностей чтобы поменять свою жизнь, и не оказаться там, где сейчас. Поэтому будь так добр, перестань выставлять меня сущим злом, и садись в машину. Если ты думаешь, что я не уеду без тебя, то ты очень ошибаешься. Чарльз не сомневался в последнем предложении Леншерра. Конечно, Орин могла бы лечь в больницу, и, как предлагал ей Эн Сабах Нур, завязать с наркотиками. Она могла бы попытаться улучшить условия своей жизни. Могла бы сделать что-то, что обеспечило ей будущее. — Ты просто знаешь, что главная проблема в том, что даже заявив о насилии, она бы ничего не получила. Поэтому и скидываешь вину на девочку. — Чарльз и впрямь стал говорить спокойнее. Но вместе с этим пытаясь найти место побольнее, ударить словом. Дать оплеуху, наконец заставив Леншерра спуститься с фантазий, где написав заяву, жертва получит компенсацию, а виновный по заслугам, и окажется в неприятной реальности, где инициатива полиции измерялась размером кошелька и суммой в банке пострадавшего. — Очень профессионально, инспектор. Её мучения никогда бы не прекратились, кроме как от смерти Брауна. — Не думай, что она такая беспомощная овечка, что всеми силами пытается вылезти из пучины дерьма и ямы зависимости. — И с чего ты это взял? — раздражённо дернулся Чарльз. Нет, Орин казалась хорошим человеком, она не могла наслаждаться такой жизнью, её мечты и желания должны были быть выше нежели смерть в двадцать пять в старом, и неухоженном трейлере, от передозировки. Леншерр просто не мог видеть в людях хорошее начало. Чарльз же видел. И надеялся на это. — А ты думаешь, она от великого горя на тебя бросилась? — надменно хмыкнул Леншерр, видя как вся уверенность в честных намерениях Орин вдруг сходит с лица Чарльза. — Садись в машину, третий раз повторять не стану. Леншерр сел на водительское сиденье, в то время как Чарльз спешно хлопал себя по абсолютно пустым карманам. — Блядь. — прошипел он, перед тем как послушно последовать примеру Леншерра. — И много она украла? — Почти сотню. — Абсолютно серым голосом сказал Чарльз. Тот бумажник ему подарила Рэйвен. Он значил для Чарльза достаточно, чтобы быть разочарованным в его утрате. — Девчонка сможет получить даже больше того, от чего избавилась, смывая в унитаз. — Леншерр любил оказываться правым в своих словах и суждениях. Он считал своим долгом указать на это раз, или два, человеку который, в какой-то мере, проиграл ему в своих расценках. Он перевёл взгляд от дороги к Чарльзу. — Или мне всё-таки остановиться, дабы ты пошёл и отнял у бедной сиротки единственные деньги? Какой кошмар, вдруг, она собирается купить себе нормальной еды, а не водки и кокаин. Сарказм, изливающийся вместе со словами, едва ли помещался в автомобиле. — Замолкни. — вышло обижено, а не зло. И сам этот факт придавал Леншерру ещё большего желания что-то добавить. Какое-то время они ехали молча. Ехать долго, особенно если учесть пробки. Сейчас не час пик, но людей в Лондоне много, а значит, машин ещё больше. А им нужно было на работу Эн Сабах Нура. Благо, Леншерр, кажется, знал местоположение того завода, ведь ехал без навигатора. Хотя, он ведь инспектор Скотланд-Ярда. Едва ли в Лондоне найдется хотя бы один неизвестный ему район. Чарльз смотрел в окно, не особо разглядывая людей которые сменяли один одного, но всё же пытаясь за что-то зацепиться. У кого-то, кажется, был красивый шарф. Красного цвета, должно быть мягкий и тёплый. Какой-то городской сумасшедший танцевал, крича что-то безумное, и указывая на небо, словно считая капли дождя восьмым чудом света. Чарльз закрыл глаза, прислонившись лбом к холодному стенку. Собственная кожа казалась неприятно горячей, её хотелось снять и принять прохладный душ. Мысль перестали быть такими четкими, их границы медленно размывались, сливаясь воедино, и всё блекли, блекли, блекли. — Ты должен будешь получить заключение от психиатра. — Неожиданно заговорил Леншерр. Чарльз понял суть его слов, лишь через три секунды и два моргания. Он ровно сел на сидении, прочистил горло. Спать хотелось жутко. — Я не могу таскать с собой травмированного, эмоционально неподготовленного, или лично привязанного к этому делу человека. — В таком случае спасибо, что не кинул меня в участке, — Как бы там не было, Чарльз благодарил искренне. — Хотя, ты же сам знаешь, я бы прибыл к Орин домой раньше тебя. Вот только с предупреждением о скором приезде «..самого грозного инспектора Скотланд-Ярда». Леншерр тихо рассмеялся, уловив то, как его однажды назвали в Blonde's Time. Чарльз странно улыбнулся, чувствуя как атмосфера вокруг несколько смягчается. К чёрту собственное высокомерие и эго. К чёрту показательную надменность и рабочую недолюбливание, со стороны Леншерра. Чарльз смог задремать минут на двадцать перед тем, как точно понять что больше он не уснет. Он никогда не мог нормально спать, когда был занят сюжетом. Сюжетами Чарльз занимался уже пять лет к ряду. Мойра знала границу, знала когда нужно остановиться дабы не выгореть, заставляла себя спать, и есть, брала выходной как бы не было увлекательно бегать с места на место, в поискать интригующих нитей. Мойра знала, что чем захватывающее дело, тем тоньше лёд. Чарльз не знал. Он помнил, как однажды забыл поесть, из-за постоянной погони за деталями к статье. Сейчас он старался не допускать таких глупых ошибок. Пусть, и продолжая жертвовать сном. **** Редакция. Два с половиной года назад. Нужно было так много сделать — опросить свидетеля, которого никто не посчитал важным, проверить в лаборатории реакцию нескольких веществ, осмотреть труп в морге, поспеть на вечеринку, которую устраивал далёкий родственник жертвы, с которым можно было бы побеседовать. Так продолжалось долго. Пять дней вливание в себя кофе, чая, сигарет и жвачки ужасно мятного вкуса, оказалось не лучшей идеей. Добавить к этому сон, длительностью не более двух часов, и постоянный эмоциональный вклад во всех, чьё расположение нужно было добиться, или нужно было поддерживать на определенном уровне. Тогда, держа себя на ногах одной силой воли и стенке, за которую Чарльз придерживался одной рукой, идя по коридору редакции в уборную, Чарльз видел перед собой только шатающуюся картинку, что иногда сменялась абсолютной темнотой. Чарльз зашёл в мужской туалет, закрыл за собой дверь, включил холодную воду, брызгая её себе на лицо. Перед глазами вновь стало темнеть, а в ушах неприятно шуметь, словно кто-то намеренно включил белый шум, что был так не к месту. Чарльз отшатнулся от раковины, тяжело дыша, и быстро моргая. Он сполз на пол, закрывая глаза, вжимаясь затылком в холодную стену, пытаясь заставить себя встать и продолжить работать. Сейчас, кажется, не больше двенадцати ночи. Совсем рано, надо поехать домой, а оттуда на вечеринку. — Чёрт. — собственные руки казались непомерно тяжёлыми. Чарльз открыл глаза, когда странный звук стал слишком сильным раздражителем. Звук давил на голову, сжимал виски, сговаривался с пульсацией и чёрными точками в глазах. И звук этот, был ни чём иным, как вода, что