спаси но не сохраняй ll

— Пей, оно не отравленое. — Открой окно лучше, — ворчит Минхо и Джисон закатывает глаза, но больному в желании отказать не может. Надо признать, жижа на прикроватной тумбочке Минхо действительно воняла, но Джисон делал все по инструкциям, и в лечении хороши все средства, особенно когда его регенерирующий Защитник почему-то не регенерирует уже третий день. Сегодня утром медицинское крыло выдало ему костыли и с гордостью выписало, приказав постельный режим, на который ни у кого из них не было времени. Поэтому больничный они решили устроить дома, где никто не будет мешать им работать над кольцом матери. Джисон не заканчивал долгий и изматывающий курс лечебного ведовства чтобы оказывать Минхо медицинскую помощь дома, но мог виновато подавать ему то, на что его мозгов хватало, а именно пахучие лечебные отвары. Уже вторая кружка стояла Минхо не тронутая. — Это нечестно, я все делал по рецепту. Тебе станет лучше. — А ты стал экспертом в том, что для меня лучше? — тихо отвечает Минхо и тут же виновато поднимает глаза от ноутбука к поджимающему губы Джисону. Он не извиняется, хотя, может, и стоило бы, но ведун не удивлён. Всё, что как-то близко было похоже на обсуждение произошедшего в Лагере быстренько заметалось под ковёр словно позорная пыль. Извинений никогда не следовало. Джисон лишь сжимал кулаки и с опущеной головой шёл дальше. Минхо был в праве огрызаться на него, но он не может действительно думать, что Джисон так уж безоснователен? Он не был достоин ни одной части Минхо, даже тогда, год назад, когда он был всего лишь нестабильным, зависящим от таблеток подростком с хуевым школьным табелем. И уж тем более теперь, когда он был лгущим, погибающим ведуном в сделке с дьяволом. Он разбирается с этим кольцом чтобы подыграть Минхо, якобы спрятать себя от демона, но на самом деле собирался прятать его. Он не мог доверять Джинни настолько. В своей сохранности возможно, ведь теперь она ничего не стоила, но Минхо все ещё был в зоне риска. Джинни уже несколько раз забирал Минхо у него, а с кольцом и подальше от Джисона у Защитника будет хоть какая-то гарантия. Так что им следовало бы поскорее разобраться с платой за услуги нимфы. Высшие существа подпитываются энергией, которую им могут дать смертные. Конечно, большинство из нимф умны и, прожив среди людей тысячи лет, ни разу не были обнаружены. Даже в обсуждениях реддита тех, кто добивались аудиенции нимфы найти было сложно, и ещё сложнее отличить их от психов. Тем не менее, некоторые из нимф предлагали свои услуги чуть ли не открыто, и если старый ежедневник мамы не врал, и про «Эгу» не было написано в нем без причины, именно с ней договаривалась Нари. Джихе не врала, когда называла её козой. — Это уже десятый раз когда меня перекидывает на какую-то песню, — докладывает Минхо, поворачивая экран к Джисону. Были ли посты в реддите об услугах Эги правдивы или нет, всегда можно было найти какую-то закономерность. В их случае это были скрытые ссылки. Они не переносили на сайт и ничего не загружали. Не открывая ни одного окна, ноутбук начинал играть мелодию, остановить которую можно было только перезагрузив компьютер. — Ты знаешь этот язык? — хмурится Джисон, вслушиваясь в голос мужчины, поющий под гитару. Джисон не был фанатом фолка, а песня звучала именно так. — Осмелюсь предположить, что греческий, — ворчит Минхо, открывая приложение определения песни на телефоне, тут же показывая свою находку Джисону, — И буду прав. — Вбей перевод, — тут же отзывается Джисон, садясь поближе чтобы смотреть в экран Защитника через его плечо. Перевод не выдаёт ничего особо ясного. Минхо зачитывает строчки, связанные между собой, но не предлагающие никакого объяснения о плате нимфы. Всё, что Джисон видит, это повторяющееся из раза в раз слово: Ντροπή. Ντροπή νιώθουν οι άνθρωποι που έχουνε ψυχή Ένα συναίσθημα μεγάλο και βαθύ Стыд. — «Стыдно быть жертвой своего сердца…» Че за хуета, — бурчит Джисон, вычитывая строчки с экрана. — Высшие берут плату эмоциями, — жмёт плечами Минхо, — Кажется, нам нужна эта. — Это вообще эмоция? — кривится