Изо дня в день

      Несколько месяцев назад

             У ворот его никто не ждал.              Отчего-то Рюджи казалось, что дорога у тюрьмы должна быть не иначе как пустырем, сквозь который проезжают две-три машины в день. Но с исправительной колонией в Нагано все было вовсе не так. Ее стены плотно теснили муниципальные здания, магазинчики и цирюльни. Тюрьма здесь была такой же частью города, словно какая-нибудь школа. Или дом престарелых. Что, учитывая средний возраст заключенных, было не так уж далеко от истины.              Рюджи почесал затылок. Короткий ежик волос кольнул пальцы.       В колонии он ходил с бритой головой. Дело было не только в том, что от заключенных требовали аккуратности. И не совсем в том, что без должных усилий Рюджи выглядел не как холеный наследник Джина Годы, а как сасквач. Последнее его мало заботило — оставшийся лоск с него содрали на операционном столе. После этого уже никакое количество воска для волос не смогло бы отвлечь от куска пластика на том месте, где из робы должна была торчать рука. И на этом фоне его… странный цвет волос — последнее, что Рюджи хотелось бы объяснять.       Он смерил взглядом маленькое здание парикмахерской. Дверь была дружелюбно распахнута — не иначе как в попытках поймать хоть немного ветра посреди вязкой, как студень, жары.       Рюджи совершенно не успел заметить, как волосы начали отрастать. И если люди внутри стен уже уяснили, что лишние вопросы ему лучше не задавать, то люди снаружи…       Словом, парикмахерская бы ему не повредила.              Повертев эту мысль в голове, Рюджи развернулся и зашагал ровно в противоположную сторону.       Вряд ли местный брадобрей выгонял гостей, прибывающих из застенков. Но слишком уж стратегически располагалась его лавочка. Человек гражданский, конечно, не нашел бы в этом ничего необычного. Какому парню не захочется почистить перья после камеры? Несмотря на усилия заключенных по уборке, сырой плесневый душок так и норовил въесться в робу. Конечно, среди людей «семейных» этот душок скорее был знаком чести. Как боевые шрамы. Или больная печень.       Другое дело — девицы из хост-клубов. Те, конечно, говорили что угодно, если продолжать осыпать их купюрами. Но и у них были пределы. Вчерашний сиделец сорил деньгами напропалую, но долгосрочным вложением его назвать было сложно. Как и терпеть могильный запах рядом с собой, когда сами хостес все еще молоды и полны сил.       Чтобы забить этот кислый дух плесени с карри, необходимо было не иначе как ведро одеколона. Дабы пройти баптизм и вернуться в законопослушную жизнь душевно и физически.       Но Рюджи Года последний раз был гражданским довольно давно. И торговцев информацией предпочитал избегать. Те имели свойство раздувать свою важность чужими секретами, как жабы, и затевать подковерные игры на ровном месте. Подставить свое горло под бритву такому цирюльнику означало расписаться в собственной некомпетентности.              Он остановился у автобусной станции.       Расписание донельзя выцвело, и только провидец (или местный) мог понять, когда автобус намеревается проехать мимо. Не то чтобы Рюджи знал, куда хочет направиться. Но для начала нужно было хотя бы узнать, куда он может. И решить, куда он точно не хочет.       Невдалеке виднелись покатые крыши буддийского храма, и на мгновение Рюджи посетила лихая мысль зайти туда. Задать вопросы. Получить ответы.              Но это было бы слишком просто, не так ли. Сперва получить новую стрижку, потом, не отходя от кассы — свежую хрустящую индульгенцию.              Рюджи порылся в карманах. И точно — пальцы нащупали знакомую дыру в подкладке. В своей предыдущей жизни он со временем растерял привычку следить за одеждой — та все равно рано или поздно становилась покрыта бурыми пятнами. Да и в целом, патриарху клана Оми куда проще было купить новое пальто, нежели шокировать Осакские химчистки чужим ДНК. Кто бы мог подумать, что одно из таких пальто откажется умирать вместе с ним.        Найденные монеты лежали на ладони неаккуратной горкой. Рюджи сжал их в кулаке. Металл был теплым.       Черта с два он отдаст их храмовым богам. Сдалось ему это благословение.              Он присел на лавку рядом с остановкой. Несмотря на наличие крыши, защиту от жары она не предоставляла — прозрачные стены как будто заставляли густой воздух скапливаться внутри.       Автобус приходить не торопился.       Люди неторопливо плыли сквозь духоту, обмахиваясь веерами и сложенными газетами. Но стоило им приметить Рюджи, они тут же ускоряли шаг или переходили на другую сторону дороги. Спросить у них что-то не следовало и пытаться. Оставалось только надеяться на удачу.       Он покосился на мутную поверхность пластика. Сквозь слой налипшей пыли разглядеть собственное отражение было едва ли возможно.       Конечно, при такой погоде в верхней одежде было жарко. Кроме того, она теперь сидела… неправильно. До тюрьмы костюмы для Рюджи частенько шили на заказ, и они облегали его силуэт, как вторая кожа. Но за годы заключения сам силуэт успел значительно измениться.              Очередная благообразная тетушка пронеслась мимо, стараясь не смотреть в его сторону. Ее морщинистые пальцы цеплялись за ручку зонтика, будто она приготовилась им обороняться.       Рюджи натянул рукав пониже, окончательно скрыв протез, и мрачно вперился взглядом в клочок земли под ногами.              По крайней мере, ботинки все еще были впору. Теперь, после тысячи с гаком смен на заводе, он мог по-настоящему оценить, насколько хорошо они сделаны. Даже покрытые старыми пятнами и царапинами, кожаные броги еще хранили остатки роскоши. Словно забытый в пустыне рядом с Лас-Вегасом кадиллак.       Такашима, будь он проклят, любил говорить о том, как важна в жизни хорошая обувь. Стоило признать, в этом он не лгал.       Рюджи поднялся с лавки и сделал шаг. Кремовый ботинок тяжело опустился на дорогу, подняв облачко пыли.       Он хмыкнул. Треугольные следы от его туфель отчетливо отпечатывались на песке у остановки. Думать о том, что Такашиме обувь больше не понадобится, оказалось неожиданно приятно. Разве только тот нашел, кому пускать пыль в глаза, пока крутится на вертеле в аду.              Рюджи сделал еще шаг. И еще.       Вскоре он шагал по улицам города с видом настолько праздным, что его можно было принять за туриста. Если не задумываться, что туристы вообще забыли в городе, где из достопримечательностей — пара деревьев да идзакая.              Железнодорожная станция пахла жиром, моющими средствами и грошовым кофе. Вместе с выхлопным газом автобусов и сигаретным дымом пассажиров все сливалось в один-единственный запах — запах дороги. Такой, который с годами незаметно селился в самих кирпичах станции, и никакая побелка не могла его скрыть.       Карты железнодорожных маршрутов любезно лежали в коробочке у кассы. По крайней мере, обычно. Рюджи досталась последняя — с оборванным углом и отпечатком стаканчика из-под кофе, та лежала на самом дне.              Под тяжелым взглядом кассира он вышел из здания. Запах жареной еды стал сильнее.       Рюджи повертел головой в поисках источника запаха.       В типичном вокзальном духе, в стене была дыра, над которой висела вывеска с одним-единственным словом: «Созай». Но это могло обозначать все, что угодно, поэтому под большой вывеской закономерно висела вывеска чуть меньше с надписью «Все-что-угодно». В свою очередь, под вывеской поменьше висела картонка, на которой убористым почерком разъяснялось, что включено во «все-что-угодно» сегодня. Список был довольно внушительным — от пончиков и темпуры, до омлетов и гедза.              Рюджи сглотнул.       Горка йен, которая чудом появилась из глубин пальто, могла бы купить ему билет на электричку. Но… В тюремной столовой не было жареной во фритюре, хрустящей на зубах еды на шпажке. Такой, которую только и можно было, что заливать литрами пива. Пива, к слову, в тюрьме тоже не было. Что, если подумать, было весьма печально — возможно, при наличии пива пресная гуща карри не просилась бы назад так часто.              Рюджи был убежден, что настоящему мужчине не пристало долго размышлять над своими решениями. Поэтому он решительно подошел к прилавку.       — Эй, бабуля! — монеты со звоном бахнулись на блюдце. — Положи мне куриных кож. Да таких, чтобы зубы ломались.              «Бабуля» подняла голову от газеты и смерила его непроницаемым взглядом. Тщательно выщипанная в ноль (и не менее тщательно нарисованная обратно) бровь приподнялась в легком неодобрении. Но хвататься от грубости за сердце продавщица не торопилась. Вместо этого паучьи пальцы с наманикюренными ногтями схватились за монеты. Те споро исчезли в кармане ее фартука. Рюджи проводил их взглядом с легким сожалением.       Впрочем, долго оно не продлилось, потому что через пару мгновений на прилавке возникла целая картонка объектов. Те, при ближайшем рассмотрении, смутно напоминали части куриного тела. Но какие конкретно, пояснить смог бы разве что коронер — так щедро на них был налеплен промасленный фритюр.              Рюджи довольно оскалился. То, что нужно.       Он присел на лавочку у стены и развернул карту. Протез придавил ее край, чтобы тот не загибался от ветра, а левой рукой Рюджи шнырял в коробку, чтобы вытаскивать оттуда шпажки, как карамельки на палочке. По крайней мере, хруст они при жевании издавали похожий.              Так уж сложилось, что, будучи человеком «семейным», Рюджи Года не мог просто так прийти в банк за деньгами. Даже если они у него были, то оформлялись через сложные цепочки посредников и организаций. Но если банковские клерки могли идти на поводу главы Го-Рю в Осаке, то за ее пределами никому не было дела, какой перед ними якудза — еще барахтающийся в ранге или уже выкинутый из организации, как рыба после прилива.       Рюджи задумчиво хрустнул куриной кожей.              Городок, в котором ему повезло застрять, удачно располагался прямо рядом с центром префектуры. Несколько остановок на электричке, рукой подать через реку — и он попадал в город Нагано, который уже был полноценной транспортной развязкой. А уж оттуда Рюджи мог проложить маршрут куда угодно.       Он провел пальцем по одной из линий синкансена, оставив дорожку из фритюрных крошек.       Да, возможно, Рюджи не был так же пронырлив, как Такашима. Но и круглым идиотом он себя не считал. Его основной капитал хранился в тайниках и ячейках, доступ к которым можно было получить при помощи лома и навыков убеждения. Но в основном, конечно, лома.       Дельце обещало быть грязным и суетливым, но все же в меньшей степени, чем ожидание очереди в бесконечной череде бюрократического ада. Рюджи даже представлять не хотел, с каким видом встретит его банковский клерк, если он придет без именной печати. С ломом в этом плане было проще.              Он впился зубами в очередной кусок куриной кожи. Тот поддался с неохотой.       Как ни крути, у жизни на острове были свои препоны. Любая дорога рано или поздно упиралась в море.       Неудобство состояло в том, что все посредники, которых он знал, обслуживали не только Го-Рю в Осаке, но и весь Кансай. И появиться у кого-либо из них на пороге означало только одно: после этого весь Кансай будет знать, что Года-младший «откинулся» и собирает капитал. А это могло внушить некоторым людям ложные идеи. Например, о мобилизации новых рекрутов в Го-Рю и узурпации власти в Оми. И всяком таком.       Вряд ли нынешняя верхушка Оми воспримет подобные новости с энтузиазмом.              Что-то хрустнуло под клыком особенно сухо. Рюджи сунул пальцы в рот и медленно вытащил элемент, подозрительно напоминающий перо.       — Эй! Карга! — он помахал пером в воздухе. — За это я не платил!       Продавщица лениво оторвалась от кроссворда.       — Это на удачу, — откликнулась она ровно. — За счет заведения.       Рюджи ругнулся под нос.       Бабуля, разумеется, не знала, кто он такой. Но даже с учетом этого — она была первой в городе, кто не дергался от его вида. Должно быть, за годы работы на вокзале она видела персонажей похлеще.              Волна автобусов и такси подобрала очередную волну пассажиров, и теперь парковка рядом со станцией пустовала. Шелест шин и гул дороги остались где-то вдали, а до следующего поезда, судя по расписанию, было не менее часа.       Солнце жарило. Стрекот сверчков становился громче с каждой минутой.       Рюджи смахнул со лба пот и прислонился затылком к стене станции.              — А что, ты раньше был кем-то важным?       Он приоткрыл глаза. Продавщица продолжала смотреть на него с отстраненным интересом, как на диковинного зверя в телевизоре.       — Был, да сплыл… — пробормотал Рюджи.       — Хм.       Бетон приятно холодил затылок.       — А что, так заметно? — спросил он.       Продавщица усмехнулась, и ее напомаженные губы дрогнули.       — Твоя голова похоже на яйцо, — она пожала плечами. — Тут не нужно быть гением.       Рюджи с сожалением отстранился от прохладной стены и взглянул в стеклянную витрину лавки. Та была куда чище остановки автобуса, и его отражение наконец приобрело человеческие черты.       Ничего удивительного не было в том, что женщина с первого взгляда смогла узнать тюремную стрижку. Но отчего-то до сего момента ему казалось, что волосы успели отрасти куда сильнее. На поверку, голова действительно походила на яйцо. Рябое, вроде перепелиного.       В детстве Рюджи как-то раз уже пробовали коротко обрить. Но в школе ему тут же заявили — клочки белых волос посреди темных «выглядят неприемлемо, будто его облили хлоркой». С тех пор он отказывался стричься, пока волосы не начали лезть в глаза. Тогда в школе стали говорить, что он выглядит неприемлемо по другим причинам.              Торговка вовсе отложила газету и оперлась локтями о прилавок.       — Мой деверь дома чинит, — сказала она доверительно. — Ему руки нужны.       Рюджи понадобилось несколько секунд, прежде чем он понял, что она имеет в виду.       Он хохотнул.       — Тут уж извините. Рука только одна.       Сам не зная, зачем он это делает, Рюджи засучил рукав. Протез мутно сверкнул на солнце.       Как он и ожидал, выражение лица бабули тут же изменилось. Ее угольные брови изогнулись, и равнодушная маска уступила место чему-то иному.       С некоторым опозданием Рюджи понял — это была жалость.       Не успел он возмутиться, женщина растянула губы в ухмылке. Золотая коронка сверкнула на солнце.       — Ничего-ничего. Будешь краску месить.              Так Рюджи Года стал месить краску в Сузаке.              Думать о будущем было куда утомительнее, чем придерживать чужому родственнику стремянку, пока тот грунтует стены. Тот оказался говорливым мужчиной средних лет — абсолютной противоположностью снохи. Он едва доходил Рюджи до груди, и выглядел таким сухим, будто Рюджи может взять его ворот в щепоть и приподнять над землей.       По меркам осакца, Сузака была местечком весьма затрапезным. Но рядом с центром префектуры ремонтнику всегда было чем заняться. А значит, и Рюджи всегда был при деле.       Он исправно выполнял всю работу, которую мог. Продавщица (ее звали Мако) выделила ему место для сна прямо в лавке, и временами делилась остатками жареной еды, которая оставалась в конце дня.       Жизнь казалась… более сносной, чем могла бы.       Рюджи рассуждал так — даже если не ехать в Кансай, то в больших городах он тут же попадет на радар, а в каком-нибудь маленьком поселке будет выделяться, как опухоль. С этой точки зрения, оставаться в пригороде было самой разумной стратегией.       По крайней мере до того момента, когда он найдет ответ на вопрос, что делать дальше.              

