Черные розы

Жизнь ломает людей без шума. Без слез.. без крика.. незаметно.. Минхо до сих пор сидит на холодной земле, под которой тело его матери. Чувствует кровь приливающую к щекам, хочется сломаться, взвыть и раскопать холодную землю, голыми руками. Смотрит то на серую фотографию, то на черные розы, на лепестках которых тают снежинки. Лицо бледное. Его тело покрылось слоем мурашек из-за холода, вопросы или как ему кажется обычное стрекотание позади себя он не слышит и не хочет слышать. Вспоминает последний разговор с матерью, трет кольцо на пальце — подарок перед смертью. - Минхо..- Тихо тянет Джисон. - Холодно ведь. - Парень стягивает с себя свою куртку и укрывает ею голые плечи Лино. Минхо старается подняться на ноги, но они будто приросли к земле, поэтому Хан ему помогает. Минхо себя ощущает разбито: как растаявший пломбир в кружке с драконами, как грязь после дождя, как те капли крови стекающие по стеклу, после смерти отца, как беззвучный крик и как след от кольца на указательном пальце, префронтальная лоботомия. Будто умер, будто исчез. Попал в бесконечность и потерялся. Напоролся на арматуру кадыком, вырвал глаза и выкинул сердце,  Смерть так и ощущается, грустно, больно, темно, тоскливо, страшно. Ведь, это настоящая ложь, что ужасно вылетает из рта учёных. «Мертвецы нечего не чувствуют» Минхо точно знает и знал, это в шесть лет, мертвый отец по среди прихожей, что лежал на полу в луже крови, чувствовал боль и несправедливость, потому-что умер он, а не шестилетний мальчишка. Минхо уверен, что мать тоже чувствовала щемящую боль и как разьедается ее горло от белизны, когда она хотела кричать о том, что больше не увидит сына. - Ты как? - На лицо Джисона падает свет, от фонаря. Выглядит устрашающе. Чу́дно, Чудно́. - Может в больницу? Минхо кивает. И они идут. Когда они оказываются на больничном крыльце, Лино чувствует запах смерти, он снова чувствует колющую боль в клокочущем сердце, что из-за всех сил пытается переливать вязкую жидкость, чтобы хоть как-то поддерживать в нем жизнь. Его ноги шаркают по белому кафелю, его глаза смотрят по сторонам, ищет того, кто обещал, кто дал обещание, но не выполнил его, говорил, что все будет хорошо, уверовал, что справиться, убеждал, что все получится. Итог: мрачный. Обманул. Наврал. Утаил, что-то сокровенное и по настоящему ужасное. Замечает, только тогда, когда роговица сползает с глаза, а зрачок и вовсе укатывается восвояси. В голове кричит  сумасшествие, Чу́дно, чудно́, чу́дно, чудно́, чу́дно, чудно́, чу́дно, чудно́. Мир блекнет перед глазами, становится черно-белым, сердце бьётся в горле, тело знатно потряхивает, но он уверенно шагает к стойке регистрации. - Эй Минхо! Ты куда? - Джисон отвлекся на медсестру и упустил Лино. Не специально. - Ли Минхо! - Криво улыбается мужчина в белом халате, поворачиваясь к нему. — Рад тебя видеть! — Не врёт. - Почему она умерла?! - В его охрипшем голосе звучит ярость. - Вы сказали, что все будет хорошо! Не сдержал обещание. Не сдержал. Не.. Это чувство висело в воздухе, ощущение наэлектризованных серых облаков, которым осталось сблизиться ещё на самую малость, чтобы разразиться громом и молнией. Само собой, это была тупая ярость. - Ли Минхо, давайте выйдем..надо поговорить. - Глаза доктора указали на стеклянные двери. И Минхо медленно пошагал к выходу, по следам мужчины. Холодный воздух коснулся его лица и он судорожно выдохнул, на плечах до сих пор висела куртка Хана, она гремела и шелестела, по привычке он стал шарить по карманам, но не найдя там сигарет, раздражённо выдохнул. - Миссис Ли умоляла не говорить тебе об этом. - Тихо начинает доктор выуживая из пачки сигарету и протягивая ее Лино, что грозно сложил руки. Минхо заинтересовано поднял взгляд, выпытывая сокровенное, таинственное и зловещее. - Она знала, что возможно не выживет на операции, - продолжает он немного погодя. - Утром пришли результаты, о том, что опухоль стала слишком большой и попала в зону, где было очень опасно оперировать, я  сказал, но она все ровно настаивала провести операцию и попросила нечего не говорить тебе. — Мужчина поник. На улице, кажется похолодало и снег усилился. Минхо видит, но не чувствует. Мужчина, повернулся к Лино и похлопал его по плечу. Вздохнул и побледнел. - Наверное, все таки я виноват, раз не отговорил ее от операции, потому-что слишком поверил в себя.. прости меня.. за это. - С глаз по сморщенным щекам скатились слезы, вниз к подбородку и тут же превратились в лед, падая на бетон. - Надо было тебе сказать, все таки ты мне как сын.. - Уныло констатирует он. - Слушай..