Джисон, — Мне что надо, почувствовать стыд чтобы кольцо заработало? Голым на улицу выйти? — Боже упаси, — бубнит Минхо под нос, продолжая вчитываться в текст, — Нам не совсем такой стыд нужен. Не поверхностный. Даже если нимфа не выходит на связь, умирает или пропадает, зачарованный ей предмет все так же имеет силу и может быть активирован энергетической и эмоциональной платой. Чаще всего, не самой приятной. Минхо поворачивает голову, глазами встречаясь с Джисоном. Он помнит слова Джихе, описывающие нимфу так же хорошо, как и он. К тому же, он знаком с ее историей. — Постыдное желание. Признавай, — он мотает головой, указывая на лежащее перед ними кольцо, — Откроешь в себе что-то такое, и должно заработать. Джисон косится на украшение так, будто оно вот-вот заговорит человеческим голосом обо всех его тайнах. Проблема только одна: у Джисона их не было. Не тех, за которые стыдно. Видимо, в этом и суть. Что он должен их найти. — Могу уши закрыть, — скептически предлагает Минхо, когда ведун не произносит ничего больше минуты, — Или одного тебя оставить. Джисон лишь отмахивается и даже не задерживается на этом предложении надолго. Минхо, как бы там ни было, знает части Джисона, о которых он сам не был в курсе. С ним шансов у него гораздо больше. К тому же, казалось будто весь стыд между друг другом они уже успели исчерпать. — Начни с простого, — вздыхает Минхо нетерпеливо, — Она же любит всякую плоскость. Подумай, какой у тебя есть… ну, — Джисон смотрит, как парень ведёт рукой в неопределенном движении, прежде чем выдавит, — Фетиш. — Чего? — О чем ты думаешь когда… — Минхо на секунду прикрывает глаза, моля, чтобы Джисон сам закончил за него мысль. Но тот все ждёт, сведя брови в недоумении будто и правда не понимал, и смотрит ему прямо в глаза когда Минхо поднимает одну руку и выполняет демонстрирующее движение, — Вздергиваешь. Кончаешь. Джисон хватает воздух ртом словно рыба и, на удивление, не краснеет. Поворачивается к кольцу будто за подтверждением и замирает, не зная, как вообще собирается произносить следующие слова. Может, одно это признание сработает. — Я не… не делаю это. Кольцо не реагирует, что было вовсе неудивительно. А брови Минхо взлетают вверх. — Совсем? — уточняет он, ничуть не смущаясь. — Не совсем, — скрипя зубами выдавливает Джисон, не смотря на уставившегося на него в удивлении Защитника, — Есть причины. И в перерывах между ночными кошмарами от кулона и дневными кошмарами от него же мне как-то не удаётся найти время, знаешь… — А либидо у тебя… — Минхо! — возмущается он, оборачиваясь к Защитнику. Это было последним, чего он ожидал от сегодняшнего дня, обсуждать с Минхо его сексуальные предпочтения, которых сейчас и вовсе не существовало. Не то чтобы его мысли были где-то здесь. Не то чтобы он не хотел. Но он живёт у Минхо с братом, большинство времени он не совсем хорошо различает реальные звуки от шума в голове и мерзких шепотков кулона, у него уже не такая хорошая выносливость, и с наступлением ночи образы в его голове принимают слишком осязаемый характер, такой, в котором иногда не понимает, снится ему кошмар, или он испытывает его наяву. Хуже всего, ему хотелось чего-то. Чего-то, что он не мог себе позволить. Таблетки, алкоголь, боль, все, на что он полагался раньше, теперь было недоступно под внимательными взорами вечно окружающих его людей. Он чувствовал себя как рыба, на которую пялятся через стекло в аквариуме и подкармливают безвкусной крошкой. Он хотел рвать себе волосы, сорвать с себя кулон и дать истечь ихором из глаз до остановки сердца, хотел напиться пока не отрубится на улице и не замёрзнет до смерти, хочет кусать свою кожу чтобы у него была хорошая причина кричать от боли. Он признает это с горечью на языке, с горящими от злости глазами, но кольцо не признает. Это было не то желание. Или оно просто не было так хорошо скрыто. Он оставляет прикованного к постели Минхо на Чана и забирает ключи от новой квартиры. Сидит на полу полупустой комнаты, которая теперь была его, и думает о Минхо. За что ему было стыдно? Чего он хотел? — Я хочу, чтобы он меня