Девиантный принц

Потому что у меня существуете правило: никогда не пытайся понять задир. Они имеют право быть мудаками, которые используют свою власть, унижая других. Что в них можно понять? Но когда я смотрю в карающие глаза Малфоя, мои прежние мысли отступают за дрожащее, ущербное сердце. Он пугает меня. Назовите это инстинктом или интуицией, но что-то ужасающее скрывается за этой непринужденной улыбкой и образом надменного аристократа . — Что ты только что сделала? Его голос спокоен и тих с легкой хрипотцой. Постороннему это показалось бы приветливым, но я знаю, что это один из его многочисленных фасадов. Голос, который дьявол использовал бы, чтобы заманить своих жертв. Я поднимаю подбородок, хотя моя рука, сжимающая палочку, дрожит. — Не понимаю, о чем ты говоришь. Он протягивает передо мной ладонь. — Отдай палочку, Грейнджер. Я начинаю обходить его. Малфой отступает в сторону передо мной. Он глупо высокий. Глупо широкий. Глупо все. Он блокирует мой обзор на Луну и Забини. Но он еще не закончил. Малфой вторгается в мое пространство. Он так близко, что я могу разглядеть маленький красивый шрам в уголке его правого глаза. Я инстинктивно отступаю назад с каждым его шагом вперед. Пересыхает в горле, и я ненавижу то, как съеживаюсь перед его атакой. Он просто чертовски высок, и на его лице непроницаемая маска. Единственное доступное изображение блондина это то, которое он показывает внешнему миру. Кроме этого, он... ничто. Тёмная тайна. Глубокая пустота. Бесконечная пропасть. Моя спина ударяется о ствол дерева, и я вздрагиваю. В попытке пройти мимо него, его рука взлетает вверх и ударяется о дерево рядом с моей головой. Я в ловушке, как и в тот чертов первый день начала семестра, когда я его встретила. С тех пор Малфой никогда не подходил так близко. В конце концов, он Король. Все, что ему нужно сделать, это издать указ, и все королевство преклонится. Люди выполняют за него грязную работу — включая травлю людей. От него все еще пахнет гелем для душа и чем-то полностью его. Странно, как некоторые вещи никогда не покидают нашу память. Он снова протягивает руку. — Отдай палочку, грязнокровка. Грязнокровка. Я для него простое прозвище. Еще одна форма издевательства и запугивания. Но я уже решила, что с меня хватит быть жертвой несправедливой войны слизеринцев. Я устала быть той, кто всегда первой разрывает зрительный контакт и спешит в противоположном направлении. Мы должны нанести ответ. Слова Луны звучат у меня в голове. Если бы это была прежняя я, я бы сделала все, что в моих силах, чтобы избежать конфронтации с Малфоем и держаться как можно дальше от него. Я всегда прятала своих призраков между моим дефектным сердцем, после поражения темного проклятия в меня во время войны, и грудной клеткой, но ему нужно понять, что мир не вращается вокруг его дурацкой фамилии. Я складываю руки на груди и выпячиваю подбородок. — Нет. Он прищуривает левый глаз. — Кем ты себя возомнила, грязнокровка? — Простым человеческим существом, которое заслуживает того, чтобы его оставили в покое. Он наклоняет голову набок, наблюдая за мной своими демоническими глазами. — Не все люди живут в мире. Почему ты должна? — Ты, черт возьми, серьезно? — Дай мне палочку. Я не стану повторяться в другой раз. — Нет. — я передразниваю его тон. — Я не стану повторяться в другой раз. Тогда он делает нечто неожиданное. То, чего я бы никогда не предвидела. Его пальцы обхватывают мое запястье, сжимающее палочку. Что-то в моем животе скручивается болезненным, странным образом. Малфой никогда не прикасается ко мне. Последний раз это произошло месяц назад, когда он обхватил меня рукой за горло. Его прикосновение все еще.. такое же. Мозолистое. Грубое. Забирающее воздух. Он не перекрывает воздух, как в прошлый раз, но воздух вокруг потрескивает, а затем вообще перестает существовать. Он тянется к моей палочке, но я выхожу из