***

             Лето клонилось к закату. Персики на деревьях из крошечных зеленых завязей превратились в круглые румяные солнца.       Рюджи шел через сад вдоль реки. Обычно в районе моста было не так много людей, но ближе к вечеру по его пешеходной стороне семенили темные фигурки. Временами в них угадывались школьники, закончившие наконец дела в клубах, временами — усталые работники, возвращавшиеся домой в Сузаку из центра.              Откровенно говоря, путь Рюджи от последней подработки до места ночлега вовсе не включал прогулку по саду. Более того, желание поглядеть на персики этот путь значительно удлиняло. Но что-то побуждало его каждый раз делать крюк и приходить сюда снова и снова. То ли заросшая травой тропинка, то ли журчание реки неподалеку, то ли многослойные горы вдалеке, на которых охапками лежали белоснежные облака.       Он приблизился к мосту и сощурился.       Красный шар солнца у горизонта утопал в обрывках туч, отчего походил на персик, частично скрытый листьями в кроне дерева. Силуэты людей на фоне закатного неба слились с темной полосой электрички. Она прогромыхала в сторону центра и скрылась на другом берегу.              Рюджи отнял руку от лица.       Глядеть на солнце, как говорил деверь Мако, было «делом весьма пользительным». Рюджи каждый раз спорил с ним. Аргументом являлось то, что зрение деверя такое паршивое именно из-за того, что тот постоянно смотрит в небо. А когда опускает взгляд вниз, то не видит того, что под носом.       На это мужчина смеялся и отвечал, что солнце не может совсем его ослепить. Разве оно будет таким жестоким, если согревает его и унимает боль в суставах?       Рюджи только чертыхался.       Он и хотел бы согласиться, но в последнее время солнце было к нему неблагосклонно. По крайней мере, в пасмурную погоду он мог носить пальто без риска собрать гроздь косых взглядов. Летом же приходилось выбирать что-то одно: либо скрывать протез, либо нет. Правильного ответа здесь не было — в обоих случаях он обращал на себя слишком много внимания. Так что Рюджи, пусть это и было малодушно с его стороны, никак не мог дождаться сезона дождей.              Он спустился под мост, где его наконец-то встретила долгожданная прохлада.       Рюджи замедлил шаг, позволяя глазам привыкнуть к сумеркам.       Иллюзия тишины окутала его. Гул проезжающих над головой машин здесь эхом отдавался от стен и создавал подобие кармана. Поэтому свое имя он услышал не сразу.              — Года-сан, — произнесла фигура у стены. — Как ваше здравие?              Рюджи глубоко вздохнул. Отвечать он не торопился.       От темноты отделилось несколько темных силуэтов. В них легко читались крепкие, коренастые мужчины. Но лиц разглядеть было невозможно — на головах мужчин были маски.              Рюджи выдохнул, позволяя напряжению покинуть плечи. Половиной победы, как он успел уяснить среди осакских улиц, было первое впечатление.       — Вот это свита, — присвистнул он. — Я польщен.              На мосту раздался взрыв детского смеха. Группа мальчишек обсуждала что-то так громко, что даже внизу можно было различить отдельные слова. Что-то про бейсбольные карточки, не иначе.       Рюджи оглянулся по сторонам. Мужчин было не менее семи — его окружили в плотное кольцо. В руках у некоторых что-то поблескивало. Ножи? Кастеты?..       Лучше бы не тазеры. Это было бы неприятно.              — Мы пришли передать послание.       Тонкие губы двигались в прорези маски. Они выглядели нервными и неприятными.        — Неужели? — откликнулся Рюджи. — И от кого же?..              Тонкогубый не ответил. Он медленно переложил нож из ладони в ладонь и крепко сжал рукоять.       Рюджи проследил за движением. Он представил, как выбивает лезвие из рук нападающего, и…       Нет. Не теперь. Гражданский не мог себе этого позволить.       К тому же, шумная потасовка и вскрики точно привлекут внимание пешеходов. Единственная надежда была на встречный поезд. Его шум уже слышался вдалеке, нужно было только протянуть десять… девять… восемь…              Рюджи сжал и разжал кулак. К удивлению, по рядам атакующих прошла легкая дрожь, словно ветер всколыхнул листья на деревьях.       Он оскалился.       — Что же вы, ребята, — добродушно пожурил мужчин Рюджи. — Всемером на одного, и все еще боитесь?              Семь… шесть… пять…              — Тск, тск, — он покачал головой. — По мне, так это неуважение.       — Наоборот! — горячо возразил кто-то сбоку. — Мы вас очень уважаем, Года-сан!       — Тогда зачем мне прислали кучу мокрых тряпок? — Рюджи сморщил нос в отвращении.              Четыре… Три…              Мужчины переглянулись и перехватили ножи поудобнее.       — Вот так-то лучше, — кивнул Рюджи одобрительно.              Два… один…       Он рванулся вперед.              Поезд шумно стучал колесами прямо над головой. Хриплый гудок прогремел над персиковыми деревьями, как зов хищного животного.       Когда Рюджи был маленьким, поезда всегда казались ему похожими на драконов. Многолапые и многоглазые монстры с блестящей чешуей и скошенной мордой, они изрыгали клубы пара и пробирались ночами через огромные долины. И пусть у них не было крыльев, чрезмерная близость к ним могла разодрать тебя в клочья.              Последние вагоны покинули мост. Острые когти-лезвия стучали по рельсам все дальше. Длинный хромированный хвост мазнул дорогу напоследок светом фонарей и скрылся в темноте.       Пространство под мостом снова погрузилось в журчание реки и гул машин.              Тяжело дыша, Рюджи оглядел лежащие на земле силуэты. В его голове билось сразу несколько мыслей.       Во-первых, он был чертовски не в форме.       Во-вторых, проверять лица под масками не имеет смысла. Вряд ли кого-то получится узнать после стольких лет отсутствия. Идиоты имели пару финтов в рукаве, но вряд ли занимали высокое место в пищевой цепочке. Сейчас же они могли похвастаться парой сломанных конечностей, но в целом были живы, дышали и постанывали. Этого было вполне достаточно.       В третьих… он облажался.              Всю дорогу до лавки Рюджи корил себя.       Кого еще было винить? Он сам решил остаться в Нагано. Он сам позволил себе расслабиться так, что не предвидел атаку, пока та буквально не встала у него на пути. За ним же наверняка не один день наблюдали, чтобы это спланировать! Как это можно было не заметить?!       Рюджи сжал зубы. Солнце разморило его, как последнего дурачка, только чтобы ослепить в конце. Стоило догадаться, что новости об освобождении «того самого Годы» рано или поздно расползутся из тюрьмы окольными путями. Но раз «тот самый Года» так и не посетил никого из связных в Кансае, то рано или поздно кто-нибудь бы догадался, что он не выезжал из Нагано.              Удостоверившись, что за ним не следят, Рюджи зашел в подсобку через черный ход. Нехитрый скарб одним махом уместился в сумке, а небольшая сумма заработанных на халтурах денег без труда влезла в один карман. Но для дальнейших целей этого было вполне достаточно.       Он посмотрел на часы. До ближайшей электрички в сторону Нагано оставалось около четверти часа.              Рюджи подошел к кассе и достал из груды хлама старую накладную. В первый раз он был благодарен бабуле Мако за беспорядок, который та имела привычку оставлять после смены.       Он схватил со стола ручку и сорвал зубами колпачок. Раз Рюджи был тем, кто подверг этих людей опасности, то должен был, по крайней мере, оставить им хоть какое-то объяснение. Хотя он больше предпочитал конкретные инструкции. Во всяком случае, если преследователи посмеют прийти по душу Мако, то та должна знать, что имеет полное право сдать его с потрохами.       