ненавидел, — шепчет он в пустоту, и ничего не отзывается. Голова Джисона без слез падает в руки, и тело колотит от обиды. Как он хочет чтобы он его ненавидел. Почти так же, как он ненавидит себя. Он ненавидит как приходит повидать не доверяющего ему Суни, рассказывает о новостях в Лагере и о своей обставленной по-дедовски квартире, как Минхо смотрит на него в этот момент, как сухо говорит «спасибо» когда Джисон помогает ему подняться с места. Джисон ненавидит то, что не может умереть. Из-за него. Джисону снятся кошмары, все больше и больше после переезда в новую квартиру. Он плохо считает дни, но вряд ли прошло больше недели. В Лагере ему выписали какие-то препараты, которые должны помочь его организму легче переносить инородную энергию. Только вот препараты эти не были рассчитаны на кулон, и вряд ли имели какой-то эффект. Вновь попав в Лагерь, вернув туда Минхо и определив Чонину какой-то шанс на будущее, он действительно думал, что сделал шаг вперёд. Сейчас все казалось грязной горой, по которой он снова катится вниз. Он снова выполняет с Джихе базовые тренировки над контролем, снова гадает о том, сколько протянет в таком состоянии, снова избегает Минхо, который не может нормально ходить и волочет свою бесполезную тяжёлую ногу. Джисон видел в ней последствия собственных действий, последствия него в жизни Минхо. И бьёт себя кулаками по ночам, потому что больше ничего не может. Феликс выводит его погулять на площадку как собаку. Джисон дышит воздухом, держит своего лучшего друга за руку и не чувствует себя лучше. Чонин остаётся ночевать у друга. Джисон покупает бутылку чтобы выяснить как его новый организм отреагирует на алкоголь. Он выпивает её до дна и рвёт целый день не от интоксикации, а от вины. Он идёт в бар, в котором когда-то работал, потому что помнит там постоянного клиента, чьи таблетки сработают лучше Лагерьных, но пройдя через аллею, на которой стоял с Донхеком когда-то, чуть не задыхается и запирается в кабинке туалета. Он нащупывает все ещё бесполезное кольцо в кармане и думает что же он хочет такого, что стыдится признать даже себе? В конце концов, он оказывается в чьей-то кровати. Перед глазами плывет пока он пытается вспомнить почему. Может, он все же успел что-то принять? Может, что-то успели ему дать без его ведома. Если честно, Джисон пил купленный ему напиток не потому что даже не подумал о том, как это опасно. Он думал прекрасно. Он не особо хорошо помнил. Сознание выдирается в реальность резко, но Джисон не помнит точно, спал ли только что. Он успевает только схватиться за решётку изголовья. Боль приходит не сразу, и Джисон, забывшись, что-то кричит от удивления, и тут же кусает зубами простыню, отчётливо чувствуя теперь каждое движение в своей заднице, каждый слишком резкий толчок после не совсем тщательной подготовки. Он сомневался, что кто-либо из них беспокоился о хорошей растяжке Джисона, и сейчас чувствовал последствия. Но он затыкается. Он, кажется, стонет. Не двигается вовсе, позволяя чьим-то рукам, обладателя которых даже не видит, держать себя крепко, поднимать таз выше, пока в него входят снова, быстрее, долбясь словно в закрытую дверь, громко, до шлепков бёдер о бедра. Джисон жмурится и чувствует промокшую под его лицом простынь, думая "да", но говоря "нет". Может, это было то, о чем говорил Минхо? Может, это было его желанием. Джисон не кончает, и от этого, каким-то образом, все даже лучше. И он чувствует себя лучше, несмотря на то, что не мог даже сесть в кровати целый день. А на следующий день он идёт к Минхо и как-то смотрит ему в глаза. Минхо, кажется, понимает, что Джисон что-то сделал. Он незаметно оглядывает его руки, мечется глазами к случайно оголенным местам кожи, но не находит ничего, только тусклые, выдающие его с потрохами глаза. Он обещал Минхо не резать себя. Он не давал никаких обещаний по поводу нетерпеливых незнакомцев в его заднице. Джисон хотел причинить себе боль, и нашёл два самых действенных способа это сделать: пустить пользоваться своим телом человека, которому не доверял, и отталкивать от себя Минхо. Каким-то образом