переливалась через край раковины, заливая собой пол. Один рывок. Чарльз поднимается, в глазах темнеет. На ватных, не гнущихся ногах, он делает шаг в сторону раковины, наконец, закрывая краник с водой. Вода хлюпает под туфлями. Чарльз держится за раковину, переводя усталый взгляд на резко распахнувшуюся дверь, которую он не закрыл на защёлку. На пороге стоит Рэйвен — запыхавшаяся, и растерянная. — Я тебе звонила миллион раз, несколько раз за весь день приезжала домой, и сюда. — голос Рэйвен звучал обиженно и взволнованно. Её силуэт расплывался, но Чарльз заставил выдавить из себя дежурную улыбку. — С тобой всё в порядке? — Конечно. — Рэйвен смотрела на воду под ногами, на бледного, хуже полотна, Чарльза. И она абсолютно не верила тому, что говорит ей её брат. — А зачем ты звонила и приезжала? — Сегодня двадцать восьмое февраля. Чарли, у тебя день рождение. — Да? — Чарльз был уверен, что сейчас двадцать четвертое, может, двадцать пяток. — Черт, да, извини. Хочешь, мы пойдем в бар? Или давай перенесём на.. на четвертое марта, к примеру. — Чарльз наконец оторвался от раковины, делая шаг назад, и несколько ближе к Рэйвен. Нужно к своему столу, проверить расписание, и сверить даты. Голова кружилась. — Мне надо работать, я должен идти. Но ты же давно хотела сходить в тот джаз-бар, так что.. — Просто заткнись. — Рэйвен сжала его запястье, заставляя остановиться. С редакции, под возмущения Рэйвен и недовольство Чарльза, они поехали к Чарльзу домой. Водитель такси был удивлён таким маленьким расстоянием между точками А и В, но пятнадцать минут пешком казались каторгой. Уже дома, на вопрос о странном состоянии, Чарльз вслух предположил что во всём виноват голод и недосып, а также переутомление, стресс, усталость, кофе, энергетики, чай, сигареты, жвачка ужасного мятного вкуса. Рэйвен бушевала долго. Рассказывала про личные границы, про неблагодарное начальство, уважение к себе, сон, расслабление, еду, и прочую очень увлекательную информацию, которая оставалась в голове менее чем на мгновение. Чарльз уснул ещё на середине гневной тирады. Рэйвен принесла одеяло, укрыв своего саморазрушительного брата. Она осталась на весь следующий день, готовя еду, заваривая чай, и отбирая сигареты, гневно шипя, наровне с кошкой. — Ты идиот, — улыбалась она. — Но ведь не безнадёжный. — в тон ей вторил Чарльз. **** Рэйвен неустанно вспоминала о том моменте, стыдя своего брата каждый раз, когда видела в нём признаки усталости. Нет, менее трудолюбивее Чарльз не стал, слишком простой выход из сложившейся ситуации. Он просто старался не попадаться ей на глаза в те дни, когда был слишком увлечён работой. Они с Леншерром стояли возле кабинета директора завода. Оттуда доносились два громких мужских голоса. Они спорили, и, довольно усердно. — Фрэнк, катись к чёрту, ты не можешь меня сократить! У меня семья, два сына, ты хоть представляешь какая это ответственность?! — Директор, Фрэнк Кларк, вышел в коридор вместе со своим, уже бывшим, подчинённым. — Подонок. Рабочий со всей злостью, на которую был способен, буквально выплюнул слово в лицо своего начальника, и, посмотрев на Чарльза с Леншерром, ушёл. Директор устало вздохнул, переводя взгляд на двух посетителей. В один миг он весь подобрался, запрещая себе выглядеть расслабленным в глазах других людей. — А вы.? — Мистер Кларк, я инспектор Скотланд-Ярда Эрик Леншерр, а это специальный помощник Чарльз Ксавье. — Леншерр протянул своё удостоверение, и Кларк, даже не смотря на него, кивнул на дверь своего кабинета. В кабинете стоял стойкий запах дорогого мужского парфюма, элитного виски, и моющих средств. Костюм у директора тоже был не из дешёвых. Видно что ткань дорогая, и сидел он идеально. Значит, не покупал, а шил на заказ. — Мы бы хотели спросить про одного Вашего рабочего. — Кларк раздражённо втянул воздух, перерывая слова, которые так и не были сказаны Леншерром. — Это не ко мне, завод большой, я не знаю всех лично. — он так говорил, словно считал это самой очевидной вещью в мире. Оставалось ещё секунда до манерного раздражения — цоканье языком, приподнятая бровь, сложенные руки на груди в замочек. Чарльз еле заметно приподнял уголки губ, представляя такую несуразность от директора завода. — Вам следует обратиться к кураторам отделов. Кураторов было много, рабочих ещё больше. Давай личные дела всех кураторов Чарльз еле сдержал нервный смешок. Эн Сабах Нур был одним из них. Какая комедия. — Но его сегодня нет на рабочем месте. — сказал Кларк когда стало понятно, что о Нуре директор всё же знает, и не является бесполезным для дела. — Он взял двое выходных, ещё неделю назад, сказал, по семейным обстоятельствам. Эн Сабах Нур редко берёт выходные, никогда не опаздывает. Работники, которыми он руководит, сдают недельную норму ещё в среду, но надбавки просят ровно столько, сколько заслуживают. Чарльз с Леншерром переглянулись. — Он не упоминал конкретно зачем ему выходной именно сегодня? — Наши с ним взаимоотношения остаются в рабочих рамках. — Кларк всё же скрестил руки, Чарльз не мог перестать думать о том, как это нелепо и смешно. — Но, думаю, есть человек который смог бы вам помочь. — Натаниэль Эссекс*****? Есть минутка? Другой заведующий, по словам Кларка, друг Нура. Кларк отправил их в столовую, сказав, что обычно в это время работники делают перерыв. Хватило меньше секундного взгляда на расположение столов в столовой, дабы понять, где сидят кураторы. Более чистая одежда, не такие уставшие, не так кидаются на еду. Заведующие тоже работали, но их главная работа заключалась в другом — в наблюдении за остальными, и в бумажных делах. Чарльз не сомневался — такая работа была тяжелее, недели бездумное выполнение одних и тех же действий, что со временем становятся механическим повторением одного и того же. Эссекс недоверчиво посмотрел на Леншерра и Чарльза. — А кто спрашивает? — он обернулся на своих напарников, но перевёл взгляд уже на удостоверение Леншерра, что ли не упиралось в лицо Эссексу. Менее чем через пару минут, они стояли в коридоре. Эссекс нервно оглядывался, чесал локоть, шмыгал носом. — Вы знаете, зачем выходные Эн Сабах Нуру? — Леншерр долго не ждал, не просил рассказать что-то отвлеченное, как иногда делали некоторые полицейские. Чарльз тоже считал это глупой растратой времени. Как вопрос о погоде, о работе, или о семье, поможет выяснить кто преступник? Ещё лучше, когда спрашивают очевидное. «А вы знали человека, с которым более пяти лет работаете в этом месте?» — Он говорил, что хочет уладить дела с племянницей, кажется. М-мы. часто ходили пить пиво после смены, он говорил что с ней не ладиться. — голос Эссекса дрогнул, как и он весь. Чарльз сделал шаг ближе. — Вам нехорошо? — Да. — чуть заторможено ответил Эссекс, смотря на собственные наручные часы, как сделал уже трижды за эти две минуты разговора. — Да, мне нездоровится. Я возьму воду, если вы не против. — Пожалуйста. — Леншерр чуть отступил, дабы не заслонять Натаниэлю проход в столовую. Эссекс прошёл мимо, немного задев