
Пэйринг и персонажи
Описание
букер не понимает до конца, взаимно ли все это молчание, эти взгляды, потому что напротив видит только мутные и совершено невинные голубые глаза.
Примечания
меня очень тянет пейринг, который я сама себе придумала. впрочем, идёт время и ничего не меняется)
фото ребят: https://ru.pinterest.com/pin/590745676139804146/
/// 2.
08 июля 2024, 07:58
айко не чувствует себя рядом с федей челкастым задротом. его обгладывают взглядом до костей и слушают так внимательно, разбирая каждую мысль до молекулярного состава, и влада взаимно тянет ближе. ему плевать, какую букер несет хуйню на этот раз, сколько человек от него отписалось на неделе, какую партию мерча получилось сбагрить фанатам. не получается ни радоваться, ни завидовать, ему просто все равно, главное — феде нравится. когда они находились вместе, выдирая часы из бесконечно долгих месяцев порознь — влад сидел рядом с теплой бутылкой какого-то крафтового пива из ларька под домом и чувствовал в воздухе, насколько сильно букер заебался. у него по лицу ползет желание удушиться в ванной и стекает с щек, оставаясь бледными пятнами под глазами. владу нравилось даже так — молчать и впитывать его усталость. в ладонях жалило желание потрепать того за плечо, привлечь к себе внимание, цепануть чужой забитый мизинец своим. букер закрывал глаза на добрые несколько минут после пятичасового стрима, и влад прослеживал взглядом, как на бледной коже с тусклыми рисунками отливает трупный оттенок.
влад не умел поддерживать, поднимать настроение. он с трудом справлялся с тем, чтобы держать свое лицо на обществе, что там говорить о чужих взаимоотношениях. теплым виском чувствовал ладонь и сухое поглаживание — федя притягивал голову к себе теснее и дышал в подбородок. наверное, в то время спали все улицы питера, жильцы задрали шторы и заткнули рты — влад исподлобья наблюдал за тем, как игнатьев вязко сглатывает и резко раскрывает веки, сталкиваясь взглядом. горлышко бутылки в руке с силой сдавили, и желание сказать что-то испарилось с языка. федя был таким простым и прекрасным. просто прекрасным.
он никогда не позволял себе столько тактильности — обниматься, лезть пальцами под ребра, все это дерьмо его не трогало. когда мужские сухие пальцы проходились по волосам, влад чувствовал, что ему неловко и странно, что так не должно быть. и когда нужно было что-то спросить или позвать, то делал это аккуратно и тихо, терпеливо задерживая взгляд в одной точке. федя перевел взгляд к экрану монитора и прищурил темные глаза, ему на такие вещи всегда было плевать. как было плевать на тот день, ту ночь и тот выходной, когда, казалось, еще секунда — и произойдет слишком стремное дерьмо.
обычно все их встречи сопровождались либо алкоголем, либо залитыми похмельной болью карими глазами уже не такого молодого чиназке. пьянка была не настолько скучная, да и музыка раскачивала, что обычно редкость на официальных сборах всяких популярных ебальников; алкоголь в цветных стаканчиках походил на кружок минеральной воды в детском саду — влад блевал от этой соленой шипучки. вечные костя с андреем по оба плеча слились куда-то на балконы, громкие компашки, куда-то далеко от влада, и он одиноко стоял поодаль от сквозняка стеклопакета. букер появился рядом так же быстро, как ушли ребята, и айко даже не успел насладиться одиночеством.
— выпиваешь? — его кривая улыбка рвала скудный задник съемной квартиры, но владу не то чтобы сильно нравилось.
— ну так… немного. — на деле стакан, что он держал в своей сухой руке был по счету далеко не десятым, просто он начал заливать еще задолго до прибытия сюда. на пальцах букера были какие-то тяжелые перстни из нержавейки и красные татушки на кисти.
— не составишь компанию? — бросает тот и лезет тесно рукой к плечу, прижимая и похлопывая пальцами. он был всегда таким… свободным, что отчасти даже завидно. через пару секунд после вопроса они просто съебались с квартиры.