он даже убивал двух зайцев одним выстрелом. Поступал по-свински, наверное. И больше не сомкнул глаз, позволяя уставшему организму контролировать свои эмоции до конца. — Ты не можешь так продолжать. Джисон остановил движения и поднял ранее сосредоточенный на мишени для оттачивания меткости ударов ведовским огнем взгляд на того, кто эту мишень держал. Минхо убирает доску, дав понять, что не собирается продолжать тренировку, и смотрит на Джисона с какой-то жалостью и, наверное, разочарованием. Джисона злил этот взгляд. — Ты о чем? Минхо потянулся к его лицу, собираясь пальцами легко коснуться синяков под красными от недосыпа глазами, но его руку остановил сжатый кулак Джисона, ведь он не собирался позволять Минхо касаться его сейчас. Старший на этот жест кривит лицо в недовольстве, будто знал, о чем думает Джисон, и тот лишь недовольно выпускает воздух через нос. Чего Минхо хотел добиться этой заботливой игрой? Ему уже нечего было добиваться с Джисоном. Было некого добиваться. — Ты сегодня вообще спал? — вздыхает Минхо с такой жалостью, от которой Джисону захотелось ударить его по гортани. — Конечно, — кивает он. И, конечно, не упоминает, что проснулся уже через час от очередного кошмара. — Джисон, нельзя это так оставлять. Твоё сердце не выдержит… — У меня есть новое, — невесело усмехается ведун, глядя на свисающий с его груди артефакт. Он был тем самым органом, которое билось вместо сердца Джисона, и иногда ему казалось, что от этого парня не осталось больше ничего. Глядя в зеркало он видел не себя, а кулон. И, казалось, кулон смотрит на него в ответ. Он стал ему роднее себя. Роднее Минхо, который смотрит на него теперь с горечью, — Что ты предлагаешь? Если у тебя есть предложения, я весь во внимании. Лагерь уже пичкает меня лекарствами, будто от этого вообще существует лекарство, так что… — Ты можешь остаться здесь, — перебивает Минхо тихо, — Попробуй поспать сегодня тут. — Не обижайся, — фырчит Джисон злобно, почти издевательски, — Но не думаю, что сон с тобой как-то поможет. — Когда я спал с тобой в доме у тебя не было кошмаров, — Минхо опускает голос почти до шепота, будто таким образом мог тут же взять свои слова назад когда Джисон непременно взорвётся и разосрет это предложение в пух и прах. Тот замирает, потому что Минхо был прав. Он спал спокойно в ту ночь перед переездом. Он мог засыпать, чувствуя за стеной Минхо в этой квартире. И он видит, как тело Минхо берётся за регенерацию, когда ведун все же бывает рядом. В голове жужжит от мыслей о том, что ему некуда деться. Что если он сейчас оставит Минхо, тот даже не сможет нормально ходить. Что он не может пропасть куда подальше. — Я не могу оставить там Чонина одного, — оправдывается Джисон. — Как-будто это хуже чем то, что ты оставляешь его из-за чьего-то озабоченного хера. Джисон! — зовёт он как только ведун поднимается к двери, — Прости. Я хочу помочь тебе, перестань искать причины, по которым я не должен этого делать! — Что ты думаешь? — взрывается Джисон, оборачиваясь к Защитнику уже около двери. Он встает на дыбы как озлобленная испуганная собака, кусающая протянутую ей в ласке руку, и ничего не может с собой поделать, — Что, поиграешь со мной в семью и все пройдёт? Чего ты от меня хочешь? Я буду таким пока не сдохну наконец! — Прекрати, — давит Минхо тихо, — Это не единственный вариант. Мы найдём его. — Минхо, я устал! — Джисон срывается, взмахивая руками и мотая головой с зажмуренными глазами. Он не может больше держать осанку, кивать на фразы старшего, поддакивать, делать вид, что в его голове ничего не режет его по мозгам, — Ты впустую тратишь время на покойника. Чего ты, блять, добиваешься? — А ты? Будешь продолжать так же, я предложу Паку взять у тебя пару анализов и тебя кинут в лазарет на лечение. — Угрожаешь мне? — удивляется Джисон. — Да. Потому что ничего хорошего ты уже не принимаешь, — холодно соглашается Минхо. — Ты что, наказываешь меня за то, что я тебе отказал? — пытается добить Джисон, и думает, что получается. — Если бы наказывал, я бы здесь не стоял, — спокойно объясняет Минхо. По сравнению с