инспектора плечом, но скорее нервно чем намеренно. — Что это с ним? — как только Эссекс скрылся за поворотом, непонимание явно отобразилось на лице Леншерра. Его взгляд был направлен в пол. — Он что-то знает, я не сомневаюсь. — Ага, — Чарльз смотрел в столовую, благо, стены были прозрачные. — Он, кстати, сбегает. — Что? — Леншерр сразу же перевёл взгляд. Эссекс бросился наутёк, со всех ног, как только отошёл вглубь помещения что кишило людьми. Не дожидаясь больше ни секунды, Леншерр ринулся следом, срываясь на бег. Едва не сбил несколько людей с ног, разлил на кого-то воду, грубо оттолкнул двух мужчин что общались между собой прямо посреди столовой, почти перевернул стол. Эссекс был здесь свой, знал каждый угол и каждого человека, он с лёгкостью обходил всех и вся, часто оглядываясь на инспектора. В столовой три выхода — Чарльз отмечал подобное случайно, такие мелочи сами складывались в голове, и оставались там на какое-то время — после, конечно же, пропадали за ненадобностью. Чарльз считал это своей же перестраховкой, если прямо сейчас, в помещении где он находится, начнется пожар — то Чарльз уже знает как можно его покинуть. Неплохая особенность памяти, замечать самые незначительные детали, хочешь того или нет. Так что, не видя смысла следовать примеру за Леншерром, и догонять Эссекса, Чарльз обошёл столовую, заходя в двери для поваров, что вела на кухню. Эссекс вряд-ли побежит к пожарной части — в подобных местах, пожарные выходы всегда запечатаны, и открыть их могут разве что. директора и кураторы. Чарльз взглянул на часы, прислушался к тому, что происходит в столовой. Звона стекла и разбитой посуды не было, хотя, именно это и должно было быть слышно, с учётом что Эссекс перелезает стойку и с минуты на минуту окажется здесь, возле Чарльза. — А ты какого чёрта здесь делаешь? — Женщина в белом фартуке, с руками расставленными в боки, и не слишком наученная манерами, вдруг возникла перед Чарльзом. — Я Чарльз Ксавье, я прибыл вместе с инспектором Эриком Леншерром, мы хотели спросить про Эна Сабах Нура, но обстоятельства несколько изменились и я. — Чарльз говорил с улыбкой, дружелюбно, мягко. Чем ласковее ты будешь с людьми, тем быстрее от тебя отстанут. Некоторых слащавость подкупает, некоторых, каких как эта женщина, слащавость раздражает до жути, до желая как можно быстрее избавить себя от диалога с таким человеком. — Нур? — женщина переменилась в лице. Интересно. — Вы его хорошо знали? — у Чарльза закрадывались некоторые догадки. Послышался приглушённый вскрик боли от друга Нура, и шокированные слова о правах человека, и превышение полицейских полномочий от очевидцев. — Вы не знаете, где он мог бы быть в ночь с четвертого на пятое? — Женщина, Фрэнсис, как было сказано на её бейджике, сузила глаза, смотря на Чарльза так, словно подозревала его в краше национального сокровища. — Мы были вместе. С момента окончания смены, и до момента её начала. — Спасибо, вы очень помогли. Чарльз стремительно быстро удалился обратно, где он в последний раз видел и Леншерра, и Эссекса. Всё было так, как он и предполагал. После игры в догонялки, Леншерр всё же схватил Эссекса, и произошло это в тот момент когда он открыл пожарный выход. Об этом свидетельствовала распахнуться дверь красного цвета, и ключи, что торчали из щели. Сам Эссекс лежал лицом в пол, с заломаной рукой. Леншерр потянул его вверх, заставляя неохотно встать. Возле них что-то тараторил один из тех заведующих, прося и ордер на арест, и документы свидетельствующие о достоверности личности инспектора, и про звонок адвокату. Раздражал жутко, Чарльз видел это на лице Леншерра даже сквозь напускное безразличие. Заведующий попытался одернуть Леншерра за запястье, в тот момент, когда он надевал наручники на Эссекса. — Вас тоже арестовать? — всё же огрызнулся инспектор. — Знаете, в участке есть прекрасное место для тех, кто мешает следствию и нападает на инспекторов при исполнении. Вся образовавшаяся толпа начала медленно расходиться, когда стало понятно — угрозы инспектора не заканчиваются простыми словами. Чарльз смог догнать Леншерра с Эссексом уже возле машины инспектора. В участок они ехали молча. **** — А вы долго. — Заехали на работу к дяде Орин Монро. — Чарльз принял кофе из рук Нилы, благодарно кивая. — Его не было, взял выходной. Это на него не похоже, по словам директора завода. Чарльз с Нилой стояли возле одной из допросной, где был Леншерр и Эссекс. Эссекс сидел в наручниках, предпочитая рассматривать собственную обувь, а не смотреть в глаза инспектора. — Зачем ты убегал? — Я. я не знаю, я просто испугался. Извините, мне очень жаль. Эссекс был напуган, но как-то. неестественно, что-ли. Чарльз не мог понять почему, но неискренность в его страхе буквально сочилась из Эссекса, словно ему было абсолютно плевать на следствие, и на полицию, и на Леншерра в частности, и единственное что его удручало — отсутствие его на рабочем месте. Создавалось впечатление, что и на Нура ему всё равно, какими бы друзьями они не были. — Эн Сабах Нур. — отделяя каждое слово, чётко и строго, проговорил Леншерр. — О чём говорил в последнее время, как себя вёл. И, самое главное, где он был в ночь с четвертого на пятое? — Он был обычным, ничего. важного. — Эссекс всё также не поддерживал зрительного контакта, уходя от любых попыток Леншерра посмотреть ему в глаза. — Может, ты всё-таки что-то вспомнишь? — инспектор чуть сбавил тон, — Отвечай! Но лишь для того, чтобы в следующую секунду ударить рукой по столу, заставив Эссекса подскочить на месте, и обратить, наконец, внимание на на единственное человека в допросной. — Я не знаю, инспектор, он был таким же, каким и всегда. Мы с ним. — он прервался на мгновение, но уже не смея отвести взгляд. — Мы с ним пили пиво всю ночь напролет, смотрели футбол. У него дома. Тишина. Чарльз втянул воздух, заставляя себя сконцентрироваться на этих слова. Эти слова. Только они хоть что-то да значили, они были единственными ценным из всего того, что они за сегодня смогли узнать. Чарльз смотрел на Эссекса в допросной, как он сидел на стуле, опустив руки, не видя самого Чарльза, и даже не зная какую глупую ошибку он только что совершил. Он больше не выглядел ни испуганным, ни растерянным, он выглядел как человек который находится здесь из-за другого — вина и гнев, но не на себя, на себя Эссексу было не за что злиться, и не за что было себя винить. Но вот своего друга — другое дело. На это было много причин. И их важность равнялась Большому взрыву, равнялась образованию галактики. — Чарльз? Ты вообще слышишь? — Чарльз отмер лишь в тот момент, когда голос Нилы заменил концентрацию на своём сердцебиении. — Да, конечно. — Чарльз пару раз моргнул, переставая пялиться на Эссекса. — Ты не могла бы повторить, пожалуйста. — Они с Азелем привезли главного подозреваемого. — — Что? **** — Полиция Скотланд-Ярда. — Нила с Азелем протягивают свои удостоверения старенькой секретарше, что дезориентированно смотрит на них, не понимающе моргая, ожидая