если нужна будет моя помощь, ты обращайся.. Минхо кивает и выкидывает окурок в подобие клумбы. Доктор уходит, но Лино не остаётся один стоять на крыльце, Джисон тут же выползает из больницы и встаёт рядом смотря в даль. - Ты как? - Сразу спрашивает он. - Я нечаянно подслушал ваш разговор... - признается Хан. Минхо снова шарит по карманам в поисках сигарет, но этот раз ему несказанно везёт, ведь находит помятую пачку в кармане шорт. Лино пожимает плечами и снова закуривает. Джисон рядом откашливаеться и отмахивается отходя немного дальше, чтобы не дышать никотином. - Не знаю.. - Усмехается Минхо выпуская белый дым из-за рта. — Джисон.. — Звучит странно, как то скомкано. — Поехали к мосту. — Сипло просит он и не дожидаясь согласия идет в сторону машины. Джисон шагает за ним. Минхо хотел сесть за руль, Джисон не позволил, потому-что тот выглядит, как пьяный, возможно даже хуже. Минхо первый прерывает тишину, что повисла на них стогромовой гирей. — Помню, в детстве часто гуляли с матерью.. мост, был нашим любимым местом.. — А сейчас? — Спрашивает Джисон не отвлекаясь от темной дороги. — Хочешь вспомнить? — Хм..нет.. — Отвечает он. — Хочу сброситься. Забавно. Честно. Откровенно на столько, что можно разглядеть внутренности. На улице все ещё темнеет. Или в глазах. Ещё минута и Минхо раскрошит череп собственными руками, а если не хватит сил то возьмёт топорик для разделки мяса и проведет по горлу. Хоть и боли боится до смерти. Джисон не понимает, что это: шутка или полная серьезность. задумывается, хмурит брови и шепчет: — Не надо..вода холодная тут же умрёшь. — Подмечает он обращая внимание на усиливающийся снег. — Ну и ладно.. — Минхо без различно пожимает плечами. — Это даже хорошо, если смерть наступит моментально, не люблю боль. — То есть, я соучастник твоего самоубийства? — Сухо заметил Джисон. — Неа..— Успакаивает его Минхо. — Ты простой прохожий, что просто проезжал мимо и просто увидел чью-то смерть. — Объясняет он, устраиваясь на мягком сиденье по удобнее и прикрывая глаза, а то от мелких крупинок за замёрзшим стеклом уже рябит. — Просто Джисон. До Джисона ещё не доходит то, что он везет этого Минхо на гибель. Все ещё думает, что это нелепая шутка. Не правильная, наверное даже необдуманная. Подъехав к мосту, на котором к счастью.. ни души, а может и к несчастью. Минхо выходит из машины и шагает пиная снег. Джисон остался стоять возле, своего автомобиля, вздыхает хмуря брови, когда Минхо остановился, наваливаясь на парапет смотря в черную пучину ледяной воды. — Минхо ты же не думаешь реально прыгнуть? — Он начинает подходить ближе. Минхо не отвечает, продолжает ещё сильнее наваливаться, кажется его ноги вот-вот оторвутся от земли и он полетит вниз. В холодную воду, в которой моментально умрет, Минхо поделился, что хочет умереть безболезненно. И теперь, Джисон вспоминает слова и тон, коим было это сказано, понимает, что серьезно, без доли шутки в голосе. Срывается с места, когда чужие кросовки, уже не касаются холодного бетона, а половины тела невидно из-за темноты, будто его распилил поезд, когда тот лег на гудящие рельсы. Минхо, уже буквально летит вниз, но запыхавшийся Джисон успевает перехватить свою куртку,  затащить Минхо обратно на мост и припасть на колени, на холодный бетон. Мысленно избивает Лино за необдуманные действия. Ломает локоть, крошит ребра и разбивает череп, специально, специально очень больно. Потому-что считает, что умирать очень больно, и даже то что он мысленно вытворяет не сравниться с этой болью. — И зачем? — Сухо спрашивает он, роняя голову на голые колени. — Я уже зажмурился, чтобы не заметить, как окажусь в воде. — Придурок. — Шипит он, но не зло, как-то даже.. (понимающе что-ли) — Говори адрес.. — Он достаёт из кармана джинс телефон. — Мой? — Тупо спрашивает. — Нет блин дурки, хотя и этот адрес хорошо бы знать.. — Подмечает он кидая быстрый взгляд на Минхо и вновь возвращая в светящийся экран, печатая адрес, что тот мертвенно диктует. Первая попытка Лино не увенчалась успехом, что он успел сделать, так это зажмурить глаза, чтобы не заметить, как умрет. Боль - больная.  