      Эхо гудка поезда достигло станции. Оно казалось далеким, как воспоминание, но за последние месяцы Рюджи научился понимать, как обманчива эта дальность.

      Он быстро дописал последние слова, бросил ручку обратно на стол и подхватил сумку. Сентиментально глазеть по сторонам времени не было.       Ботинок завис над порогом.       Рюджи обернулся. Одним шагом он преодолел расстояние до стола и снова подхватил ручку.              «Спасибо.»              

***

            

Сейчас

             Ишибаши сидел на стопке пустых коробок от пива «Асахи» и держал в руках вялое мягкое яблоко. Его цепкий взгляд неотрывно следовал за Рюджи.              К концу недели погода чуть исправилась, и, несмотря на холод, количество прохожих на улицах вновь выросло. По заверениям учителя, «атмосфера в Камурочо нынче страдала», но это не мешало людям хотеть есть. В своем желании перехватить горячих такояки они шли и шли бесконечной муравьиной дорожкой, и в итоге уже после обеда шея Рюджи гудела, а закрыться пришлось раньше обычного. Из-за предыдущих пасмурных дней им пришлось заказывать меньше продуктов, и теперь в лавке просто-напросто иссякла начинка.              Рюджи закончил протирать жаровню. Бумажная салфетка в его руках осталась почти чистой. Он скомкал ее и бросил в мешок с отходами.       Ишибаши надавил пальцами на яблоко, и с влажным хрустом разделил его на две половины. Рюджи размял плечи, и они громко хрустнули в ответ.              — Ты же помнишь, Сайго-кун? — сказал учитель как бы между прочим. — Что ты можешь брать выходные. Иногда. Если хочешь.       — Ага, — хмыкнул Рюджи. — Я б посмотрел, как ты сегодня всю очередь один разгребаешь.       Он подхватил мешок с мусором, без особых усилий вынес его наружу и привалил к стене близлежащего дома.       Обыкновенно Рюджи имел довольно высокий запас сил. Усталость, по его мнению, случалась с кем-то другим, но вовсе не с ним. Человек калибра Годы-младшего просто не должен был на нее отвлекаться. А в идеале — и вовсе не испытывать никогда.              Ишибаши оставил его сарказм без внимания. Он справился с половиной яблока за пару укусов и метко бросил огрызок в полуоткрытый мешок.       — Я, конечно, не юнец, — сказал он с достоинством. — Но пару смен без тебя как-нибудь выдержу. Тем более в непогоду.       Рюджи с сомнением покосился на него.       Да, иногда в непогоду людей могло быть меньше. Но и суставы у старика болели куда чаще. К тому же, в последнее время малолетние бандюганы чутка поутихли, и люди стали выходить на улицы смелее. Даже в дождь они быстро наводняли улицу во время обеда. Как будто не могли надышаться.              — Не хочу, — ответил он коротко.       Ишибаши с осуждением покачал головой.       — Но ты не брал выходных неделями!       Рюджи сжал губы и принялся перебирать ключи, чтобы запереть ларек.       — Все путем. Я просто хочу работать. Только так можно чему-то научиться, разве нет?       Учитель с сомнением покрутил в руках оставшуюся половинку яблока.       — Так-то оно так… но ты мало чему научишься, если свалишься посреди смены.       — Я не…              Связка ключей соскользнула с пальцев Рюджи и упала на асфальт.       Он молча уставился на нее. Потом перевел взгляд на свою руку.       Раздражение медленно закипало внутри, как сахарный сироп.       Недавно, после одного не самого удачного эксперимента, Рюджи открыл для себя опасность сиропа. Сладкая жижа только казалась безвредной, но на поверку была куда хуже кипящего масла. Если такая случайно попадала на кожу, то медленно прожигала ее, пока не остынет. А остывала она еще медленнее. Рюджи сжал бесчувственные пальцы в кулак. Разжал их.       Тупая железка.              — Сайго-кун… — начал Ишибаши мягко.       — Ладно, папаша, — прервал его Рюджи. — Ты меня раскусил.       Он наклонился и выверенным жестом поднял ключи.       — Сказать по правде, у меня просто крыша едет в моей халупе. Не хочу там торчать один с банкой пива, лучше за прилавком постою.       На его губах играла кривая улыбка.       Дверь закрылась с механическим щелчком, и Рюджи присел на коробку рядом с Ишибаши.       Тот поднял брови.       — Ты же недавно хвалился, как тебе с ней повезло. Что за гроши нашел приличное место и все такое. Успело разонравиться?       Он протянул Рюджи яблоко, и тот взял его левой рукой. Шкурка холодила пальцы.       — Удачи не существует, — усмехнулся Рюджи.       Квартира действительно была дешевой. И действительно находилась в сравнительно неплохом районе. Оставалось понять, как долго получится мириться с постоянным чувством, что кто-то наблюдает за ним по ночам. А также с шепотом из чулана, шорохами под полом и необычно холодными углами.       Владелец квартиры просто всучил Рюджи ключи и спешно укатил в командировку, так что достучаться до него возможности не было. Наверное, стоило как-нибудь допросить ту соседку с начесом. Когда та перестанет лезть в карман за перцовкой при встрече.       Он впился зубами в яблоко.              Ишибаши неопределенно прищелкнул языком, но давить не стал. Рюджи был за это благодарен.       Люди шли мимо, не обращая на них не малейшего внимания. Искусственная рука мирно лежала на колене и не доставляла ни капли неудобства. Будто еще пару минут назад Рюджи не фантазировал о том, чтобы оторвать ее и запихать в мешок вместе с мусором.              — Напомни, сколько уже месяцев прошло? — рассеянно произнес Ишибаши. — Как летит время.       Он задумчиво поскреб подбородок.       Рюджи хотел было спросить, о чем учитель бормочет, но быстро осекся. Папаша говорил… о нем.       Если подумать, то за своими попытками освоить протез он совсем потерял счет дням. А те действительно имели свойство наматываться друг на друга, как сахарная вата на деревянную палочку.       — Не помню, — буркнул он.       Последний кусок яблока исчез во рту.       — Честно говоря, я думал, что ты сбежишь в первую неделю, — признался Ишибаши.       Рюджи возмущенно застыл. Если бы не полный рот мякоти, он бы нашел, что сказать.       — Но ты остался, — учитель неверяще покачал головой. — Даже после того инцидента с горячим маслом.       Рюджи проглотил остатки яблока. Инцидент С Горячим Маслом все еще был для него темой неприятной. Но Ишибаши об этом знать было необязательно.       — Ничего, — отмахнулся он. — Зато после этого я купил новое пальто. Не то чтобы у меня был выбор, правда…       Конечно, «новой» его комиссионную находку назвать было сложно. Но пальто с тамошнего манекена оказалось настоящей редкостью — не только было сделано из натуральной кожи, но и сидело идеально на мужчине его роста. Чтобы позволить себе эту покупку, Рюджи полмесяца не ел ничего, кроме хлеба. В свете этого на потертые швы можно было как-нибудь закрыть глаза.       — Оно тебе к лицу, — важно кивнул учитель. — Старое выглядело так, будто ты его украл у какой-нибудь пожилой вдовы. Этот меховой воротник…       — Да-да, — поспешно прервал его Рюджи. — «Был похож на размазанного грузовиком енота». Это я уже слышал. К чему ты ведешь?              Ишибаши вдруг посерьезнел.       Несмотря на скромный рост старика, Рюджи ощутил себя мальчишкой.       «Папаша Иши» не так часто сердился по-настоящему. Или, во всяком случае, не допускал того, чтобы это стало заметно другим. И даже после постыдной стычки с Акиямой тот не стал делать ученику выговор или лишать зарплаты. Но, с того самого дня, Рюджи то и дело ловил на себе колкий взгляд учителя исподлобья. Будто тот усиленно пытался что-то для себя решить. Постоянное наблюдение в тесноте ларька действовало на нервы не хуже инфернальной слежки призраков из темноты.              Ишибаши поднялся на ноги и отряхнул брюки.       — Как я понял, ты сегодня никуда не торопишься.       Он в очередной раз окинул Рюджи оценивающим взглядом. Тот выжидающе глядел в ответ.       — Как насчет выгулять новое пальто, Сайго-кун? — предложил Ишибаши.       Это прозвучало неожиданно простодушно. Можно было даже решить, что учитель нигде не прятал второго дна.       — Хах. Лады. Почему бы и нет, — Рюджи пожал плечами и последовал его примеру. — Все-таки сегодня пятница. Что у тебя на уме?       Теперь, без фартука и повязки, папашу Иши можно было легко перепутать с одним из бесчисленных саларименов, леммингами снующих по Розовой Улице. Но что-то подсказывало Рюджи, что вслух этого лучше не говорить.       Ишибаши аккуратно поднял с земли свой портфельчик и развернулся к нему.       — Пятница, Сайго-кун! — он назидательно поднял палец в воздух. — Лучшее время для политики.              