объяснений но боясь их задать. — Мы бы могли поговорить с миссис Де Кюстин? Нила улыбается осторожно, вежливо. Её плечи опущены, а поза расслаблена. Она не выглядит так, словно собирается ворваться в кабинет дабы кого-то арестовать, а кого-то застрелить. Кобура на её бедре почти не видна. Для такой милой старушки, Нила выглядит как её родная дочь, что редко звонит, но много оправдываться. Пожилые люди, особенно женщины, любят когда с ними обходятся с вежливой аккуратностью — им это кажется чем-то приятным, тешит их. Нила — ангел во плоти, своей улыбкой она способна стать внучкой для одной дамы, а своей обходительностью напомнить соседскую девочку для другой. Запоминающиеся образы. Приятные. Вызывают доверие. — Да, конечно. — секретарша смотрит на свой стол через призму очков с толстыми стеклышками. — Но у неё сайчас встреча. Вы бы не могли подождать пару минут? Она скоро закончится. — Конечно. Спасибо. Азель, возле Нилы, выглядит как её безмолвный телохранитель. Если нужно — броситься под пули, или постарается выстрелить первым. Так и будет, в случае чего, вот только выстрелит он минимум вторым — со стрельбой у Нилы получалось лучше. Азель молчит почти всегда на подобных делах. Нет, он обожает свою работу, он может часами рассказывать про отличия между одним убийством и другим, может находить миллионы незаметных деталей и подтекстов что превращают убийство и труп в поэзию. Но это происходит лишь в тот момент, когда все материалы находятся на руках. Когда Азель в участке, или дома. Когда знает, что в ближайшее время никакая опасность не грозит. В ином случае Азель остаётся напряжённым ровно настолько, чтобы сопровождать несколько сумбурную и невнимательную Нилу, давая ей право говорить за двоих. Меньше чем через минуту кабинет Де Кюстин начали покидать люди. Ещё через три, Нила и Азаль сидели в кабинете главы издания, с кем раньше сотрудничал Джеймс Браун. — Давно я не видела полицию в этих стенах. Вивьен Де Кюстин, француженка до мозга костей, была настолько показательно гламурной, насколько это только можно было осуществить. Из тёплой, верхней одежды, Вивьен выбирала только шубы. Синтетические, как бы оставаясь на стороне борьбы за жизни животных. Обложки книг, что выпускало её издание, переливались на солнце, хоть и были выполнены на минималистичный манер. Вивьен красила губы в ярко красную помаду, и относилась пренебрежительно к немцам — у французов это в ДНК. Она ходила на чёрных шпильках, в юбке карандаш, и атласных блузках. Нила смотрела на Вивьен Де Кюстин, и думала о том, что её кумиром, и вдохновением, была бы именно эта женщина, открой Нила издание книг. — А когда видели в последний раз? — Нила никогда бы не смогла самостоятельно отвести взгляд от Вивьен. Но, в данный момент, это необходимо для сохранения собственной серьёзности. — Несколько лет назад, кажется, — Вивьен выдержала паузу в несколько секунд, вспоминая причину прошлого визита полиции сюда. — Пришло анонимное сообщение о том, что здание заминированно. Приехала полиция, до эвакуации работников, помню, такие же как вы. Девушка сидела и говорила со мной, а мужчина хмуро наблюдал, готовый по приказу сам найти и обезвредить бомбу. Нила вспомнила нечто подобное. Это несколько раз упоминалось в новостях. Взрыва так и не последовало, здание заминированным не было. Тогда, внутри издания появились охранники, а сама Де Кюстин наняла себе второго телохранителя, меньше чем за пару часов осознав какая она, на самом деле, беззащитная. — Тогда, насколько я помню, многие считали что это сообщение было предупреждением от другого издания. От «Knowledge Club». — лёгкая улыбка сошла с лица Вивьен. Два издательства враждовали. «Pegasus», выпускающая только детские книги, ориентируясь на возраст от нуля, до четырнадцати, была сильным конкурентом на книжном рынке. Пожалуй, это было единственным качественным изданием, кто правда интересовался своими читателями, и чьи читатели всегда были довольны получаемым продуктом. Детям, если честно, угодить намного сложнее нежели взрослым. Заинтересовать гиперактивного ребёнка книжкой, заставив посидеть на одном месте, не так-то и просто. «Knowledge Club» же в свою очередь пытался угодить всем. У них получалось найти трех-четырех талантливых авторов детских сказок за год, что, на самом деле, было неплохо. Это вызывало недовольство у издания Вивьен Де Кюстин, и было небезосновательно. Около полугода назад разгорелся скандал — Джеймс Браун разорвал контракт с «Pegasus», уйдя к их конкурентам. Причины так и остались неизвестны — издание Де Кюстин было шокировано, ведь ничего не указывало на подобную смену планов от Брауна, тот, должен был вот-вот дописать очередную книжку, что станет культовой на какое-то время, и все только и должны были о ней говорить. Денег Браун получал столько, сколько было прописано в договоре. Он променял выгодную сделку, на абсолютно неперспективную, с точки зрения логистики. — Вы ведь из-за Брауна пришли? — расстройство в голосе Вивьен нельзя было не услышать, или оставить незамеченным. Вивьен не могла не знать о смерти своего бывшего партнёра. Она выглядела как та, кто был правда огорчён его смертью. Нила кивнула. — Наши эксперты обнаружили на его ноутбуке довольно агрессивные сообщения. Угрозы о расправе, разного рода предупреждения. — Вы хотите обвинить в этом меня? — Нет, что Вы. — Нила мотнула головой. — Мы хотим докопаться до правды. Узнать что случилось, узнать кто отправлял те сообщения. Вивьен сидела в тишине минуту, хмурясь при собственных мыслях. — Это прозвучит странно, но, до того как Джеймс начал работать вместе с «Knowledge Club», они его ненавидели. Особенно был один редактор, на каждой волонтерской встрече пытался её сорвать, выкрикнув что-то про педофилию, и про то, как ему не стыдно писать для детей а после из развращать. — Вивьен хмыкнула, улыбнувшись грустной улыбкой. Должно быть, они с Брауном ни раз смеялись с подобных обвинений. Должно быть, после таких высказываний, Вивьен вместе с Джеймсом обсуждали абсурдность этих слов, уверенные что конкурирующее издание просто хочет очередного скандала. — Ну не смешно же? Его ненавидело издание, в которое он после перешёл работать. Нила бросила взгляд на Азеля. Тот выглядел очень заинтересованным, точно охотничья собака услышавшая выстрел, и рвущаяся найти и добыть дичь. — Не могли бы Вы назвать имя этого человека? Того репортёра. **** Никто не ожидал, что Нила с Азелем вернутся в издание «Knowledge Club». Прибывши утром, они лишь узнали где Браун работал до этого, и с кем, хоть и от имени компании, но всё же враждовал. Повторного приезда полиции было неожиданным и для владельца, и для авторов с редакторами. Нужный редактор — Ральф Холли, сидел за компьютером, на котором виднелся большой текст, и некоторые слова в нём были подчёркнуты красным пунктиром. Низенький мужчина средних лет, с большим синяком на половину лица — вся левая сторона отдавала синевой, на лбу обработанный кровоподтёк, под рубашкой, на плече, было видно