когда айко попадал в присутствие этого заносчивого быдло-философа, на корке подсознания начинался плейлист из томных женских альтернатив, что пели что-то про смущение и выбор, симпатию и танцы в пламени. влад иногда щурил глаза, вслушиваясь в слова букера, потому что эти песни начинали играть громче, когда федя оказывался совсем рядом. сидел и чесал короткими ногтями колено, тянул одноразку, моргал в ожидании ответа. когда водка забивалась в артериях на шее, отливая бордовым пятном на тату, мелодии трещали еще более заразно, и хотелось говорить феде шуточки, смотреть подолгу в глаза взаимно и цепляться плечами с его — неосознанно, мнимо.
в алкомаркете давно не просили паспорт, не заглядывали сквозь стеллажи с бутылками, даже когда букер хватал самый дорогой вискарь. мужчины кутались в темных бежевых арках от хлопкового снега, что задувал в нос щекотно, и царапали спины о шершавые стены, увешанными объявлениями о желании вскрыться на выхино. федя не спрашивал банальщину, не заставлял раскрыть душу, не просил ничего, кроме зажигалки, спрятанной в кармане, хотя влад не курил с детства. видимо, ему некогда ждать от кого-то содействия, тем более от такого, как влад.
когда пальцы уже в сотый раз уложили черные волосы у лица, влад просто тряс головой, наклоняясь вперед, и хмурился. нос болел от холода, в щель между носками и джинсами забрался мокрый снег, вискарь перестал копиться в желудке и растопил извилины в кисель. владу хотелось в тепло: согреться, подышать через рот жарким кипящим паром от кружки чая и зарыться пальцами в короткие волосы букера на макушке. последнее резко перевесило оставшиеся, пульсируя под ногтями, а федя рядом даже не вслушивался в мысли. только пинал кроссовкой сугроб и харкал в сторону после скуренного. наверное, он даже не обидится, сделай кособуцкий какую-то глупость. обычно ее делает совсем не он.
под желтым уличным фонарем парень задрал замерзшую руку над собой и аккуратно задел чужое плечо. напротив слабо улыбнулись, бровями дергая, и отпили из бутылки чистогоном и не морщась. может, от его волос пахло тем табаком, что валялся бычками под ногами, или тем мужским лосьоном, запахом перетекая от шеи до затылка. может, это было бы даже слишком приятно, чтобы втягивать носом медленно и трепетно, сжимая веки с нетерпения.
— ты чего, владосник?
— владосник? — повторил влад с улыбкой на лице, зубами скалясь, но руку все же, в кулак сжимая неловко, попрятал назад в забитый вещами карман. — ничего. замерз просто…
может, букер в тот момент все же вслушивался, цеплялся вниманием за чужие взгляды. замечал то дыхание слабое и путающиеся мысли в голове. может, он слишком умный для влада, слишком внимательный и добрый. забрался в голову так просто и безнаказанно.
они шли до фединой квартиры с пустыми монологами в голове, волоча ноги по мокрому и скользкому льду. молчали каждый о своем, пряча глаза в телефоне, время проверяя, и незаметно для себя поникли в одно мгновенье. мысли их стали серыми и блеклыми, недостойными внимания собеседника, и все, что было в голове — лишь хруст снега под ногами да шум машин с длинного шоссе по правое плечо. рядом было ни души и тихо так, чуждо, что отчаянно хотелось просто прислонить голову к кирпичной грязной стене и подышать полной грудью.
пальцы в кармане с нервов потеплели, нос в черно-белом шарфе остыл от инея. федя рядом выкидывал пустую бутылку в железный бак со звоном, сравнимым с громом петарды, и все было бы таким же правильным и спокойным, без касаний и страха последствий.
лестничный пролёт парень даже не помнил, как букер ковырялся ключом во входной двери, как темно было в коридоре. после скинутых курток и сырых ботинок федя пошёл ставить чайник, айко в туалет — ладони под водой подержать, согреться колючей струёй кипятка.
руки у феди были шершавые и крупные, забитые ещё с молодых лет, и всегда привлекали внимание чёрными кляксами по всей длине запястья. он мог спокойно сдавить чайный пакетик, выжимая горячий чай в кружку, и помочь сделать это и другу; поднять тяжелого и далеко не миниатюрного мужчину, комкуя объемную худи на спине и прижимаясь близко-близко; он мог обнимать так рьяно и бережно, как не получалось ни у одного знакомого, пальцами так постукивая по плечу по-дружески и одновременно игриво. в голове снова что-то играло, отдавая дежавю и родной беларусью из детства, расстроенной гитарой и эхом по улице. родным теперь была совсем не она, не площадь независимости в минске с ее аккуратно выложенной брусчаткой вокруг большого и благородного фонтана.
