Вселившийся

      Профессор тяжело вздохнул и от нечего делать не спеша, прогулочным шагом пошел в Больничное крыло, дабы навестить преподавательницу. Его не заботило ее состояние, это первый вариант, что пришел в его «больную» голову, чтобы утолить скуку и занять себя хотя бы на полчаса, заодно, если та очнулась, зельевар мог бы вытянуть из нее полезную информацию, завуалировано, естественно.       В дверях мужчину встретила, моментально подлетевшая к нему, Помфри.       — Знаете. — шепотом затараторила лекарь, — она Вас ждет, говорит, поговорить нужно. А еще я сказала ей, что у нее ночью заболела голова и она пришла к Вам в покои, где отключилась… — чтобы не было путаницы женщина предупредила брюнета. Северус как-то неестественно ухмыльнулся, затем произнес.       — В таком случае, тема предстоящего разговора мне ясна, — он подошел к кушетке, на которой сидела девица и присел на стул, стоящий рядом, удобно расположился на нем, откинувшись на спинку, вальяжно закинув ногу на ногу, как он любит делать, скрестил руки на груди и выжидательно сказал.       — Ну-с, мисс, что же Вы хотели обсудить со мной?       — Профессор…это правда? — спросила дева.       — Что Вы имеете ввиду? — старший изобразил на своем лице недоумение, и, причем, очень правдоподобно.       — То, что произошло этой ночью — правда? — не унималась Мелисса.       — Предполагаете, что нам почудилось?       — Вы все шутите…а я на полном серьезе спрашиваю.       — С чего Вы взяли, что я шучу? Я на полном серьезе Вам отвечаю, — с усмешкой произнес Снейп.       — Ясно, с Вами невозможно разговаривать нормально.       — Вы слишком поздно это поняли, мисс Гилберт.       — Да уж. Вы снова правы, браво, профессор. С минуту помолчав, девушка вдруг вновь заговорила, но совсем об ином.       — Это грустно, когда люди, которые давали вам лучшие воспоминания, стали воспоминанием, не так ли? Преподаватель выгнул бровь, теперь действительно не понимая, о чем говорит особа.       — Что? — переспросил мужчина, хмурым взглядом окидывая ту. Глаза дамы приобрели лиловый оттенок, голос зазвучал завораживающе и маняще.       — У тебя нет сердца. Играешь с людьми, не боишься сломать чужую жизнь, смотришь свысока, и даже не видишь, насколько жалок сам.       — Знаешь, ты мог бы прожить сотню жизней и все равно не заслужить ее. В мгновенье все звуки пропали, словно включили шумоподавление или люди, что находились здесь разом исчезли. Он слышал только ее голос, смотрел прямо ей в глаза, не в силах отвести из в сторону. Она гипнотизировала его, внушала фразы, смысл которых Северус не понимал, не мог понять, разобрать, а Лисса все продолжала, ее потрескавшиеся губы шептали.       — Ты, как суровые будни — тебя тоже никто не любит.       — Иногда тишина — самый лучший ответ на вопросы.       — Ты сломлен изнутри. Депрессия, которая медленно съедала тебя, в итоге поглотила тебя всего. И ты не смог её победить. Ты ненавидел самого себя. Ты искал ответы, хватаясь за свои воспоминания, пытался разобраться со своими, беспорядочными мыслями, но что из этого вышло? Стало лучше? Наконец разум освободился из цепких сетей.       «Мать вашу, что это было?!» Кареглазый подскочил с места и поспешил удалиться, а Гилберт молча проводила его взглядом. Она не поняла, что с ним, ведь для нее разговор закончился на «Да уж. Вы снова правы, браво, профессор».       Только оказавшись возле своего кабинета, немного успокоившись к тому времени, учитель заметил, что от страха и неожиданности он даже вспотел, а сердце колотилось, как при тахикардии.       «Ну, хоть не обмочился». Оперевшись о стену локтями, мужчина подпер голову руками, думая, но мысли путались. В голову приходили самые разные версии того, что сейчас было и кто он, черт возьми, такая. Зельевар потер ладонями лицо, приходя в норму. Стоит ли вообще кому-то рассказывать об этом инциденте? Чем это может обернуться?