очертание повязки. — Мы бы хотели с вами поговорить. Ральф не особо обращал на них внимание. Он взял ещё несколько крекеров со своего стола, отправляя их в рот. Он не открывался от своего монитора, исправляя ошибки, и расставляя запятые. — Полиция Скотланд-Ярд. — руки Ральфа остановилась на половине пути от стола и до рта. Он положил крекер на место, его лицо побледнело. — Вам есть что нам сказать? Ральф одним движением скинул монитор на пол, вскакивая с рабочего кресла, начиная уничтожать компьютер. Азель бросился к нему, оттаскивая от техники. Девушка, работающая рядом, вскрикнула от неожиданности. Все издание изумлённо, но благо что молча, наблюдало за Азалем что пытается арестовать Рафаэля, который в свою очередь отбивается, в счётных попытках сбежать от полицейского. Эта борьба закончилась в тот же момент, когда Нила сняла предохранитель со своего пистолета, направляя дуло на Холли. — Блядь. — шипел редактор, когда на него надевали наручники, больно заводи руки за спину. К машине они шли довольно странно. Азель, на удивление, с рассеченной бровью, вёл Ральф в наручниках впереди себя, на чьем лице красовались старые следы побоем, а сзади них шла Нила, что говорила по телефону, не обращая внимание на двух парней перед собой. — Шон, это Нила, нужна помощь. — Нила рассмеялась, слыша как парень на той стороне провода устало вздыхает. — Извини, я обязательно принесу тебе обед и чашку кофе, но чуть позже. Тут нужно приехать в одно книжное издание, забрать сломанный компьютер, чтобы извлечь все файлы и имейлы. Нила поморщившись отвела телефон от уха. Когда Шон хотел быть громким — он был именно таким. — Заранее спасибо! **** — Шон смог восстановить файлы и переписки с компьютера Ральфа. — Нила кивнула на вторую допросной, где сидел редактор. — Именно он шантажировал Брауна. Именно из-за него Браун перешёл в издание «Knowledge Club», и, даже выплачивал нашему анониму некоторые суммы каждый месяц. — Что-то изменилось в последнее время? Сообщения стали агрессивнее, или серьезнее? — Верно, Леншерр, абсолютно в точку. — Нила щёлкнула пальцами, будто своей догадкой инспектор должен был выиграть какой-то приз, как в телешоу. —В последний две недели с простых сообщений в духе «у меня есть компрометирующие фотографии, отправь две сотни на этот номер, чтобы они никуда не попали», до видео-сообщений. Там, человек в маске, обещает расчленить Брауна, и, цитата «… моё лицо будет последним, что ты увидишь. Надеюсь, сука, ты будешь чувствовать всю ту боль, что причинял другим». — Очень. резкий переход с шантажирования к запугиванию. — Чарльз смотрел во вторую допросную. — Человек на видео точно Ральф? — Нельзя сказать наверняка, — вдруг сказал Азель, появившись из ниоткуда. — Я ещё раз пересматривал те видео. Голос изменён с помощью программы искажающий звук, его пытается снять Шон и его команда. Но силуэт того человека не особо похож на задержанного. Хотя, запись не чёткая, и тот человек стоит довольно далёко в темноте. — Вы с ним ещё не говорили? — Азелю он ничего не сказал, продолжал молчать, а со мной. — Нила на секунду замолчала, в этой мгновенной тишине было слишком много чувств. — Он не захотел разговаривать с чернокожим сержантом. Нила не слышала подобных высказываний в свою сторону ещё со времён школы. Пятнадцатилетние подростки жестоки в своих словах. Нила не ожидала, что в один момент перед её глазами снова появятся те придурки из девятого класса, в момент когда она будет при исполнении. — Я удивлён, — наконец сказал Чарльз. Нила вопросительно приподняла бровь. — Что на нём нет свежих ран. Восхищаюсь твоему самоконтролю. Нила смущённо улыбнулась, снова выглядя так, как и до этого — солнечно и радостно. — Я могу поговорить с ним? — Терзай. — в голосе Леншерра не было особого энтузиазма насчёт удачности допроса от Чарльза. — Удачи, — одними губами сказала ему Нила, зная, что Чарльз это увидит. Журналист скрылся за серой дверью, на которой красовалась цифра 2. — Ладно, я пойду проверю Шона. — Азель тоже ушёл, оставляя инспектора с сержантом. Эрик наклонился к уху Нилы, как только они остались одни, точно уверенный что их не услышат. — И на что же ты повелась, м? Глаза или кудри? — Эрик тихо рассмеялся, видя как его подруга краснеет и отводит взгляд. Нила не сильно, но чувствительно, ударила Эрик в бок. — Заткнись. Чарльз прошёл по абсолютно серой комнате. Здесь было холодно и неприятно. Свет казался слишком ярким, если сидеть за столом, но и одновременно с этим был тусклым в любой другой части допросной. Рафаэль сидел смирно, кусая губы до крови, и ковыряя заусенцы. Он наблюдал за каждым действием Чарльза, с интересом его рассматривая. — Мистер Холли, меня зовут Чарльз. — Чарльз подошёл ко второму стулу, напротив Ральфа, садясь на него. — Мы можем перейти на «ты»? Ральф удивлённо моргнул, но довольно быстро пришёл в себя. Люди, когда их задерживает полиция, особенно так грубо, как было с Ральфом (не сказать, что он сам на это не напросился), всегда ожидают продолжения грубости. Нынче, прийти в полицию, сидеть в участке, говорить со следователями — было оскорбительно. Задевало эго, раздражало самолюбие. А если вас уже оскорбили, так чего же людям вокруг быть вежливыми? — Да, конечно. — удивительная уступчивость со стороны не особо порядочного человека. С Азелем говорить не захотел, держал обиду, должно быть. Ниле нагрубил. — Ты шантажировал Джеймса Брауна, Ральф. — Чарльз сложил руки в замок. — Не пошёл со всеми доказательствами в полицию, не пошёл в газету. Ты даже не представляешь, как бы газета была рада, получить такую сенсацию. Почему? — Чарльз, ты правда не понимаешь? — Ральф рассмеялся. У него был неприятный смех. Чарльз сдерживал свой порыв чтобы поморщится. — Газета платит лишь раз, полиция не платит вообще. Да и тем более, какой толк с этого? Брауна называли педофилом все кому не лень, его репутация отбивала такие заявы уже очень долгое время. — Как ты нашёл на него компромат? — Случайно. Увидел его в ресторане, он был с очень молодой девушкой. Сделал пару фоток как они едят. Минут через десять зашёл в туалет, а они в кабинке трахаются. Девушка молодая совсем была, я потом узнал что это та Монро. Ещё немного покопался в этом дерьме, нашел много интересного. — Ральф поэал плечами, будто рассказывал про то, какая погода сегодня на улице. — Извини, но я тебе не поверю. Случайно нашел такие сведения? Маловероятно. — Чарльз, как журналист, знал про это много. Если говорят «случайно» — случайностью это никогда не было. — Какая разница? Выслеживал, встретил случайно, приснился вещий сон. Конец ведь один. — Кто ещё знал про это? — Только я. — Ральф врал. Чарльз в этом не сомневался. — Почему он разорвал контракт с «Pegasus»? Даже не пытайся врать, я пойму, когда это случиться. — Чарльз смотрел в глаза Ральфу, смотрел как его зрачки сужаются и расширяются. Ральф уже знал, что попал в неприятности. За шантаж дают срок, за уничтожение улик тоже. — Издание, где я работаю, думало отказываться от детских