Стоит, только закрыть глаза. Стоит, наверное, поблагодарить за спасение, но смелости не хватает. До дома Минхо они едут в тишине, Минхо глохнет а из ушей льются красные дорожки,  Джисон не отрывает глаза от темной дороги освещаемой редкими фонарями. Полоснуть бы по шее кухонным ножом, удариться глазом об край стола, содрать кожу, выпить белизну, захлебнуться в кипятке, снять лицо гаечным ключом. Выбить коленные чашечки и вставить вместо них стёкла. Красивые. Разноцветные. Зашить рот, красными нитками: Чу́дно, чудно́. Заменить глаза бусинами, пуговицами, причем разного цвета и размера. Отдаться эмоциям и тихо умереть на маминой могиле. Минхо вздрогнул, когда машина остановилась возле дома.  Джисон тяжело выдохнул и наконец его рот расклеился: — Ты правда хотел спрыгнуть? — До сих пор не верит в очевидное. Минхо отвечает кивком. — Тебе точно лечится надо. — Не упрек, просто он так думает. Правильно (наверное) — Бывай.. — Кратко прощается Минхо и выходит из машины, скинув с себя куртку по пути. Злиться, что не дали покончить жизнь самоубийством. *** Минхо встречает зловещая тишина, что прерывается только тиканьем старых часов. Эти часы, ещё отец матери подарил в качестве извинений за очередное избиение. Давненько было, странно, что он это сейчас вспомнил. Минхо ложиться на холодный пол, чтобы хоть теоретически понять, что такое смерть. Хотя старый катушечный магнитофон, что стоит на вязаной салфетке, на небольшой полке, напоминает о его детских фантазиях и фактических травмах. Хоть квартира и другая, но он все ровно думает об мертвом отце, что смотрит на свой мозг, о луже крови, которую не вытирали два дня, после того, как забрали тело. Вспоминает о гнилых конфетах и фантиках, под которыми были зарыты секреты. Коллекция машинок, и та самая любимая, что была подарена Чанбину, но потом из-за нее же была устроена драка. Хотел вернуть, но тот не понимал его языка, поэтому был разбит нос и вывихнуто плечо. Крови было... очень много, так же как и соленых детских слёз, когда Минхо все же забрал ярко-красную машинку из рук Чанбина, что отвлекся на текущую красную жидкость по губам и подбородку. Темнота и тишина лучшие друзья навеки, — Звучит слишком по детски, будто заклинание на якобы вечную дружбу.  Это чуждо. Стало слишком холодно, перелёг на кровать. Чу́дно. Когда в больном мозгу всплывают воспоминания о матери он просто зарывается под подушку и одеяло, надеяться, что уснет и задохнётся во сне, но этого не происходит, ведь во сне стряхнул все на пол. Утром встал с разламывающийся головой и температурой, больным горлом и лихорадкой. Принял обезболивающие таблетки, потому-что других нет, а до аптеки ноги не дойдут, зато они дошли обратно до кровати. Голова коснулась подушки и он снова уснул. Не крепко и даже не сладко. Во сне он видит смерть. Свою. Самую тупую за всю историю человечества. Упал в лестничную клетку. Наверняка специально. Идиот. Расколол череп на куски неприятного мяса. Каша из носа так и не решилась показаться, зато мозг куда-то укатился, а потом послышался леденящий кровь женский крик. Возможно даже не один. Почему-то возле его тела оказывается Джисон, который утверждает, что умирать больно. Минхо не верит. До сих пор не верит, но бьёт себя по лицу, чтобы проверить. Мысленно конечно же. В дверь раздается звонок, ещё один и ещё один.  Минхо встаёт, сначала на локтях, потом на расшатанных ногах топает до двери. Смотрит в глазок и видит его, отворяет дверь тут же пропуская незваного гостя в пустую, темную квартиру. Незваного и неожиданного. Замёрзшего, до побелевшей кожи и дрожи в теле. — Ты как? Выглядишь не очень.. — Стрёкот Джисона успакаивает. (Как не странно). Неожиданно приложил холодную руку к пульсирующему лбу, подытожил: ты заболел. — Зачем пришел? — Уворачиваясь от ещё одной холодной ладони спрашивает он и возвращается в кровать, в которой мысленно умер. А может и нет. — На улице метель. — Замечает Минхо смотря на улицу через замёрзшее стекло. — Странно правда? — Джисон снимает с себя куртку, она похожа на ту, что Минхо выкинул вчера в снег, а возможно это она и есть. — Это зима обещает быть холодной, — Восхищается он подходя к окну и прислоняясь к ели теплой батареи. — Не помню, чтобы в прошлом году был снег, зима решила отыграться за все те бесснежные зимы. — Правда? — Удивляется он вскидывая брови и почему то восхищаясь, тому, что и так знал. Джисон колдует. — Истина. Ого..