***

                    Политика, думал Рюджи.       Политика, конечно, весьма вольготно чувствовала себя в Камурочо по пятницам. Удивительно, как много важных вопросов решалось вечерами в барах и идзакайях. Чего уж говорить о кабаре и казино. А уж на банях и вовсе держалась целостность нации.              Не то чтобы он верил, что Ишибаши поведет его в помывочную. Большее, чего он ожидал, принимая приглашение учителя — это пиво и бильярд. Но старик семенил вперед, как субмарина, уверенно огибая все злачные места квартала.       Рюджи бы соврал, если бы сказал, что в нем не проснулось ни капли любопытства.              — Что это такое вообще, «Лига Свободных Рестораторов»? — спросил он. — звучит помпезно. Нас там что, встретят Пять Королей Фастфуда?       Ишибаши тщательно обдумал его слова.       — Почему их обязательно должно быть пять? — наконец ответил он.       Рюджи поскреб затылок.       — Это просто такое выражение. Слышал где-то однажды.       Сказать по правде, он ни разу об этом не задумывался.              Старшие патриархи в Оми то и дело использовали словечки, осевшие в их лексиконе еще задолго до начала экономического пузыря. А те, в свою очередь, эффективно приклеивались к юному Рюджи.       Не всех патриархов Рюджи одинаково уважал, но стоило отметить — эти люди сумели как-то дожить со времен бума до собственного возраста, что для якудзы было делом нелегким. Он быстро смекнул, что если хочет добиться уважения сам, то должен говорить на понятном им языке. А осакцы имели свойство крепко держаться за свои присказки, даже если никто кроме них их не использовал. Поэтому уже в подростковом возрасте Рюджи был под завязку полон поговорок, малопонятных народных мудростей и цитат из старых фильмов, которые он даже не смотрел.       Среди таких присказок были и «Пять Королей». Неясно, пошло это от какой-то городской легенды или реального случая, но если кто-нибудь желал описать нечто чересчур хлопотное и напыщенное, то говорил, что его там «встретят Пять Королей». Короли, в таком контексте, могли быть у чего угодно. Человек мог просто сказать, что купил жене подарок. А мог — что, в попытках достать что-то ужасно лимитированное, продрался по дороге через Пятерых Королей Новогодней Распродажи. В последнем случае фразу обязательно бы сопровождали парочка синяков, следы от ногтей и выдранный клок волос.              — Нет, серьезно, — Ишибаши стал загибать пальцы. — Фастфудов явно больше пяти. Или их выбирают голосованием?       — Нечетное число, — предположил Рюджи. — Хорошо для демократии.       Вслед за учителем он замедлил шаг и в конце концов остановился.              Рюджи поглядел по сторонам. Судя по тому, где они находились — встреча с Лигой должна была проходить либо в «Канрае», либо на соседней с ним парковке. Оба варианта были в равной степени вероятными. Хотя сам Рюджи предпочел бы тот, который включал мясо на гриле.       — И что теперь? — спросил он.       — А теперь мы ждем привратника.              К удивлению Рюджи, Ишибаши развернулся спиной к улице. И лицом к глухой стене.       Строго говоря, стена Маленькой Азии не была совсем уж глухой. С каждой из четырех сторон света в квартал вели узенькие переулки (местами едва вмещавшие в себя широкоплечего человека). К тому же, у зданий были двери. (Разумеется, у них были двери, иначе пожарные инспекции уже выпили бы из этого места все соки.) Другое дело, кто в эти двери имел право заходить. Для людей вне гетто особенностью конструкции было то, что для них все входы внутрь зданий находились исключительно внутри квартала. А у переулков, как правило, кто-то обязательно дежурил, сводя до нуля возможность попасть внутрь по ошибке.       Словом, Маленькая Азия являлась настоящей крепостью. Снаружи все было закрыто, заколочено и задернуто, и буквально кричало случайным прохожим — уходите. Вам тут не рады. Рюджи успел доставить бесчисленное количество такояки что по улице Шичифуку, что по Сенрё, но непроницаемый короб Маленькой Азии так ни разу и не приглашал его зайти.              — Привратник? — Рюджи хмыкнул. — Как все серьезно. Папаша, если бы ты меня предупредил раньше, я бы хоть приоделся. А теперь буду с пятном на рукаве сидеть среди резальщиков собы в пятом поколении.       — Это вряд ли. В Лиге нет никого, кто получил бы бизнес по наследству.       — Почему это?       — Видишь ли, Сайго-кун, Камурочо — очень быстрый район. Токио сам по себе быстрый — то сгорает, то отстраивается… а Камурочо и подавно.       Ишибаши помолчал.       — Понимаешь, рестораны, которые передаются из поколения в поколение, они как деревья. У деревьев в кроне живут птицы, которые делают дерево здоровее. Ребенку будет куда легче готовить онигири, когда его отец наладил связи с поставщиком риса по соседству. А потом сын поставщика риса уже принимает дело и продолжает продавать рис для онигири. Возможно, уже внукам повара. Потому что они ходили в одну и ту же среднюю школу.       Он описал в воздухе полукруг.       — Дерево дает птице тень, та убирает у дерева паразитов.       — Что-то я тут поставщиков риса особенно не заметил, — сказал Рюджи.       — То-то и оно, Сайго-кун, — взгляд учителя подернулся пеленой. — Нам не на кого было положиться, когда мы открывали свои бизнесы. Когда пузырь лопнул, многое изменилось… так что пришлось собирать свое собственное дерево. Даже если оно состоит из кучки сорняков, какую-то тень оно дает.       Рюджи поднял голову вверх. Стена гетто напоминала собой растение. Ближе к фундаменту здания Маленькой Азии были серыми и невзрачными, как окружавшие их улицы. Но выше, словно чувствуя себя не такими вросшими в Камурочо, дома начинали то и дело пестреть яркими заморскими декорациями.       Значит, Лига Свободных Рестораторов — это сорняки, которые решили поддержать друг друга. Если прищуриться и поглядеть издалека, не то чтобы это сильно отличалось от общей философии якудза.       — И кто там будет? — спросил он.       — Этого я тебе пока сказать не могу, — туманно откликнулся Ишибаши.       И все-таки, подумал Рюджи. Почему сорняки проросли не где-нибудь, а в гетто?              Вопреки ожиданиям, привратник появился вовсе не из переулка. Одна из наглухо закрытых дверей исторгла ряд щелчков, затем со скрипом распахнулась, явив миру худого мужчину в трениках и водолазке.       Мужчина бегло оглядел Ишибаши и перевел взгляд на Рюджи. Его и без того хмурое лицо стало мрачнее.       — Мы на встречу к мистеру Жао, — быстро произнес Ишибаши.       — Я вижу, — произнес мужчина, не отрывая глаз от Рюджи.       Говорил он сухо и обрывисто, с густым акцентом.       Рюджи вспомнил наказ учителя почаще улыбаться. И постарался поскорее забыть.       Наконец привратник смирился с мыслью, что не сможет разглядеть, что у него внутри. По крайней мере, издалека и без применения ножа.       Он развернулся к ним спиной и бросил через плечо:       — Идите.              Путаные кишки коридора выпустили их в подобие внутреннего дворика. Но просторнее от этого не стало. Небо было едва видно за многочисленными лестницами и переходами над головой. Чем дальше от земли были стены Маленькой Азии, тем больше приклеивались друг к другу, образуя купол из многочисленных пристроек. Здесь заканчивался Камурочо и начинался квартал в квартале.              Эхо шагов тут не то чтобы вовсе отсутствовало — скорее ударялось о влажно блестящие стены, но не отражалось обратно в переулок, а оседало внутри стен, где-то между грязью и жиром.       Одна из немногих вещей, которым научил Рюджи отец — это инстинкт самосохранения. Горячий Осакский нрав сказывался на политических настроениях Оми, и к чрезмерно осторожным членам клана относились с плохо скрываемым презрением. В почете были широкие жесты и огонь безумства в глазах.       Прямо Года-старший выражал свои мысли редко, но одно любил повторять: «человек, который боится ножа в спину, демонстрирует всем, что спина — это то место, куда его надо бить». Юный Рюджи понимал это просто — не нужно показывать слабостей вовсе. Важно топорщить шерсть, скалить клыки, и казаться больше, чем есть. Накинуть сверху мех, чтобы не было заметно, как жалко болтается костюм на длинной подростковой фигуре.       То, что страх окружающих вовсе не делает его неубиваемым, стало понятно много позже.              Инстинкты били в набат и заставляли Рюджи горбиться, стараясь казаться меньше. Здесь он был гостем. Если бы он, будучи Оми, без предупреждения заявился бы на территорию Триад, то это превратилось бы в потенциальный военный прецедент. Поэтому встречи с представителями китайской мафии обыкновенно назначались в нейтральных заведениях. Если же кто-то из сторон приглашал на свою территорию, то согласиться означало признаться в собственной слабости.              Наконец привратник оставил их. Послав напоследок в сторону Рюджи недружелюбный взгляд, он бесследно исчез за поворотом.       Людей вокруг видно не было, но стены совершенно точно смотрели на них сотнями глаз. Ишибаши будто вовсе этого не замечал. Старик преспокойно стоял, сцепив руки на животе, и мурлыкал под нос какую-то прилипчивую мелодию.       Рюджи не выдержал и нарушил молчание.       — Слушай, папаша.       — Да, Сайго-кун?       — Слыхал о том форте в Гонконге? Который был как муравейник.       Ишибаши приоткрыл глаза.       — Его же давно снесли? — он с удивлением поглядел на ученика. Ты, наверное, еще в школе учился.              Рюджи тогда действительно учился в школе. Но в свои шестнадцать вполне твердо стоял на ногах и мог отличить небо от земли. Да и репутация у него уже была значительная.       Что важнее, когда он прогуливал школу, то любил послоняться по магазинам и почитать прессу. В журналах с голыми девицами, которые так ценили его погодки, было очень мало текста, поэтому он предпочитал мангу или сенсационные местные газетенки. Оные обрушивали на читателя разом заметки про НЛО, серийные убийства и чудесные средства для потенции.       Статья про Коулун была скорее разочаровывающей. Рюджи вовсе не хотелось читать текст про гетто на тех страницах, где обычно рассказывали про призраков парижских катакомб или Бермудский треугольник. Даже если в том был целый воз восклицательных знаков.       Но что-то все-таки было в мутных фото такое, что заставило щелкнуть рубильник в его голове. Сальные переходы Коулуна, в отличие от невозможно далеких парижских катакомб, были слишком реальны.       Рюджи после этого еще долго видел сны, в которых коридор сменялся коридором, у тусклых ламп лестничных клеток клубились мотыльки, а единственное, что можно было увидеть из окон — другие окна. Конечно, во сне побег из лабиринта трущоб был отчаянно невозможен. Иногда он слышал выстрелы за спиной или пытался сбежать из бушующего пожара.       Такие сны приводили его в особенно паршивое настроение.              — Сайго-кун. Ты чего-то боишься?       — Я никогда ничего не боюсь, папаша.       Тон Рюджи не оставлял места для сомнений. Уверенный ответ настоящего мужчины, который должен пресечь такие глупые вопросы на корню.       По какой-то причине, Ишибаши впечатленным не выглядел.       — Хм, — отозвался тот ровно. — В таком случае, тебе лучше начать бояться.       