книг. Закрыть целый отдел редактирования, значит сократить и работников. — Ральф откинулся на спинку стула, хмыкая. — Я не хотел попасть под раздачу. А с контрактом, который заключили с Брауном, этого и не произошло. Значит, о компромате было известно минимум директору. Те, кого директор посчитал достойными знать об этом «локальном секрете «Knowledge Club». Может, ещё пару коллег. Ральф, на первый взгляд, создавал образ человека, который будучи пьяным расскажет самые важные, и самые секретные детали своей жизни. И не только своей. Кончики пальцев у Ральфа подрагивали, это могло означать как нервозность, — которую Ральф быстро перешагнул, сразу же перейдя к стадии принятия, — или никотиновую зависимость. Но, обычно, в комнате где был заперт курильщик всегда неплохо пахло сигаретами. Запах сигарет от Чарльза не впитывался в стены, не становился частью интерьера куда приходил журналист — это отпугивало людей, отчего Чарльз сщательно мыл руки, маскировал запах парфюмом и дезодорантом (хоть сам, он и не мог избавиться от этого ощущения). Но в допросной пахло скорее перегаром, или спиртом — и Чарльз был уверен, источником запаха была старая рубашка Ральфа. Значит, семья, и друзья семьи, были в курсе об наклонностях Джеймса Брауна, возможно, даже знали про личность Орир Монро. — В последний месяц вы поменяли формал угроз. — Чарльз отзеркалил движение Ральфа, теперь опираясь о спинку. — Почему? Ральф прервал зрительный контакт. Взгляд на наручники, на свою обувь, в сторону большого зеркала — туда, за которым должны были стоять Леншерр с Нилой. — Я ничего не скажу, без моего адвоката. Чарльз тяжело вздохнул. — С кем ты работал, Ральф? — последний рывок в надежде получить что-то значимое. — Ни слова, без моего, блядь, адвоката. Чарльз поднялся со стула, довольно быстро выходя из допросной. Больше ничего добиться не выйдет. — Ничего стоящего. — константировал факт Леншерр, и был бесповоротно был прав в своих словах. От этого осознания сводило скулы и тянуло в шее. — Нужно проведать Эн Сабах Нура. Он — единственная наша настоящая зацепка. С тем, что говорил Леншерр, они втроём двигались дальше в участок, обходя людей и офицеров. Инспектор, обогнув какого-то сержанта, быстро нашёл Азеля с Шоном. — Скажите что-то, что сможет меня порадовать. — Леншерр посмотрел в планшет, который всегда лежал в руках Шона. Чарльз, приподнявшись на носочках, смог разглядеть то видео, о котором говорил Азель. Темнота, силуэт мужчины. Видео было на паузе. Шон поднял взгляд, в этот раз победно улыбаясь. — Я смог снять тот дополнительный звук. — парень явно был горд собой, особенно после того, как инспектор несколько раз одобрительно похлопал его по плечу. — Я прогнал голос по базе данных, и никаких совпадений не было. Из-за того, что почти нигде не нужен запись голоса, или нечто подобное. Но, есть кое-что интересное. Шон обошёл стол, садясь за него, придвигая монитор с клавиатурой ближе. Азель, Нила, Леншерр и Чарльз встали полукругом над креслом Шона, заглядывая в экран. Он вывел видео на экран, и промотал его на минуту тридцать две секунды. Это был конец видео. Момент, когда человек подходил к камере, чтобы её выключить. — Он ошибся. Тронул пальцами камеру, и только после этого выключил запись. — Шон развернулся к своим товарищам, счастливый своим открытием. — Поэтому, если улучшить качество картинки, снять фильтры, поменять тень, то у нас будет отпечаток пальца. — Вау, это. впечатляет. — Нила взъерошила волосы на голове Шона, чем вызывала его недовольное фырканье. — Ты сможешь это всё сделать? — Леншерр, пусть наверное и был поражён или рад такому мастерству Шона, не подал вида. Шон вновь расплылся в улыбке. — Я уже это сделал. — Нила пару раз хлопнула в ладоши. — У него не было приводов в полицию, но в его трейлере один раз нашли много наркотиков, из-за чего, он всё же есть в нашей базе данных. Его зовут Эн Сабах Нур. Все, стоящие позади Шона, переглянулись. — Азель, собери несколько спецов. Главный подозреваемый вооружён и опасен. — Леншерр достал свой телефон, быстро набирая чей-то номер. — Мне нужен судовой ордер на арест подражателя Хранителя Тайн. **** Леншерр открыл дверь машины специального назначения. Нила и Азель, в бронежилетах, с пистолетами. Рядом с ними сидело три человека — одетых также, бывалые, готовые не то, что арестовать подражателя Хранителя Тайн, а подавить террористический акт с минимальными жертвами со стороны гражданских. Среди них, в своём пальто, из-под которого выглядывал голубой кардиган, сидел Чарльз, приветливо махая рукой Леншерру, от чего несколько полицейский начали смеяться. — Ксавье, какого чёрта? — По документам, подписанными мною, ответственность за свою жизнь несу я. — Чарльз пожал плечами, добродушно улыбаясь. — Ладно, к черту, — инспектор сдался до того, как начать спор. Плевать, этот журналист не из тех, кто откажется от своей затеи. Оставалось надеется, что он достаточно умный, дабы держаться в стороне. Чарльз был почти уверен, что Нура не будет дома. Должно быть, ему уже успела позвонить Фрэнсис, и сказать что им интересуется полиция. Если честно, Чарльз был уверен, что либо она, либо Эссекс говорил правду о том, что часть ночи с четвертого на пятое они провели места с Нуром. Если Подражатель всё же он, значит, он был ранен. Нур не был идиотом, в больницу обратиться слишком рискованно. А вот заставить одного из своих друзей доставать тебе пулю, особенно если они не будут задавать вопросы, вполне неплохой вариант. Машина остановилась, после продолжительной езды по плохой дороге. Маленький, одноэтажный дом, без сада, с крепким забором. Полиция, во главе с Леншерром, снесли калитку, выбили двери. Пустота. В ванне нашлось окровавленное пальто Брауна, вместе с грязной одеждой Нура. Испачканной грязью парка и собственной кровью. На стиральной машине лежали бинты, пинцет, вата, перекись, игла с ниткой, и пуля — она отдельно от всего остального, в маленьком блюдечке. Пол под ногами Чарльза скрипел, и вопил под тяжёлыми ботинками полиции. В доме стоял смрат плесени, одиночества, и ненависти — к себе, к Брауну, к Орин. — Он мог улететь из страны, если знал, что мы придем. — серо проговорил Азель ту мысль, о которой думали все в доме. — Навряд. — Леншерр открыл холодильник настежь, показывая всем его внутриности. Открытая банка консервы, кусок чёрного хлеба, остатки молока. — У него не было денег. В ванне нет средств гигиены, или они сильно разбавлены водой. Зубная паста разрезана, он использовал её остатки, вместо покупки новой. — Что делать человеку, которому некуда бежать? — Прятаться? — Да, Нила, именно. — Леншерр закрыл холодильник одним хлопком. — Он знал, что полиция про него что-то знает. А значит, прятаться у знакомых он не станет, слишком быстро вычислим. Денег на мотели нет. Конечно, он может взять у кого-то в долг, но, в таком случае, мы тоже, рано или поздно узнаем про это. — Но сэр, где можно жить бесплатно, не привлекая внимания? — подал голос один из полицейских. — А в каком месте