— Он смотрит на катушечный магнитофон, что стоит на вязаной разноцветной салфетке. — Вот это раритет.. ну и чудовище. Минхо не может сдержать смешка: — Я в детстве его избегал. — Снова усмехается он опуская ноющую голову, к тяжело вздымающиеся груди. — Как? — Зрительного контакта. — Боялся? — Страшился. — А сейчас? — Любуюсь. В комнате нависает тягучая тишина. Футболка неприятно липнет к телу, за окном завывает метель. Минхо слушает, удары сердца, что пытается заглушить тишину. Джисон кажется не дышит, заламывает пальцы, хрустит шеей и как то панически все осматривает. Нервничает и нервирует. — Ой я же поесть купил..— Вспоминает он и несётся в прихожую, где оставил пакет с продуктами. — Ты же наверняка ещё не завтракал.. — И не думал даже.. — Брякает он и идёт на кухню, за Джисоном. Кухня, кажется тесной. Неуютной. Черной.  Белая клеёнка, измазана серым пеплом от сигарет, сверху стоит опрокинутая пепельница. Минхо становится стыдно за бардак. Чудно́. Забавно. Быстро все убирает. Пепел впитывается в скатерть. Мрачнеет, темнеет. Минхо чувствует белизну, что неприятно мажет горло и сжигает внутренности, сокрушённо вздыхает, когда слышит: — Минхо..— Раздается тихое. — У тебя телефон разрывается.. — И вздрагивает, когда до его ушей доносится громкий и до ужаса охрипший голос. — Не может быть.. думал, он разбился, когда в стену улетел. — Пожимает плечами и идёт за мобильником. Подымает объект раздражения с пола. Недовольно вздыхает и берет трубку. — Привет. — Радостное и будто бы очень далекое на том конце провода. Не знакомое прошлое. По коже пробегают противные мурашки. — Привет. — Не весело отвечает Минхо. — Как дела? — Что хотел? Ближе к делу. — Эх..завтра утром я буду у тебя, знаю что ты очень рад, поэтому можешь не отвечать. — Зачем едишь? — Это личное. — Ладно. — Пожимает плечами Лино и сбрасывает. Минхо возвращается на кухню. Достает чашки, разбрасывает пакетики с чаем в кружки. Засматривается на кипящую воду в чайнике. — О чем думаешь? — Вдруг спрашивает Джисон, наблюдая. — Об утоплении.. — Честно. Откровенно. Без дрожи в голосе, будто постоянно говорит о смерти. Хотя наверное часто рассказывает магнитофону истории, что выдумал в детстве. Или сны. — Зачем? — Думаю, это самая безболезненная смерть. — Минхо ставит чашки с кипятком на почерневшую скатерть от сигаретного пепла. В его организме белизна уже сожгла органы. Хочется застрелиться, полоснуть вену ножом, взять топорик для разделки мяса и провести по горлу, кинуться в окно, некрасиво повиснуть головой в петле, разбежаться и воткнуться кадыком в какую-нибудь арматуру, выпить белизну, убиться током, замёрзнуть насмерть, наглотаться таблеток, выпотрошить органы, свернуть шею, удушится проводом. Когда Минхо размышляет о жизни, то начинает ее ненавидеть. Его наверное, ждет психолог в своем белом кабинете. Хотя.. его ждёт койка в психиатрическом отделении, причем отделение должно быть для особо буйных, а то он вырвется и  вырвет вену из руки, а потом ей же случайно удушится. — Сумасшедший? — Джисон, точно читает его мысли. Минхо обречено кривится. — Нет.. просто боюсь боли. — Уклончиво отвечает и глотает кипяток. Обжигает горло, но вида не падает. Язык тоже высох, во рту поместилась пустыня Сахара. — Это ты уже говорил..повторяешься — Замечает Джисон, недовольно вздыхая. — Что принес? — Увиливает Лино и смотрит на пакет. — Ой. — Опомнился Джисон и полез в пакет, будто весь решил туда залезть. Наверное он бы поместился, выглядит крошечным. — Тут фрукты.. блин банан гнилой.. — Расстраивается, доставая связку бананов. — Не гнилой, а перезрелый, значит очень сладкий.. — Подмечает он и заинтересовано наблюдает, за тем, как Джисон достаёт остальные продукты. — Я взял немного конфет, не знал, какие ты любишь. — Я не ем сладкое, аллергия. — Он виновато поник. Помрачнел. — Прости не знал. Минхо схватил перезревший банан и за три укуса, все съел. Желудок, стал противиться, но еду принял и затарахтел. Наверное там появилась сытая улыбка. — Зачем пришел? — Неожиданно спрашивает Минхо. — Боялся, что наложишь на себя руки... — Волновался. Прости, не должен был.. Мне уйти? — Его глаза похожи на бисер, разбросанный по полу. Неприятный вообщем-то. — ...мёрзнешь — Вздох утащил начало слово. — Хочешь, чтобы все тело ампутировали? — Он вскидывает брови и усмехается. Джисон зеркалит улыбку, только у него получается более естественно, более живей. И глаза, кажутся противными, потому-что - живые. Джисон синоним слова — жизнь. Минхо снова задумывается и уходит в себя. Из-за пара из кружки запотевают глаза и неприятно слепляются ресницы, щеки некрасиво тают и капают в кружку с драконами, будто пластилин или шоколад, который забыли убрать в холодильник, в уши будто налили воды, а Джисона посадили в пещеру и заставили, рассказывать секреты.  — ...Все таки хорошо, что я тогда убежал. А от кого, куда, зачем, почему. Минхо некогда не узнает. — Просто Джисон. — Брякает он задумчиво. Мысленно давит на виски из-за внезапной головной боли. — Ты? — Я, а что я? — Спас меня, тогда и сейчас. — Хочешь наградить? — Нет. — Тогда не вспоминай. И снова тишина хватается за горло. Топчет. Режет. Смеётся. Нежно обнимает и грубо целует в висок. Джисон громко вздыхает и раздражает, когда начинает елозить на месте не зная, как спросить свой вопрос, что так и скребётся по глотке. Храбреет, смеелеет, будто мозги вправили. Наконец-то спрашивает: — Почему хочешь покончить со собой? — Он только что сорвал чеку. Осознано. — Я слышу твои мысли, только о смерти и думаешь. — Признается он и почему то краснеет. Минхо пожимает плечами. Насильственно. — Ты же знаешь причину. — Хрипло отвечает он. — Врешь. Я уверен..нет, я убежден! Что это не все.  — Заверяет он округляя глаза и заостряя уши. Минхо кратко усмехается. Резкое желание вырвать голосовые связки, его пугает, потому-что хочет поделиться хоть с кем-то, тем самым сокровенным, о чем хочется кричать, выть, орать. Минхо одечает, если останется один. Точно схватиться за нож и наложит на себя руки. У него случилось кровоизлияния в глаза. Те слезяться красным. Отвечает: — Меня предал очень близкий мне человек. — Его спокойствие убивает. Разлепляет какие-то детские шрамы и впивается когтистыми руками в грудную клетку. — Чанбин.. ты его не знаешь. — Знаю. — Медленно качает головой,  загадочно глядя сквозь Минхо. — Со Чанбин.. он же владелец автомастерской, рядом с гоночной трассой. — шопотом поясняет он. — От куда знаешь? — Удивляется вскидывая брови. — Это я владелец гоночной трассы. Минхо каменеет не веря своим ушам. — Это я приглашал тебя на ту гонку. Теперь хочется застрелиться и застрелить, глаза застряли на Джисоне, а непонятный страх врезался в лицо и разбил переносицу. С носа потекло. — Минхо у тебя...— Он пальцем показывает на нос, а Минхо отмахнулся рукой, схватил сухую салфетку и запихал в ноздрю. Без каких либо эмоций и дурацкого испуга. Само спокойствие. Сам Ли Минхо. — Порядок.. — Уверенно заявляет он, но салфетка быстро принимает красный оттенок, ещё чуть-чуть и с концов начнет капать бордовым. — Все в порядке. — Уверяет, но проверяет. Джисон продолжает. — Помнишь, когда ты проиграл? — Давит на больное. Не специально. Не нарочно. Даже не усмехается и не смеётся. — Такое забудешь.. — По голосу слышалось, что ему не хорошо. — Чёрные розы, тот букет, что был подарком за проигрыш помнишь? И Минхо вспоминает. Его будто озаряет. Роговица сползает с глаза, а зрачок укатывается восвояси. Его ударяет молния, которую он так боялся в детстве и от которой прятался под кроватью. Она его нашла. Оскалила зубы и впилась в мозг. Чу́дно. «— Ты проиграл, поэтому.. — Смотря победным взглядом говорит парень и проходит наливая себе янтарную жидкость в прозрачный стакан. — Розы от куда? — Спрашивает Чан выпивая залпом содержимое и прочищая горло, после дешевого коньяка. — Фу, как ты пьешь это дерьмо!? Лино смотрит на букет роз, черного цвета, они лежат на туалетном столике. Ему даже кажется, что цветы над ним потешаются, он слышит их смех и насмешливый шепот. — Фанат, какой то подарил. — Голос хрипит. Он берёт цветы в руки и смотрит на них секунду, вздыхает и без капли сожаления кидает в мусорное ведро, где полно окровавленных салфеток и пустых баночек спирта. — Красивые.. » Сумасшествие разрывает ушные перепонки криком. — Почему сразу не сказал, что это ты? — Выпаливает Минхо. — И много ты обо мне знаешь? Это ты Чанбина заставил взорвать мою машину? От куда ты вообще меня знаешь? Неужели ты специально тогда меня спас? Что тебе вообще нужно? — Вопросов много. Джисон первый сорвал чеку, теперь пусть восстанавливает. — Так давай по очереди.. Минхо облокачивается на спинку стула и выжидающе смотрит. Много ты обо мне знаешь? — Нет. Максимум то, что ты гонщик и звать тебя Ли Минхо. Это ты заставил Чанбина взорвать мою машину? — Я что похож на сумасшедшего?  — Отвечай. — Командует Минхо. — Нет конечно! — Плюётся он и задумывается о следующем вопросе. От куда ты вообще меня знаешь? — Интернет, спорт-газета, тем более ты не раз участвовал в гонках на моей трассе. Самому догадаться трудно? Ты специально, тогда меня спас? — Честно признаюсь, нет. Это правда, обычное совпадение. —Оправдывается Джисон, а Минхо даже заслушивается. Что тебе вообще от меня нужно? — Нечего. Раньше победа, сейчас стакан кофе, что ты задолжал. — Отвечает Джисон и засматривается в окно. — Ты уверен, что это был именно Чанбин? — Задумчиво спрашивает. — Да. — Сокрушительно вздыхает Минхо. В глазах начинает темнеть, а торчащая салфетка из носа, уже полностью намокла и неприятно выскальзывала из ноздри, прям как та надежда на лучшее. Он окончательно заблудился. — Доказательства? — Дурак. — Шипит он на нарисованного дракона. — Если хотел подставить, то почему оставил включенным камеру видеонаблюдения! — Серьезно? — Не верит Джисон в такую тупую оплошность. Минхо отвечает кивком и чувствует, как по губе течёт, что-то липкое и вязкое, красного цвета и соленая на вкус. Это предательство. Джисон вспоминает о каком то важном деле. Вскакивает. Кратко прощается и уходит. Недолго думая, Минхо открывает бутылку вина. Дорогого. Chateau Mouton Rothschild. Немного теряется, когда бутыль становится на половину пуст. Теряется в мыслях, эмоциях. Непонимает из-за чего убивается больше. Из-за предательства или смерти матери. Ударил себя по щеке, вцепился в волосы, выдернул салфетку из носа и вставил новую. А ту кинул в раковину и растворил в воде. Всё ещё думает об утоплении. Темнело. За окном клокотала буря. Бутылка вина опустела. Минхо сидел на стареньком стуле с расшатанами ножками и психикой, считал капли, что стекают вниз по стеклу бутылки. Вздрогнул, когда во входную дверь постучали. Трижды. Минхо набрался сил, стукнул по столу рукой, так что бутылка из под дорого вина под прыгнула и упала. Шатаясь зашагал к двери. — Я сказал маме, что ты меня ждешь. В дверях стоял черноволосый мальчишка и широко улыбался, тревожно осматривая пространство позади Лино. В детстве, его называли эльфом, сейчас же похож на ведьму. Его лицо украшали ели видные веснушки и железки, на шее тоже виднелся рисунок, ангел вроде. Павший наверное. Расцарапанный нос и рассеченная бровь, так же находились на лице младшего двоюродного брата. — Наврал. Мальчишка пожимает плечами. — Я рад тебя видеть Минхо. — Радостно заявляет он и проходит в квартиру. — Ты, как я вижу тоже, аж зрачки уплывают от радости, меня ждал или просто алкоголик? Минхо шутку не оценил, буркнул, что то нечленораздельное и завалился обратно на кухню. — Ты говорил, что утром приедишь. — Напоминает он из кухни и достает ещё бутылку в которой плавает янтарная жидкость. Наполняет стакан и тут же опустошает его. — Так семь утра. Чем тебе не утро? — Заходит на кухню и с отвращением смотрит. — Значит алкоголик. — Подытоживает и падает напротив. Минхо выпадает из вселенной. Мозги начинает плющить, мечты переходят в реальность и топорик для разделки мяса поласует его шею. Не верит. Смотрит на часы и понимает, что просидел на кухне и даже не заметил, как быстро прошел день и ночь. Как быстро прошла жизнь. Стрелки надо бы остановить, но он не владеет временем. Он даже собой не владеет. — Ёнбок..— Хочет, что-то сказать, но слова что так активно лезли по гортани проваливаются обратно. — Зачем приехал? — Это личное. — Хмыкает он совсем незаинтересованно, скудно. Добавляет. — И я Феликс. Определился, все таки. — Ведьма. — Шепчет он и хватает бутылку со стола допивая оставшееся. Блюёт. Блеет. Блюёт. Блеет. Болеет. Лихарадит. Курит. Линяет. Выцветает. Дичает. Молчит и думает о мести. Костяшки запульсировали. В голове запрыгала ненависть и злость в карнавальном вальсе. Первая маску сдирает ненависть, сдирает с кожей и кровью, щеками и глазами, хватает молоток и начинает бить мозг. Вторая - это злость, что повторяет за сестрой. Отрубает память и рассудок. Минхо взвыл. Озверел. Закричал. Одичал.  Превратился в того, кого больше всего боялся. Вены на шее и лице вздулись до гигантских размеров, кажется сейчас бахнут и зальют кровью стены и потолок. Протрезвел. Вскочил и понёсся, туда где предали. Где растоптали. Взорвали и убили. Именно Чанбин схватил нож и пырнул Лино в спину. Отрезал крылья. Вырвал сердце и выколол глаза. Глаза не видят. Нос не дышит. Голова не соображает. Тело не работает. Органы перестают функционировать. Костяшки продолжают пульсировать. Ноги спешно несутся на гибель. Минхо проносится по бетонному полу прямо к тому, кого хочется убить. Предал. Предатель. Предательство. — Ублюдок! — Звереет Минхо и бьёт кулаком в челюсть. Тот шатается и падает. Орет, что-то. Минхо не помнит. — Подонок! Ты продажная тварь! — Руки немеют, язык отсыхает, кровь брызжет в разные стороны.  