***

             Весь небольшой зал ресторана был забит людьми. Кто-то ел, кто-то молча пил чай. Остальные оживленно переговаривались.       Вытяжки работали со скрипом, и бульонный пар густым туманом висел над потолком. Казалось, что спустя полчаса в этом заведении суп уже можно не заказывать — в каждом вдохе было больше калорий, чем в ложке даши.              Рюджи поймал на себе ряд заинтересованных взглядов, но в целом — их с учителем прибытие осталось без внимания.       Для всех, кроме низкого полноватого мужчины в очках. Тот мгновенно оказался рядом и убрал перевернутый стакан со столика у входа.              — Рад тебя видеть, Ишибаши-сан. Давненько тебя тут не было.       — Здравствуй, Жао. Я был несколько занят.       Ишибаши недвусмысленно кивнул в сторону Рюджи.       — Что ж, добро пожаловать.       Жао выжидающе взглянул на него. Рюджи прочистил горло.       — Сайго, — выдавил он.       Жао вежливо кивнул.       — У тебя… благородное лицо, Сайго-кун.              Рюджи сдержанно кивнул в ответ.       Комплимент повис в воздухе. Половину его лица покрывали пышные усы с бородой, из-за которых большинство людей предпочитали спешно отводить от него глаза. Такой результат Рюджи устраивал — чем больше людей его избегали, тем меньше могли ненароком разглядеть шрам на его губе. В таком плане лучше было выглядеть, как неотесанный бандит Рю Сайго, чем как Рюджи Года.       Но это оставляло Жао чрезвычайно маленькое место для маневра. Заключить, что лицо Рюджи выглядит благородно, можно было разве что по его лбу.              Жао удалился. Ишибаши грузно опустился за столик, примостив рядом портфель. Он выжидающе уставился на ученика.       Рюджи некоторое время пытался испепелить взглядом единственный оставшийся для него колченогий табурет, рассчитанный скорее на ребенка. Но… с другой стороны маячила перспектива торчать посреди ресторана, как заноза, и привлекать к себе лишнее внимание.       Стульчик жалобно скрипнул под его весом.              — Это просто нечестно! — запричитал кто-то на другом конце зала.       Длинноносый мужчина с тенью бакенбардов описал размашистый круг пивным стаканом. Его сосед по столику едва увернулся.       — Тихо, тихо, Коджи! — воскликнул он с осуждением. — Успокойся уже!       Рюджи вопросительно взглянул на Ишибаши.       — «Май–Май Удон», — коротко пояснил тот. — Коджи Ямагучи.              

Карточка:

[Коджи Ямагучи. Владелец ресторана «Май–Май Удон». Первое поколение]

      — А я говорю, нет!       Коджи повторил опасные манипуляции со стаканом.       — Как можно делать самые что ни на есть японские блюда, — он начал загибать пальцы. — Для японцев, в Японии! И при этом уступать в продажах какому-то… бургеру?!       Его сосед тщательно вытер салфеткой лицо. Видимо, последние жесты Коджи все-таки застали его врасплох, и пиво продолжило свое путешествие за пределы стакана.       — Ну ты еще с сетевиками поспорь, — усмехнулся он.       — Кто бы говорил, Рунэ! — Коджи ткнул в него пальцем. -Тебе хоть жена помогает. А я даже никого заманить в ученики не могу…       Рунэ только виновато улыбнулся.       — «Каараге Бум Бокс», — едва слышно вставил Ишибаши. — Рунэ Учида.              

Карточка:

[Рунэ Учида. Владелец ресторана «Каараге Бум Бокс». Первое поколение]

                    Рюджи кивнул. Комментарии учителя были нелишними — Камурочо и окрестности были под завязку набиты всевозможными заведениями, а скромный холостяцкий быт не особенно подталкивал шляться по ресторанам. Как итог — Рюджи знал только те места, рядом с которыми доставлял такояки. Ни «Май–Май», ни «Бум Бокс» к таким не относились.              Из-за одного из столов поднялся человек и коршуном оглядел зал.       Ишибаши не озаботился комментарием, но на сей раз это было без надобности. Мало кто не знал Такеучи-сана из «Звезды Кюсю №1». Ресторан был известен не только своим раменом, но и слухами, которые ходили о хозяине заведения. Жилистый и загорелый, с коротким ежиком седых волос, Такеучи оставлял впечатление мужчины сурового и склонного к порядку. Сложно было представить, что такой человек позволит использовать свой ресторан как прикрытие для подпольного казино. Но прозвище «Подпольщик» упорно следовало за ним по пятам уже не первый год. Это заставляло мысли блуждать. Особенно после пятого стакана пива, когда поход в уборную становился неизбежен, и посетители неизбежно упирались в загадочную дверь с большим замком. Вряд ли за дверью было что-то, кроме хозяйственных принадлежностей, но размер замка настораживал даже бывалых скептиков.              Разговоры мало-помалу стихли и всеобщее внимание сфокусировалось на Такеучи. Тот прочистил горло.       — К первой теме, которую нужно обсудить сегодня…       — Крысы! — внезапно ввернул знакомый голос.       — Нет, Коджи, — Такеучи покачал головой.       Опустевший стакан пива громко стукнул о столешницу. Коджи икнул.       — А ты разве не считаешь это проблемой? — спросил он с усмешкой.       Такеучи вздохнул.       — Считаю. Но если хотите знать мое мнение — это не самая большая проблема.       По залу пробежался шумок.       — Такое уже бывало, — отрезал Такеучи. — И не раз. Эти банды нестабильны. Они быстро появляются и так же быстро распадаются. Скоро от них ничего не останется.       — Я бы так на это не надеялся, — пробормотал Рунэ.       Теперь, когда руки Коджи были свободны, ничто не мешало ему ими размахивать.       — А кто нас снова будет спасать? — спросил он у зала. — Полиция, ха? Сами знаете — полиция ничего сама не будет делать, они уповают на Тоджо. А те в последнее время только по офисам сидят. И продолжат сидеть, пока Крысы будут разорять наши бизнесы.       — Да они просто не хотят платить за ущерб, — возразил кто-то.       — О, как я мог, простите, — Коджи издевательски поклонился. — Не хотел оскорблять бедных и несчастных Тоджо.              — Ну, «бедными» я бы их не назвал, — с сомнением произнес Ишибаши. — Но активов у них действительно сейчас может не быть.       — Откуда ты знаешь? — с любопытством поинтересовался Рюджи.       Мысль о том, что состояние якудза может быть известно обывателю, была странной. Семьи слали друг к другу шпионов, чтобы выведать секреты друг друга. Неужели эти секреты были так очевидны издалека?       — Это прямая зависимость, — пояснил учитель. — Каждый раз, как Тоджо проявляет слабость, в Камурочо появляется кто-то с попытками захватить власть. Как часы.              За соседним столиком раздался тяжкий вздох.       Рюджи повернул голову, чтобы увидеть, как барменша из Cuez Bar устало опустила лицо в ладони.       — М-да… — протянула она. — Я все-таки предпочитаю, чтобы преступники вершили свои дела где-нибудь в кабинетах, а не на улицах.       Окама рядом с ней блаженно улыбнулась. Та тоже была смутно знакомой — должно быть, Рюджи видел ее в районе Чемпион.       — Не переживайте, милая, — окама деликатно похлопала барменшу по плечу. — Главные преступники вполне себе вершат.              Такеучи громко хлопнул по столешнице, призывая к порядку. Шепотки и скрипы стульев мало-помалу затихли.       — Именно это нам и нужно обсудить сегодня, — продолжил он. — «Акт о разделении ответственности».       Такеучи серьезно оглядел рестораторов.       — Нужно найти какие-то способы обжаловать его. Собрать пул активистов, петиции, подписи. Дать понять, что он не работает так, как предполагалось.       — И нас кто-то будет слушать? — спросил Рунэ.       — Нас — вряд ли, — покачал головой Такеучи. — Надо брать количеством и нанимать спец силы.              — «Спец силы»? — Рюджи поднял брови. — Это… В смысле.?       Он ударил кулаком о ладонь, обозначая боевую мощь.       — О, нет-нет, — Ишибаши замотал головой. — Такое точно будет бесполезно. Администрация никогда не будет слушать молодежь. Тем более, если у молодежи в руках кастеты. С другой стороны, клуб активных, политически грамотных пенсионеров с массой свободного времени…              — Но для найма спец сил, как вы понимаете, нужен фонд, — продолжил Такеучи. — Кто готов вложиться?       Ресторан погрузился в тишину. Несколько человек неуверенно подняли руки.       — Но… Неужели все действительно настолько плохо? — поинтересовался Коджи.       — В каком смысле? — прищурился Такеучи.       Коджи стал в разы серьезнее.       — Разве этот акт принят не для нашей защиты?..       — Не будь таким наивным, — сурово произнес Такеучи. — Эти бумажки никогда не принимаются для чьей-то защиты. Администрация хочет сохранить лицо после прошлогоднего скандала. Очень удобный акт, не находишь? Теперь, когда их вызывают на ковер с вопросами про Камурочо, они могут сказать — «мы сделали все, что могли, для защиты граждан».       — Не спорю, не спорю… — примирительно кивнул Коджи.       Он снова обернулся к залу.       — Поднимите руки те, кто по новому акту получил выплаты за ущерб.       Количество поднятых рук было ощутимо больше, чем в прошлый раз.       Окама с недоверием поглядела на барменшу. Та стыдливо опустила руку чуть ниже.       — Не то чтобы я получила их на руки, конечно… — сказала она тихо. — Но я получила документ о том, что они мне положены.              Рюджи перевел взгляд на Ишибаши. Тот свел брови, напряженно изучая драму вокруг.       Разобщенность в среде рестораторов была видна невооруженным глазом. Каждый играл за себя. Вряд ли такие разрозненные сорняки могли дать какую-то существенную тень. Даже если сейчас Крысы и не представляют особенной угрозы, то в таком состоянии Лигу растащат по соломинкам.       — Что это за акт вообще такой? — пробормотал он.       Ишибаши махнул рукой, давая понять, что объяснит позже.              Воздух двинулся за спиной Рюджи.       Дверь ресторана приоткрылась и в помещение скользнул мужчина. Передвигался он едва слышно, и увлеченные спором рестораторы едва обратили на него внимание.       Рюджи скосил глаза. В поле зрения попали знакомые растрепанные волосы и потертая куртка. Он определенно видел этого человека раньше.       Тот, тем временем, прислонился спиной к закрытой двери. Дискуссию он слушал вполуха, то и дело переводя взгляд на телефон в своей руке.       Память Рюджи наконец соотнесла внешность с именем. Точно, как там его звали… Танимура. Тот круглолицый спутник Акиямы с неприятной бородкой и еще более неприятной улыбочкой. Но что он делает здесь, на собрании у Жао? Он тоже ресторатор? Или чей-то подмастерье? Может, бармен? Непохоже.       Рюджи покопался в памяти, пытаясь воссоздать разговор ростовщика с Танимурой. Сделать это было не так-то просто. В основном потому, что при виде Акиямы иррациональная злость разгоралась в Рюджи, как спичка, и мешала мыслить прямо. Кажется, они упоминали какое-то пари?..       Он потер переносицу. Даже в отсутствие ростовщика рядом, раздражение из-за мыслей о нем возвращалось вместе с головной болью.       Рюджи отнял руку от лица. Лежащая на столе механическая клешня успела сжаться в кулак без его ведома. Он вздохнул и медленно разжал ее.       — Танимура-кун!       Голос Такеучи прорезал гомон, как нож для резки лапши. Взгляды присутствующих немедленно переметнулись к двери.       Несмотря на всеобщее внимание, Танимура нимало не напрягся. Он только бесстрастно поднял голову и вяло махнул рукой.       — Давно не виделись, Такеучи-сан.       Ресторатор сухо кивнул, принимая его приветствие.       — Может, у тебя есть какие-то мнения? С полицейской точки зрения. Что думаешь?              Рюджи одеревенел. «С полицейской»?       Конечно, его посещала мысль о том, что работники полиции точно так же баловались фастфудом, как и обычные гражданские. Да и с точки зрения закона сейчас он был чист. Но то, как быстро в Камурочо распространялись слухи… возможно, ему все же следовало быть немного аккуратнее. Когда он придумает, как.       Рюджи взглянул на стол. Конечно, механическая рука снова сжалась, как устрица. С некоторым усилием, но он вновь разжал ее.              Танимура открыл было рот, чтобы ответить на вопрос Такеучи, но тут телефон в его руках разразился трелями напополам с сиреной. Он поднял палец.       — Секундочку.       В гробовом молчании Танимура приложил телефон к уху. Некоторое время он слушал приглушенную речь на другом конце провода. Затем прикрыл трубку рукой.       — Я думаю, — сказал он серьезно. — Что вам всем следует оставаться на своих местах.              