— чего завис? — выкинул из бывалых воспоминаний своим вопросом игнатьев, помешивая зеленый чай липкой от сахара ложкой. напиток был еще слишком горячим для употребления, поэтому он невзначай заметил как напротив долго и тупо пялятся куда-то сквозь татуированные пальцы, держащие затертую домашнюю кружку с маленьким сколом на ручке.
— да я так, вспоминал кое-что. — кособуцкий волосы у лица поправляет рукой покрасневшей и глаза в стол снова тупит, не рассчитывая на продолжение диалога.
— ты лучше в следующий раз мне говори, я тебе руки сам греть буду. — он улыбается и кружку чужую придвигает ближе, сползая пальцами с ручки до влажной ладони. кожа у влада теплая, через секунду ещё теплее становится, и федя держит взгляд на лице упрямо, говоря этим что-то серьёзное. во рту сохнет резко. влад не знает, как реагировать. не знает, что сказать, кроме тупой улыбки, и теряется. рукой от стола дёргает выше и волосы поправляет, на лицо локоны перекидывая, а букер в ответ хмыкает и отпивает чай зелёный.
закончив, они встают одновременно из-за стола, и под ногами табуретка криво скрипит по полу. у влада щеки кровью наливаются от жара, и рукава лонгслива из старой коллекции мерча ладони прячут. в воздухе мечется волнение и недосказанность, но её оба стараются не замечать, и у феди это получается намного лучше. узкая кухня со столом в центре давит стенами, а когда букер подходит близко, звуки в голове потухают в одно мгновенье.
— тебе в гостиной постелить? — айко глазами круглыми из-под чёлки выглядывает и вновь пальцами её от лица откидывает с нервов. головой мотает, мол, нахуй надо оставаться тут, со всеми этими мыслями. — ладно, тогда… я такси вызову. сам тебя потащил за собой. — он стоит, глазами стреляя от бровей до подбородка, и непонятно даже — хочет добавить что-то ещё или терпит ожидание чужих слов. кособуцкий сглатывает и взгляд выше поднять мнется, только голову поворачивает в сторону и кивает. — спасибо, что свалил со мной.
— да это тебе спасибо, что забрал оттуда. не люблю я все эти блогерские встречи, не моё.
по пути с кухни запах чая и бывалого стыда улетучивается и остаётся послевкусием прожитого вечера. влад натягивает свои ньюроки с высокой подошвой и чувствует, как букер шагает навстречу, руки протягивая по обе стороны, прижимая к себе тесно. влад не отстраняется даже спустя пару секунд, только руку выше поднимает, что на плече лежала, и пальцами в волосы зарывается. даже не думая, не отталкивая свою хрупкую нежность в груди, просто так. федя на это реагирует улыбкой, которой не видать позади затылка, но влад все равно чувствует, как объятья из привычных растекаются руками с плеч к пояснице.
мужчина на пробу поворачивается лицом, близко совсем, и глазами щеки царапает. воздухом из носа кожу опаляет, и влад чуть погодя смотрит в ответ. волосы у него острые и сухие из-за пудры для укладки, но все равно приятно в ладони распадаются. айко даже не думает обо всем этом как-то иначе, чем о самом обычном касании. тому же можно.
из-за платформы на обуви влад с ним ростом ровняется и кажется уже не таким маленьким, хотя в руках все равно крошится. букер не понимает до конца, взаимно ли все это молчание, эти взгляды, потому что напротив видит только мутные и совершенно невинные голубые глаза.
— ты…
— я пойду, машина наверняка ждёт уже. — все как-то комкается в груди, словно пролитый на лист нового стихотворения чёрный кофе. игнатьева кидает из какой-то мнимой фантазии в реальность мягкий тон влада прямо у лица.
— да. конечно… — в приоткрытую дверь бросает напоследок: — спокойной ночи.