Джисоном, его голос в комнате звучал еле слышно, но в голове ведуна он гремел громом, гремел прямиком поверх назойливого наждачного голоса в голове, говорящий ему бежать, оставить Защитника, то ли в наказание, то ли во спасение, — Джисон, у тебя недосып, и ты не в себе. Я не хочу продолжать с тобой разговор когда ты в таком состоянии. — Договорились, — выплевывает Джисон, — Я буду неблагодарным мудилой, а ты заботливым несчастным Защитником с одной ногой… — Куда ты? — останавливает его старший, когда Джисон вновь поворачивается к двери. — Домой. — Я же сказал тебе остаться тут. — Ты… — сказал, действительно. До того, как они только что поссорились и до того, как он отказался с ним говорить, — …Я же отказался, — продолжает Джисон неуверенно, сжимая ручку и напрягая мозг. Он уже не верил тому, на что соглашался, а от чего отказывался. — Я, вроде, привёл неплохой аргумент? — спорит Минхо, пальцем указывая Джисону себе за спину, — И я не собираюсь выгонять тебя только потому что ты ведешь себя как придурок. Иди и ложись. Джисон не понимает, смог ли уснуть, или лишь прикрыть глаза. Помнит, как ложится посреди кровати и чувствует себя не на своём месте. На середине кровати никто никогда не лежал, потому что Минхо занимает левую сторону, ту, от которой несёт кофе. Джисон вертится пока не оказывается к ней лицом и замирает. Когда открывает глаза в следующий раз, в комнате было темно. Так темно, что он еле различает парня, лежащего слева. — Сколько времени прошло? — спрашивает он шепотом, в тайне надеясь, что Минхо спит. — Часов пять, — отвечает он совсем не сонно. Судя по свету, на дворе была уже ночь, так что времени точно прошло немало. Жаль только что Джисон этих прошедших часов не чувствовал, — Это самое долгое, что ты спал за последнее время? Вопрос звучит скорее как ответ. Но Джисон не находит ничего положительного, что сказать на это. — Мне не показалось что я спал, — признается он. Тем не менее, голова уже не гудела от усталости и лучше держала контроль над энергетикой кулона. Ментальные стены стояли гораздо твёрже. Он знал это, потому что не плевался ядом на Минхо как несколько часов назад. Он не был таким же помятым, и наверное чего-то это стоило, раз Минхо поворачивается к нему и сквозь темноту убеждается в этом сам. — Выглядишь получше, — признает он. — Бесит когда так делаешь, — шепчет Джисон. Минхо было легче прочесть Джисона когда шум затихал и тот сам слышал мысли в своей голове. В моменты тишины Минхо заглядывал к нему в голову как к себе домой, даже не стараясь, — И я чувствую себя отвратительно. — Так и должно быть, — кивает Минхо, — Ты ведь мне обидные вещи говорил. — Ты тоже много чего сказал… — Сон, — Минхо перебивает и поворачивается набок неловко, пытаясь как-то управиться с мешающейся ногой, но настаивает на том, чтобы хорошо видеть ведуна сейчас. Тот замирает, потому что Минхо близко. Он не только дышит ему в лицо, он ещё и смотрит на него. Зовёт так, как зовут не своего ведуна, а кого-то близкого, кого-то дорогого. Джисон ждёт когда Защитник найдёт слова и чувствует себя потрескавшейся тарелкой, готовой вот-вот разлететься от неудачного прикосновения, — Я понимаю, что ты чувствуешь будто ненавидишь меня сейчас. Так, может, и было бы лучше. Сделало бы мою работу легче. — Хотел бы я знать о себе столько, сколько знаешь обо мне ты, — шепчет Джисон издевательски. Ему кажется, он шутит, но как шутка это не ощущается. Он действительно не понимает кого несёт в своём теле. А Минхо смотрит так ясно, что, кажется, и не сомневается, и в себе несет Джисона, которого помнил до кулона. Это единственное, за что Джисон мог зацепиться, и держаться пока мог. Он видит, как Минхо тянется к нему рукой, и застывает будто в страхе, притворяясь статуей. Кажется, треснет. Но Минхо лишь вздыхает и убирает руку, не дотянувшись лишь парой сантиметров, сжалился над Джисоном и позволил ему дышать дальше. — Ты ошибаешься когда пытаешься оттолкнуть меня. Ты просто не сможешь. Ты можешь ненавидеть это, но ты будешь нужен мне в любом виде, даже в самом худшем, и не сможешь никуда деться. Потому