ступора прежде, чем он успевает схватить его. Несколько секунд мы боремся. Или, скорее, я изо всех сил пытаюсь дать ему отпор. Он похож на быка, гоняющегося за красной тряпкой. Неудержимый, кровожадный бык. Тяжело дыша, я прижимаю палочку к груди. Малфой не колеблется. Какого черта я думала, что у этого мудака есть границы? Пытаясь блокировать его одной рукой, я ослабляю ленту достаточно, создавая дырку, а затем засовываю палочку в лифчик. Я торжествующе улыбаюсь, приподнимая подбородок в его сторону. В дымчатых глазах блондина мелькает что-то нечитаемое. — Ты облажалась. — Что? — Ты действительно думаешь, что это остановит меня? Малфой двигается прямо к моей рубашке и расстегивает первую пуговицу. Я так потрясена, что смотрю с приоткрытыми губами, не реагируя. Только когда он добирается до второй пуговицы, я отталкиваю его. — Ч-что, черт возьми, ты делаешь? — я кричу. Он делает паузу, склонив голову набок с этим маниакальным выражением лица. — Ты отдашь мне палочку? — Н-нет. Он продолжает свои манипуляции с пуговицами моей рубашки. У меня перехватывает горло, и я чувствую, что вот-вот начну задыхаться. Я толкаю его, но его хватка стальная. Непроницаемая, как твердая сталь. — О-остановись!! Странный прилив течет по моим венам и напрягает мышцы. Я понятия не имею, как это объяснить, кроме того, что Малфою нужно убрать свои чертовы руки от меня. Я повторно толкаю его в грудь, но он уже расстегнул три первые пуговицы, так что виден край лифчика. Мои губы приоткрываются в понимании, что еще находится на виду. Мой безобразный шрам от темного проклятия. В течение многих месяцев я делала все, что было в моих силах, убеждаясь, что никто его не увидит. Я никогда не носила рубашек с глубоким вырезом. Покупала цельные купальники, скрывающие грудь. Мне даже не нравится показывать его. Луна, вероятно, видела его дважды, и даже тогда, только случайно. И теперь Малфой смотрит на шрам. Нет. Он не только смотрит. Он пожирает его взглядом, будто это какое-то чудо. Он перестает расстегивать мою рубашку, но не убирает пальцы с четвертой пуговицы. Фактически, он расстегивает ее, так чтобы рубашка была открыта под лифчиком, и ему был полностью виден диагональный шрам в верхней части моей левой груди. Уродливый. Длинный. Блеклый. Причина, по которой я начала скрывать его, заключается в том, что люди бросали на меня жалкие взгляды. Даже Джинни иногда одаривала меня подробным взглядом. Однако выражение лица Малфоя, что угодно, только не жалость. Я не ожидала, что в его чёрной душе будут такие эмоции, но предполагала, что, по крайней мере, его дьявольское сердце смягчится. Я не могла так ошибиться. Раньше его глаза были убийственными, но теперь он, кажется, жалеет, что у него нет ножа, чтобы разрезать мой шрам и вырвать мое сердце. Ветки ломаются под ближайшими шагами. Я вытряхиваю себя из оцепенения, отталкиваю его и поворачиваюсь, застёгивая рубашку. Мое дыхание учащается, несмотря на мои попытки взять его под контроль. Позади себя я ощущаю его нежелательный жар у спины. Еще один шаг, и он бы задышал мне в затылок — или, возможно, отделил бы его от головы. — Приятель, — раздается за моей спиной холодный голос Забини. — Поймал грязнокровку? — На самом деле, это грязнокровка для тебя. У нее есть кое-что на тебя. Как только моя рубашка застегнута — с палочкой, все еще засунутым в лифчик, — я поворачиваюсь. Встав на цыпочки, я оглядываюсь вокруг Забини, но Луны нигде не видно. Забини выглядит победителем, словно он только что сделал что-то, чем можно гордиться. Если он как-нибудь обидит Луну, я испорчу ему лицо и вырву эти дурацкие ямочки. — Что-то на меня? Взгляд мулата перескакивает с меня на его друга мудака. — Она записала тебя на колдографию. — Забини не удостаивает меня взглядом. — Уверен, что она думает использовать это против тебя, чтобы разрушить твое будущее и будущее твоей матери. Что-то в этом роде.