Чанбин стукается затылком и от туда течет бордовая кровь, что тут же превращается в желе. Минхо продолжает бить, кричать и дичать, звереть и убивать. Когда его оттаскивают от Чанбина. Г-господи, что он натворил. Рабочие в синих костюмах в панике звонят в скорую и наверное в психбольницу, чтобы доложить на сбежавшего больного. Минхо тоже хорошо досталось, пару раз прилетело в нос, от куда снова течет и в глаз, который залился красным. Минхо до сих пор чувствует, чужие руки, что его крепко держат. Хоть и не сопротивляется больше. Чанбин лежит без сознания, к нему подбегают, хватают и уносят на носилках. Все происходит, будто в грёбанном сне. В ночном кошмаре. Лужа крови, что натекла, напоминает детство. Разбитые костяшки. Кровь из носа. Бешено бьющееся сердце. Чан, что сдерживает его и шипит в ухо желая надавать по голове. Сдерживаться. — Минхо ты с ума сошел?! Ты его чуть не убил! Скажи спасибо, что скорая была поблизости!  — Продолжает кричать Чан. — Это война, а на войне врагов убивают! — Цедит он и уходит. На него косятся. Бояться. Ненавидят. Презирают. Минхо усмехается и показывает средний палец в след уезжающей машине скорой помощи. Боже аж  дышится легко. Чан неспешно шагает за ним, до самого дома. Курит. Шмыгает простывшим носом. Температурит. — От куда узнал? — Минхо дёрнул ручку двери и та с щелчком отворилась. — Ёнбок сказал. — Заходя в квартиру отвечает Чан. — Я Феликс! — Рычит мальчишка выпрыгивая из кухни. — Ли Феликс Ёнбок? — Усмехается Чан, провожая Минхо взглядом. Тот пошел спать. Или умирать. Узнают, через несколько часов. — Что случилось? — Феликс встревоженно осмотрел  побитого Минхо. — Подрался. — Недовольно вздыхает Чан и идет на кухню. Тесная кухня. Темная. Чернеющая скатерть. Разлагающаяся салфетка в раковине. Недопитый чай. Связка бананов и аллергия на конфеты. Тайный разговор. Разбитая бутылка дорого вина. Пустая конька. Три смятых пачки сигарет, в углу и под столом. Пахнет чем-то приторно сладким и кровью. Феликс только приступил к уборке стекол, как в квартиру завалились Чан с Минхо. Обозвали его Ёнбоком и мысленно ведьмой. В доме витает пар предательства и ярости. Минхо сопит и хрипит. Чан вздыхает и вместе с Феликсом наводит порядки. — Когда приехал? — Чан разбил тарелку. Стекол прибавилось. Феликс яростно выдохнул и стал подметать. — Сегодня утром, меня встретили убегающие зрачки Минхо, но точно не он. — Усмехается Феликс. — Не удивлюсь, если он проснется и удивиться, что я приехал. — Думаешь забудет? — Забыл. Я в этом уверен. Чернеющую скатерть отправили на помойку. Стекла и  разлагающуюся  салфетку туда же. Конфеты съели, бананы выкинули. Они все таки  погибли. Заварили чай и сели секретничать. Ворошить прошлое, как старый улей. Пчелы не на кинуться, умерли от холода. Вспоминают детство и холодную, лесную бабайку. Путаницу в именах.  Растаявший пломбир. Ложку, что вечно тонула в йогурте. Город из подушек и одеял. Побег в лес, на охоту. Ложь во благо. Бесснежную зиму, что была до смерти холодной. Детскую фантазию и теоретическую смерть. Суицид, для игры в следователей. Убийство, для настоящего расследования. И много-много секретов. — Весело же было. — Подытоживает Чан наливая третью кружку чая. — Минхо, даже слезу пустил, когда ты уехал, кричал, что свет покинул его комнату. Представляешь? — Представляю.. — Задумчиво тянет Феликс. — А сейчас похоже, свет покинул его, от того он такой мрачный. — Не знаю я, когда у него закончится, это черная полоса. — Расстраивается Чан, смотря на остывающий чай. — Хотя, это наверное фон. Феликс кивает и пожимает плечами. В глаза сыпется песок. Приятно кровоточат старые раны. Тело — воск, голова — фитиль. Взорвется, как догорит. Разлетится по всей кухне, снова придется наводить порядки. На чай кажется наложили проклятье, заворожили заварку и заколдовали кружки с драконами. Глаза слепляются. Обговорив планы на будущее, Феликс кричал, что «это личное», а тот с радостью делился. Чан помнит Феликса крохотным. Разноцветные носки, один был всегда желтый с улыбкой на пятке, а второй красный с черными полосками. Феликс спорил, что носок черный, с красными полосками, Чан с Минхо доказывали обратное, убеждали, щекотали, когда тот начинал сильно раздражать. Гигантский голубой пуховик, в котором вмещалось три Феликса. Россыпь