что я не смогу. Джисон смотрит, как тот отворачивается, и не двигается с места, смотря ему в спину пока та не начала вздыматься медленно, пока он не услышал тихое сопение и не понял, что Минхо заснул. Почему-то доверился Джисону настолько, чтобы оставить его одного, под присмотром одного лишь Суни, сверкающего на него глазами с высоты комода. Кот не выдаёт Джисона и не кричит сигнально когда ведун тихо поднимается с кровати и идёт к столу. Папка лежит все на том же месте, где Джисон нашёл её ещё когда был здесь в первый раз. Она помечена «экстра», а на обложке его имя. Внутри все так же, табели, выписки врача, заключения, информация о диетах, аллергиях, всех кружках, которые он посещал за все годы жизни, и актуальное на тот момент место работы. А ещё фотография, нечеткая, будто сделанная наспех. Мальчик, одетый в чёрное, стоит посреди зелени и серых надгробных камней. Картинка из воспоминания безуспешно пытается продраться наружу, но она была такой же размытой, как и эта фотография, которая почему-то не оказалась на доске вместе с остальными немногочисленными фото, сделанными Минхо. Джисон не был уверен что оно делало в папке, не закрепленное даже скрепкой, запрятанное между страницами и убранное в дальний ящик, совсем как свидетельство о рождении и фотография родителей Минхо, которую он случайно нашёл в одной из книг. Он прятал все, что не хотел обсуждать, закрывая все свои скелеты в тёмном углу шкафа, и Джисон думает, что никто из них не понимал, с кем связывал себя, когда они стояли в той обрядной и давали клятвы. — Пташка нашептала, ты все не можешь заплатить нимфе. Тебе нужно скрытое желание? Джисон останавливается посреди пустой детской площадки, слыша за спиной знакомый голос, который обычно звучит только в его голове. Он не знал, кого увидит, повернувшись, но перед ним стоял Минхо. Искаженный в темноте ночи и демоническим взглядом, ему не принадлежащим, но он все ещё выглядел как самое постыдное желание Джисона, которое он не мог себе позволить. — Не такое уж оно и скрытое, — вяло отвечает он, не желая играть в эти игры разума с демоном. Тот выиграет, он знал. Слишком уютно устроился в его голове, чтобы не знать о том, чего или кого хочет Джисон. — Может, не для тебя, — соглашается Минхо, двигаясь ближе. Забавно. Напротив Высшего демона в оболочке его Защитника он чувствует себя в большей безопасности, чем перед настоящим Минхо, — Но ответь мне кое-что. Чего ты на самом деле хотел когда стоял перед ним сегодня? — Как долго ты следил там? — кривится Джисон, скорее от неожиданности, чем стыда. — Не так долго. Просто это слишком очевидно. Давай, это будет легко, — улыбается Минхо, останавливаясь перед ним и разводя руками, предлагая чужое тело, — Ударь меня. Джисон отворачивается как только слова доходят до него, не собираясь слушать дальше, но рука Минхо останавливает его и хватает за ладонь, из которой в нетерпении сочится ведовское пламя, готовое послать подальше все усилия, с которыми Джисон контролировал его. — Тебе нравится видеть, что Минхо получает, ошиваясь рядом с тобой. Думаешь, он в конце концов поймёт, когда получит достаточно ударов. Но он не понимает, сколько бы ты ни бил. Стоит на этих костылях и ждёт тебя как верный пёс, пока ты обжигаешь его, пинаешь, толкаешь... Кулак Джисона летит в чужой рот хотя бы чтобы он заткнулся. Он видит красные от крови зубы, когда Минхо улыбается, и от этого хочет ударить снова. Он бил себя по ночам, кусал себя по ночам, и делал больно не себе. Он делал больно Минхо. Он бьёт его снова и хлещет слезами из глаз, потому что не может дать позволить себе быть с ним рядом. Не после такого. Ненависть растёт в нем как упорное зерно, сквозь асфальт, в темноте, без воды, ему было неважно. Оно прорастает рвётся из Джисона синим пламенем, когда он кричит на довольного Минхо, отскакивающего от языков пламени. Он дышит глубже, полной грудью, твердо стоит на земле, и хотя бы знает кем является в этот момент, хотя бы не скрывает. Он не двигается с места когда Минхо вновь идёт к нему, не останавливает слезы, льющиеся из глаз, и их не