не бывает людей, кроме самых пытливых и достающих? Место, где встретить бездомного не будет неожиданностью. — Леншерр был исключительно эпатажным рассказчиком, звездой представления. Чарльз видел как глаза инспектора горят, как огоньки в расширенных зрачках пляшут, требуя зрелища, требуя быть этим зрелищем. — Этот заброшенный дом, он должен знать хорошо. Знать все комнаты, входы и выходы, каждое разбитое окно. Нур бы не пошёл туда, где будет впервые, это слишком важный момент в его жизни. Он планировал это, планировал даже то, что мы на него выйдем. — Но в Лондоне миллион заброшек, он мог бы выбрать любую их них, и изучить. — Чарльз был согласен с Азелем. — Но а вдруг. холодный разум проиграет? Уже завтра его покажут по телевизору, все будут в курсе как он выглядит, в случае чего позвонят в полицию. Он бы хотел видеть и Орин, и Айзека, они — его единственная связь с миром на ближайшее время. Конечно, заброшенные дома возле трейлера с Орин мы бы осмотрели сразу же, но вот Айзек. Леншерр подошёл к Чарльзу почти вплотную. Чарльз чувствовал его дыхание на своём лице, смотрел прямо в глаза чуть задрав подбородок из-за разницы в росте. — Ксавье, что находится возле госпиталя, где лежит Айзек? — громкий шепот, на грани приличия, стикуясь с чем-то глубоко личным, вызывая странный жар где-то в груди. — Поликлиника, слева музей, напротив тренажерный зал. Справа, кажется, бассейн. Но я не уверен. — Чарльз дышал глубоко, не автоматически, на собственный счёт. По-другому, почему-то, не получалось. — Хотя, это было бы удобно для больных детей оттуда. Знания для общего развития, физическая активность, восстановление работы мышц. Леншерр негромко хмыкнул, будто боясь спугнуть этот момент. — А ты, Ксавье, знаток того, что нужно болеющим детям? — Леншерр улыбнулся, но не зло, а озорно. — В любом случае, скажи, что находится за больницей. — Автоматы. Там был игровой клуб с кучей развлечений и небольшими аттракционами. — воздух встал поперек горла, уголки губ поползли вверх, говорить громче тихого шёпота не получалось. Чарльз почти дотрагивался к Леншерру, кожа к коже. — Выручка с детей, что лежат в больнице, не покрывала расходы. Клуб закрыли, землю не продали. — Игровой клуб с автоматами, возле госпиталя девы Марии, срочно туда. Момент прервался резко — Леншерр отстранился сразу же, громко отдавая приказ, и эта быстрая смена обстановки заставила Чарльза впасть в секундный ступор. Он, вместе с остальными, выбежал из дома Эн Сабах Нура, абсолютно не замечая ничего вокруг. Не обращая внимание на то, как минуту назад, в доме, всем остальным было неловко, не зацикливая своё внимание на том, как все остальные несколько стыдливо прятали свои взгляды. И, если откровенно, Чарльзу было всё равно на то, почему до клуба с автоматами все ехали молча. — Мы стоим возле заброшенного двухэтажного здания, где прячется вооруженный преступник, который, в отличие от нас, знает это место отлично, а ты, Ксавье, отказываешься одеть чёртов бронежилет? — Пули меня не любят. — пренебрежительно махнул рукой Чарльз, не обращая внимание на скептизм Леншерра. — Я их понимаю. В здание они зашли с двух сторон. Задний вход — Нила и двое полицейских, главный — Леншерр, Азель, полицейский, и Чарльз что шёл сзади них. Чарльз смотрел на пыль и продуманный местами пол, наблюдал за пылью и паутиной, замечая следы мышей тут и там. Он был здесь раньше. Чарльз помнил это место так хорошо, как мог. Они решили разделиться. **** 1995 год. Игровой клуб. Чарльз ненавидел этот игровой клуб. Он, вместе с сестрой, должен был быть здесь когда мама говорила с важными людьми из музея рядом. Это касалось её картин, и галереи, и выставок, и документов. В игровом клубе нравилось Рэйвен. Девочка, которой недавно исполнилось семь, каждый раз не могла отвести взгляд от ярких огоньков, которыми светились автоматы. Сюда приходили дети из больницы. В основном, те, что были постарше. Чарльз не любил это место из-за двух причин: Подростки не любят детей вроде Чарльза. Девять лет это несерьёзно. Если встать в очередь к автомату, ты никогда в него не сыграешь — тебе не дадут, ведь оттолкнуть намного легче чем дождаться свой черёд. Чарльз чувствовал слишком большую ответственность за Рэйвен, ей же здесь нравилось, а значит, он должен продлить это её чувство, сделав всё, дабы не разочаровать названную сестру. Они были знакомы, как казалось, с самого рождения. Просто раньше Рэйвен приходила в гости вместе со своей мамой, она же была для Чарльза крёстной. Но позже, девочка начала жить с ними, а крестная больше не появлялась на пороге дома. Рэйвен была молчаливая, она много плакала ночью, Чарльз слышал но не смел рассказать ей об этом секрете. Поэтому, Чарльз пытался добиться для Рэйвен возможность поиграть, пусть ему и не всегда удавалось, пусть, его и называли не самыми приличными словами или больно толкали. Вторая причина была где-то на подсознании мальчика, он даже не мог сформулировать мысль об этом. Просто, когда маме требовалось работать, подписывать документы, договариваться с каким-то музеем — папа всегда брал его с собой куда-то. Они могли объездить весь Лондон, смотреть самые красивые места вместе. Чарльз не часто думал об отце, хоть его образ — призрачный и неполный, постоянно витал где-то в голове мальчика. Когда он, будучи ребенком который слишком сильно волнуется за сестру, и не понимает почему мама вдруг стала такой отстраненной, не спал по ночам — с трудом сдерживая слёзы, боясь быть услышанным Рэйвен — то мог думать только о папе, и о том, как они вместе делали выпечку, стоило матери заняться делами. Папе нравилось делать хлеб с нуля, хоть Чарльз и не помнит, почему. Быть может, его собственные родители приучила его к этому, а может, просто не знал, чем ещё можно занять ребенка. Он делал выпечку не часто, но после каждой ссоры, или перепалки, или важной встречи мамы, печенье, хлеб или кексы всегда стояли на столе. Чарльз помнит, как отец сам молол муку. Звук эхом отдается в его снах, скрежет камня о камень: древняя практика, которой отец не ленился уделить внимание. Он разбавлял муку водой, после чего замешивал тесто. Снова и снова ударяя им об столешницу, иногда посмеиваясь. Счастливый вид насилия, шутливо говорил он мальчику, который с любопытством наблюдал за каждым действием отца. Воспоминания о его лице и руках почти полностью стёрлись, затерялись в памяти, но Чарльз помнит звуки. Трение камень о камень. Папин смех. Ритм, с которым он замешивал тесто. Когда Чарльз был ребёнком, скорбящим о своей утрате, эти воспоминания занимали центральное место в его сознании. Позволяли дышать, думать и восстанавливать силы. Писк игровых автоматов вместо ударов теста об столешницу отдавали острой болью, сжимали горло, заставляли ненавидеть это место ещё больше. У Чарльза болели глаза от ярких огоньков автоматов, а может, от так и не пролитых слёз. **** — В низу чисто. — помехи рации частично заглушают слова. Чарльз и Леншерр поднялись на второй этаж. Сейчас сюда же должна