***

             В жизни Рюджи частенько бывали моменты, когда на принятие решения оставалось не более секунды. Поэтому он привык следовать велению сердца. В его системе ценностей не принять никакого решения было куда хуже, чем принять решение неправильно. В конце концов, за любое принятое решение можно было взять ответственность, а непринятое так и висело в лимбе неопределенности. Для Рюджи именно это и означало жить жизнь — быть тем, кто обладает властью над ней.       Именно поэтому он ни капли не задумался, когда выскочил из ресторана вслед за Танимурой.              Парень быстрым шагом отошел от входа в «Родину» и углубился в хитросплетение коридоров Маленькой Азии. Рюджи едва поспевал за ним.              — Йо, Акаиши, я скоро буду. Что происходит?       Танимура отнял телефон от уха и включил громкую связь. Голос на другом конце трубки тут же взорвался восклицаниями.       — Танимура-сан! Я рад, что вы идете! Алый Щит тут вряд ли справится… Хотя это, конечно, зависит от движений врага…       Судя по пыхтению, сопутствующему речи Акаиши, тот перемещался очень быстро. Каковы бы ни были «движения врага», он явно намеревался их опередить.       — Докладывай, как я тебя учил, — рявкнул Танимура. — Что они делают сейчас?       — Есть! Оу, оу…       Что-то с треском разбилось на фоне. Пыхтение Акаиши стало громче.       — Они зашли со стороны Театральной площади. Полиция оградила гражданских на соседних улицах. Так что пока обошлось без насилия. Но… враг ломает всякие штуки. Вывески…       — Уф, — Танимура сморщился. — Это будет грязно. Они провоцируют на атаку.       — Что делать Щиту, Танимура-сан?       — Все как обычно. Защищать гражданских, держать оборону. Нельзя давать им то, что они хотят.       — Есть!       Акаиши с шорохом отстранился от трубки и начал отдавать распоряжения. Танимура наконец замедлил шаг и остановился, ожидая новостей.              Рюджи повернулся к Ишибаши и уставился на него.       Учитель смахнул пот со лба и уставился в ответ.       Они мерялись взглядами несколько секунд, но в конце концов Рюджи сдался. Спрашивать, отчего старик выбежал за ним, было бы лицемерно даже для него.       — Папаша, там нашу лавку не разнесут? — он беспокойно переступил с ноги на ногу, готовый бежать. — Нам надо идти туда!       Ишибаши спокойно махнул рукой.       — Не торопись, Сайго-кун.       Он повернулся к Танимуре.       — Сынок, не спросишь у Акаиши, что конкретно там ломают?       — С каких это пор он твой «сынок»? — буркнул Рюджи под нос.       — С каких это пор вы меня преследуете? — огрызнулся Танимура.       Ишибаши добродушно ухмыльнулся.       — Сайго-кун еще не видел больших атак на Камурочо. Вот подумал, надо ему показать.       Рюджи оскалился.       — Я не домашнее животное, чтобы меня на поводке водить. Ты мог остаться в ресторане.       Взгляд Ишибаши резко стал холоднее.       — И извиняться перед всеми за твой побег?       Рюджи только фыркнул. Возразить старику было нечего, поэтому он просто нацепил самое недовольное выражение лица, которое у него имелось.              Сквозь треск в трубке снова прорвался жизнерадостный голос Акаиши.       — Ишибаши-сан? Это вы?       Старик наклонился к телефону в руке Танимуры и сложил руки рупором.       — Мамору, как ты?! — крикнул он. — Как здоровье мамы?!       Танимура сморщился еще сильнее. Теперь он походил на вяленую сливу.       — Акаиши, твоя мама может подождать, — отрезал он. — Опиши движение врага.       — Они вышли с площади. Направляются в сторону башни Миллениум.       — Достопримечательности смотрят? — хмыкнул Танимура. — Точно не местные.              Рюджи мысленно представил себе центр Камурочо. Где бы ни базировался Акаиши, обзор у него был отменный. Какая-то крыша? Или офис с окнами на центральные улицы?              — Не думаю, что башне Миллениум что-то угрожает, — задумчиво протянул Ишибаши. — Ее не первый раз пытаются сжечь. И каждый раз она восстает из пепла, как гигантский ч-       — О нет! — Акаиши прервал его. — Враг подошел к «Элизе»!       В его голосе сквозила паника.       Танимура нахмурился и сжал трубку.       — Что там? Что происходит? Они заходят внутрь?       — Нет, пока нет… Один из них только что сломал неоновый знак у входа. Ну тот, розовый.       — Это не розовый, Мамору, — поправил его Ишибаши. — Это маджента.       — Слышали? — сказал Акаиши куда-то в сторону. — Я же говорил, что это не розовый.              Танимура шумно выдохнул через нос.       — Какой сегодня день? — спросил он у Рюджи.       — Эм… Пятница? — ответил тот.       Лицо Танимуры отразило калейдоскоп трудночитаемых эмоций. В следующую секунду он развернулся на каблуках и со всей прыти припустил к выходу из гетто.       — Что это с ним? — спросил Рюджи у Ишибаши.       Учитель пожал плечами и быстро зашагал вперед.       — Понятия не имею, — невинно бросил он. — Но хочу занять места получше.       