///
о той встрече получалось не думать, когда работаешь. когда рядом вечно трутся ребята, андрей лезет глазами в экран айфона и что-то говорит. владу нравилось просто просыпаться, съебывать на студию и делать вид, что все охуенно. даже если руки трясет, голос дрожит на высоких нотах, а в текстах снова фразы про любовь, бессилие и пропаганду. давно он не писал о том, как целует ключицы и оправдывается перед толпой за слабость, хотя, казалось, про последнее вся его мертвая карьера. федя не писал, да и не имел привычки делать это после пьянок и встреч. у них не было долгих дружеских отношений или запутанных совместных историй пополам. если бы не букер и его иголки под кожей, что к себе цепляли — влад бы забыл о его существовании после первой встречи, залитой водкой. тогда у него были длинные кудрявые волосы и веса в два раза больше. он к себе прижимал своими тяжелыми руками и рассказывал обо всем на свете: о жизни, о юности, как слышал трек влада у кого-то на вписке и к себе добавил. этого не хватило, они не притерлись, не начали пить на брудершафт, и влад неловко тянулся подальше от чужих касаний, а федя зачем-то подошел снова в чужой гримерке, а потом еще раз через месяц. обнимашки, поцелуи в волосы и записать его к себе на выступление просто для компании стало чем-то забавным. фит и выступления. игнатьев лез в жизнь, как скользкий уж, и пробирался между ребер аккуратно, пальцами с плеча до тату на шее — влад игнорировал, как школьница, и забывал после пары стопок. он еле помнил, что было на их первом выступлении, потому что нажрался так сильно, что не мог встать на следующий день с постели. в воспоминаниях мелькали софиты, крики толпы в черно-белых балахонах, как жарко было на сцене и хотелось пить. он выпил, потом больше, и перестало болеть в голове. у плеча терся крестов, кричал про новый бит, а между незнакомых ему людей улыбался и пил темный коньяк самый высокий гость в проходке. влад смотрел на него меж чужих глаз и разговоров, как никто другой не смотрит. парень покачивал головой, соглашаясь с монологом собеседника, и щурил глаза. федя так это и не заметил, выскальзывая из внимания в толпу и покидая забитую комнату. ноги сами пошли следом. бетонный пустой коридор вел к черному выходу. на улице ветер сдувал свежий снег на сугробах и таял на лице. букер стоял с сигаретой в губах и затягивался глубоко, смотря сквозь открывающийся вид на бледные пятиэтажки. — привет, еще раз. — тяжелая железная дверь прогремела за спиной после сказанного, и мужчина обернулся лицом во мраке за секунду до взгляда на влада в одном худи. — привет, звезда. — он смотрит на пустые пальцы и по привычке предлагает сигарету, на что получает быстрый отказ. не о чем было говорить. все восхищения и адреналин были выброшены в толпу еще во время выхода на сцену, и после окончания концерта на языке оставались лишь хриплые, слегка уставшие речи в полголоса. федя выпускал дым в противоположную от друга сторону, шмыгал носом и думал, надо ли что-то сказать. — отлично выступил сегодня. правда. — спасибо. — они смотрят друг на друга пару секунд и улыбаются. сигарета тлеет наполовину. — у нас же сегодня с тобой первое выступление с «поймаю тебя». вроде людям нравится. — еще бы им не нравилось. живот под кофтой неприятно обдувает холодом, и влад жмет плечи к себе, пряча руки в карман. неподалеку проходит кучка неформалов, громко разговаривает, светит электронками от затягов и смеется. один из них, по всей видимости, самый старший и проблемный, с подростковым и еще не сформировавшимся нормально телом, высоким ростом и ломким голосом с петухами на конце, кричит в сторону артистов: «смотрите!» — и рукой махает в направлении черного выхода клуба. букер поначалу просто улыбается, наблюдая за тем, как остальная шайка того крикливого пацана начала подбегать ближе к ограждению и выискивать залитыми дешевыми коктейлями в жестяных банках глазами, на кого и что им нужно смотреть. наверняка они бы даже не заметили стоящих за забором парней, западая в очередной глупый разговор ни о чем, но федю отдернул от мыслей влад, когда недовольно просопел и обернулся спиной к «фанатам», что ни музыки его никогда не слушали, ни на сегодняшний концерт не ходили, а просто лицо популярного с недавнего времени в тиктоке букера заприметили или просто доебаться захотели. ни в одном из случаев ему присутствовать было необязательно, и он отдернулся от той спокойной и приятной тишины в компании феди, пускай и стоять с ним было отдушиной от этого долгого и бесконечного дня. гарканье детей за забором неподалеку резало уши и подтверждало, что выпитого