веснушек, что сейчас спрятана под тоналкой и комплексами. Букварь, что тот выдавал за список пойманных им маньяков и воришек. Минхо с Чаном охотно верили, когда Феликс перечислял имена. Заливистый смех. Прятки от родителей. Слежка за местной сумасшедшей, а потом прятки от нее. Она хотела показать кошку-невидимку, о которой заботиться сто лет и называет «кормом» Разбитые коленки. Море из слез и расстование. Из-за заколдованного чая по щеке проползла слеза. В нос ударили воспоминания. Феликс потянулся, зевнул и отправился спать. Чан попрощался, пообещал, что зайдет вечером и ушел. Минхо просыпается от черно-белого кошмара. Его снова убили. Мышцы болезненно вздрагивают. Он сползает с кровати, чувствует ужасную боль в ногах. Голова идет кругом. Отстой. Его раздражает собственное помешательство на смерти. Принимает себя за сумасшедшего и в отражения смотрит, будто на другого человека. На него смотрит, кто-то другой. Просто копирует, потому-что боится, что его раскроют и отправят в психушку. Ели заваливается в ванную. Обливает лицо ледяной водой. Смотрит красными глазами, в другие красные глаза. Улыбается отражению. Считает капли, что капают с подбородка. Ему больно. Столько, всего навалилась за последнее время. Кажется он уже некогда не вылизит из этого омута, где только черти и один выход — смерть. Можно удушиться шлангом от душа, но его останавливает появившиеся за дверью Феликс. — Минхо, будешь чай? Минхо теряется на секунду, пугается. Вспоминает и отвечает, когда тот уже начинает паниковать молчанию в ответ. — Да..давай. Заваливается на кухню и мертвенно падает на расшатанный стул. Наблюдает, как ведьма суетиться на кухне. Замечает чистую кухню и новую скатерть. Краснеет из-за температуры. В голове звенят колокольчики. В теле разлагаются органы по венам разливается белизна. Гроб одиночества. — Мы с Чаном вылили все, где имеется процент алкоголя. — Вскрывается Феликс ставя кружки с кипятком на стол. Минхо поднимает мутные глаза. — Но спешу тебя обрадовать, Чан притащил сигареты, или отдал свои.. я не понял, потому-что пачка открытая. Минхо кивает и хлебает кипяток. Вечная ошибка. Больная бесконечность. Вот же идиот. Язык покрывается волдырями. Белизна начинает пламинится. — Чан долго сидел? — Прилагает огромные усилия, чтобы выдавить из себя слова. — Мы с ним попили чай, немного поговорили и он ушёл. — Отвечает Феликс и хватает овсяное печенье с тарелки с рисунком синей клубники. — О чем говорили? — Кривится из-за жжения в горле. — Вспомнили детство, обменялись планами на ближайшее будущее. — Весело перечисляет он чавкая печеньем. — Он мне приказал, следить за тобой и если захочешь, сбежать, разрешил отрубить ноги. — Хм..хоть болеть перестанут. — Сухо прокомментировал. — Решил сбежать? — Буднично спрашивает он и хватает ещё печенье. — Наверное. — Насильственно пожимает плечами. Те жалобно скрипят. Лучше не шевелится и не двигаться, а то; рассыпется. Снова глотает кипяток, рецепторы окончательно сгорели. — Как в детстве? — На его тонально-белое лицо ползет улыбка. — Не помню, что там было. —  Тело поразило бестолковая усталость. Память стёрлась. За ложь настучат по макушке. — Правильно? — Не знаю, Чану пожалуешься? — Доложу. — Тогда отрубай ноги. Когда начинаешь размышлять о жизни, то начинаешь ее ненавидеть. Минхо вздрагивает, когда мелодия звонка разрывает тишину. Берет трубку. — Слушаю. — Ты задолжал, последнюю кружку кофе. —  На том конце провода, наверняка широко улыбались. — Помню, но я в заложниках. — Требуют выкуп? — Угрожают, что отрубят ноги, как покину порок дома. — Жалуется. — Кто? — Ведьма. — Сбежишь? — Попробую, не удивляйся, если за мной будет ползти красный шлейф. — Это последняя кружка кофе, мы больше не увидимся после нее. В груди кольнуло сердце и забилось быстрее. Оно радуется, что на одного человека в окружении станет меньше. Как говорится, меньше народу, больше кислорода. В этой ситуации, его реально душат люди. — Жди, скоро буду в кафе, где мы были первый раз. — Алмаз? — Алмаз. Звонок завершается, Минхо смотрит на Феликса. Угрожает: — Если скажешь Чану, буду называть Ёнбоком. Феликс вскидывает брови. Сокрушенно вздыхает, принимая поражение. — Твоя взяла.. — Осталось, ещё поднять белый флаг. — Я камень. И Минхо нехотя поднялся со стула. Выпил обезболивающие. Побродил по гостиной, убеждая себя, что что-то потерял. После поисков невидимой потеряшки, поплелся на последнюю встречу с Джисоном.