***

             Акияма наблюдал за Гого.       Та, без сомнения, ясно видела, что он наблюдает за ней. Она громко смеялась над шутками гостей, щедро подливала им шампанское и упорно Не Смотрела в сторону Шуна.              Пятница на сей раз выдалась спокойной, и вместо бесцельного патрулирования клуба, Акияма решил провести время за баром. Разумеется, выпивать на работе было моветоном. Поэтому он ограничился лишь небольшим самолечением.       Еще свежо было воспоминание о джин-тонике Цуеши, который, по ощущениям, смог бы поднять и мертвеца. Каким-то образом парню удалось с первого раза понять, что нужно именно Шуну, и преподнести это в идеальных пропорциях. Пожалуй, он и вправду был талантливым барменом.       Единственным минусом было то, что за новой порцией живой воды нужно было идти в «Бантам». Технически, тот был недалеко от «Элизы», и ничто не мешало Шуну отлучиться на полчаса. На практике же… с посещением «Бантама» был высок риск встретить людей, которые требовали к себе слишком много внимания.       Шун сжал лайм в руке и сок потек в бокал.       Нет, он был слишком выжат для такого. Все усилия Цуеши пропали бы втуне.              Блики света от диско-шаров отражались от столешниц, бутылок, фальшивой бижутерии и дорогих часов. Круглый бок коктейльного бокала сверкнул было, но его быстро закрыла тень.       Марина подошла к бару и облокотилась о стойку. На ее губах играла неопределенная улыбка.       — Мистер А, — певуче произнесла она. — Что-то случилось?       Акияма отпил из бокала и поморщился. Кажется, он переборщил с лаймами — коктейль был кислым, как уксус.       — Нам нужен бармен, — пожаловался он.       — Возможно, — осторожно ответила Марина. — Но я не об этом. Я сейчас видела Йоко-сан.       — Ага.       Шун щедро насыпал в бокал льда. Пожалуй, даже слишком щедро — теперь он закрывал собой всю поверхность коктейля, и для того, чтобы добраться до него, нужно было продираться через пресную шапку.       — Да. Она сейчас так быстро пробежала мимо гримерки, что чуть не сбила меня с ног. Знаете, как тяжело устоять на этих каблуках?       — Разумеется.       Струйка тоника с шипением омыла лед. Шун отпил из бокала.       Снова не то. В нос ударила хининная горечь.       — А потом хлопнула дверью офиса. Я никогда не видела, чтобы Йоко-сан хлопала дверью офиса.       — Неужели? Как интересно.       Лимиты бокала уже заканчивались, как и доступные стратегии. Акияма вздохнул и щедро залил все джином.       — И это был последний раз, когда я ее видела. А знаете, где я видела ее до этого? Она говорила с вами, Акияма-сан.       Она умолкла и выжидающе поглядела на Шуна.       Тот в несколько глотков залил в себя получившееся зелье и отставил бокал в сторону.       Возможно, джин ослабил его инстинкт самосохранения. Потому что он неожиданно для себя признался:       — Йоко сказала, что хочет носить на работе платья.       — И что? — не поняла Марина. — Почему бы ей не носить платья? Мы все их носим.              Акияма вытер руки полотенцем.       Йоко носила смокинг. Он был тщательно выбран и подшит с учетом особенностей ее фигуры.       Не то чтобы Шун лично отбирал гардероб для всех работниц клуба. Но для Йоко он решил постараться. Руководители должны были делать слишком много вещей, которых не было прописано в их должностной инструкции. Даже уважаемая дама в менеджерской позиции, как оказалось, слишком часто должна взбираться на высокие поверхности, чтобы что-то проинспектировать. Как сказала бы его мать — «чем ближе ты к вершине, тем больше должен прикладывать усилий, чтобы там оставаться», или что-то вроде. Вряд ли юбка-карандаш этому способствует.              — Она менеджер, Марина-чан, — Шун отложил полотенце в сторону. — Я нанимал ее не для того, чтобы она была красивой.       Что-то неуловимо изменилось в выражении лица Марины.       — Вы же не сказали об этом Йоко-сан? — мягко произнесла она.       Ее звонкий голос внезапно приобрел вельветовую мягкость. Отчего-то Акияме стало не по себе.       Он неопределенно пожал плечами.       — Ох, — еле слышно выдохнула Марина. — Все понятно.       Что именно понятно Марине, Шун выбрал не уточнять.       Он присел за бар и вернулся к своему предыдущему занятию — наблюдению за Гого.       Марина проследила за его взглядом.              — Что-то еще, Марина-чан? — ласково произнес он.       Обычно это служило достаточным намеком на то, что хостес пора оставить его в покое и вернуться к своим прямым обязанностям. Но не в этот раз.       Марина с сомнением закусила губы.       — Мистер А, вы выглядите…       Она замялась, подыскивая нужное слово.       — Вы выглядите усталым.              Конечно же, она говорила это, только чтобы заполнить паузу. Небольшой разговор, подобно тонкой тропинке от одной темы к другой. С тем же самым тоном, с которым в офисном лифте обсуждают погоду.       Тем не менее, от ее слов Шуну тут же захотелось закурить. Как будто облако никотина разом вдохнет в его легкие жизнь, и он наконец встанет из своего стеклянного гроба.       — Может быть это оттого, что я устал, — сказал он просто.              Марина молча открыла свою отделанную стразами сумочку. Из блестящего нутра клатча появились пачка сигарет и зажигалка.       Она протянула пачку Шуну. Тот не стал отказываться — пальцы машинально вынули сигарету. Марина подождала, пока та окажется во рту у босса, и почтительно поднесла к его лицу огонек зажигалки.       Он вдохнул полную грудь дыма. Чуда не случилось.              — Неплохо, — похвалил он Марину. — Часто угощаешь клиентов? Они наверняка в восторге. Могут решить, что ты читаешь их мысли.       Она мотнула головой. Кудряшки качнулись из стороны в сторону и мазнули по открытому плечу.       — Нечасто, — она улыбнулась. — Но я заметила, как у вас дернулись пальцы.       — Кошмар. У меня что, никотиновая ломка?       — Нет, не подумайте ничего такого! Я просто заметила, что вы храните сигареты в кармане пиджака, верно? И когда вы хотите закурить, то достаете их из кармана. Но если вы хотите закурить и останавливаете себя — тогда ваша рука слегка дергается. Или же вы просто кладете руку в карман, и… вы довольно часто это делаете, Акияма-сан.              Марина стушевалась. Должно быть, она хотела сказать, что возле кармана его пиджака от таких телодвижений уже появилась сальная дорожка. Единственное, что в такие моменты могло ее остановить — тот факт, что пиджак был от «Бриони».       Шун стряхнул пепел с сигареты.       — Ты чудовищно наблюдательна.       — Я учусь у вас, мистер А. Вы же советовали мне подмечать у людей повторяющееся поведение, помните?              Акияма лениво покопался в памяти. Вполне вероятно, что он упоминал что-то подобное. Хостес «Элизы» получали от него массу советов, но большинство все равно предпочитали их игнорировать и изобретать что-то свое. Шун не был против, но тем удивительнее было осознавать, что кто-то его слушает.       Единственным побочным эффектом было то, что обычно экспрессивная Марина «читала» его с ужасно стеклянными глазами. Шун мог только надеяться, что сам в подобные моменты не выглядит так же.              — Акияма-сан, — сказала Марина. — Я хочу быть в деле.       — М?       Он недоуменно приподнял бровь.       Марина снова бросила быстрый взгляд на Гого. Потом на него.       — Бойцовский клуб. Возьмите меня туда.       Шун закашлялся дымом.       — Кто?.. Как?.. Что ты вообще услышала?.. — он озадаченно поскреб затылок. — Хотя знаешь, неважно.       Хостес едва его услышала. Она уже настроилась на спор, и остановить ее было сложно.       — Да, я не похожа на Гого-сан! Но я тоже довольно сильная!       — Конечно, конечно…       Марина в ответ громко засопела. И надула щеки, как тыквочка.       — И мой перформанс с гостями это исправит, я уверена.       — С гостями? Только не говори, что ты хочешь взять пример с Гого и отправить кого-то в нокаут.       — Нет, все не так! Я ни разу не хотела задушить клиента, правда! Но…       — Но?       — Иногда, вы знаете. Небольшие вещи… они копятся внутри. В груди. Это как глотать жвачку. Она никуда не девается, только скатывается в комок, и потом ее только хирургически можно вырезать.       — Это разве не миф?       — Не в этом суть! Суть в том, что рано или поздно этот шар в груди все равно надо как-то вынуть. А то он станет слишком большим и сломает тебе ребра.       — Надеюсь, мы уже не о жвачке.       Угрожающее пыхтение Марины достигло опасного предела.       Акияма примирительно улыбнулся.       Как бы ни хотелось ее поддразнить, ее маленькая речь имела смысл.              Но разговор не успел продолжиться.       К бару подлетел Наоки. Он резко остановился, пытаясь отдышаться.       Выглядел он неважно. Не то чтобы это было редкостью для Наоки — вспышки самоуверенности промоутера частенько перемежались периодами кристальной паники. В такие моменты он ходил по офису кругами и причитал, что «Элиза» со дня на день разорится. Именно потому что он, Наоки, недостаточно потрудился — рекомендованные им для найма хостес недостаточно хороши, а клиенты то и дело проходят мимо входа и утекают развлекаться в какие-то другие клубы. Или того хуже, играть в пачинко. В такие моменты Наоки становился опасно волатилен, и напрыгивал на людей снаружи с флаерами, как ящерица. Асахи как-то предложил подсыпать ему в стакан успокоительное, но быстро выяснилось, что вместо воды Наоки в основном употребляет энергетические напитки, и эта идея сошла на нет.              На сей раз что-то было не так.       Наоки выглядел именно так, как бывало посреди его нервных всплесков. С единственной разницей — обычно в такие моменты он старался избегать босса, потому что до смерти боялся получить выговор за плохую работу. Теперь же он стоял прямо перед Шуном и отчаянно жестикулировал.       — Акияма-сан, у нас проблемы. Это Крысы, они зашли в Камурочо с разных сторон, и…       Наоки прервался, чтобы набрать новую порцию воздуха в легкие. Марина испуганно икнула и прикрыла рот ладонью.              Снаружи раздался шум — непонятного рода треск, перемежающийся воплями.       По залу пронесся ропот. Гости начали взволнованно переглядываться. Кто-то привстал из-за столика.       Акияма притушил сигарету, встал во весь рост и замахал руками, привлекая к себе внимание.       — Пожалуйста, оставайтесь на своих местах! — крикнул он. — Я проверю, что происходит.              Последняя фраза предназначалась не столько для гостей клуба, сколько для подошедших Йоко с Асахи. Те переглянулись между собой и кивнули.       Шун помахал им ладонью и ободряюще улыбнулся.       — Скоро вернусь.              Стоило двери «Элизы» закрыться за спиной, как стало ясно — вернется он не скоро. Как служба телефонной техподдержки, когда оператор говорит «мы вернемся к вам с обратной связью», ни капли не намереваясь этого делать.              Первое, что бросалось в глаза — на бульваре Тайхей не было прохожих. Вместо привычной пестрой толпы по улице, как зомби, шатались разрозненные группки парней. Сходство усиливала одежда в грязно-серых тонах и видимое отсутствие цели.       Как и подобало Крысам, парни в основном были молодыми. Ну, или по крайней мере, не старше тридцати.              Откуда-то слева, со стороны джелатерии, раздался звон стекла и чей-то крик.       Акияма покачал головой. Как обычно бывало в Камурочо, в такие моменты полиция предпочитала убраться с пути атакующих сил, предоставляя криминальным элементам право разобраться друг с другом. Конечно, о работниках заведений никто в такие моменты не вспоминал — защита ресторанов, кафе, клубов и баров ложилась исключительно на них самих. Иногда в оборону впрягались семьи Тоджо, но с каждым проходящим годом это становилось скорее исключением, чем правилом.              Что было более важно — прямо перед ним на земле лежал разбитый знак с логотипом «Элизы». Лампочки в нем пока не погасли, но прямо посреди названия клуба чернела глубокая трещина с острыми пластиковыми краями.              — Эй!       Акияма помахал рукой, привлекая внимание ближайшей группки Крыс. Те неохотно приблизились.       — Ну чего тебе, дедуля? — цыкнул один из них.       Шун оценивающе склонил голову набок. Парень походил на главаря — по крайней мере по тому, как остальные Крысы почтительно держались на шаг позади.       — Кто это сделал? — поинтересовался он.       — А кто спрашивает? — осклабился главарь.       Акияма неловко хохотнул.       — Так вышло, что я владелец этого кабаре, — он махнул рукой в сторону «Элизы». — И я хочу знать, кому отправить счет.       — Ах, он владелец… — протянул парень. — Неудивительно, что этот клубешник выглядит так дерьмово.       Шестерки за его спиной заухмылялись. Раздалась пара-тройка смешков.       Окрыленный реакцией на свое подобие шутки, главарь вонзил каблук в разбитую вывеску. Та мигнула пару раз и с жалобным треском погасла — теперь уже окончательно.              За спиной Шуна раздалось едва слышное «ох».       Он обернулся.       Конечно, Йоко с Асахи не стали ждать в стороне, и вышли посмотреть, в чем дело. Вслед за ними высунулся дрожащий как осиновый лист Наоки. И, зачем-то, сопящая как паровоз Марина. Для полноты картины та на манер биты сжимала в руках пустую бутылку из-под шампанского.              Акияма ощутил легкость. Она заполняла его вперемешку с адреналином, как пузырьки шампанского.       Он сморгнул. Все вокруг казалось новым, будто с глаз спала мутная пелена и воздух стал яснее. По всем законам здравого смысла, от воздуха Камурочо вряд ли можно было ожидать чего-то подобного.       Шун потянулся было привычным жестом к виску, но рука зависла на половине пути.       Головная боль исчезла, как будто ее и не было.              Он оглянулся вокруг. Копошение Крыс у соседних домов становилось все заметнее. Их было больше, чем показалось изначально.       Бульвар Тайхей, если поглядеть на него сверху, можно было легко поделить по квадратам. Наверняка, если перемещаться по ним разумно, можно сделать все довольно… быстро. То есть именно так, как Акияма предпочитал.              — Эта штука довольно дорогая, знаешь ли, — пожурил он главаря банды.       — И что? — издевательски протянул тот. — Ты напишешь жалобное письмо в главный офис Крыс? Попросишь чек?              Если подумать, все подобные моменты в жизни Акиямы разыгрывались по похожему сценарию.       Когда определенного рода люди видели перед собой кого-то слабее или ниже себя в социальной иерархии, то в них неумолимо просыпалось желание его унизить. Неважно, был перед ними бездомный, или хлипкий студент, или ночной работник Розовой улицы. Неважно, отвечал униженный вежливо или дерзко, или вовсе молчал.       Когда «охотники на бродяг» приходили громить своими битами палатки его товарищей, Шун поначалу ломал голову — зачем? Они и вправду верили, что делают что-то полезное? Или были жестоки по природе? Или их травили в школе, отчего потом они шли и вымещали злость на ком-то другом?       В конечном счете, это тоже было неважно. Жизнь взрослого человека состояла из цепочки принятых решений. И, в отличие от воображаемых игр в песочнице, эти решения имели последствия.              Теперь за его спиной стояли сотрудники, и все остальное переставало иметь смысл — политика, имидж. Сдержанность. Респектабельность. Что там Марина говорила про комок жвачки?..              Акияма повернулся к менеджерам. К его губам еще липла натянутая улыбка, но дышать становилось легче с каждой секундой.        — Йоко-чан. Асахи-кун.       — Да?.. — пискнула Йоко.       — Разберитесь с этим.       — С чем? — деловито уточнил Асахи. — С чем разобраться, босс?              Тело крутанулось вокруг своей оси быстрее, чем смешки Крыс отзвенели в воздухе. Ботинок Шуна (черный дерби из мягкой телячьей кожи) встретился с челюстью главаря с неожиданно хлестким звуком.       Пока остальные Крысы пытались сообразить, что произошло и отчего их заводила лежит на асфальте, Шун поднял остатки электрического знака. Пытаться его восстановить не имело смысла, но кое-какую службу тот сослужить еще мог.       Не мешкая, Акияма с размаху опустил знак на голову ближайшего парня. И еще раз. И еще.