подойти Нила. Чарльз идёт на лево, а Леншерр направо. Нила подойдёт к Чарльзу минуты через три. За этой дверью, кажется, была комната страха. Рэйвен её боялись, они сюда ходили лишь единожды. Должно быть, изогнутые и страшные зеркала уже сняли, во избежание воровства, а может, они уже были украдены. Чарльз заходит внутрь, с лёгким удивлением отмечая наличие большей части зеркал. Некоторые побиты, их осколки лежат то тут, то там. Дверь за Чарльзом тихо хлопает, стоит ему сделать несколько шагов вглубь комнаты. Чарльз смотрит в зеркала не прямо, в боковым зрением. Даже в изогнутых и побитых зеркалах невозможно не увидеть движение сзади, темный силуэт высокого мужчины. Эн Сабах Нур. Чарльз останавливается, сердце бьётся нарочито громко, и отдаёт пульсацией где-то в висках. Чарльз поворачивает голову влево, надеясь уловить взглядом собственную тень, а не неизвестного человека. Одной рукой его хватают за горло, локтем сжимая шею, и притягивая к себе. Ко лбу прижимается холодное дуло пистолета. В глазах начинает темнеть так, как темнело когда-то от голода и недосыпа. Дышать нечем. Лёгкие жжёт от нехватки воздуха. Собственные руки рефлекторно пытаются оттолкнуть человека от себя, но холод оружия лишь напоминает о том, чего не стоит делать. — Попробуешь позвать на помощь — и я тебя пристрелю. — голос у всепоглощающий, тяжёлый, прокуренный самыми сильными сигаретами и пронизанный тысячами часами физической работы. Чарльз закатывает глаза, как рыба, выброшенная на сушу, безмолвно хватая губами кислород, путь к которому перекрыт. Грудная клетка содрогается в мелких конвульсиях. Чарльз никогда не любил это место. **** Он обнаруживает себя на пыльном полу через минуту, кашляя, раздражая и так больное горло. Чарльз втягивает воздух, не имея возможности надышаться вдоволь. Дверь позади открывается. — Чарльз?! — Нила бросилась к Чарльзу, перед этим, обведя взглядом всю комнату. — Что произошло?! Чарльз поднялся с пола, наконец, начиная контролировать поступление кислорода в лёгкие. Это ощущение было сравнил с тем, как человек после длительной операции не может дышать без кислородной маски что автоматически подаёт нужное количество воздуха. Человеку приходится заново учиться таким вещам как дышать. Нила что-то кричала в рацию, но Чарльз не слышал ни слова, лестница скрипела, предупреждая о Азеле и полицейских. В дверном проёме возник Леншерр. — Он сбежал. — прохрипел Чарльз, подходя к распахнутому окну. С наружной стороны, ржавым цветом, резко выделялась пожарная лесенка. — Ты в порядке? — взволнованно уточнила Нила. — Да. Задушить пытался. — Чарльз прочищает саднящее горло. — Чёрт. — Леншерр зажмурил глаза на секунду, собираясь с мыслями. — Азель, срочно едь следом, он будет прятаться в ближайших неприметных местах, возьми с собой остальных. Далеко Нур сбежать не мог. Нила, возьми во всех местах поблизости видео с камер наблюдения. Ксавье, ты свободен. — Но. Чарльз так и не продолжил свою мысль. Как только полицейские услышали указания от Леншерра, то сразу же удалились выполнять поручения, в надежде всё же угнаться за преступником. Инспектор также быстро ушёл, не дожидаясь пререканий или спора, и больше не обращая внимания на Чарльза, словно его здесь и не было вовсе. Слишком занятый своими мыслями, слишком увлеченный своими догадками. Чарльз не заметил, как остался один посреди комнаты страха что медленно затапливала вечерняя темнота, опускающаяся на Лондон. Чарльз смотрел в окно, через которое сбежал Эн Сабах Нур, наблюдая как последние патрульные машины покидают место у заброшенного клуба с автоматами. Чарльз спустился на улицу. Ветер с каплями дождя отстраненно поприветствовал его холодом и усталостью, которая ощущалась лишь сейчас. Чарльз вызвал такси, не замечая как медленно тонул в чувстве опустошения, одиночества, и никчёмности. Адреналин застыл вместе с кровью в венах, пока тревога разливалась по телу, овладевала им, нашептывала то, чего Чарльз так не желала слышать. Ком детской обиды, и разочарования застрял в горле. Стены своего дома больше не казались родными. Чарльз сходит в душ и переоделся, надеясь избавиться от давящего чувства где-то внутри. Оно тянуло и царапалось. Чарльз открыл ноутбук, слишком нуждаясь в тепле чтобы не закурить сигарету. Пепел опадал на клавиатуру. Чарльз отправил статью мистеру Платту, для опубликования утром. «ПОДРАЖАТЕЛЬ. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СБЕЖАЛ.» Чарльз Ксавье. Полиции удалось установить личность Подражателя Хранителя Тайн. Эн Сабах Нур, ранее не имевший приводов или правонарушений, оказался убийцей Джеймса Брауна, известного писателя и волонтёра. У мужчины был личный мотив на убийство, а также все улики, найденные полицией, указывают на него. Но, никаких доказательств в совершении прошлых двух преступлений, а именно убийств Даниэла Кейнила и Генри Фишгарда, нет. Это полностью отвергает теорию о том, что Джеймс Браун был убит Хранителем Тайн. Тело Джеймса Брауна нашли пятого ноября, в парке. Он был связан, и подвешен, на манер маньяка, что с недавних пор орудует в городе. На месте преступления были обнаружены гильзы от пуль. Вся одежда, кроме пальто убитого, были выкинуты в мусорный бак неподалеку от места происшествия. Мотив Эн Сабах Нура кроется в его племяннице, Орин Монро. Джеймс Браун склонял юную особу к сексу, шантажируя своим благотворительным фондом с которого Айзек Монро (младший брат Орин) получал лечение. Джеймс Браун не был осуждён, и на него не было заведено дел, так как Орин Монро не заявляла в полицию. Скотланд-Ярд считает, что именно это и подтолкнуло Эн Сабах Нура на убийство писателя. В момент, когда происходил арест Подражателя, Эн Сабах Нур смог сбежать, напав на корреспондента нашей газеты, что находился в непосредственной близости к месту задержания. Эн Сабах Нур скрывается. Он вооружен, и решительно настроен на избежание приговора. Встаёт вопрос о моральности, и о том, кому принадлежит вина за этот страшный инцидент. Эн Сабах Нуру, что видел в убийстве Брауна, единственный выход наказать виновного в растлении своей племянницы, или в общественности, что не обращает внимание на преступления подобного рода? Чарльз никогда не смел обязывать людей на общение со собой. Он привык что, пусть его и считают интересным, это не значит что он будет всем нравится, и что общение с ним будет также приятно всем вокруг. Комплекс бога не успел возрасти в нём, сжавшись в клубок, в центре комплекса провинциала и синдрома самозванца, что скрывались под толсто запечатанной самоуверенносью. В голове творился беспорядок, который Чарльз был не в силах самостоятельно уладить, взять под контроль. Чарльз думал о инспекторе Леншерре. О его шёпоте, о том, как у него горели глаза и как пылало собственное лицо. Чарльз думал о инспекторе Леншерре. О том, как он, вместе с Нилой и Азелем ушли, когда Чарльз перестал быть полезным для дела. Чарльз чувствовал себя глупо. Он никогда не обязывал людей на общение с собой. Он так и не смог заснуть.