стыдится. Не может даже утереть, и не может остановить чужое тело, когда оно хватает Джисона за щеки и крепко целует, языком толкая чужую кровь ему в рот, пока Джисон не плюется ей на асфальт и его не начинает рвать, выворачивая наружу все уродство, что в нем было. — Он ведь прав, никуда ты не денешься. Кто еще на последнем вздохе поцеловал бы тебя пока твой нож в их спине? — Ты, — сплевывает Джисон с хрипом, нагнувшись над мусоркой детской площадки и слышит удаляющийся смех. Ему было уже не важно, что за скрытое желание он в себе найдёт. Такое не могло повториться, а значит надо спрятать Минхо от него. Он начинает просыпаться от нового кошмара. Это его семнадцатый день рождения. Внизу шумит музыка и толпа чужих знакомых со школы, которых пригласили Феликс с Донхеком. До них ему не было дело. Он стоит со своим парнем в старой спальне. Он получает браслет в подарок и благодарит поцелуем, потому что не готов ни на что другое. Но его не отпускают. Он не хочет отпускать его, он держит крепко, приковывая к кровати и налетая на Джисона как коршун, и Джисон не может ему отказать, потому что этого зверя он любит. Любит его когда тот не видит как Джисон мотает головой пока с него снимают джинсы. Он видит это снова и снова. Он просыпается в попытках отбиться, и последним, что видит перед реальностью, это наполненные откуда-то ихором глаза. Сегодня он видит не их. Сегодня он видит Минхо и не бьёт. Не просыпается. Даже не дёргается. Кажется, он в своей новой спальне. Он спокоен и дышит размеренно, ровно. Минхо поднимает голову, любуясь на кожу, темнеющую после его поцелуя, и спускается дальше. Джисон чувствует его волосы на своих пальцах, сжимает их, пока парень сжимает его кожу на талии, и зовёт Минхо. Тот откликается и не отказывает Джисону в его просьбе. Каким-то образом он изучил его тело словно карту уже давно, и сейчас играет с ним, жмет туда, где Джисону было нужно. Губы ложатся на грудь, ласкают горячим языком, целуют, кусают и всасывают пока Джисон не начнет бесконтрольно извиваться, открываться, скулить жалобно. Минхо оставляет следы там, где никто не увидит. На животе - злое красное пятно, на бедре - темнеющая отметина от пальцев. Его ладонь скользит дальше, к пульсирующему от отчаяния члену под уже промокшим бельем. Его глаза горят так, как Джисон еще не видел, и он хочет увидеть больше. Минхо над ним как бетонная стена, закрывает его собой полностью от остального мира. Джисон ведет по нему пальцами, по каждому рельефу на груди, на животе с почти незаметным, но ощутимым прессом, и понимает, что стену никуда не сдвинешь. Минхо всегда будет над ним. Он будет делать то, что ему вздумается, а Джисону придется мириться, ведь он выбрал его. Он связал себя с ним. Он не хотел бы никого другого. Минхо наконец ведет рукой, заставляя Джисона выгибаться в спине, пытаясь быть хоть насколько-то ближе, и спускается на пол, раздвигает чужие бедра шире до упора, тянет на себя пока не уткнется между ними лицом. Целует нежную горящую кожу, кусает и тянет пока Джисон не задыхается, опуская голову и пытаясь как-то взглянуть на то, что Минхо делал с ним. Он смотрит в ответ, улыбается довольно и демонстрирует красные зубы. Джисон просыпается, не успев вскрикнуть. Он дышит тяжело, уставившись в чёрный потолок, и, кажется, горит. Он точно весь горит. Хочет мычать и плакать от отчаяния пока не опускает руку между бедрами и не сменяет плач на стоны. Где-то на тумбочке получает достойную плату и загорается кольцо, но Джисон слишком занят, чтобы подумать об этом. Все его мысли были заняты. Он чувствует, как Минхо лежит на своей левой стороне кровати и вряд ли сейчас спит. Джисон лежит на своей правой и доводит себя рукой, думая о нем. Злясь, ругаясь, ненавидя до слез, и матерится между тихими вздохами. Он упирается размытым взглядом в синий от света ночи потолок и думает, как сейчас Минхо видит то же, что и он. Интересно, чувствует ли он сейчас то же, что и он? Джисон надеется, что да. Интересно, делал ли он то же самое? В этом он не сомневался. Он зовёт Минхо, снова и снова. Но в этот раз никто не откликается.