[СТОИМОСТЬ УЛИЧНОГО ЗНАКА «ЭЛИЗЫ»]      

(- 100 000 йен)

      Йоко подскочила к Наоки и впихнула ему в руку подобие флеш-накопителя.       — Включи это и переставь звук на внешние колонки.       Баркер захлопал глазами.       — Но это…       — Быстро, — прошипела она.              Наоки исчез в глубине клуба, и в следующий момент из колонок заиграла музыка.       Движение серых фигур на фоне серых домов приобрело направление. Они начинали стекаться к клубу.              Йоко подала какой-то малопонятный знак Асахи, и тот присел на корточки, чтобы та смогла взобраться ему на плечи. Стоило менеджеру поднять ее в воздух, она выхватила из-за пояса небольшой розовый мегафон.       — Сегодняшняя вечеринка — за наш счет!       За ними определенно наблюдали, потому что кто-то одобрительно засвистел.       Марина воспряла духом.       — Правда? — она трагично вздохнула. — Кажется, во всей этой панике я сломала ноготь. Мне точно понадобится новый маникюр.              

[СТОИМОСТЬ МАНИКЮРА МАРИНЫ]

(- 5 000 йен)

             — Разве ты не сломала его до этого? — поинтересовался Асахи.       — Точно не уверена. Но очень похоже, что сейчас.       — Нет-нет. Я точно помню, как ты ругалась, когда открывала банку персикового пива.       

[СТОИМОСТЬ МАНИКЮРА МАРИНЫ: отмена транзакции]

(+ 5 000 йен)

      

***

             [Босс файт: «Крысы»]              Условия:              «Крысы» поодиночке слабые, но надвигаются большими волнами. Акияма эффективно держит их на расстоянии, но сила удара у него небольшая, поэтому при невнимательности волны противников могут его захлестнуть.              Во время боя Йоко дает в мегафон команды, куда нужно идти, чтобы получить помощь в бою от резидентов Камурочо («Союзников»). Если выполнять инструкции Йоко, то Союзники будут подавать Акияме оружие, которым он триггерит спецатаку и эффективно вырубает большое количество людей (похоже на схему «Союзников», что была в уличных боях в 4 части и в Кивами-2).              Пенальти: за каждую атаку при помощи Союзника нужно платить по себестоимости использованных предметов. Отчего вполне возможно уйти в минус. На экране появляются надписи и цифры вроде:              [СТОИМОСТЬ НОЖА ДЛЯ РЕЗКИ РЫБЫ]       (- 40 000 йен)       Спонсор: «Суши Джин»              [СТОИМОСТЬ РОСТОВОГО МАКЕТА МОРОЖЕНОГО]       (- 70 000 йен)       Спонсор: «Джелатерия Камуро»              [СТОИМОСТЬ МИСКИ ГОРЯЧЕГО КАК СМЕРТЬ РАМЕНА]       (- 750 йен)       Спонсор: «Звезда Кюсю №1»       

***

             — …Как-то вот так акт и действует, — закончил объяснять Ишибаши.              Рюджи не ответил. Он считал.       Технически, те удары, которые наносил Акияма, нельзя было назвать сильными. Они скорее просто заставали противника врасплох. Но ростовщик, с его расслабленной походкой и ленивой улыбкой, смог обдурить даже Рюджи. Акияма оказался быстрым, даже чересчур — как птица, как кобра, как какое угодно животное, которое стремится скорее отпугнуть, чем всерьез поранить. Один удар ногой, не подкрепленный достаточно широким размахом, скорее напоминал сильную пощечину.       Но удары не ограничивались одним. Они сыпались на атакующих — один за одним, связка за связкой, как метеоритный дождь.              Рюджи наблюдал.       Акияма, балансируя на пятке, отклонил назад корпус для равновесия, поднял ногу в воздух и наотмашь шлепнул какого-то парня ногой по лицу — скорее унизительно, чем болезненно. Его противник лишь слегка покачнулся, изумленный тем, как легко отделался. Но ростовщик, совершенно не меняя позиции, ударил его еще раз.       Рюджи продолжил счет.       После четырнадцатой пощечины Акияма наконец выдохся и опустил ботинок на асфальт. Его противник лежал на земле, предусмотрительно закрыв голову руками. Должно быть, потому что успел увидеть, как ростовщик наступает кому-то из упавших Крыс на лицо. Сколько раз это уже случилось, Рюджи посчитать не успел — но чересчур много, чтобы оказаться случайностью. В какой-то момент он просто устал загибать пальцы — механическая рука то и дело сжималась в плотный кулак, и ее приходилось с усилием разжимать.              На крыше, на которую привел их Танимура, бушевал ветер. Он развевал полы пальто Рюджи и заставлял глаза слезиться.       — Черт.       Очередной порыв ветра заставил Танимуру плотнее запахнуть куртку.       Ишибаши взглянул на него исподлобья.       — Ты не хочешь помочь своему другу, Танимура-кун?       Парень не торопился отвечать. Он подышал на задубевшие ладони.       — Да он вроде справляется.              Голос Танимуры звучал нарочито равнодушно. Но что-то в его глазах сквозило знакомое. Такие глаза Рюджи встречал у людей, которые стоят в полушаге от безумия, и слишком ясно осознают это, чтобы предпринимать что-то по этому поводу.       Что-то подсказывало Рюджи, что этот спусковой крючок снят с предохранителя.              Тем не менее, осуждающий взгляд Ишибаши делал свое дело.       — Ладно, ладно… — пробормотал Танимура.       Он развернулся и исчез у выхода на лестницу.       А Рюджи вернулся к счету.              Люди частенько говорили, что кто-то может быть «непредсказуем, как стихия». В том числе и про самого Рюджи. Но даже у стихии были свои паттерны. Повторяющееся поведение.       В себе Рюджи старался его подмечать. Знать свои собственные привычки было полезно — для обманывания чужих ожиданий. Оми легко было впечатлить — следовало лишь отказываться умирать, когда другие того хотели. А для этого нужно было всего лишь достаточно хорошо знать себя, и держаться в соответствии с этой идеей себя. Бывать в одних и тех же местах, пить один и тот же виски, применять одни и те же приемы. Чтобы убедить врага в чем-то, нужно было всего лишь всецело верить в это самому. Чтобы в момент нападения неожиданно предать себя и обескуражить соперника.              Как бы ни была двулика эта философия по отношению к самому себе, в других Рюджи паттерны подмечал с азартом. И лучше всего те обнажались в битве.       Во-первых, Акияма доверял своему чувству баланса. Он прыжком подбрасывал себя в воздух, и пикировал на противника, добавляя к удару ногой вес собственного тела. Не чурался он и грязных приемов, вроде прицельных пинков между ног — таких в основном удостаивались те, кто пытался подобраться к нему со спины.       Во-вторых, малую силу удара Акияма компенсировал инерцией. Его оружием была вся улица — углы, столбы, парапеты и телефонные будки. Если кто-то несся на него, ростовщик уворачивался и вмазывал соперника лицом в стену, ломая тому нос.       Рюджи невольно поморщился. Очередного Крысенка жалко не было — настоящего мужчину сломанный нос только украшает. Но неспособность остановить атаку на середине была ему чересчур знакома. Если Акияме приходилось добавлять ударам веса за счет прыжков и замахов, то Рюджи от природы имел слишком много веса, и его инерция частенько подводила.       Против такой ракеты контрстратегию следовало продумывать заранее. На всякий случай. Если им вдруг доведется друг с другом драться.              — Сайго-кун, — сказал Ишибаши. — Не стоит так переживать.       Рюджи опустил глаза и с недоумением обнаружил, что его протез сжимает железную решетку у края крыши.       Он заставил себя расслабиться. Рука повисла вдоль тела.       — Я не волнуюсь, — сказал он, торопливо отводя взгляд от вмятины на металле. — С чего мне волноваться?       Старик кивнул в сторону разворачивающейся на бульваре сцены.       — Отличается от первого впечатления, правда?       Взгляд учителя не покидал лица Рюджи. Такой же цепкий и пронзительный, как и все последние дни.       — А это что?       Рюджи указал пальцем на Акияму. Тот где-то достал неоновую палочку-фонарик, которые обычно используют на концертах фанаты айдолов, и теперь использовал ее весьма креативным образом.       — Это — его настоящее лицо? «Бескорыстный защитник Камурочо»? —сказал он с издевкой. — Ты это мне хочешь донести, папаша?       Ишибаши медленно перевел взгляд в сторону фонарика. Тому, судя по интенсивности использования, оставалось недолго.       — Не знаю, — произнес он задумчиво. — Бескорыстным я бы его точно не назвал. Но…              Закончить свою мысль Ишибаши не успел.       Пользуясь тем, что всеобщее внимание сконцентрировано на драке, Танимура добрался до входа в «Элизу». Он что-то сказал девушке в брючном костюме, и та, чуть помедлив, передала мегафон ему в руки.       — Эй! — крикнул он. — Македонец!       Его голос эхом разнесся над бульваром Тайхей, и Акияма повернул голову в сторону шума. Танимура помахал ему, как ни в чем не бывало.       — Используй обе! — добавил он.       На этом мегафон вернулся обратно к девушке. С чувством выполненного долга Танимура сложил руки на груди и облокотился о дверь «Элизы».              Не успел Рюджи озадачиться вопросом, что тот имеет в виду, Акияма будто переключился.       Не выпуская из правой руки фонарик, левой он подхватил с земли чью-то оставленную полицейскую дубинку. Окружившие его Крысы отпрянули, но уже было поздно.       Последовавший за этим удар был настолько же эффективным, насколько и болезненным.              Ишибаши невольно дернулся. Рюджи потер взмокшую шею.       В былые времена он мог легко отразить такую атаку. Но смог бы он сейчас?..              Левой рукой Рюджи взялся за протез, чтобы снова привести его в порядок. И похолодел. Вместо привычного гладкого металлического предплечья пальцы встретили под рукавом острые шестеренки.       Швы нового пальто затрещали.       Его рука медленно, но верно превращалась в оружие.