ими дешевого пойла в крови было достаточно для поведения, сравнимого с обезьянами. айко сдавил желваки и шагнул по направлению к железной двери, что недавно громко и тяжело закрылась с его приходом и, казалось, не открылась бы даже с приложением большой грубой силы. парня схватили за локоть со спины и телом пихнули ближе к двери, грубо и быстро прикладывая спиной к металлической основе. по спине, без того замершего влада, прошелся неприятный рой мурашек и позвоночник прогнулся по прямой, стараясь лопатками слегка отстать от ледяной двери. влад вопросительно вкинул блеклые брови и поднял глаза на федю, что стоял напротив и удерживал теперь уже не локоть, а чужое плечо. свет упирался ему в макушку и четко подчеркивал угловатое и вытянутое лицо с густой бородой и узкими усами. своей спиной и грузным телом он закрывал не только белый свет от лампы над входом, но и тех неприятных пьяных людей, их гул упирался мужчине в плечи и долетал до влада теперь уже не так звонко и гадко. спине стало теплее, и влад заметил спустя мгновенье, что раздражение отступило, но на его место пришла неподдельная и девичья неловкость. федя напротив слегка улыбнулся и уперся свободной ладонью в бетонную стену, наклоняясь совсем немного вниз, тем же уставшим голосом произнося: — погоди, щас подумают не то и съебут. можно будет не возвращаться в душную гримерку. его кудрявые сальные волосы слегка спали на лицо, и влад поначалу незаметно потянул пальцы выше, но отдернул себя от желания тронуть его волосы так близко, непозволительно близко. свет с наклоном перетек с головы на спину, и впритык федя был залит тенью этого вечера, запахом сигарет и знакомыми строчками их совместной с инспейсом песни. влад облизнул пересохшие губы и понял, что рядом больше никто не кричал, не пытался привлечь их внимание. улица вновь наполнилась той тишиной и свежей моросью, только уже не так расслабляла. влад прислонился затылком к металлу и задрал подбородок выше, кивая сам не зная чему. между их лицами можно было протянуть сетку, только бы не приближаться, но даже с ней взгляд букера пронизывал грудь прямо до недр возгорающей и трепетной души влада. дверь с противоположной стороны кто-то настойчиво толкнул, заставляя парня неуклюже клюнуть лбом федино плечо, и мнимое ощущение одиночества быстро расшаталось и сгинуло туда же, куда та шумная компания, благодаря которой кособуцкий почувствовал не только нарастающее раздражение, но и подходящую к горлу интимную заинтересованность.///
нет, это правда было уже не оправдать для себя. сидя в том баре напротив него; в квартире, уперевшись в стену уставшей сгорбленной спиной; в пяти сантиметрах от его лица — внутри что-то цвело и заставляло зрачки раскрываться, как бутоны спелой растущей камелии. хотя влад был скорее похож на ободранный одуванчик или лист сорняка поперек асфальта — упрямо и отчаянно растущий в рыхлой старой земле, всем назло. федя бы сказал что-то милое и приятное: что влад, подобный розам или чертовым тюльпанам, такой же притягательный и потрясающий. с его уст всегда вылетали самые разные комплименты и слова. он подбирал, старался и ластился. пропускать это мимо ушей стало сложнее, когда разговоры от простого «мне нравится» перетекали в: «последняя работа очень сильная. ты вдохновляешь меня на стихи, влад». забавно, а ведь когда-то влад писал первые строчки своим падшим в прошлом женщинам. грязные, напущенные и пропитанные обидой на пару с отвращением, инфантильные. стихи букера были взрослыми. со своими метафорами и отсылками на мировую историю, честные, хлесткие. слушая их в подъезде после прогулки вечером, кособуцкий пытался найти в них отклик внутри, взаимный всплеск, но все, что появлялось в груди, липло сладкой массой на ребрах и сердце. влад, перебирая в пальцах кончики еще длинной тогда челки, улыбался мыслям, что он первый слушатель этих строк. конечно, у него и в мыслях не было говорить об этом. с девушками не получалось обсуждать отношения, а говорить вслух о том, что федино присутствие вызывает намного больше эмоций, чем просто «хорошо»... может, владу было даже слишком хорошо, так не должно быть. школьная дружба закончилась, универские кореша остались в белоруссии, а федя это просто товарищ, просто коллега и интересный человек. его интересно послушать, посмотреть со стороны. спорить с ним влад даже никогда не пытался. ну, как-то пытался, но сдулся спустя пару сокрушительных и вызубренных еще в старшие курсы философского факультета аргументов. просто еще один этап, который владислав перерастет и забудет, отдаст затертую зажигалку и никогда больше не вернет назад.